еемник  Рашидова тут  же  приписал очередной миллион,  на
меньшее рука уже не поднималась.
     Сенатор,  человек  расчетливый  и  осторожный,  удивлялся  беспечности,
царившей  вокруг,  никто  не  верил в серьезные перемены, а они  должны были
грянуть по одной простой причине: страна неудержимо скатывалась к кризису --
экономическому,     экологическому,     политическому,     межнациональному,
финансовому, печальный список подобных  явлений  можно  было перечислять  до
бесконечности.  И  он  пошел ва-банк --  напечатал в партийной газете  серию
статей,  передал   редакции   многолетние   размышления   убитого  прокурора
Азларханова о  правовом государстве, которым  мы так  и не  стали, о  многих
сложностях и  противоречиях,  накопившихся в  крае.  Статьи  вызвали  шок  в
республике,  смелость  суждений,  неординарность  взгляда  говорили  о новом
мышлении,  принципиальности  автора, широте  охвата  проблем,  такой  оценки
действительности и перспективы не позволял себе еще никто.
     Неделю у  него  на работе и дома  обрывали телефоны, друзья удивлялись,
спрашивали -- откуда на тебя нашло? Он  отвечал кратко -- наболело! Не  было
только  серьезной  реакции сверху,  но и  она  вдруг последовала,  на  одном
крупном совещании генсек  Андропов высказал  мысли, очень  созвучные статьям
Сенатора, вот тогда его впервые и пригласили в ЦК.
     Там в долгой беседе  с одним  из новых секретарей  ЦК он признался, что
публикации, вызвавшие столь бурный интерес в республике,  из  его докторской
диссертации, которая уже несколько  лет из-за обстановки  в стране  лежит  в
столе.   С  докторской,  то  есть  с  двумя  украденными  папками  прокурора
Азларханова,  по  решению ЦК ознакомили  ведущих  правоведов  республики.  С
учетом небольших замечаний ему предложили защиту докторской в стенах местной
академии.  Так через  год он  стал доктором  юридических  наук. Правда, надо
учесть,  что  идею встретиться  с прокурором  новому  руководителю  ЦК подал
секретарь Заркентского обкома партии, а того, естественно,  попросил об этом
Шубарин.
     Продвинулся он  за год со своим помощником и по службе, получил высокое
назначение в  Верховный  суд  республики,  о  нем заговорили как  о  крупном
перспективном юристе, прочили завидную карьеру, хотя он знал, что это Японец
щедро рассчитывается  за  дипломат и за Коста, наверное, у него  появились и
новые  резоны  в  отношении  своего  нового  протеже.  Шубарина  трудно было
разгадать,  хотя  казалось, почти всегда  он говорил в открытую, не  скрывая
своих намерений. Присутствовал он и на банкете по случаю защиты  докторской,
поздравляя наедине,  сказал, что  подобную широту и демократичность взглядов
на наше право имел и убитый прокурор Азларханов. Сенатор не  понял ни тогда,
ни после, одобряет ли он его взгляды  или намекает на что-то иное. Отделался
Сенатор тогда общей фразой:
     --  Идеи  принадлежат  всем,  витают  в   воздухе,  важно  их  публично
обнародовать, застолбить свой приоритет.
     Медленно,  но  твердо страна шла к  переменам, наводя порядок и в самых
верхних эшелонах  власти.  И вдруг болезнь и неожиданная  смерть  Андропова,
жестко   взявшегося   вывести   в  державе  казнокрадство,   взяточничество,
землячество,  коррупцию,   бесхозяйственность  и  разгильдяйство,  начавшего
чистку в партии.
     Но  назначение  последующим  генсеком  бывшего  приближенного  Брежнева
говорило об откате политики на прежние  позиции. Как возрадовались приходу к
власти безликого Черненко, не  высказать, не было только  бурных  митингов и
манифестаций в его  поддержку, хотя они прошли в  душах крупных чиновников и
людей,  власть предержащих.  В  те  дни  по  долгу  службы Сенатор  приходил
несколько раз  в ЦК,  какое ликование видел он на лицах, восторг нельзя было
спрятать, а ведь там работали люди, хорошо владеющие собой. Как переменилось
вдруг отношение к нему самому,  его в упор никто не видел.  В иных глазах он
читал откровенно: "Ну что, писака, прошли твои времена? Свободы, демократии,
правового государства захотел? Верховенства закона над партией?"
     В те дни он долго  не мог  найти Артура  Александровича, собирался даже
поехать к нему в Лас-Вегас, где пока еще находилась его основная резиденция,
но Шубарин словно чувствовал настроение своего нового друга, нагрянул как-то
поздним вечером домой, и проговорили они тогда до полуночи.
     -- Не паникуй... -- говорил Шубарин, как всегда,  спокойно и взвешенно,
-- помнишь  ленинскую работу  "Шаг вперед и два шага  назад"?  Сейчас  у нас
произошло нечто подобное, условно, конечно. Государству не миновать перемен,
и даже радикальных, поверь  мне, я владею экономической ситуацией в  стране,
она плачевна, абсолютно нечего  предложить  внешнему  рынку,  все допотопно,
громоздко,  нефтедоллары  проели,  пропили,  а новые не  светят.  Экономика:
пустые  прилавки  и   обесцененные  деньги  толкнут  страну  к  политическим
реформам. Но мысли, что вы успели высказать при Андропове в своих нашумевших
статьях, давно уже живут в народе, его  интеллигенции, просто вам удалось их
раньше  других  обнародовать,  оттого  они  попали  в  подготовленную почву,
вызвали резонанс, легли на душу гражданам.
     Людям  из аппарата, к коим  принадлежите  и  вы,  до  сих  пор  не было
свойственно  высовываться без  указания,  жить  и творить анонимно -- вот их
кредо. А  в вас увидели живого человека, личность, если это любят массы,  но
не приемлет аппарат. Оттого он так дружно и молниеносно выразил сегодня свое
отношение  к  вам. Но они просчитались  и  на этот  раз, путь демократизации
общества  и  создание  правового  государства  --  единственное, что выведет
страну  из тупика кризисов. Народ любит  опальных  князей, и вы еще  пожнете
плоды своей популярности от нынешней немилости аппарата, поверьте мне.
     И  по  существу  нашего  беспокойства  со  сменой  власти  в  Кремле --
насколько  я  знаю,  ваши  теоретические изыскания в области  права  и  ваша
частная  жизнь  и устремления  несколько разнятся,  как утверждают писатели,
знатоки человеческих душ, автор и  его литературный  герой не одно  и то же.
Оттого, я думаю, душевного разлада вы не испытываете. Москва  далеко, и пока
у  власти  Черненко,  почти  все решается здесь, в Ташкенте.  Ваша карьера и
благополучие зависят  от конкретных людей, очень многим  обязанных  вам,  не
будем же мы каждому аппаратчику объяснять ваши особые заслуги.
     Разговор с Шубариным внес спокойствие в  душу, он даже  выработал после
встречи с ним особую тактику поведения, демонстративно подчеркивая  кое-где,
что он  находится  в опале у верхних  эшелонов  власти, но это не мешало ему
занимать  довольно-таки  значительный  пост в Верховном суде  и жить прежней
жизнью, хотя с тех пор с Беспалым не грабил по ночам ни банков, ни сберкасс,
ни  подпольных миллионеров,  подробным списком  которых  располагал,  и этот
список-досье у него пополнился, когда он  внимательно разобрался  с бумагами
убитого прокурора Азларханова.  Документы те, как  сложный  роман, следовало
читать  по многу  раз,  всегда  отыскивались новые подробности, детали. Иная
информация поворачивалась вдруг  совершенно  неожиданной стороной,  а  какие
связи,  ответвления они таили  и  предполагали,  только  многое  нужно  было
достраивать самому, логически вычислять варианты. Видимо, Азларханов готовил
материалы в  спешке  и все-таки рассчитывал прокомментировать их  куда шире,
чем сделал  он  это  в  магнитофонных  записях,  не  исключено, что  он  сам
предполагал вести столь скандальное дело. Интереснейший получился бы процесс
-- почти  в каждой очной ставке предстал  бы сам бывший прокурор Азларханов,
ему пришлось  бы  на суде быть и свидетелем и обвинителем одновременно,  и в
этом  случае  вряд  ли  кому-либо  из преступной  шайки,  включая министров,
секретарей ЦК и обкомов, удалось бы выскользнуть на свободу, крепкой хваткой
и профессиональным умением обладал скромный теоретик, на поверку оказавшийся
и лучшим практиком.
     Сухроб Ахмедович  так вжился в роль  опального демократа,  что позволял
себе  время  от  времени письменно  рассылать  редакторам газет  и  журналов
предложение написать для них статью, обзор,  комментарии. Уже  одно название
или тема бросали в дрожь  и ужас руководителей прессы,  и  они,  под всякими
надуманными   причинами,   любезно  отказывали   или  навязывали  совершенно
безобидные проблемы, якобы волнующие редакцию, в общем, случалось то, на что
и  рассчитывал коварный Сенатор. Заполучив желанный ответ, он подшивал его в
специальную папку  и при случае показывал коллегам,  друзьям, доказывая, что
ему не  дают  дышать, развернуться  его  научной мысли,  закрывают дорогу  в
академию, в стенах которой он так блестяще, на ура,  защитил докторскую, вот
уж куда метил дальновидный ночной взломщик с дипломом юриста.
     Внимательный  и  верный помощник  Миршаб, тенью  двигавшийся  по службе
вслед  своему патрону, в те дни как-то отметил  про себя:  "Если  он  раньше
хотел быть  сыщиком  и  вором  в  одном  лице,  что,  впрочем, ему  блестяще
удавалось,  то теперь к  этим  двум ипостасям  он  хотел еще  -- угнетать  и
защищать  угнетенных одновременно,  душить  свободу и  быть  ее  глашатаем".
Поистине шеф поражал даже видавшего виды Салима Хасановича.
     То, что Артур Александрович оказался абсолютно прав в своих прогнозах и
выводах, подтвердил и факт следующего продвижения Сенатора по службе. Да-да,
еще  при жизни верного ленинца  Черненко,  при том самом аппарате,  который,
казалось, проявлял к нему немилость и не давал дорогу.  Со смертью  Брежнева
кадровая  чехарда,  как  смерч,  пронеслась   повсюду,   особенно  при  Юрии
Владимировиче Андропове.
     Преуспел в кадровых перемещениях и Черненко, или точнее те, кто стоял у
его  кровати,  не  миновала  эта  эпидемия  и  Узбекистан,  тут перестановки
происходили куда чаще, чем где-либо. Каждое утро, открывая газету, обыватель
злорадно интересовался, ну, посмотрим, кого сегодня скинули.  И не проходило
дня, чтобы его любопытство не удовлетворялось.
     Продвижение Сенатора по службе обошлось  без помощи и протекции  Артура
Александровича, он в  это время находился во  Франции, отъезжая, шутил, хочу
встретиться с Карденом, хотя  прокурор понимал, дай встретиться двум деловым
людям и не мешай, выиграли бы обе страны, особенно советские покупатели.
     Освобождалось  место заведующего административным отделом ЦК,  он узнал
об этом  случайно, впрочем,  о таких вакансиях не трубят  в трубы, делается,
как и делалось, в тиши, келейно. Знал Сенатор и кто метит на замещение, знал
и от  каких людей  зависит  назначение; должность эту  он давно  примерял на
себя, в последнее  время, прослыв просвещенным и широко мыслящим юристом,  и
впрямь  уверовал  в  свою  исключительность.  Шансов  теоретически  не  имел
никаких, тем более  без  помощи  Шубарина.  И  тут  он  вспомнил  про бумаги
Азларханова, в  его документах  при  удачной  комбинации находился  путь  ко
многим людям  у власти,  умело шантажируя, можно  было  рассчитывать  на  их
поддержку. Но пользоваться взрывоопасным материалом напролом  он не решался.
Появись  предлог  насторожиться пытливому  Японцу,  он  сразу вычислит,  что
прокурор ведет нечестную игру, догадается, что есть  копии с тех документов,
что выкрали из Прокуратуры республики. Играть с огнем не следовало, Ашот, да
и тот же  Коста, давно восстановивший форму в  лучших клиниках и на курортах
страны, выколотят любые признания если не у него, то у  Салима, опыта  им не
занимать.
     Но   он  не  хотел  упускать  момент,   когда   еще  подвернется  такая
благоприятная  ситуация  сделать  карьеру,  подобные места  не  каждый  день
освобождаются, можно  вакансию прождать всю  жизнь. Сенатор  умерил  бы свой
пыл, довольствуясь  креслом  в Верховном суде, если бы знал,  что на  постах
выше сидят люди широко образованные, с  высочайшим  интеллектом, благородные
не только в душе, но и в  поступках, наверное, таким-то людям он не  стал бы
поперек  дороги.  Но ведь он  знал карьеру почти каждого высокопоставленного
лица,  кто за  ними стоит, откуда  они родом, на ком  женаты  сами и  с  кем
породнились детьми, какими приблизительно капиталами располагают, кто за них
пишет книги и докторские, умные статьи и доклады,  кого они покрывают, тащат
наверх и тех, кто покровительствует им.
     Два дня, в  субботу и воскресенье, они вместе с  Салимом не выходили из
дома, словно пасьянс, раскладывали документы из дипломата и так и  эдак, час
за часом прослушивали записи  Азларханова, искали  вариант, который никак не
должен был  насторожить Японца, но тщетно --  все представляло  определенный
риск, беспроигрышный расклад не  выстраивался.  В понедельник  утром Миршаб,
оставшийся ночевать в  особняке прокурора, приводя в порядок разбросанные по
столу документы, обратил  внимание на  одну ведомость  по выдаче  зарплаты с
особо крупными суммами, они  ее изучали уже десятки раз, не фигурировала там
ни  одна  искомая  фамилия,  не  виделось  хода  к  тем,  кто  решал  судьбу
назначения.
     -- Сухроб!  -- позвал он из другой комнаты злого, невыспавшегося друга.
-- Посмотри,  пожалуйста,  вот  эту  фамилию, не родной ли это  брат  нашего
уважаемого Тулкуна Назаровича?
     "Назаров Уткур" -- увидел в ведомости  Сенатор.  Они  оба хорошо знали,
что  на  Востоке  родные,  единокровные   братья  часто  живут  под  разными
фамилиями.
     -- Нет, Тулкун Назарович -- ферганский, это всем известно, а  ведомость
из другой области, -- ответил огорченно прокурор.
     -- А знаешь, где отец Тулкуна Назаровича  начинал свою карьеру и десять
лет был там секретарем горкома  и лишь на старости смог вернуться в Фергану,
а точнее  в Маргилан, а ведомость как  раз получается из тех  мест. Не стал,
наверное, он,  уезжая оттуда, оставлять особняк кому-нибудь, все-таки у него
семь сыновей, Уткур Назаров, видимо, и есть старший брат.
     -- Любопытно, любопытно, -- сразу повеселел хозяин дома, -- если так, я
прижму этого партийного  бонза. Ты  сегодня  же должен  выехать  на  место и
осторожно набрать материал на него, если, конечно, он родственник уважаемого
Тулкуна-ака.
     Вечером того же дня Салим позвонил домой шефу и  радостно  сообщил, что
они верно взяли след, и обещал завтра вернуться не с пустыми руками.
     --  Ай да Салим!  -- восхищался Сенатор  товарищем,  на удивление жене,
даже открыл шампанское и поднял за него тост.
     Вот он,  вариант без  риска, хотя ниточку они  дернули  все из  тех  же
бумаг, теперь  он  крепко  прижмет к  стенке  спесивого вельможу и  Шубарину
заодно  нос  утрет.  Работая  в  Верховном  суде,  он  сам  мог  располагать
материалом  на его братца, если прежде на него заводили дела, да и почему бы
ему  не  взять  под микроскоп  родню  этого  босса,  если  от  него зависело
назначение  на  столь  ключевой пост, логика железная, да и Миршаб наверняка
привезет материал  достаточный  и  ссылаться  на  ведомость  из  шубаринской
кормушки не придется.
     Помощник появился на следующий день к концу работы. Войдя в кабинет, он
сказал шутя:
     --  Еще  не  обжили  как следует кабинет в  Верховном  суде, а придется
перебираться в Белый дом...
     -- И всего-то на третий этаж, -- ответил в тон шеф.
     --  А  ты  хотел  сразу на  пятый? --  спросил  помощник, и они  вместе
рассмеялись.
     Салим  расстегнул  портфель и  бросил  на  стол  три казенные  папки  с
кратким, как  выстрел, обозначением -- "Дело", две из  них  были  старые, из
плотного картона,  с хорошим ясным тиснением, вероятнее всего,  записи в них
велись  еще  чернилами,  до  эры  шариковых ручек.  Третья,  самая  толстая,
заведена год-два  назад, и фамилия "Назаров"  на обложке  писалась добротным
фломастером.  Сенатор не проявил к  папкам никакого интереса, даже брезгливо
отодвинул  их  на край  стола,  ему все стало  ясно, но он на всякий  случай
спросил:
     -- Что, умен, талантлив, невероятно изворотлив братец Уткур?
     --  С чего ты взял! Примитивен до раздражения. Обычная схема для нашего
края:  один  брат  идет  работать  в  правоохранительные  органы,  другой  в
партийный  аппарат,  третий  в  советский,   а  остальные  занимают  хлебные
должности: на мясокомбинате, на лесоскладе, винно-водочном заводе, торговле,
строительстве, автотранспорте, нефтебазе и  тянут, что только могут. Да  при
такой страховке со всех  сторон, абсолютной безопасности  и самый осторожный
станет тащить день и ночь. Потом, как ты знаешь, такие  люди роднятся с себе
подобными,  если в клане нет  выхода на прокуратуру,  они  найдут его  через
молодоженов, в каждом доме и жених  и невеста  найдутся, которые  никогда не
пойдут против  воли родителей. Говорят, однажды Уткур Назарович  похвалялся,
что  на всей длинной цепи  проверок  и контроля, в  каждом звене у него есть
родня, она и  предупредит  его заранее, и не  заметит того, чего не надо,  и
защитит, если  потребуется.  Уткур возглавлял там в разное  время  три особо
чтимые  на Востоке места: мясокомбинат, лесоторговлю, а в  последние годы, и
по  сей  день,  крупный  автокомбинат  с   парком  междугородних  автобусов,
автобазой рефрижераторов и  большегрузных автомобилей-дальнебойщиков,  место
даже почище, чем мясокомбинат вместе с винзаводом.
     Два  старых дела, это  когда он возглавлял мясокомбинат и лесоторговлю,
замяли  старые сослуживцы  и выдвиженцы  отца, хотя не обошлось и без помощи
Тулкуна Назаровича, он тогда  в  народном  контроле республики  работал, его
заключение  дважды и  спасло вороватого братца Уткура. А  третье дело завели
уже  при Юрии  Владимировиче  Андропове,  и  вряд ли  бы  он выкрутился,  но
изменилась обстановка  в  стране в  связи  с  приходом  Черненко,  к  власти
вернулись многие друзья и коллеги отца. Но самое большое влияние на ход дела
оказал наш общий  ныне друг  Шубарин.  Все  до одного водителя забрали  свои
заявления о  том, что директор автокомбината облагал  их непомерной данью за
каждый рейс. Видимо, крепко поработали Ашот и Коста с друзьями, шофера народ
вольный, упрямый, и то сдались, дружно  сказали, что оговорили директора  за
принципиальность и твердость.
     Время  поджимало,  и они  решили  действовать безотлагательно.  Сенатор
набрал  по  вертушке четырехзначный  номер  телефона  Тулкуна  Назаровича  и
довольно-таки твердо просил принять его утром. На вопрос, по какому поводу и
почему такая спешка, ответил туманно: "Не телефонный разговор..."
     Старый и многократно проверенный прием заставить  человека волноваться,
думать, что же это за тайна, что нельзя ее доверить телефону.
     -- Дожал ты все-таки его, и первый ход за тобой, мог при его замашках и
амбиции и  отмахнуться от встречи, -- сказал Салим,  как только  шеф положил
трубку.
     -- Да  я припру его к стенке не только из-за  должности, карьеры, а еще
потому,  чтобы  они  всерьез считались со мной.  Такие люди  понимают только
силу, грубую силу,  а  мы сегодня с тобой  при  общем  хаосе и растерянности
вокруг могучи как никогда.
     Направляясь в  Белый  дом,  он проанализировал свою  первую  встречу  с
Шубариным  после  налета на  республиканскую  Прокуратуру, так  же тщательно
оделся и так же жестко  запланировал строить разговор,  жать до последнего и
дать понять,  что он всерьез и надолго  решил перебраться в здание на берегу
Анхора.
     Проговорили  они  час  пятнадцать  минут,  возник момент, когда  важный
хозяин кабинета даже порывался  выставить нахального шантажиста за дверь, но
тот начал выдавать такие подробности,  что Тулкун Назарович сразу перешел на
примирительный тон, а в конце концов, добитый, устало спросил:
     -- Чего вы хотите, чего добиваетесь?
     -- Я  бы не хотел, чтобы меня несправедливо оттесняли от должностей, --
сказал он веско и с  достоинством и тут же сам похвалил себя за ответ. Уроки
Шубарина и общение с ним пошли на пользу.
     -- Разве служба  в Ве