еку  увидел  автофургон,  начиненный  японской  электроникой,
откуда  без  помех прослушивали  ваше совещание.  Техническая  вооруженность
наших противников поражает меня, и я готовлю выставку  тех средств, что  нам
удалось конфисковать, она должна  нас  заставить подумать  о  многом. А  что
касается вашего сообщения, продолжайте свое  совещание, не спугните человека
на крыше, я выезжаю на задержание сию минуту.
     Через час,  когда прокурор закончил  совещание,  полковник  Джураев уже
дожидался его в приемной.
     Камалов тотчас пригласил его к себе.
     -- Ну как? -- нетерпеливо спросил он, теперь уже почему-то сомневаясь в
своей догадке.
     -- Вы  оказались правы, да мы  сработали не  лучшим образом, -- ответил
полковник с досадой.
     -- Что, ушел?
     -- Обижаете, таких промахов мы себе не позволяем. Не уберегли.
     -- При попытке к бегству? -- вырвалось у прокурора.
     -- Все  произошло странно и непредсказуемо, боюсь, на этот  раз мы вряд
ли возьмем чистый след. Слушайте. Через десять минут после вашего звонка я с
двумя розыскниками  уже  поднимался  из  двух подъездов на  крышу.  Судя  по
расположению   вашего  окна,  мы   предварительно   рассчитали,  где  должен
находиться человек, интересующийся секретами прокуратуры. Мы не ошиблись, он
находился там,  где и предполагали. Занятый  делом, он не заметил, как мы  с
двух сторон,  почти  вплотную, подошли  к нему, он не  делал даже попытки  к
побегу, только попытался стереть  запись,  и  это  ему не удалось, наручники
быстро  защелкнулись у него на руках. Когда мы вели его к пожарной лестнице,
он вдруг споткнулся  и упал. Я даже пошутил, что от страха ноги подкосились,
но он не отвечал и не  вставал.  Когда я склонился над ним, увидел на груди,
на рубашке, алое пятнышко крови. Пуля попала прямо в сердце, видимо, стрелял
человек,  страховавший  его   работу.  Мы  не  слышали   выстрела,   стрелял
профессионал,   пользующийся   глушителем.   При   нем   было   водительское
удостоверение, и надеюсь, что нам с минуту на минуту дадут знать, кто он.
     --  Какая жалость, -- искренне вырвалось у Камалова, -- у нас набралось
столько неотгаданных загадок, и мы могли сегодня получить ответ на многие из
них.
     -- Не огорчайтесь, -- успокоил Джураев, --  люди,  рискнувшие пойти  на
такой  шаг, не остановятся на  полпути,  у них  есть цель, и они обязательно
проявятся, нужно быть начеку.
     И в этот момент вместе с помощником в кабинет вошел один из розыскников
полковника.
     -- Ну что,  выяснили, что это за человек? -- спросил охваченный азартом
полковник.
     Вошедший протянул бумажку, и Джураев прочитал вслух.
     -- Айдын  Бейбулатов, турок-месхетинец, тридцать  лет, имел  судимость.
Еще  недавно проживал в знаменитом Аксае и  был  среди доверенных людей хана
Акмаля.
     -- Аксай? Хан Акмаль? Так вот,  оказывается, куда  ниточка  тянется, --
прервал прокурор полковника.
     Вслед за бумажкой вошедший протянул Джураеву пулю со словами:
     -- Эксперты сказали,  что стреляли из  автоматического  оружия новейшей
конструкции, судя по необычной пуле, оружие заграничное.
     Джураев, рассмотрев пулю, передал ее прокурору.
     -- Да, тут и на глаз видно, что пуля не наша, -- подтвердил Камалов.
     Когда помощник с розыскником ушел, повеселевший Джураев сказал:
     --  Ну вот и  след объявился,  а вы  горевали.  Не ожидали,  что  снова
всплывет хан Акмаль? Поверьте моему опыту, прокурор, даже если  вы  и десять
лет пробудете на этом посту,  еще многое прямо или косвенно будет  связано с
ханом Акмалем, его наследие -- вечно.
     --  И все-таки  какой безжалостный  человек стоит за убийством молодого
человека из Аксая, -- сказал вдруг прокурор, вновь и вновь анализируя смерть
Айдына.
     --  Пожалуйста,   проясните  вашу  мысль,  --  встрепенулся  неожиданно
Джураев.
     -- Я  не  вижу смысла в смерти молодого месхетинца. Человек, стоящий за
убийством, циничен  до  предела,  для  него  жизнь человека -- копейка.  Вот
главные черты нашего противника, о  котором мы почти ничего  не знаем. Но он
уже дважды проявил  себя, в третий раз,  хоть издалека,  мы  заглянем  ему в
лицо.
     -- Я вот о чем подумал, -- сказал задумчиво полковник. -- Ваша  мысль о
жестокости  навела меня  на  мысль о другом, давнем  преступлении.  Там тоже
соучастник,  как  и  Айдын,  честно  выполнявший свои  обязанности,  остался
мертвым в двух  шагах от свободы. Сейчас  мне почудился если не один почерк,
то один безжалостный стиль.
     --  Можно  чуть  подробнее, -- попросил  Камалов и включил  диктофон на
столе.
     Джураев  показал глазами на  чайник,  намекая, что  разговор  предстоит
долгий, и начал:
     --  Это случилось давно, в  ту осень,  когда умер  Рашидов, точнее,  на
другой  день после его смерти, когда еще мало кто  знал об этом. И  к первой
части истории я имею самое непосредственное отношение.
     Но тут я должен сделать небольшой экскурс в  сторону, иначе вам  трудно
будет  воспринимать  историю  в целом.  В  ту  пору я  имел погоны  капитана
угрозыска и работал далеко от Ташкента. Областной прокуратурой  командовал у
нас Амирхан Даутович Азларханов, как и вы прибывший в наши края из Москвы, в
свои  тридцать шесть  лет он  оказался самым  молодым  в республике на таком
высоком  посту.  Честный, принципиальный, хорошо образованный,  ему  прочили
большое будущее,  противники за  глаза называли  его  Реформатор,  Теоретик.
Здесь,  в  здании Прокуратуры, он  не раз выступал с  докладами, вызывавшими
шумные споры. Однажды на рассвете у  меня дома раздался телефонный звонок --
из милиции сообщили, что в самом дальнем районе нашей области убили его жену
-- Ларису. Она ученый-искусствовед, занималась прикладным искусством народов
Средней Азии,  а  если точнее,  коллекционировала керамику Востока.  В своем
деле  она  преуспевала  и  пользовалась  международным  авторитетом,  издала
несколько альбомов  по искусству,  часто организовывала выставки за рубежом.
Убили ее за диковинный фотоаппарат  "Полароид", делающий моментальные снимки
в  цвете. Для  меня  готов  был вертолет, и  я  тут  же отправился  на место
происшествия. К вечеру мне удалось задержать убийцу. Им оказался  сын одного
из влиятельных людей в области, чей клан правил тут уже десятки лет.
     Во время допроса  с Амирханом  Даутовичем случился  инфаркт, потому что
убийца  оказался студентом  четвертого курса  юридического факультета и  уже
видел себя  прокурором. Кстати сказать, он и станет чуть позже прокурором  в
том  районе,  где  некогда  сам совершил убийство.  Пока  прокурор лежал два
месяца  в больнице,  клан  успел  повернуть  дело  по-своему  и  за  решетку
отправили  другого  человека.  Вернувшись  из  больницы и  узнав  ход  дела,
Азларханов от бессилия получил  второй  инфаркт и  еще на полгода  выбыл  из
борьбы. Пока он отсутствовал, в области началась охота за мной, и, если бы я
не уехал, на меня обязательно  сфабриковали  какое-нибудь  дело.  Однажды, в
отчаянии, я  отписал ему письмо в  Крым  с просьбой помочь переводу в другую
область,  так  я очутился в  Ташкенте.  Оправившись  после  двух  инфарктов,
Азларханов вступил в борьбу с родовым кланом Бекходжаевых, у которых на всех
уровнях,  и в  области,  и в столице, есть  свои люди. Силы оказались  столь
неравны, что прокурор лишился  всего: должности,  дома,  партийного  билета,
доброго имени, его даже помещали в психбольницу. В конце концов ему пришлось
покинуть город, где он прожил десять лет, ибо там ему не нашлось работы даже
простым юрисконсультом, клан повсюду перекрыл ему кислород.
     Я в Ташкенте  с тремя  детьми и беременной женой, без квартиры, рядовой
работник   угрозыска,  ничем  не  могу  помочь  униженному,  оболганному   и
растоптанному  прокурору. На  борьбу с кланом у прокурора ушли годы, и через
пять лет после смерти жены он оказался в небольшом городке соседней области,
который часто фигурирует в уголовных делах под названием  Лас-Вегас.  Там он
устроился  юрисконсультом  на  небольшом  консервном  заводике  и,  кажется,
окончательно   сломленный,   потихоньку  доживал   свои  дни,  здоровье  его
ухудшалось год от года.
     Но вот  тут-то  в его жизни неожиданно происходят  крутые перемены. Его
нанимают на работу юристом крупные дельцы  Лас-Вегаса. И  он  вновь начинает
возвращать себе  утерянное общественное положение, появляется на  престижных
свадьбах,  его  повсюду приглашают в гости. Когда до  меня дошли  слухи, что
такой  убежденный  законник  сотрудничает  с  миллионерами-цеховиками, я  не
поверил. Но потом, после первого шока, подумал -- в жизни  все бывает, и  не
дай бог никому пережить то, что досталось на его долю.
     В общем,  я не стал  судить  строго,  знал, что  ему уже мало  отпущено
времени в жизни,  к тому же  я любил его. И, как подтвердило время, оказался
прав, убежденный в его  порядочности  и верности закону и правосудию. В день
смерти Рашидова, о котором я уже упоминал, у меня на работе раздался звонок,
и я  узнал взволнованный голос прокурора  Азларханова. Он просил ровно через
полчаса быть здесь, у здания республиканской Прокуратуры.  Он не стал ничего
объяснять, но я понял, что случилось что-то важное, неотложное. Я опоздал на
встречу минуты  на две и даже видел издалека,  как  его преследовал какой-то
парень.  Амирхан  Даутович  успел  вбежать  в вестибюль  Прокуратуры,  и тут
преследователь,  видимо охотившийся  за дипломатом  в  его руках, пристрелил
прокурора. Я успел задержать убийцу, но не успел спасти своего друга.
     Вот  такая  вкратце предыстория,  а  теперь  начинается  вторая  часть,
странная  до невероятности,  возможно,  она наведет вас  на какую-то  мысль,
связанную с убийством Айдына.
     Тут  вошла секретарша с чайником, и хозяин кабинета сам торопливо налил
полковнику  чай.  История  представляла  интерес  для  Камалова,  и  у  него
появились  кое-какие  соображения,  но  полковник, конечно  видевший,  какую
реакцию  вызвал его  рассказ, как истинный  восточный  человек,  презиравший
торопливость и суету, спокойно выпил пиалу, другую и только потом продолжил:
     --  Отдай  он  преследователю  дипломат,  остался  бы  жив,  но  он  не
смалодушничал и на самом краю жизни.  Умирая,  все же не разжал рук на груди
преступника, держал, что называется, мертвой хваткой. Арестовав преступника,
я считал свою миссию  выполненной.  Дипломат прокурора  я передал начальнику
следственной  части  и  просил  на  другой  день  вручить   лично  прокурору
республики.
     Утром, явившись на службу,  я  остолбенел от сводки, лежавшей у меня на
столе. Оказывается, ночью совершили нападение на Прокуратуру, вскрыли сейф и
выкрали тот  самый дипломат, за который мой друг заплатил жизнью. А во дворе
остались два трупа: дежурного милиционера и взломщика по прозвищу Кощей.
     Видя, что Камалов сделал какую-то торопливую  запись,  полковник сказал
веско:
     -- Но и это оказалось не все, одно событие той ночи не вошло в утреннюю
сводку МВД. При задержании  преследователя я повредил ему позвоночник, и его
отвезли в Институт травматологии, чтобы срочно сделать рентгеновские снимки.
И ночью преступника похитили из больницы, нам не удалось установить даже его
личность. Вот  такие события разыгрались накануне грандиозных похорон Шарафа
Рашидовича.
     В эти  же  дни в Прокуратуре  республики находилось  несколько  дел  по
ростовским  бандам,  орудовавшим в  Узбекистане. Орудовавшим  особо жестоко,
дерзко, цинично,  ныне  это называется -- рэкетом,  а  на  мой взгляд, особо
тяжким  разбоем,  а  в  кармане  у  того,  кто вскрыл  сейф,  вынес дипломат
человеку, страховавшему операцию, оказался  билет на Ростов, да и  сам Кощей
был родом оттуда. И следствие стало разрабатывать ростовскую версию, начисто
исключив чьи-то  местные интересы. Возможно, кто-то, хорошо знавший практику
прокуратуры, ценой жизни человека направил следствие сразу по ложному следу.
     -- Какого человека? -- спросил, уточняя для себя кое-что, Камалов.
     --  Того, кто  вскрыл  сейф  и  доставил  дипломат тому, чей  заказ  он
выполнял.
     -- Да,  вы  правы,  история  чем-то  похожа  на  случай с  Айдыном,  --
подтвердил прокурор.
     -- На мой взгляд, человек, страховавший операцию, а это вполне мог быть
сам  заказчик, убил  охранника  Прокуратуры вынужденно, а Кощея  специально,
чтобы завести  следствие в  тупик.  И  мне уже тогда  показалось,  что  этот
человек хорошо знает работу правовых органов, оборотень из нашей среды.
     -- А как двигалось следствие?
     -- Я  специально не интересовался, прокуратура не любит, когда суют нос
в  ее дела. Но насколько я знаю, затратив полтора года на ростовскую версию,
следствие запуталось,  и  дело  положили  на полку. Но  оно не шло у меня из
головы,  потому что касалось моего друга.  Но только сегодня  я почувствовал
какую-то параллель  между смертью Кощея и убийством Айдына.  Напрашивается и
еще одна параллель с прошлым убийством: и на сей раз за смертью Айдына стоит
человек, хорошо ориентирующийся в делах прокуратуры,  ведь  не каждый знал о
сегодняшнем  секретном  совещании  у  вас в  кабинете,  вы  ведь  не  давали
объявления ни по радио, ни по телевидению...
     -- Верно, я об этом как-то не подумал. Можно даже очертить  список лиц,
знавших о сегодняшнем совещании у меня.
     --  Придется поработать и  со списком, -- твердо  сказал  полковник, --
буду  обязан,  если вы  покажете  его  и  мне.  Я ведь  многих  тут  знаю  и
догадываюсь,  что  кое-кто из них  сидит на двух  стульях, да трудно  к  ним
подобраться с высоты моего положения, слишком важные посты они занимают.
     -- А почему вы  не забрали дипломат с  собой в  МВД? --  спросил хозяин
кабинета.
     --  Во-первых,  неудобно,  Прокуратура  все-таки,  надзорная инстанция.
Во-вторых,  унеси я дипломат, пришлось бы доложить о  нем руководству, среди
которого  есть  немало  людей,   проявлявших  пристальный  интерес  к  жизни
опального  прокурора.  Не исключено,  что в кейсе могли оказаться  кое-какие
бумаги и на высшее руководство МВД.
     Несколько раз входил и выходил помощник, Джураев понял, что у прокурора
Камалова  появились  срочные  дела, и  он  без  восточных  церемоний  быстро
откланялся, сказав на прощание:
     --  Держите меня в  курсе  дел и всего подозрительного, события набрали
ход, и они уже не остановятся.
     В приемной у  Камалова собралось несколько следователей по особо важным
делам  из Москвы, и каждому  требовалась  подпись  прокурора на каком-нибудь
важном документе, но чаще всего решался вопрос о санкции на арест.
     Как только поток посетителей иссяк, прокурор включил диктофон и еще раз
прослушал  рассказ полковника Джураева.  Да, опытный розыскник нащупал явную
параллель  между двумя убийствами, несмотря на срок давности, тут  было  над
чем поразмыслить.
     Рабочий день подходил к концу,  и  Камалов,  спохватившись, позвонил  в
архив  и  попросил  подготовить  к завтрашнему дню дело  о давнем налете  на
Прокуратуру республики.
     Он  долго  расхаживал по просторному  кабинету,  где  часто проводились
всякие  совещания,  и  вдруг   его  озарила  такая  догадка.  Безусловно,  к
сегодняшней  акции  приложил  руку   человек,  хорошо   знавший  о  делах  в
Прокуратуре и даже о секретных заседаниях.  Но и в случае  давнего налета на
следственную часть  преступник  точно  вскрыл  сейф, где находился  дипломат
прокурора  Азларханова,  не  ошибся, хотя у  них в  распоряжении  было всего
несколько  часов.  Значит, навел человек,  работающий в этих  стенах. Отсюда
вытекала и другая мысль  -- не  стоял ли за обоими преступлениями один и тот
же  человек? С такими  выводами  покинул Камалов в  тот день  Прокуратуру, и
уверенность в своей правоте крепла в нем час от часу.
     На другой день папки с делами по налету на Прокуратуру лежали у него на
столе, но ему не удалось притронуться к ним ни в тот день, ни  на следующий.
Текучка каждодневных неотложных дел не  давала ни минуты покоя, хотя, чем бы
он ни занимался, помнил: ему важно установить, не стоит ли за смертью Айдына
и ростовского уголовника по уличке Кощей один и тот же человек или одна и та
же группа людей.
     В конце недели ему все же удалось одолеть бумаги, и стало ясно,  почему
следствие  зашло  в  тупик,  другого исхода  не могло  и быть, кто-то  ловко
перевел стрелки на Ростов. Поднял он дела  и по ростовским бандам,  интересы
залетных   рэкетиров   никаким   образом   не   пересекались  с   прокурором
Азлархановым,  и  для  них  вряд  ли   представлял   интерес   его   кейс  с
компрометирующими  документами. Ростовчан  больше всего интересовали деньги,
золото, которые они  в пытках отбирали  у председателей колхозов, директоров
хлопкозаводов и мясокомбинатов, и в каждом случае чувствовалась твердая рука
местных   наводчиков.   Камалову  становилось  ясно,  что  убийцу  Кощея   и
милиционера следует  искать  в  Ташкенте, понял он  и другое,  что  человек,
организовавший налет  на Прокуратуру, вряд  ли  представлял уголовный  мир в
чистом виде, тут прежде всего возникали интересы должностные, а может,  даже
политические. Но какие? Это  обязательно  следовало  четко объяснить, ведь в
нашем  сознании  за  семьдесят  лет  укоренилось, что  убийство  или  другое
преступление  может быть  только  уголовным. Предстояло не  только  отыскать
убийцу, но и сломать  сложившийся  стереотип, и не у  масс, а прежде всего у
своего брата юриста.
     Возбуждать  новое  расследование по  давнему делу он  не  стал,  боялся
вспугнуть противников. Следовало плотнее заняться смертью Айдына, и в случае
удачи он наверняка выходил на одних и тех же людей.
     Но не проходило  и дня,  когда  он  в  свободную минуту  не  включил бы
диктофон  с  рассказом  полковника  Джураева,  интуитивно чувствовал, что  в
старом преступлении кроется ключ к  сегодняшним событиям. Однажды ему пришла
в  голову  вроде  совершенно нелепая мысль -- встретиться  с  вдовой убитого
милиционера.  Может,  она внесет  какую-нибудь ясность в давние  события? Не
насторожило ли ее что-нибудь в смерти мужа? Идея была так себе, как говорили
в студенческие годы,  на "троечку", но  она не покидала его целую неделю,  и
он, как-то особо не раздумывая, поехал к вдове домой.
     Неопрятная,   помятая  жизнью  старуха,  видимо   довольно-таки   часто
прикладывающаяся  к  бутылке,  встретила  его,  мягко  говоря, недружелюбно.
Впрочем, на теплую встречу он не рассчитывал, потому  что  узнал, что за эти
годы из Прокуратуры никто ее не проведывал, не интересовался ее жизнью, хотя
муж прослужил  у  них на вахте почти десять лет и,  что  ни говори, погиб на
боевом посту, таковы  уж  традиции нашей великой страны,  нет внимания  ни к
живым, ни к мертвым.
     В грязной неприбранной  комнате на столе стояла  пустая бутылка  из-под
портвейна,  и   старуха,  видимо,  жаждала  опохмелиться,  и  ничто  другое,
казалось,  ее в жизни не интересовало.  На вопросы, которые прокурор Камалов
готовил  долго  и  тщательно, отвечала односложно: "не  знаю",  "не  помню",
"давно это было". Камалов уже собирался уходить, проклиная себя  за "мудрое"
решение, как вдруг в комнату вбежал мальчишка, школьник с ранцем за плечами,
видимо, он жил где-то неподалеку.
     -- Сухроб, внучек, -- кинулась вдруг старушка навстречу.
     Судя по ее реакции, он давно уже здесь не был. Обняв внука, помогла ему
снять ранец и,  проходя мимо  стола, ловко убрала пустую  бутылку, и вся она
как-то сразу преобразилась, стала мягче, добрее, появился интерес к жизни.
     Незваный гость молча, не попрощавшись, двинулся к двери, когда  старуха
вдруг сказала вдогонку -- и он вынужден был остановиться.
     -- Я  вот  такое вспомнила,  может, сгодится.  Когда  меня  привезли  в
больницу, муж был еще живой и в  памяти, только очень слабый, жизнь  из него
уходила на глазах.  Он все  время шептал, глядя на меня: "Сухроб, Сухроб..."
Так зовут  нашего внука.