Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
осетрину и паштет. Ему и в голову не пришло поинтересоваться у Даниэлы,
чего она хочет.
Она закрыла глаза и мысленно увидела свою доску для вэй ци. Всякий
раз, когда представлялась такая возможность, она не упускала случая
сыграть партию в эту старинную китайскую игру, известную в Японии под
названием го. С незапамятных времен считалось, что стратегия и тактика,
выбираемые игроком за доской, являются отражением его личной философии.
Она недоумевала, что побуждало Малюту временами играть с ней. Он
несомненно не испытывал к ней ничего, кроме ненависти и отвращения, то
есть тех чувств, которые питал по отношению ко всем женщинам. И уж тем
более его возмутило ее наглое посягательство на святая святых мужской
власти - Политбюро.
Заказ немедленно приняли: еще одно проявление вездесущего могущества
Олега Малюты. К счастью для Даниэлы, он заказал перцовку, которую она
любила сама, особенно в зимнюю стужу. Острый перец придавал водке
изысканный, согревающий душу аромат.
Малюта дождался, пока поднос с закусками не поставят на стол, но не
проявил ни малейшего намерения притронуться к ним, хотя утверждал, что
хочет есть.
- Мы должны узнать, в чем суть этого самого Камсанга.
Это заявление, сделанное без малейшей преамбулы, шокировало Даниэлу.
Так назывался секретный проект, осуществлявшийся в китайской провинции
Гуандун, доступ к которому она пыталась отыскать на протяжении уже почти
целого года без малейшего успеха. Только два человека были полностью
посвящены в эту тайну: Ши Чжилинь и его сын Джейк Мэрок. Почему Олег
Малюта вдруг ни с того ни с чего заинтересовался этим проектом? Даниэла
совершенно не доверяла ему. Если он хотел добраться до секретов
Камсанга, то это могло означать только одно: когда придет время делить
награды, он обязательно постарается избавиться от нее, Даниэлы, и вряд
ли что-то сможет помешать ему сделать это. Камсанг мог предоставить
сказочную власть в распоряжение Даниэлы или Малюты, но не обоих
одновременно:
- Сделать это будет чрезвычайно трудно, - осторожно заметила Даниэла.
- Это должно быть сделано, товарищ генерал. - Глаза Малюты сверкнули.
- Я собираюсь стать преемником Федора Леонидовича.
Он имел в виду Федора Леонидовича Геначева, советского лидера, главу
коммунистической партии Советского Союза.
- Без власти, которую я обрету, овладев секретом Камсанга, мои шансы
окажутся близкими к нулю. С такими друзьями в Политбюро, как Резцов и
Карелин, нельзя даже пернуть у себя в туалете, чтобы это тут же не стало
известно Геначеву.
Карелин. Не имелось ли у Малюты других причин вспоминать это имя?
Даниэла постаралась применить тактику медленного дыхания. Значит, она
все-таки оказалась права. Какой сумасшедший план вынашивал этот маньяк?
А впрочем, какая разница. Главное заключалось в том, что он намеревался
втянуть ее в свою игру. Целый вихрь мыслей закружил у нее в голове.
Даниэле приходилось предпринимать усилия, чтобы оставаться внешне
спокойной.
- Вам бы следовало побывать в Ленинграде вместе со мной, товарищ
генерал. Так, просто для того, чтобы посмотреть на Геначева. Зрелище еще
то. Он ходил в толпе, улыбаясь и крича: "Я здесь вместе с вами, чтобы
помочь вам. Выслушать ваши проблемы и решить их. Я пришел сюда, чтобы
вместе с вами строить новую страну!"
Малюта глубоко вздохнул. На его лице появилась гримаса, как у
человека, внезапно почувствовавшего смрад гниющей плоти.
- В молодости я видел Никиту Хрущева. Он выступал перед народом во
всех уголках Советского Союза. Он упивался восторгами толпы. Сугубо
внешние, низкопробные проявления действовали на него, как наркотик. Он
даже ездил в Америку и там умудрился забраться в Диснейленд. Однако
тогда я принимал все за чистую монету и считал его настоящим героем.
Человек, живущий иллюзиями, интересовавшийся всем, что происходит
повсюду в мире, за исключением своей собственной страны, вызывал у меня
искреннее восхищение. Так продолжалось до тех пор, пока однажды я не
услышал от отца слова, вначале показавшиеся мне кощунственными. Он
материл Хрущева на чем свет стоит. "Культ личности, на создание которого
Хрущев затрачивает столько времени и энергии, представляет собой
серьезную и насущную угрозу", - говорил он. - "Хрущев слишком много
говорит о Хрущеве, - добавил тогда отец. - Он, как обезьяна, подражает
во всем американскому президенту Кеннеди. Война между Советским Союзом и
Америкой не имеет никакого отношения к народам и идеологиям. Нет, это
война двух раздутых эго".
Малюта начал есть, очевидно вспомнив о том, что пить не закусывая все
равно что признать себя алкоголиком. Это, однако, не помешало ему
продолжить свое повествование.
- После этого я на два дня заперся у себя в комнате. Я ничего не ел и
ни с кем не виделся. Я размышлял о Хрущеве и о том, что мой отец сказал
про него. Постепенно я начал понимать, что отец прав. Хрущевым двигало
его эго - крайне опасная привычка для лидера такой страны, как Советский
Союз.
Даниэла глубоко вздохнула.
- Не думаете ли вы, что опрометчиво вести подобные разговоры?
Малюта резко вздернул голову. Сейчас он походил на ястреба,
разглядевшего свою жертву в траве с высоты в полмили. Ужасный взгляд,
принадлежащий не человеку, но отвратительной Медузе, парализовал
Даниэлу. Тоненькая струйка пота сбежала вдоль ее позвоночника, в то
время как в ее голове молнией промелькнула мысль:
Этот человек внушает мне настоящий ужас. Она изо всех сил напрягла
волю, стараясь навести порядок в смятенных чувствах, ибо знала что этот
самый страх может погубить ее.
- Вы интересуетесь моим мнением, товарищ генерал? - подчеркнутое
ударение, сделанное на последние слова, яснее некуда показывало, что он
ни в грош не ставит ее звание. И вновь она подумала: Видимо, оттого, что
я женщина.
- Вовсе нет, - ей было очень непросто заставить свой голос звучать
твердо и уверенно. - Я просто беспокоюсь из-за не совсем подходящей
обстановки. Здесь...
- Здесь так шумно, что никакому микрофону не под силу уловить хоть
одно слово из нашей беседы. - Он продолжал внимательно изучать выражение
на ее лице.
- Вас действительно беспокоит именно эта причина?
Она даже не шелохнулась, стараясь все время держать голову прямо.
- Что вы имеете в виду?
Малюта бросил в рот очередной кусок осетрины и пожал плечами.
- Народ любит его. Геначеву еще только пятьдесят пять. По кремлевской
шкале он совсем молод. Он демонстрирует людям свою энергичность, и те
отвечают ему взаимностью. Он объявляет, что внесет коренные изменения в
сельскохозяйственную систему. Экономика, экономика и еще раз экономика.
Он только и делает, что разглагольствует о ней. Четыре процента прироста
валового дохода, без каких бы то ни было сокращений военных расходов -
вот что он обещает народу. Да-да, товарищ генерал, народу. После чего
отправляется вместе с женой и дочкой на парады, смотры. В Художественном
театре они недавно втроем спустились в партер и сидели там вместе с
остальными зрителями, вместо того чтобы, как повелось, смотреть
спектакль из ложи.
Он запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда
несколько глянцевых журнальных страниц.
- Еще не успели посмотреть?
Даниэла взяла из его рук обложку и большую статью из последнего
номера "Тайм". Она увидела семейное трио Геначевых, счастливо
улыбающихся на каком-то официальном приеме, и толпу на заднем плане,
восторженно взирающую на них. "Советская семья номер один" - гласил
размашистый заголовок. Она вернула страницы Малюте, не читая.
- Осталось совсем маленькое пространство, в котором пока можно еще
маневрировать, - продолжал он, откладывая страницы в сторону. Он
прикасался к ним так, точно они были отравлены. - С каждым днем этот наш
вождь "нового поколения" прибирает к рукам все больше и больше власти. С
каждым днем его культ личности разрастается. Геначев основное внимание
уделяет внутренней политике, не отдавая себе отчета в том, какие усилия
потребуются для того, чтобы вновь сдвинуть эту страну с места. Одними
словами, брошенными в народ, не добьешься четырех процентов прироста в
экономике. Зато он совершенно перестал уделять внимание делам на
международной арене. Геначев игнорирует китайскую угрозу, забывает про
афганскую войну. После целого десятилетия постоянных и заметных успехов
мы испытали болезненную и, боюсь, почти невосполнимую потерю авторитета
в Африке. Мы утратили контроль, даже тот, что имели, над Южной Америкой,
и все попытки навести порядок в Юго-Восточной Азии имели плачевный
исход. И на что же тратит свое время Геначев? Вместо того чтобы
обратиться к решению насущных вопросов, он "сближается" с народом,
болтает с фермерами, уверяя их, что скоро от былых трудностей не
останется и следа. - Он фыркнул. - Еще немного, и мы начнем раздавать
субсидии частным фермам, как в Америке.
Малюта крепко стиснул кулак.
- Довольно! Пора положить этому конец. Когда ты добудешь для меня
секреты Камсанга, я сумею доказать на Политбюро свою правоту Настало
время вновь взять под контроль всю ситуацию в Африке и Латинской Америке
Советский Союз должен расширить сферу своего влияния на земном шаре. Нам
следует проявлять больше агрессивности во внешней политике, а не
стараться увеличить производительность труда в безнадежно устаревших
колхозах. Однако до тех пор, пока Геначев стоит у власти, ничей голос,
кроме его, на Политбюро не имеет веса.
Желая отвлечь его от этой темы хотя бы на некоторое время, Даниэла
жестом указала на тарелки:
- Может быть, приступим к еде? Я просто умираю от голода.
В молчании они приступили к ужину, однако она видела, что мысли
Малюты заняты не едой.
- Разумеется, - промолвила она, после того как остатки закусок унесли
со стола. - Вы всегда стояли за иной выбор приоритетов. Вы могли бы
заключить союз с Геначевым, используя тактику мелких уступок и
приобретений. Возможно, вы даже убедили бы его взять вас в советники по
международным вопросам.
Малюта не проронил ни звука в ответ, однако по выражению его лица
Даниэла видела, что он размышляет над ее словами. Наконец он широко
развел руками и пожал плечами.
- Я не могу себе представить, что могло бы заставить товарища
Геначева прислушаться хоть к какому-нибудь совету, данному мной. Его
духовный наставник - Михаил Карелин, человек без лица. Кажется, так про
него говорят?
- В некоторых кругах, - согласилась она.
Она снова вспомнила свою доску для вэй ци. Главное - правильно
выбрать стратегию. Тогда Малюта угодит в расставленную для него ловушку.
Даниэла смогла бы обвинить его в подготовке заговора с целью физического
устранения Геначева, если б только у нее были доказательства. Не
домыслы, а бесспорные факты, не вызывающие сомнений в своей
достоверности. Такие доказательства, предъявление которых фактически
означало бы немедленное вынесение смертного приговора.
- Карелин!.. Говорят, он совершенно лишен честолюбия. Он вполне
доволен жизнью, оставаясь в тени и нашептывая на ухо Геначеву, что и как
нужно делать. Может быть, весь идиотизм Геначева следует на самом деле
приписывать Карелину? Понимаете? Во взаимоотношениях между ними очень
трудно разобраться, где кончается один и начинается другой.
Не спеши, не спеши, - уговаривала она себя. Ее сердце тревожно
забилось.
- А если предположить, что Карелин сам порекомендует вас Геначеву на
пост советника?
Малюта задумчиво постучал указательным пальцем по нижней губе цвета
сырой печени. Достав сигарету из пачки, он прикурил. Даниэла с трудом
подавила непреодолимое отвращение.
- Вот это уже становится интересным, товарищ генерал, - его рот
растянулся в улыбке, такой странной и неестественной, словно Малюта был
не в состоянии управлять мускулами лица.
По мере того как смысл этой улыбки стал доходить до сознания Даниэлы,
страх разрастался в ее груди.
- Вы, однако, шутить изволите. С какой стати Карелин станет делиться
со мной хоть крупицей своей власти?
- Станет, если я попрошу его об этом.
- Ого! И он вот так запросто выполнит твою просьбу надо полагать.
Даниэла поставила чашку на стол.
- Месяца полтора тому назад Михаил Карелин позвонил мне и пригласил в
ресторан. Я решила, что он хочет заручиться моей поддержкой по каким-то
вопросам. Мне показалось весьма вероятным, что он мог считать меня, как
самого молодого члена Политбюро, наиболее сговорчивой. Он отвез меня в
"Русскую избу", что, признаться, удивило меня. Я совершенно не понимала,
зачем надо тащиться так далеко от центра города. Сорокаминутная поездка
на машине чересчур попахивала романтикой. Кроме того, меня немало
озадачило то обстоятельство, что за все это время он ни разу не
заговорил о делах. Вместо этого мы болтали о разной чепухе, рассказывали
друг другу о своем прошлом, вспоминали детство. Другими словами,
знакомились ближе, чем это принято между коллегами.
- Карелин назначил вам свидание?
- Свидание, - подчеркнуто повторила она. - Да, совершенно верно. И
вот теперь он снова хочет увидеться со мной.
Малюта вспомнил жену Карелина, пухленькую, низенькую женщину, и двух
дочерей, очень похожих на мать. Покряхтев, он промолвил:
- Как там говорится? В тихом омуте черти водятся?
- В данном случае лучше не скажешь.
- Ну и что же вы ответили господину Карелину?
- Я не сказала ему ни да, ни нет.
- Женщины, - сказал Малюта так, точно одно это слово объясняло разом
все. Он хранил молчание, пока на стол подавали ужин. Когда официант
ушел, он добавил:
- Ну что ж, в нашем случае ваша женская... м-м-м... нерешительность
сослужила нам хорошую службу.
Не пускаясь в немедленное разъяснение своего туманного замечания, он
с видимым удовольствием принялся уплетать пельмени. По-видимому, во
время беседы его аппетит проснулся с прежней силой. Он съел все дочиста
и лишь после того, как последний кусочек вареного теста исчез в его
пасти, заговорил опять.
- Я хочу, чтобы ты была моими ушами с Карелиным, - сказал он с
набитым ртом.
- И заставила его использовать свое влияние на Геначева, - добавила
она, подумав про себя: Ну, вот ты и попался!
Малюта кивнул и, набрав полный рот водки, прополоскал его, прежде чем
проглотить.
- Это сослужит мне добрую службу.
Он снова улыбнулся своей странной, леденящей улыбкой, и Даниэла с
трудом подавила дрожь.
Ее сердце переполняла радость долгожданного триумфа. Она
недооценивала опасность, таившуюся в такой двойной игре, но риск был
оправдан, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства. Помимо всего
прочего она выяснила один жизненно важный вопрос, касающийся ее
взаимоотношений с Малютой: как это было ни странно, но он, очевидно, не
вел слежку за ней. В противном случае он бы уже знал, что Даниэла спала
с Михаилом Карелиным.
Впервые за весь ветер позволив себе расслабиться, она сказала:
- Ладно. Думаю, мне это удастся.
- Прямой провод к мозгам Геначева, - он казался погруженным в
глубокие раздумья.
Она кивнула.
- Да, это вполне возможно осуществить.
- Очень хорошо. Тогда действуйте. Когда они получили в гардеробе свои
шубы, у Даниэлы в голове пронеслось: Ладно, я буду его ушами. Я стану
шпионить для него. Если я в конце концов сумею свалить его, то ради
этого я готова сделать все, что потребуется. Даже для такого чудовища,
как он.
***
Из задней комнаты Симбал и Моника направились прямиком на кухню, где
Тони соорудил для них по огромному сэндвичу из всех остатков и обрезков,
которые нашлись в холодильнике Макса Треноди. Они стояли плечом к плечу,
наклонившись над громадной раковиной и с жадностью вгрызались зубами в
сэндвичи. Судя по звукам, доносившимся из гостиной, Макс провожал
последних гостей. Работа в УБРН требовала от людей постоянной
подтянутости, поэтому, получив возможность расслабиться, они старались
выпустить как можно больше пара, накопившегося внутри. Впрочем, этого и
следовало ожидать. Собственно говоря, Макс устраивал свои пользующиеся
скандальной известностью вечеринки именно для того, чтобы его люди могли
получить разрядку. Он справедливо полагал, что пар лучше выпускать в
приватной компании, нежели на глазах у всех.
Несмотря на все бурные события этого вечера, Симбал отнюдь не забыл,
зачем он явился сюда. Отхлебнув вина из своего бокала, он заметил как бы
между прочим:
- Кстати, я что-то не видел сегодня Питера Каррена. Неужели я
разминулся с ним?
При этих словах Моника так побледнела, точно вся кровь разом
отхлынула от ее лица. Опустив недоеденный сэндвич, она слабым голосом
спросила:
- Почему ты сказал это?
- Сказал что?
- Почему ты вспомнил про Питера?
Он небрежно пожал плечами, но внутри насторожился. Внимательно глядя
на Монику сбоку, он очень жалел, что она не стоит к нему лицом. Тогда
бы, возможно, он сумел бы понять, какие чувства охватили ее при
упоминании имени Питера.
- Просто когда-то мы с ним хорошо знали друг друга. Вот и все. -
Выдержав паузу, он добавил:
- А в чем дело, Моника?
Прежде всего, ему не следовало показывать ей, что он почему-то
интересуется Карреном. Поэтому он старательно изобразил беспокойство по
поводу ее расстроенного вида.
- Я не знала, что вы с Питером такие друзья, - сказала она,
по-прежнему не глядя на него.
- Да мы в общем-то ими и не были. Насколько я помню, очень мало кому
удавалось сойтись с Питером поближе. Однако мы провели вместе шесть
недель в Бирме, прежде чем он уехал оттуда.
Осторожно! - мысленно добавил он, обращаясь уже к самому себе.
- Да. Я припоминаю. - Моника снова поднесла сэндвич ко рту и облизала
испачканные приправой пальцы.
Она выглядела такой уставшей, что, казалось, у нее даже нет сил
поддерживать разговор.
- Я не знала, что ты тоже был там в это время.
- Тогда мы еще не были знакомы, - непринужденно заметил он. -
Кажется, я наткнулся на тебя после моего первого возвращения оттуда.
По-моему, это произошло здесь.
Она попыталась изобразить на лице улыбку, но та вышла какой-то совсем
безжизненной.
- Значит, ты помнишь?
Симбал ясно видел, что она думает о чем-то другом. О Питере Каррене,
ясное дело.
- Значит, насколько я понял, он сегодня не появлялся здесь?
Моника дернулась, точно Тони уколол ее чем-то острым, и он с
раздражением подумал: Что происходит, черт побери?
- Нет, - промолвила она так тихо, что ему пришлось приблизить ухо к
ее губам, чтобы услышать. - Не появлялся.
Симбал опустил глаза и увидел, что пальцы Моники глубоко вошли в
толстый сэндвич - с такой силой она сжала его. Лучше не обращать ни на
что внимания, решил он.
- Стало быть, он на задании.
- Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? - она резко повернулась к
нему, и Симбал поразился, увидев, как она побледнела.
- Конечно. Прости меня, - он прикоснулся к ее руке. - Моника, если б
ты только сказала мне...
- Отвези меня домой, Тони, - на ее лице застыло отрешенное выражение.
Вытерев руки бумажной салфеткой, она повторила:
- Отвези меня домой. И больше не говори ничего, хорошо? Хорошо?
В этом не было ничего хорошего, однако Симбал твердо решил, что
Моника не должна звать, что он придерживается такого мнения.
***
В салоне "Чайки" по-прежнему