требуют  того, чтобы вы прояснили  кое-что, а в  лучшем  случае  помогли. --
Шубарин говорил ясно, ничуть не смущаясь кабинета,  где он  находился и  где
его  могли  записывать,  зная  о  визите.  Видимо,  хорошо  ведал,   к  кому
обращается, или настолько был уверен в своей силе и власти людей, стоящих за
ним, что ранг прокурора не производил на него впечатления.
     Наверное, внезапный гость,  как и сам  Сенатор,  в  эту ночь не сомкнул
глаз,  но по его внешнему виду этого не  скажешь, хотя  они  были,  кажется,
ровесниками.  Человек, сидевший перед прокурором, несомненно обладал большой
энергией,  волей и  терпением,  лишь слабая,  едва обозначенная  ниточка под
глазами говорила о бессонных часах, да  и сами глаза порою выдавали огромную
напряженную работу, которую он сосредоточил на себе. Он походил  на пружину,
готовую  разжаться  с  огромной  силой,  с таким партнером  всегда следовало
держаться начеку.
     Безукоризненно   выглаженная  бледно-голубая  рубашка,   однотонный  на
американский манер галстук, со скромным, но многозначащим парижским оттиском
"Карден" на  нижнем поле. Светло-серого цвета костюм с едва заметной голубой
полоской  известной английской фирмы  "Дормей" и туфли "Рейнбергер", мягкие,
на низких каблуках, вишневого цвета в тон галстука -- все говорило Сенатору,
что они отовариваются из  одних и  тех  же  источников,  да и там это все не
каждому дают, прокурор знал расклад, потому что торговая база "Узбекбрляшу",
куда  поступает  дефицит  из  дефицита,  и  зачастую  по  прямым  договорам,
находилась на его территории.
     Черт возьми, он выглядит и держится так, словно  пришел на званый ужин,
а хозяин дома его крупный  должник, позавидовал Сухроб Ахмедович и  выдержке
гостя, и его умению подать себя.
     Медлить дальше было нельзя, молчание становилось неприличным, следовало
отвечать, и отвечать напрямую, любые уловки только  запугали бы его самого и
подорвали к нему доверие,  которого  он желал добиться,  тем  более  сегодня
Шубарин встретится с Коста, а тот доложит все как есть, но не хотелось сразу
выкладывать все карты...
     -- Так  получилось, что  я  случайно оказался  свидетелем,  как молодой
человек  по  имени  Коста не сумел отобрать  дипломат  у  бывшего  прокурора
Азларханова и сам попал в руки милиции. Я догадался,  что  документы в кейсе
представляют интерес или денежный, или политический, а скорее  всего и то, и
другое,  иначе  какой был  смысл  так рисковать  собой  и тем  более убивать
человека из органов правосудия, возмездие тут последует однозначное и шансов
на  помилование никаких. Чисто абстрактно я  подумал,  вот если бы завладеть
мне тайной дипломата, но это виделось  нереальным. Мне понравился Коста, его
отчаянность, чувство долга и преданность своим хозяевам, и в какой-то момент
у меня мелькнула мысль, что смог бы спасти его, это казалось мне по силам.
     Сухроб Ахмедович нервничал и попросил жестом помощника налить чай.
     -- Я не понимаю мотивов вашего поступка, --  направил разговор в нужное
русло Шубарин, -- вы вполне преуспевающий прокурор, профессионально ценитесь
высоко, не  бедны... Есть  шанс сделать карьеру.  Зачем  вам симпатизировать
профессиональному преступнику и тем более желать спасти его от справедливого
наказания?!
     "Кто  из  нас прокурор? -- подумал,  ощущая дискомфортность,  Сенатор и
понял, в каких жестких руках он оказался, тут, как Коста, следовало  служить
до последнего вздоха, других, видимо, близко не подпускали.
     -- Спасибо,  лестно слышать аттестацию  из уст такого человека, как вы,
Артур  Александрович.  Но  вы ошиблись  в одном, главном, не  имел я  шансов
по-настоящему сделать карьеру, не смог найти ходов ни к Верховному, ни к его
приближенным. Людей, недовольных своим положением, -- тьма, я один из них...
     -- Что ж, спасибо за откровенность, и вы решили заполучить Коста, чтобы
добиться расположения его хозяев?
     -- Если  честно,  то да. Но, видимо, следует учесть, что вчера я спас и
ваших ребят из белых "Жигулей",  по городу уже была объявлена облава на  эту
машину, и они  вряд  ли об этом  предполагали,  не  рассчитали  возможностей
полковника Джураева.
     -- Мы оценили ваш жест и ожидали, что вы вступите с нами в контакт.
     -- С  кем? -- искренне удивился хозяин  кабинета.  --  С ветром в поле.
Машина вполне могла быть угнанной или с фальшивым номером.
     -- Логично,  вполне. Но в  конце концов  вы вышли  на нас,  и  у вас, к
нашему  изумлению, оба  номера  телефонов,  которыми пользуются в экстренных
случаях, откуда при вашем полном неведении эти данные?
     "Не  знает, что  Коста у меня?"  -- удивился  еще раз прокурор, а вслух
сказал:
     -- Коста дал мне эти номера.
     -- Значит, Коста у вас? -- от неожиданности Шубарин привстал.
     -- Да,  я же  сказал:  почувствовал, что  выкрасть его мне по  силам, и
сделал это.
     --  А мы решили,  что поздно вечером  его все-таки забрали в  тюрьму, и
каялись,  что  опоздали  всего   лишь  на  час,  поверили  медсестре,  чисто
сработали.  --  И   после   паузы,   наблюдая,   как  прокурор  наслаждается
произведенным эффектом, добавил: -- В вашей расторопности есть резон, я имею
в виду утренний звонок, опоздай  вы с ним еще  на полчаса, я не знаю, чем бы
закончился инцидент, мои ребята уже  около  часа крутятся возле прокуратуры.
Теперь  для  меня многое  прояснилось, и я,  с вашего позволения, дам отбой,
ведь  там,  на  улице,  не знают, как  идут  здесь  дела,  и не  дай  бог  у
кого-нибудь сдадут нервы и ворвутся в окно с автоматом.
     -- Вы всерьез? -- позволил себе улыбнуться прокурор.
     -- Вполне, в окно за  вашей  спиной, это по  плану. -- И, не  дожидаясь
ответа хозяина кабинета, негромко сказал: -- Ашот!
     И тотчас в комнату  вошел  угрюмого  вида мощный  парень, он  наверняка
стоял  в тамбуре  двери. Спортивная куртка на узкой  талии выпирала. Сенатор
сразу понял, что это пистолет.
     -- Ашот,  а  ты  единственный оказался прав,  прокурор Акрамходжаев  не
такой уж плохой человек, как уверяли меня  многие, и  против нас  он не таил
зла, наоборот, он спас Коста.
     Что-то  наподобие радости, ликования  мелькнуло  на секунду  на угрюмом
лице, но Ашот успел унять свой восторг.
     -- Пожалуйста, дай отбой  и отправь ребят домой, а мне занеси дипломат,
что заготовили с вечера.
     Ашот вернулся быстро, и они продолжили разговор.
     -- Вы  сказали, что  Коста дал вам  телефон, наверное,  он настаивал на
немедленной встрече со мной? -- спросил Шубарин, буравя глазами прокурора, и
в  них  не читалось ни симпатии, ни признательности,  ни  жалости, и все это
походило  скорее  на  допрос, чем на  разговор  равных,  особенно  теперь, в
присутствии Ашота, расстегнувшего  куртку.  И только сейчас Сухроб Ахмедович
понял,  что  он подписал бы себе смертный приговор, не выкради  он кейса или
вовремя не  поставь  Шубарина в известность о  том, где он хранится,  -- тут
пощады не знали, не стали бы колебаться, как Беспалый перед Прокуратурой.
     И все-таки отвечать даже на самые неприятные и жесткие вопросы  хорошо,
когда  знаешь,  что  ответы  устроят  экзаменатора.  И  поэтому  он  отогнал
неожиданно навалившийся страх и ответил спокойно, взвешивая слова:
     -- Да,  Коста настаивал  на встрече  с вами,  угрожал.  Но  время  было
позднее, и  вам без  моего  участия все равно ничего сделать бы  не удалось,
даже взорви  вы  Прокуратуру, как он предлагал. Мой звонок означал  бы  лишь
предложение   на  сотрудничество,  а  точнее,  единоразовый  контакт,  а  не
сотрудничество на равных.  Другое дело  -- добудь дипломат я сам, это давало
мне право на определенное место среди вас, на достойное отношение ко  мне, я
бы не хотел особого диктата над собой, этим я сыт по горло.
     Сенатор видел, как  Шубарин  весь  напрягся  от  волнения  и  с  трудом
сдерживал себя от вопросов, так и просившихся на язык.
     --  Я, как и вы, располагаю определенной силой и  решил все-таки добыть
дипломат сам, хотя  вначале и считал это для себя неприемлемым. Коста убедил
меня, что в кейсе находятся бумаги чрезвычайной важности и они касаются даже
тех, кто  завтра может занять  место Шарафа Рашидовича, и  я подумал, что не
имею морального права подводить  таких  людей, вносить сумбур в  сложившуюся
кадровую  политику.  Кроме этого,  он  открыто  сказал,  что  мне не простят
малодушия, остановки на полпути.
     -- Дипломат у вас? -- не сдержался гость, наверное, впервые в жизни, по
крайней мере во взрослой ее части.
     --  Да, кейс у меня в надежности  и  сохранности,  -- ответил как можно
беспечнее Акрамходжаев  и увидел, как на глазах  меняется Шубарин, словно на
фотонегативе проявляется на нем усталость долгого дня  и  долгой  ночи. "Как
много сил, воли надо иметь, чтобы  так держать себя в руках", --  восхищенно
подумал   Сенатор  и  откинулся  на  спинку  кресла,  внутренне  торжествуя,
наконец-то он сломал Шубарина.
     Ранний  гость сидел некоторое  время  молча, слегка ослабив узел своего
карденовского галстука, потом поднял голову, и Сенатор вновь увидел прежнего
Шубарина,  минутный шок прошел, он  снова взял себя в  руки и в прежнем духе
спросил:
     -- Где дипломат? -- Вопрос не сулил ничего хорошего в случае отказа или
промедления. Прокурор это понял сразу, почувствовал, как напружинился за его
спиной парень по имени Ашот.
     Но прокурор ни  тянуть,  ни  отказывать  не собирался,  поэтому  сказал
помощнику.
     -- Салим Хасанович, пожалуйста, откройте сейф.
     Звякнули   ключи,  появился   из   стальных  недр  невзрачный  дипломат
венгерского производства, и прокурор чуть  привстал с места и толкнул его по
полированной  поверхности длинного стола для  совещаний,  кейс  благополучно
застыл перед Артуром Александровичем.
     Шубарин положил на него руку, словно раздумывая о чем-то, и потом вдруг
не то спросил, не то сказал:
     --  Сегодня  ночью  во  дворе  Прокуратуры  прозвучало три  пистолетных
выстрела, это из утренней сводки МВД.
     -- И нашли два трупа, -- закончил прокурор.  -- Такова  цена дипломата,
мы потеряли там хорошего залетного человека.
     Хозяин кейса кивком головы попросил Ашота вскрыть дипломат,  и тот, как
совсем  недавно  Беспалый,  тоже  вынул  кнопочную финку  и срезал  шнуры  с
сургучной  печатью.  Шубарин слегка приподнял  крышку, достал верхнюю стопку
бумаг, знакомые прокурору расписки на  крупные  суммы,  тут же вернул  их на
место и сказал:
     -- Наш дипломат.
     Ашот  без  всякой  команды  подал Шубарину  другой,  более  изящный,  с
цифровым кодом, лакированный, бычьей кожи атташе-кейс.
     -- Буду откровенен,  как и  Коста,  документы в  дипломате представляют
особую  ценность,  одним   они  могут  сломать  карьеру,   другим  жизнь,  а
большинству  сулят неприятности и  потерю доходов. Поэтому  вы  без обиняков
должны назвать  сумму, я не  буду торговаться, ваш риск того стоит. --  И он
щелкнул замком кода.
     --  Я отдаю вам  дипломат, возвращаю  Коста и не настаиваю ни на  какой
денежной компенсации, вы же сами сказали, что я не беден...
     --  Отказываетесь от  такой  суммы? --  гость распахнул крышку атташе и
развернул  его  к прокурору,  он  до краев  был тщательно уложен деньгами  в
банковских упаковках.
     --   Деньги  я   могу  найти  доступными  мне  средствами,   --  сказал
неопределенно  прокурор,  не  глядя  на  плотно  уложенные  пачки купюр,  он
понимал,  прими он  вознаграждение,  Шубарин  и  его  друзья посчитают  себя
квитыми, но не на это рассчитывал Сенатор.
     Возьми он деньги, не смог бы  толком распорядиться и бумагами из кейса,
сразу стало бы  ясно, откуда  ветер дует, понятно, где  источник.  Японца не
проведешь, документы лучше шли  бы в  ход,  если  бы  он  сам принадлежал  к
масонскому ордену, как выразился насчет шубаринской компании Миршаб.
     Настойчивость, с какой прокурор отказался от  денег,  несколько смутила
Артура Александровича, он допускал восточный такт,  традиции,  где ничего не
делается откровенно,  в  лоб, где и узаконенную взятку не берут как должное,
всяких  он  тут  навидался -- и дающих, и  берущих,  но чтобы отказаться  от
такого вознаграждения,  даже  не поинтересовавшись,  сколько  там, для  него
оказалось внове, и он с интересом посмотрел на прокурора.
     "А  я  всегда  думал,  что  у  восточных  людей  стремление  к  высоким
должностям одно -- чем выше сидишь,  тем больше берешь. По крайней мере, так
вели себя те, с кем я знался до сих пор", -- рассуждал Артур Александрович и
понимал,  что встретил  иной тип восточного  человека, в чем-то напоминавший
его самого. Деньги серьезная проверка, и он выдержал ее.
     -- Извините,  Сухроб Ахмедович,  я  неверно понял вас, -- сказал вполне
искренне  Шубарин.  --   Но  мой  жизненный  принцип  --  всякая  стоящая  и
ответственная работа должна щедро вознаграждаться.  Если  деньги  для вас  в
данном случае не являются мерой опалы,  я найду способ  отблагодарить вас  и
думаю, что отныне вы можете рассчитывать на мою помощь  и на покровительство
моих  друзей. Своим  поступком  вы  уже  выразили отношение к  нам. Еще  раз
извините за жест с деньгами, наверное, для вашего  искреннего порыва  помочь
уважаемым людям  наше желание откупиться, бросить кость, показалось обидным,
оскорбительным,  я  недооценил вас...  В  связи со смертью Рашидова  у  моих
друзей есть шанс занять его место  и наверняка произойдут  крупные  кадровые
перемещения, и для вас, безусловно, найдется достойное место...
     --  А  кто, на  ваш взгляд,  заменит  Рашидова?  --  вырвалось у  долго
молчавшего Миршаба.
     -- Скорее всего  это будет секретарь Заркентского обкома партии, старый
друг Шарафа Рашидовича, но не меньше шансов и у  другого человека --  Акмаля
Арипова,  известного аксайского  хана, тоже  близкого приятеля  Рашидова, он
двигает  на  этот  пост двух знакомых вам  людей,  оба они  из Ташкента. Вот
кто-нибудь из  трех, других претендентов я не принимаю всерьез,  но к любому
из них у нас есть  ходы, не волнуйтесь,  на этот раз вы поставили на  верную
карту.  --  гость достал из верхнего  кармашка пиджака  визитную карточку  и
протянул ее прокурору, считая разговор оконченным, заключил: -- Наверное, мы
встретимся с вами завтра на похоронах хозяина?
     --  Вы  переоценили мои возможности,  у меня нет приглашения, и вряд ли
кто мне его предложит.
     -- Ну, это  не проблема, Анвар Абидович взял  для меня  у распорядителя
два,  и оба без фамилий, заполните их  на свое  имя  с Салимом  Хасановичем,
пусть для многих не  покажется неожиданным ваше повышение. -- Он протянул на
прощание  руку  хозяину  кабинета и в последний момент спохватился:  --  Мне
хотелось в  столь непростой день нашего  знакомства сделать вам какой-нибудь
памятный подарок, чисто символически, пожалуйста, примите эти часы, они даже
там,  на Западе, редкие,  они  будут  означать,  что  вы наш  человек. --  И
Шубарин,  сняв с  запястья  "Ролекс" и передал  их  прокурору, тот не посмел
отказаться, жест был столь искренен, дружествен, щедр.
     Так эти роскошные швейцарские часы "Ролекс" оказались у Сенатора.


Часть II
Карден из Аксая

     Завтрак  в  тени  бронзового  вождя.  Парк в  стиле "ретро".  Досье  на
генерала КГБ. Харакири по-самурайски. Коллекционер подметных писем.  Троцкий
как  кумир.  Зеленое знамя  ислама. Хан,  обожавший кличку "Гречко".  Тайное
досье аксайского  Креза.  Забытые  развлечения римских патрициев.  Лифт  для
черной "Волги". Королевство кривых зеркал.  Двое в шевровых сапогах; Двойник
обладателя   двух  Гертруд,   Одиссей  и  Пенелопа.  Плата  за  убийство  --
канцелярская  папка. Жилет  из кевлара.  Двойной агент из  Верховного  суда.
Жуликоватые   поводыри.  Табиб,   специализирующийся  на  смерти.  Восточный
Распутин.

     Поезд несся в ночи,  грохоча  на  стыках плохо уложенных и безнадзорных
путей, вагоны то мотало в стороны, то кидало в такие ложбины,  что казалось,
состав сейчас выскочит из колеи или же не впишется в какую-нибудь кривую, но
мало  кто об  этом думал, все  привыкли и  к  качке, и к  тряске и наверняка
считали,  что   так  и  должно  быть,  потому  что  иного  не  видали  и  не
представляли, что есть другие железные дороги.
     Но Сенатор знал и другие поезда и другие дороги, однажды  он экспрессом
"Москва -- Вена" был в  Австрии, а возвращался домой через Восточный Берлин,
тоже  на колесах,  вот тогда  он  понял, что  такое железная  дорога и каким
комфортным  может  оказаться  путешествие  по  ней. Он не  сравнивал  дороги
Австрии  и Германии с путями  Среднеазиатского  отделения Министерства путей
сообщения СССР,  не располагал  таким беспечным  настроением  для анализа, а
толчки и мотания не  мог не замечать, потому что его то и  дело  било то  об
стенку, то об стол, на столешнице все подпрыгивало,  звенело,  переезжало из
края в край.
     Нужно было вздремнуть хотя бы  два-три часа, но сон не шел, и при такой
неритмичной качке, когда его раз за разом кидало на тощую  перегородку, вряд
ли удастся  уснуть, он теперь  и со снотворным засыпал  трудно  и не всегда.
Воспоминание  о  знакомстве с  Шубариным подняло  настроение,  в трудные дни
своей  жизни  он теперь  всегда отыскивал Артура  Александровича, и  полчаса
разговора с ним наедине за чашкой ли  чая, за  рюмкой ли коньяка действовали
на  него  как  сеанс   опытного   гипнотизера,   экстрасенса.   Удивительное
спокойствие,  хладнокровие,  рассудительность,  которыми  так  ярко  обладал
Японец,   передавались   запутавшемуся  в   делах   собеседнику,   и   Артур
Александрович всегда  находил выходы из любых ситуаций,  пока он ни в чем не
подводил его, а со дня смерти Рашидова прошло уже почти три года.
     --  Три  года...  -- сказал  вслух нараспев  прокурор, ощущая их такими
долгими в своей жизни. Он взял чайник и направился в коридор за чаем, теперь
он понял, что спать  ему сегодня  не придется. Попросив  проводника заварить
покрепче, он заодно справился о ходе поезда, скорый шел по графику, и ничего
пока не вызывало  тревоги. Он любил работать по ночам, и помощником в ночных
бдениях  всегда служил чай. Хозяин вагона постарался и  заварил такой, какой
требовался, и он вновь провалился памятью в три последних года, показавшиеся
ему такими долгими, хотя они были годами взлета, о  котором он так  страстно
мечтал.
     Ко времени похорон Рашидова страна уже год жила с  Юрием Владимировичем
Андроповым,  человеком, знавшим истинное положение  дел в государстве. Среди
многих неблагополучных районов державы его  внимание привлекал и Узбекистан.
Еще в бытность свою председателем  Комитета государственной  безопасности он
знал,  что  американцы  вели аэрофотосъемку нашей территории и  каждый раз с
поразительной точностью прогнозировали виды  на урожаи. В американских, да и
в  других зарубежных  источниках не раз уже появлялись  данные  о том, что в
Узбекистане ежегодно приписывают около миллиона тонн хлопка. В подтверждение
слухов в стране как раз вспыхнул постельно-бельевой кризис, и это при  сборе
в девять миллионов тонн! Наверное, это и послужило последней каплей терпения
многолетнего воровства.
     Не было  в  Москве ни одного серьезного  ведомства, ни  партийного,  ни
советского,  ни  одной  значительной  газеты,  куда  бы простые  дехкане  из
республики  и коммунисты,  не  променявшие  совесть  на  подачки,  не писали
открытым  текстом об  обмане  государства,  о повальных хищениях вокруг. Уже
намечались дела, позже названные "хлопковыми", появились в республике первые
следователи из Москвы, но еще ничто не предвещало ни грома, ни молнии, никто
не предполагал масштабов миллиардных хищений, ни огромного количества людей,
замешанных в этом, ни уровня должностных лиц, причастных к казнокрадству.
     Прогноз  Шубарина  оказался  верным,  Рашидова  сменил  человек  Акмаля
Арипова. Аксайский хан на поверку оказался сильнее, чем думал друг Японца. В
первую же осень  пр