быстро  заскрипел в
коридоре сапогами.
     -- Вставайте,  Сухроб,  покинем это неудачное место,  зайдите к  себе в
комнату, возьмите халат,  оставшуюся часть ночи  проведем приятнее.  Я вижу,
вы, как и я, ночной человек, сова, и, может, оба любим именно предрассветные
часы, что наступают, я жду вас в купальном зале.
     Когда  минут через десять он появился в купальном зале, Иллюзионист уже
был там, расхаживал в просторном, до пят, ярко-красном балахоне с капюшоном,
висевшем  у него за спиной  как казачий  башлык.  Увидев  гостя,  он  скинул
махровый  халат  прямо  на ковровую дорожку и  плюхнулся  в бассейн. Не стал
дожидаться особого  приглашения  и  Сенатор,  вода манила еще  сильнее,  чем
вечером.
     Прокурор,  вспоминая  о своих  страхах в бассейне всего несколько часов
назад, вспомнил и про тандыр, где могли  изжарить его  живьем, подумал,  что
его сомнения не были столь  беспочвенны, ведь обещал Иллюзионист  и смерть в
роскошном  купальном зале, отчего в таком случае не током?  Но сейчас страха
он  не ощущал, и не оттого, что рядом купался сам хан Акмаль, а потому,  что
имел гарантию Шубарина, тот если страховал, то надежно.
     Сенатор  также  небрежно скинул золотистый  махровый халат  на ковровую
дорожку, оглядел кровоподтек от сапога Ибрагима на левом боку и шумно, как и
хан Акмаль, плюхнулся в воду.
     Вынырнув  у  противоположной  бровки,  он  подумал,  как  хорошо,   что
Иллюзионист затеял ночное купание,  прохладная вода с гор успокаивала,  даже
унялась боль  в  боку, бассейн служил  психологической разрядкой  после того
шока, что он пережил в краснознаменной комнате. Хан Акмаль шумными саженками
подплыл к гостю и, видя, что тот уже почти успокоился, сказал:
     -- Сухроб-джан,  как хорошо, что  у вас на руке оказались эти часы, они
спасли вам жизнь, честно говоря, на меня от горя, от обиды затмение нашло. И
я, конечно, знаю, что  меня бросили, предали, порвалась связь и с Ташкентом,
если  бы располагал прежней  информацией как при Шурике, разве я не знал бы,
что вы в друзьях с Артуром? А он молодец: людей  с такой  хваткой мало,  вот
кому бы я отдал портфель министра  экономики даже в исламском правительстве.
Идеология идеологией, религия  религией, а Шубарин лучше  других  знает, как
народ накормить,  обуть, он  извергается  идеями как нефтяной фонтан. Тут, в
Аксае,  я претворил в жизнь многие его проекты и рад,  что  у  вас под боком
такой  надежный  советник.  А его преданность этому  мерзавцу  Тилляходжаеву
поразила всех, оттого и отступились от его семьи. Ведь я в курсе дел,  и еще
этот тайный ночной стрелок, стреляющий без звука, мистика какая-то.
     -- Ариф стрелял с глушителем, а его пятизарядный "Франчи" имеет  прибор
ночного видения, он стреляет на звук, на голос,  на шорох, я  видел,  как он
тренируется, -- фантастика!
     -- Да, у Артура всегда все первоклассное:  и бухгалтера, и плановики, и
мастера,  и даже  убийцы, а  какие  у  него телохранители,  я  хотел у  него
переманить Коста, не удалось, -- сказал с сожалением Иллюзионист, -- а какие
подарки  он делает? Радуешься как ребенок,  его подарок и спас  вам жизнь, а
меня от  греха. Мне он  подарил  "Ролекс"  лет пять назад,  мы  случайно, не
сговариваясь,  встретились  в  Москве, я  с  Шарафом Рашидовичем  на  сессии
Верховного  Совета СССР  был, обедали в  его любимом ресторане при гостинице
"Советская", Артур его "Яром" на старый манер называет.
     Вручая  за  столом подарок, он  сказал: "Акмаль-ака, вот часы известной
швейцарской фирмы, сделаны  они для меня по индивидуальному заказу,  таких с
платиновыми стрелками и платиновым циферблатом немного, и  у кого вы увидите
их на  руке, считайте,  что  это  наши  люди  и  они  вас  поймут  и  окажут
поддержку".
     -- Жаль, у вас на руке  не оказалось "Ролекса",  быстрее нашли бы общий
язык, -- засмеялся гость.
     -- Да, я тут ношу их редко, слишком уж бросаются в глаза в нашей глуши,
считай, только раз они и пригодились бы, -- ответил Иллюзионист.
     -- Один раз, но мне он чуть не стоил жизни, -- с обидой произнес гость.
     -- Не будем об этом  вспоминать,  дорогой Сухроб-джан, все  хорошо, что
хорошо кончается,  я  обязательно  искуплю  свою  вину. Поверьте, я  умею не
только наказывать...
     В дверях сауны,  выходящих к  бассейну, появился уже знакомый банщик  и
сказал:
     -- Сухроб-ака, уже сто десять градусов, можно и в сауну...
     --   Сауна  это  хорошо,  живо  хмель  выгонит,  --  рассмеялся  хозяин
загородного дома, и они поплыли в разные стороны к трапам, гость к тому, где
ему показалось, что его ударило током.
     В парной хан Акмаль снова вернулся к мучившей его мысли.
     -- Да,  быстро  стали меня забывать, быстро списали. Прошло  только три
года, как нет  нашего Шурика,  и все  пошло кувырком,  какие-то  новые  люди
повсюду, без роду без племени. Поистине  по-русски: с  глаз долой, из сердца
вон. И Артур меня  бросил, впрочем, я сам  должен был знать, как идут у него
дела, обязательно наткнулся бы  и  на  вас.  К Шубарину я обращался  редко и
только по  просьбе Шурика,  если  дела решались  за пределами республики.  У
Японца большие связи в Москве, да и повсюду. И ваш вертикальный взлет, как у
английского истребителя "харриер", я проворонил, видимо,  действительно стар
стал,  не понимаю  время. Если бы  вы  знали, как трудно ощущать, что уже не
владеешь  ситуацией, чего-то недопонимаешь.  Не  будь  я так упрям,  понимай
время, уже два года назад перевел бы свои архивы в память компьютера.
     Приезжали тут из Москвы два спеца,  прислал их надежный человек, он мне
видеофильмы  уже много  лет поставляет, они за большие деньги хотели сделать
то, что  ты  сегодня  предлагал,  у них компьютер  был  "ИБМ".  А мне  тогда
казалось, что в натуре, в бумагах, надежнее, целее. Сегодня я понял, что мог
бы  забрать  в изгнание и  весь архив,  самое  ценное в моей  жизни, в одном
чемодане. Владея  им, я по-прежнему был  бы силен и по крайней мере сохранил
жизнь,  торгуя  сведениями  оттуда.  Иная информация дороже жизни, тем более
если  она касается чужой. Иногда за убийство  я рассчитываюсь не деньгами, а
канцелярской  папкой  с  двумя-тремя   бумажками,   за  деньги  могли  бы  и
отказаться,  за  сведения  никогда,  срабатывает  во  много  крат  надежнее,
эффективнее. Вот что  такое,  дорогой Сухроб-джан,  мой  архив,  которым  вы
хотите завладеть, ему цены нет.
     -- Знаю,  дорогой  директор, оттого и  рискую. Даже допускаю мысль, что
больше половины бумаг  окажутся ненужными, новое время сметает многих людей,
а вслед за ними и кланы, навсегда.  Уж поверьте мне, пройдет два-три года, и
не  останется даже понятия -- номенклатура, на ней все ныне и стоит, и ею же
все  стопорится в  перестройке, а  у  вас  ведь  досье  на  нее в  основном.
Предполагаю,  что  партии придется кое-где  потесниться, а  где-то  уступить
права, увидите, доживем еще и до беспартийных министров. Но может оказаться,
что какое-то  досье  будет стоить  сотен, оно одно  может  решить  серьезный
политический расклад. И еще.  К какому правовому  государству  ни стремились
бы, каким бы демократичным и прогрессивным ни стали, наверное, жизнь в наших
краях  всегда,  при  любом  режиме,  при  любом  знамени, будет  иметь  свой
восточный колорит, я имею в виду политический и должностной, свою специфику,
вот для этой самой специфики сгодятся все ваши досье, это уж точно.
     -- Да, вы все правильно рассчитали, должности  и деньги  не  отменят ни
при какой демократии, они всегда будут притягательны, -- поддержал тщеславие
новоявленного политика дважды Герой Социалистического Труда.
     Долго  наслаждаться  в  сауне  и в бассейне им не дали,  пришел Исмат и
доложил, что в саду накрыт стол и что перепелок подадут  минут через десять.
Они вернулись из парной в купальный  зал еще раз и прямо в халатах подошли к
айвану, где снова их ждал щедрый дастархан.
     В бассейне и сауне Сенатор ощущал какой-то новый прилив сил,  бодрости,
наверное,  все-таки это был короткий эмоциональный всплеск  после пережитого
стресса в краснознаменной комнате, и он  вроде был  готов гулять  до утра, и
тут  ему не хотелось уступать хану Акмалю  в энергии, жизнелюбии, что ли. Но
едва он  занял свое место  на мягких курпачах, с удобной подушкой под боком,
как  понял,  что  чертовски  устал  и  его  уже  не  радовали  ни  обилие  и
изысканность стола, ни улыбки  подружки Мавлюды, адресованные ему все чаще и
чаще.
     Опять появился Сабир-бобо, на  этот раз с другим подносом и всего одной
бутылкой  коньяка, он принес шоколадно-темный  "Ахтамар". Сенатор машинально
подумал, неужели у хана кончились запасы "Двина", но тот, словно  уловив его
мысли, сказал:
     -- "Двин" мягче, с него  хорошо начинать застолье, а я вижу, вас клонит
в сон,  на этот случай  "Ахтамар" надежнее,  сейчас  вы сразу  почувствуете,
проверено.
     Выпили. И впрямь  коньяк подействовал  бодряще, чему гость обрадовался,
ведь дела он все-таки не решил, а уже давно наступило воскресенье.
     Но  разговор как-то не клеился,  уходил в сторону, прокурору  хотелось,
чтобы после беседы с Шубариным хозяин дома сам  вернулся к основной теме, но
тот не то чтобы юлил, но ни о деньгах, ни об архиве не говорил. Все больше о
лошадях, о женщинах, о Шурике, но когда он уже сам собрался спросить, как же
все-таки насчет дела, по которому он приехал, хан неожиданно сказал:
     -- Я  вижу,  вы  устали, к ночным  застольям  не  приучены,  но если вы
всерьез намерены заняться политикой, и это должны  одолеть, все  пригодится.
Иногда  какую-то  уступку, подпись я  вырываю на  рассвете,  днем  вы ее  не
заполучите. Что  касается  вашего  визита,  а  я  вижу  по глазам -- вам  не
терпится узнать результат, считайте, что я вам помогу. Хотя я сожалею, что о
вашей затее не знал Артур Александрович. За ним всегда стоят солидные  люди,
игнорировать их грех, несерьезно. Сейчас уже утро,  идите отдыхайте. Зульфия
проводит вас,  пообедаем  после трех  часов  пополудни,  к этому  времени  я
приготовлю  то,  что представляет  для вас  интерес,  и  продумаю,  как  вас
отправить  незаметно,  Артур  очень  беспокоился, чтобы  вы  не  опоздали на
работу.  Он  сразу понял, какому  риску вы себя  подвергaете, связь со  мной
афишировать ныне не модно. Зульфия!  -- громко крикнул он в темноту, и из-за
кустов  можжевельника,  окружавших  айван,  выпорхнула улыбающаяся  подружка
Мавлюды.  --  Пожалуйста, отведи гостя в дом, а то он заплутает,  если  не в
саду, то в коридорах. И  не  забудь поставить у кровати столик с минеральной
водой или холодным чаем, после таких застолий жажда мучает.
     Зульфия выслушала молча и также молча глазами  дала понять, чтобы гость
следовал за ней. Едва они отошли подальше, Сенатор взял ее руку и сказал:
     -- Весь  вечер  мучился, придумывая тебе имя, а оказывается, тебя зовут
Зульфия  -- красивое имя,  и оно тебе  очень идет. Зульфия, -- проговорил он
шепотом и нараспев.
     Она повернулась к нему и озорно ответила:
     -- Зачем же мучились, Сухроб-ака, спросили бы, вам бы я не соврала.
     Он хотел сказать ей еще что-нибудь ласковое, нежное, но на  пороге дома
их уже  поджидал  золотозубый Исмат,  увидев  его,  и Зульфия  как-то  сразу
посерьезнела,  прибавила шаг, образовав заметную  дистанцию. Как только  они
вошли в комнату, он попытался ее обнять, но она, шурша хан-атласным платьем,
ловко выскользнула из его рук и, улыбаясь, сказала:
     -- А как же насчет минеральной воды, яхна-чая, вас ведь жажда до смерти
может замучить?
     --  О, это уже вторая моя  смерть за сегодняшнюю  ночь  будет,  Ибрагим
собирался меня живьем зажарить на вертеле в тандыре, без чая и минеральной я
не умру, меня другое будет мучить -- тоска по  тебе, -- попытался отшутиться
гость.
     Выглянув   на   секунду  в  коридор,   она  неожиданно   заговорщически
прошептала:
     --  Потерпите  немного,  сейчас  Акмаль-ака с  Исматом  уедут,  я  сама
слышала, как они договаривались, и тогда я к вам загляну...
     Зульфия ушла от него, когда уже совсем рассвело.
     Поднялся он в  два  часа дня сам и сразу, уже по привычке, отправился в
бассейн.  В доме стояла  тишина, словно он вымер, слышалось  лишь  щебетанье
птиц  в саду,  пернатые  со всей  округи, даже с  гор,  облюбовали  владения
аксайского  хана.  Дверь  сауны распахнута  настежь,  но  банщика не  видно,
наверное, парилка  сегодня  отменялась.  На  секунду мелькнула  тревога,  не
задумал  ли хан  еще  какую пакость, от  него  все можно  ожидать,  но опять
успокоил  состоявшийся  разговор с  Шубариным,  его  страховали.  Теперь уже
другая  мысль  мучила,  какую  сумму  отвалит Иллюзионист  в  счет  будущего
государства    с   исламским   знаменем   или    новой    партийной   власти
сталинско-брежневского образца с твердой  рукой, где хан  Акмаль вновь будет
почитаться за образец верного ленинца.
     Плавал  он долго, часы на стене из красного обожженного кирпича  успели
отбить  три  пополудни,  и  только тогда он  услышал, как  у  зеленых  ворот
раздался сигнал  черной "Волги"  хана  Акмаля,  его  музыкальный итальянский
клаксон узнавался издали.
     "Наконец-то", -- подумал Сенатор,  но  выходить из бассейна не  спешил,
пусть  хозяин дома  думает, что  гость не волнуется. Услышав за спиной скрип
знакомых сапог, прокурор вынужден был оглянуться, прежде чем  его окликнут и
поздороваются. К бассейну шел не директор, как он рассчитывал, а Исмат.
     -- Салам  алейкум, Сухроб-ака, -- приветствовал он  гостя довольно-таки
сухо,  --  как отдыхали  в  нашем  доме,  как  настроение?  --  Традиционный
восточный ритуал, когда обмениваются ничего не значащими фразами.
     --  Спасибо, все нормально, отдохнул прекрасно. А где же Акмаль-хан, он
обещал пообедать вместе  со  мной  после  трех, в доме,  как мне кажется, ни
одного человека, кроме вас.
     --  Да, все верно, обед уже  почти готов,  но Акмаль-хан забыл сказать,
что он состоится в другом месте, там вас и ждут, я за вами.
     Прокурору пришлось прервать купание и идти спешно переодеваться.  Шагая
коридорами  просторного дома,  он то  и  дело  озирался  по сторонам,  хотел
увидеть  Зульфию, попрощаться  с ней, а  может, выведать,  отчего изменились
планы у хана.
     "Волга", выехав из яблоневого сада, повернула в сторону грязной снежной
шапки  гор  вдали.  Миновали  шлагбаум,  где  охранник, вчера  ранним  утром
приметив  вертолет,  бросился  в  сторожку  предупреждать по телефону то  ли
Ибрагима, то  ли Исмата. Сегодня дежурил другой, толстый, в мятой киргизской
шляпе из белого войлока. Через полчаса  одолели еще  один  охраняемый  пост,
хотя дорога вела только в горы и ни одной машины не попадалось навстречу.
     "Как  в строго  охраняемом заповеднике",  -- подумал  прокурор  и  стал
оглядываться по сторонам. Пологие склоны гор  из-за обилия водопадов, мелких
речушек зеленели густой сочной травой, многие годы не знавшие косы. Ореховые
сады и дикие  яблони, росшие  вперемежку с арчой и кустарником, спускались к
буйно  цветущим  альпийским лугам,  нигде  ни обрывка газеты, целлофана,  ни
стекла,  блеснувшего  на  солнце,  много  лет  народу сюда ходу нет,  только
доверенным  пасечникам, егерям,  охотоведам.  Хан  Акмаль собственной  волей
объявил горы заповедной территорией, везде расставил предупредительные щиты,
обещающие крупный штраф, суровое наказание за нарушение владений, а  кое-где
даже  обнес  высокой  колючей  проволокой.   Почувствовав  тишину,  покой  и
безлюдье,  сюда  потянулся отовсюду зверь,  налетела и птица, и  горы  стали
богатым охотничьим угодьем хана. И на зайца, и на лисицу, и  на оленя, и  на
кабана, и на  джейрана, и на  косулю,  волка и росомаху, и даже  на  медведя
можно было охотиться в ханских владениях.
     В горных речках плескалась форель, а в озерах обжились бобры и ондатра.
Десять лет прошло, как охотоведы завезли из Сибири соболя, куницу, колонка и
белку, они тут хорошо прижились под охраной человека.
     Дорога к  охотничьему дому в  горах,  а они, как понял  Сенатор,  ехали
туда, не была такой уж явной, хотя, казалось бы, как спрячешь дорогу,  но  и
тут хан  исхитрялся. Асфальт часто петлял, иногда прерывался, ближе  к горам
даже  стоял знак  "Тупик", и  дорога обрывалась  километра на  два, но затем
вновь шла аккуратно мощенная трасса, которую знали только хорошо посвященные
люди. И туг Иллюзионист блефовал по привычке, уж казалось, зачем, территория
и так объявлена  заповедной, крутом шлагбаумы и вдруг такие сюрпризы, тайные
тропы. Наверное, все-таки  чтобы никто не подглядывал закрытую жизнь хозяина
и его высокопоставленных гостей, слуг народа, как любил иногда называть себя
хан Акмаль.
     Огромный дом,  каменное строение, он лишь по  специфике  мог называться
уменьшительно  --  охотничий  домик,  что  для  непосвященного  предполагает
непрезентабельность,  минимум комфорта,  гарантируя  лишь тепло  и крышу над
головой,  ибо сама  охота и есть дорогое  и редкое в наш  век  удовольствие,
выпадающее на долю  лишь избранных. Но по двум квадратным трубам дымохода, с
обеих  сторон  брандмауэрной  стены высокой  черепичной  крыши гость  быстро
определил, что в доме на  каждой половине имелся зал с камином, а два камина
говорили о претенциозности хозяина,  никто не обделен -- ни те, кто играет в
карты, ни те,  кто хотят  спокойно  смотреть телевизор или  слушать  музыку,
разная, видимо, тут собиралась публика.
     Подъехав  ближе к красно-кирпичному  зданию с битумно-черной  расшивкой
швов,  прокурор  догадался,  что  и купальный  зал с бассейном  и сауной,  и
охотничий дом творения рук одного архитектора, а скорее всего, и то и другое
скопировано  почти  один  к одному с  тщательной привязкой  к  местности  из
какого-нибудь  модного   журнала,  а  может  быть,  из  каталогов  известной
строительной фирмы или архитектурной мастерской.  В последние десять лет все
это  в  изобилии,  включая  каталоги  по  одежде,  аппаратуре,  ввозилось  в
Узбекистан,  здешние  подпольные  миллионеры  обслуживались  предприимчивыми
людьми по каталогам, в числе  таких людей,  конечно, был  и  хан Акмаль.  Те
коммивояжеры, что регулярно доставляли в Аксай видеофильмы, могли завезти  и
каталоги по  архитектуре, тем  более по просьбе директора. Если  бы  не явно
восточная открытая  веранда, примыкающая к особняку, и высокие резные двери,
характерные опять  же только для  Средней Азии, то  снимок  охотничьего дома
хана Акмаля вполне можно было принять за  строение в швейцарских Альпах, или
на Пиренеях, на  границе Франции с Испанией, или  где-нибудь на  Балканах, в
Черногории, Косове,  а может, в Греции, в предместье  Солоник,  есть похожие
места.  Горы,  они  почти везде одинаковы, и  разницу может заметить  только
опытный глаз или человек, хорошо знающий местность, теперь гостю становилось
понятным,  почему владельцы  новомодных карабинов "Беретта", "Франчи" любили
прилетать  сюда  на  охоту,  такие  условия  и  таких глухонемых  слуг,  как
Сабир-бобо, видимо, мало где могли предоставить.
     Въехали за высокую ограду, выложенную из камня, видимо, территория была
обнесена задолго  до строения с двумя  каминными залами,  или же когда-то на
месте  краснокирпичного  здания   имелось  другое   сооружение,  переставшее
устраивать разбогатевшего хозяина  и из-за удобства строительной площадки  и
удивительного  ландшафта вокруг  снесенного в пользу псевдомодерна  в  стиле
тридцатых годов. О том, что каменная ограда стара, говорил тот факт, что вся
она поросла мелкими вьющимися растениями, такие заборы по весне сами по себе
зацветают густой яркой зеленью,  но чтобы так  ровно и плотно, на это  нужны
годы  и годы. Нынешние каменные стены, увитые жестким пожелтевшим стлаником,
и кроме архитектуры самого здания  придавали нездешний вид горной резиденции
хана Акмаля.
     В дальнем  углу двора, где  разместилась дощатая летняя  кухня,  крытая
горевшей на солнце белой жестью, полы