Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
хали огни очага, топившегося тяжелой и
жаростойкой лиственницей из соседнего, за перевалом, лесного кордона,
сновали взад-вперед знакомые по загородному дому повара. Возле них мелькнула
и поджарая фигура Сабира-бобо, опять же во всем белом. Вблизи особняк
оказался умело спроектированным, такие здания в этих краях не строят,
предпочитают возводить дом на ровных площадках. С той стороны, откуда они
въехали, попадали к парадному входу, но сразу на второй этаж, потому что
возвели здание в двух уровнях, и, обойдя строение, можно было заглянуть на
первый, откуда наверх вела широкая винтовая лестница из хорошо полированного
дуба.
Как только они вышли из машины и "Волга" стала осторожно съезжать в
подземный гараж, имевший крутой уклон, на пороге появился сам Иллюзионист в
спортивном костюме "Адидас", в мягких кроссовках, вероятнее всего, он только
что вернулся с прогулки. Там, в какую сторону ни пойди, водопады, родники,
мелкие речушки, альпийские луга, как рассказывал по дороге об охотничьем
домике Исмат, прекрасно знавший места.
-- Задерживаетесь, задерживаетесь, дорогой Сухроб-джан, -- встретил
хозяин, посматривая на часы, и Сенатор увидел золотой "Ролекс", что получил
хан Акмаль пять лет назад в ресторане гостиницы "Советская". Его взгляд не
остался незамеченным, и Иллюзионист сказал: -- Да, да, те самые, решил
похвалиться. -- И, поздоровавшись, протянул левую, руку, часы у него
оказались абсолютно новенькими, видимо, хан действительно их редко носил. --
Прошу в дом, я только с прогулки, дошел до самого дальнего водопада Учан-су,
проголодался, да и вы, видимо, сегодня еще не садились за стол, небось и
голова со вчерашнего побаливает, просит, чтобы ее полечили.
Хан Акмаль сегодня был приветлив, улыбчив, источал радушие и
гостеприимство. Но все же не покидала мысль, а почему он меня так далеко в
горы завез, ведь часа через три-четыре я должен отправиться в обратную
дорогу. Самолетом он все-таки не располагает, к чему напрасные хлопоты, я
ведь приехал не восторгаться охотничьим домиком в стиле модерн и угодьями,
где водятся кабаны и олени. Прошли просторную прихожую, обшитую темным
деревом, одолели коридор, куда выходила лестница с первого этажа, взятая в
ажурное кольцо из литой бронзы, по верху обрамленная тем же дубом, что и
перила лестницы, чтобы какой-нибудь загулявший гость не свалился вниз, и хан
Акмаль распахнул высокую дверь, оказавшуюся входом в каминный зал. Зал был
просторным, он свободно вмещал два столовых гарнитура ручной работы из
Пост-Сайда. Тяжелая, неуклюжая мебель, каждая рассчитанная на двенадцать
персон, неожиданно полюбившаяся местным нуворишам и партийной элите, и
оттого резко подскочившая в цене, здесь в просторе дома казалась к месту.
Возможно, впечатление это складывалось оттого, что дальняя стена комнаты
была занавешена огромным гобеленом светло-золотистых тонов, под цвет обивки
мебели. Сюжет гобелена подчеркивал назначение дома, изображался царский
выезд на охоту с псами и псарями, свитой и вельможами, дамами и кавалерами.
Живописное полотно, что и говорить, оно привлекало внимание сразу, только
потом, наглядевшись, натыкался глазами на камин, искусно обложенный снаружи
местным рваным камнем и зиявший за тяжелой решеткой красным нутром из
жаропрочного кирпича. На всю ширину камина, а он, пожалуй, тянул почти метра
на два, висели над ним изумительные по красоте рога сохатого, прекрасно
обработанные, наверняка подарок одного из охотников, подобные экземпляры
лосей в этих местах не водились. Такие рога и по красоте и по размерам
регистрируются международным охотничьим союзом, и счастливчику выдаются
сертификаты, подтверждающие мировой стандарт.
Хан уловил восхищение гостя, большинство из местной номенклатуры обычно
восторгались гобеленом, и поэтому с гордостью сказал:
-- Настоящие чемпионские рога! У меня на них есть документ, сертификат
называется, по-немецки написано. Такие экземпляры, говорят, на аукционах
тысячи долларов стоят, мне один большой человек подарил, сказал, что они в
этом доме к месту.
Сенатору казалось, что хан Акмаль предложит осмотреть дом, оба этажа,
покажет и свою коллекцию ружей, но он неожиданно пригласил за один из
накрытых столов, возле которых суетились две новые девушки. И гость
почему-то решил, что хан куда-то торопится, может, он надумал вместе с ним
наведаться в Ташкент? Но Иллюзионист, тоже читавший мысли гостя, открылся
сразу, недоверие прокурора могло обрести неприязнь к нему, а ему сейчас
этого не хотелось. Самоуверенный выскочка, делавший в большой политике
первые шаги, чем-то походил на него самого, только был гораздо более
образован, с иной хваткой, и в его стратегии имелась логика, и во времени он
ориентировался куда увереннее многих.
-- Вы, наверное, удивились, что обед перенесли сюда, в охотничий домик,
но так сложились обстоятельства, и у меня не было возможности предупредить,
не стану же я вас будить. Дело в том, что ко мне вечером прибывает Тулкун
Назарович...
Ах, вот он что затеял, решил подложить мне свинью, мелькнула
молниеносная мысль у человека из ЦК. Скомпрометировать задумал и отстранить
от дел или же, наоборот, хочет пристегнуть ко мне Тулкуна Назаровича, чтобы
держать мои действия под контролем? Прокурора не устраивал ни тот, ни другой
вариант, он не хотел ничьей опеки, ни с кем прежде времени не собирался
делиться планами. С трудом сохраняя спокойствие, он сдержался от вопроса и
продолжал чистить яблоко, поглядывая на каминные часы, начавшие отбивать
четыре часа пополудни.
Пауза затягивалась, хозяин дома ожидал, что эффект будет большим, но не
сработало, и ему ничего не оставалось, как продолжить:
-- Он прибывает в Наманган на какое-то совещание, назначенное на
завтра, решил почему-то встретиться со мной. Он не догадывается о вашем
визите ко мне? -- растерянно спросил хан Акмаль.
-- Нет, не должен, я же вам сказал, что это моя частная инициатива, --
жестко ответил Сенатор, но про себя подумал, неужели позавчера засветился на
ташкентском вокзале...
-- Вы не беспокойтесь, с вашими делами я управился, все готово, --
продолжил торопливо хан, ощущая недовольство гостя. -- Решили вопрос и с
вашим отъездом, Исмат сядет в Намангане на скорый поезд в двухместном купе,
а вы войдете в вагон на первой же остановке поезда, она будет через час
двадцать семь минут после отправления. На эту станцию вас и доставят мои
люди.
-- Зачем же беспокоить Исмата, -- перебил гость хозяина дома, -- пусть
он отдаст билеты проводнику и скажет, что брат с женой сядут на такой-то
станции. Для верности пусть вложит пятерку-десятку и попросит напоить чаем в
дороге.
-- Этого я сделать не могу. Артур очень беспокоился за вас, мои люди
посадят вас в вагон, в купе вас примет Исмат. Когда Исмат увидит, что за
вами захлопнется дверь вашего дома и позвонит Артуру, что вы у себя, тогда
моя миссия будет окончена, такие у нас правила. Точно так же вам придется
доставлять людей на место, которые придут к вам с серьезным разговором,
запомните на будущее. К тому же вы не учли, какая сумма будет с вами и какие
документы. Вы не смотрите, что Исмат не производит впечатления, как Коста
или Ашот, но и он свое дело знает, можете спать спокойно, вы будете под
надежной охраной.
-- Спасибо, я как-то об этом не подумал.
-- А теперь давайте выпьем, пообедаем, а потом прогуляемся к моему
любимому водопаду, заодно поговорим о делах, когда еще увидимся, теперь я в
Ташкент не ходок... -- И хан Акмаль принялся разливать коньяк, на этот раз
он уже стоял на столе.
Выпили, закусили, но застолье сегодня тянулось вяло, никак не могло
набрать темп, и коньяк не помогал. Сенатор думал, зачем сюда собирался
пожаловать Тулкун Назарович, неужели тоже решил предупредить старого друга о
грозящей ему опасности? Мучила и другая мысль, не сообщит ли хан Акмаль о
его визите и не окажется ли он сам на крючке у этого опытного интригана? А
может, сам хан Акмаль срочно его вызвал, сославшись на то, что прокурор
затеял в обход власть имущих что-то важное, и хотел заручиться у него в
Аксае поддержкой -- появилась и такая мысль. Что ж, при таком раскладе он
вроде снова возвращал к себе интерес, попадал в эпицентр внимания, как
прежде. Но зачем ему это? Разве я не объяснил, что все они -- битая карта?
-- задавал он себе вопрос и сам же себе отвечал, вполуха слушая хозяина дома
и лениво ковыряя вилкой в знакомых тарелках английского фарфора со
сценариями охотничьей жизни.
Но Тулкун Назарович все-таки не шел у него из головы, что же крылось за
его неожиданной, тоже тайной поездкой в Аксай? Но вслух он спросил:
-- Гость остановится в загородном доме, где мы вчера с вами пировали?
-- Нет, он просил меня принять его здесь, в охотничьем доме, он с
Шарафом Рашидовичем бывал здесь не раз, сюда никто не может нагрянуть, даже
случайно. Он, кстати, как и вы, хотел сохранить свой визит в тайне.
-- Не проще ли было оставить меня там, внизу, я не сгораю от нетерпения
увидеть его? -- обронил прокурор, вновь почувствовав какой-то подвох.
-- Не волнуйтесь, встречи не произойдет, я думаю, и у него нет желания
сегодня увидеть вас за этим столом. Представляете, что с ним случится, если
вы вдруг войдете в зал, -- инфаркт самое меньшее, он ведь отдает отчет,
какой отдел вы возглавляете в ЦК, с кем встречаетесь ежедневно. От разговора
с ним я не жду каких-то результатов, чисто по-человечески меня разбирает
любопытство, предупредит ли он меня об опасности, как вы, или нет? Или же
приедет жаловаться и по старой привычке просить денег. Но как бы там ни
было, я обязательно поставлю в известность, с чем он заявился, заодно
прощупаю его, я решил дальше делать ставку только на вас. Почему я перенес
обед сюда? Тут объяснение простое. Все, что вы просите, находится тут,
поблизости, в горных тайниках, и я уже был здесь, когда получил сообщение о
визите Тулкуна Назаровича. Я практически не успевал отобрать вам фотокопии,
спуститься с гор, пообедать с вами и встретить нового гостя на въезде в
Аксай, поэтому я перенес встречу в охотничий домик, вот и весь расклад. Я
давно уже никого не принимал здесь, и следовало самому осмотреть дом, чтобы
все выглядело по-прежнему. Через два часа мы вместе с вами поедем ему
навстречу, в машине у меня телефон и с какого-нибудь поста передадут о
передвижении гостя, как только они покажутся на горизонте, я сойду, а вас
доставят на станцию.
Видя, что гость не вполне доверяет его словам, хан решил изменить
кое-что в намеченной программе и потому вдруг сказал:
-- Я понимаю вашу настороженность, Сухроб-джан, меня бы тоже смутил
визит Тулкуна Назаровича и навел на неприятные мысли, но так сложились
обстоятельства, и, чтобы вы до конца не портили себе обед, я сразу же
передам вам обещанное, может, это вновь вернет ваше доверие ко мне. -- И
Иллюзионист вышел из-за стола и покинул комнату на несколько минут.
Вернулся он вместе с Сабиром-бобо, сам он нес большой, потертый кожаный
чемодан, а старик в белом щеголеватый атташе-кейс и какую-то большую
коробку, тщательно запакованную и прихваченную со всех сторон широкими
полосами самоклеющейся ленты, судя по всему, не очень тяжелую. Поставив
коробку и кейс у стола, Сабир-бобо молча покинул каминный зал. Аксайский
Крез бросил туго набитый чемодан прямо на стол и, кивком головы пригласив
гостя, начал открывать замки.
-- Вот деньги на благие дела, что вы задумали, и пусть над нашим краем
скорее взовьется зеленое знамя ислама, -- сказал хан и распахнул крышку.
Чемодан доверху был уложен вперевязку банковскими упаковками сторублевок, а
поверху, для страховки еще и перетянут вдоль и поперек широкими кожаными
ремнями, чтобы не болталось, видимо, в нем не однажды куда-то доставляли
деньги.
Сколько же здесь миллионов, и не куклу ли мне заряжает хан, от него
всего можно ожидать, а внизу какие купюры, может, червонцы? -- мелькнула
мысль у Сенатора, а вслух он хитро спросил:
-- Я должен написать вам расписку? -- Надеясь таким образом узнать
сумму, дареному коню ведь в зубы не смотрят.
-- Обычно я так и поступаю, но сегодня другой случай, и пусть мое
доверие станет основой наших отношений. А в дипломате фотокопии досье,
которые, на мой взгляд, пригодятся вам в первую очередь, наверху там лежат
документы и на сегодняшнего Первого, я отдаю вам его на растерзание. И
последнее. Вчера я обещал чем-то загладить свою вину перед вами -- вот этот
подарок в коробке, надеюсь, он порадует вас не один раз. Подарок особый, вам
он как нельзя кстати, его по старой привычке привез мне два месяца назад тот
самый человек из Москвы, что доставляет мне фильмы и кое-что по мелочи. Это
прибор, довольно-таки компактный, несложный в обращении, как все японское,
им можно прослушивать разговоры на расстоянии пятидесяти метров, сквозь
любые стены, можно подсоединиться ко всякому телефону, неверное, таких
приборов и в КГБ пока нет. Привезли прибор в страну по дипломатическим
каналам, так что за ним хвоста нет. Хорошая игрушка, жаль, что она мне почти
не нужна. Из своего кабинета на третьем этаже вы сможете свободно
прослушивать разговоры Первого, любые секретные совещания у него, на которые
не будете иметь доступ. Все тайное в Белом доме отныне для вас станет явным.
Техника -- грозное оружие, жаль, раньше не было таких приборов.
Хан Акмаль не на шутку разволновался, ему даже пришлось снять куртку.
-- А больше мне жаль другое, знай я вас хотя бы три-четыре года назад,
до смерти Шурика, я сделал бы ставку на вас, посадил бы на трон, у меня
тогда и сил и средств хватало, и мы наверняка не оказались бы сегодня в
такой ситуации. Если не при Андропове, так после его смерти подавно, отвели
бы руку Фемиды от Узбекистана, разве мы одни погрязли в грехах, по сравнению
с Кавказом мы, на мой взгляд, просто шалунишки.
-- Да, вы правы, Акмаль-ака. Упущен год при Черненко, тогда, если бы
приложить усилия, можно было и выдворить всех следователей с нашей
территории, Костя знал, что его патрон благоволил к нашему краю, любил
Шарафа Рашидовича и не хотел бы, чтобы отсюда пошли неприятные известия,
связанные хоть с Ленчиком, хоть с его зятем, генералом Чурбановым, хоть с
дочкой Галей.
-- Эти трусы и невежды проморгали время, и сами теперь оказались в
горящем лесу, от огня теперь никому спасения нет. Бог с ними, Сухроб-джан, и
прежде чем предложить тост, чтобы эти деньги принесли вам удачу, я сделаю
еще один подарок -- верну подлинник досье на вас. Завели его недавно, как
только вы объявились в Верховном суде. Ныне, конечно, у меня не те
возможности, чтобы похвалиться собранным, и это, скорее, жест моего доверия,
расположения к вам, по чужим досье вы поймете, что я располагал интересными
сведениями и разными источниками. Кстати, в некоторых важных документах я
указал, от кого исходила информация, агентура в особых случаях может вам
пригодиться. -- И хан Акмаль еще раз отлучился из-за стола,
Долгое отсутствие и натолкнуло Сенатора на мысль о том, что хан решил
отдать его досье в последний момент, он действительно хотел расположить
гостя к себе.
Вернулся хозяин дома с тощей канцелярской папкой, и ему тотчас
вспомнилась вчерашняя фраза Иллюзиониста: "За иное убийство я рассчитываюсь
не деньгами, а обыкновенной папкой с документами". Тогда смысл сказанного не
то чтобы не дошел, он не потряс его, а вот сегодня, когда хан Акмаль
небрежно бросил двадцатикопеечный бухгалтерский скоросшиватель с порядковым
номером на коробке с прослушивающей аппаратурой из Японии, все прояснилось,
стало на место, редкий по коварству ход.
Только теперь он понял, почему иной раз за деньги не решишь того, что
можно сделать за сведения о собственной персоне, следовало всегда уравнивать
ценность двух чужих жизней, одна из которых зависела от тощей канцелярской
папки, находящейся в твоих руках. Располагая огромным банком информации,
Сенатор еще никогда не воспользовался подобным смертельным приемом -- хан
умел загребать жар чужими руками, было чему поучиться. Невольно пришелся на
память прокурору капитан Кудратов из ОБХСС, когда тот проделал за него с
Салимом опасную часть операции по спасению Коста.
-- Так давайте выпьем, чтобы то, ради чего вы настойчиво добирались ко
мне, рискуя карьерой и жизнью, принесло вам удачу, -- наконец-то предложил
тост хан Акмаль, и гость с удовольствием поднял бокал.
Весь обед, опять же умело приготовленный и любезно подаваемый двумя
хорошенькими девушками, прокурор сдерживал себя, чтобы не обращать внимания
на коробку, где сверху лежало досье на него самого. Это давалось ему с
трудом, испортило все наслаждение от трапезы, но экзамен, вольно или
невольно устроенный Иллюзионистом, он выдержал, ни разу не потянулся
взглядом к папке с четырехзначным номером, начертанным ярко-красным жирным
фломастером. Заканчивая обед, Сенатор опять посмотрел на каминные часы и
вспомнил, что, когда они садились за стол, хозяин сказал, через два часа мы
выезжаем отсюда, до назначенного времени оставался ровно час, сегодня опять
наступал день с жестким регламентом: дорога, поезд, встреча Тулкуна
Назаровича.
Взгляд гостя на часы не остался незамеченным, хан Акмаль сказал:
-- Да, у нас с вами в распоряжении еще час, все идет по графику, я
обещал показать вам свой любимый водопад, к нему мы сейчас и пойдем. -- Он
взял стоящий перед ним хрустальный колокольчик и позвонил, через некоторое
время в зал вошел Сабир-бобо.
-- Мы сейчас пойдем прогуляемся, я должен показать Сухроб-джану хотя бы
ближайшие окрестности дома, московские гости, много повидавшие, говорят,
здесь красоты не уступают швейцарским, когда у него еще будет возможность
приехать на отдых к нам. А ты загрузи в машину Джалила вещи нашего гостя, до
Аксая я поеду с ними, а моя "Волга" будет идти следом, я пересяду в нее, как
только получу сообщения о приближении Тулкуна Назаровича. Вернусь я сюда
вместе с новым гостем часа через три, тебя тоже предупредят по телефону,
постарайся сделать все как в прошлый раз. Тулкун человек капризный и
надменный, тем более он приезжает опять с этой любовницей, татаркой, Накия
или Нажия, кажется, ее зовут, ты у девочек спроси точнее, они ее тоже
запомнили, и не забудьте в комнате поставить белые розы, это ее страсть.
Сумасшедшая баба, в прошлый раз задумала купаться ночью голой у меня в парке
среди моих любимых лилий и лотосов, и даже Тулкун не смог остановить, все
спрашивала, кто красивее, я или лилии, -- засмеялся хан, видимо, вспомнив
скандальную историю годичной давности. Старик в белом выслушал хозяина молча
и, ни слова не сказав, вышел из комнаты. Человек из ЦК так и не решился
спросить, почему он всегда молчит, но то, что старику отведена в доме не
последняя роль, Сенатор почувствовал только сегодня.
Во двор спустились через первый этаж, воспользовавшись лестницей в
середине коридора, которую гостю все-таки хотелось увидеть, она вела прямо в
бильярдный зал, и у прокурора сложилось цельное впечатление о доме, хотя он
не видел ни одной спальной комнаты, ни большого банкетного зала, о нем
ненароком упомянул за обедом Иллюзионист. Огибая ст