снил, что швейцар "Ла Туканы" сделал-таки свое  дело  и
сообщил Кубинцу приметы и номер автомобиля Тони.
   Мимо  проносились  розовые  и  голубые  многоэтажки,  между  которыми
проглядывала синяя гладь моря, где, сверкая  синими  и  белыми  бортами,
лениво покачивались на волнах яхты  и  рыбацкие  траулеры,  за  которыми
тянулись по воде пенистые полосы. Девушки в купальниках,  состоявших  из
двух узеньких полосок материи, и  в  бейсбольных  кепках,  натянутых  на
влажные волосы, задорно смеясь и блестя на солнце загорелыми,  покрытыми
жирным кремом плечами, болтали с седоволосыми миллионерами,  щеголявшими
в расстегнутых до пупа рубашках, из-под  которых  выглядывали  массивные
золотые цепочки, и белых сверкающих туфлях, вызвавших  бы  презрительную
ухмылку у любого жителя Нью-Йорка или Вашингтона. Этим людям  не  о  чем
было беспокоиться, в отличие от Тони Симбала, которому пришлось свернуть
на  обочину   и   затормозить,   уступая   бесцеремонной   настойчивости
огненно-красного "Феррари"  и  молчаливому  -  слава  Богу,  до  времени
молчаливому - приказу "Магнума".
   "Корветта" замерла на месте, и во внезапно  наступившей  тишине  Тони
разобрал отдаленный плеск волн, заглушаемый  лишь  звуком  проносившихся
мимо машин.
   Красный "Феррари" медленно подкрался сзади, остановившись в  полушаге
от "Корветты", в точности так, как это сделал бы полицейский патруль.
   Громко захлопнулась дверь, и хрустнул  мелкий  гравий  под  подошвами
ботинок. Затем высокая фигура Мартина Хуанито Гато  де  Розы  загородила
Симбалу свет,  а  через  мгновение  он  почувствовал  у  виска  холодное
прикосновение дула "Магнума".
   - Ты, засохший кусок дерьма, - обратился к нему Кубинец.  Он  говорил
по-английски с едва заметным акцентом, глотая буквы. - Мне бы  следовало
превратить в кашу  твои  куриные  мозги,  но  я  питаю  слишком  большое
уважение к интерьеру этого автомобиля.
   - Потише, приятель, - отозвался Симбал. Он  благоразумно  не  шевелил
головой, не желая проверять крепость нервов Кубинца. -  Давай  потолкуем
по душам...
   - Мне не о чем толковать с тобой, козел.
   - ... и сбавим обороты.
   - У тебя хватило наглости, уф, явиться сюда и совать ног в мои дела.
   - Я даже и представления не имею, о каких делах ты говоришь.
   Ствол "Магнума" еще сильнее надавил ему в  висок.  Симбал  чувствовал
мускусный аромат одеколона, к которому примешивался запах пота.  Неужели
Кубинец чего-то боится? - подумал он. - Или кого-то? Может быть, меня?
   - Ты думаешь, что можешь испугать меня? Мать твою...
   - Смею тебя заверить,  Мартин,  моя  мама  была  весьма  почтенной  и
благонравной леди. Единственная шлюха, которую я знаю, это твоя сестра.
   Кубинец рывком распахнул низенькую  дверцу  "Корветты".  -  А  ну-ка,
вылазь из машины, - глухо прорычал он.
   Симбал послушно вылез.
   - Что ты собираешься делать? - осведомился он. - Пристрелить меня  на
глазах свидетелей, проезжающих мимо каждые  десять  секунд?  Знаешь,  мы
можем обмениваться любезностями до завтрашнего утра, если  ты,  конечно,
этого хочешь. Что касается меня, то я могу найти себе занятие поважнее.
   - Ага, например, таскать огурцы с моей грядки.
   - Мако в твоем полном распоряжении, дружище. - Симбал поднял руки.  -
Черт побери, ведь я мог просто  взять  и  подойти  к  тебе  там,  в  "Ла
Тукане". Я не сделал этого только потому, что знал, что испорчу все.
   - Что - все?
   - Перестань, Мартин. Я говорю о серьезной  каше,  которую  заваривают
Мако и Эдди.
   Карие глаза Кубинца мгновенно превратились в узенькие щелочки.
   - Что, черт побери, тебе об этом известно? И какого  хрена  ты  здесь
делаешь?
   - Меня прислало сюда Куорри. -  Симбал  решил,  что  нет  пока  нужды
упоминать УБРН. -  В  прошлом  месяце  в  Чайнатауне  произошел  большой
переполох, где не обошлось без участия  дицуй.  Прикончили  их  главаря,
Алана Тюна. Кто это сделал, выяснить не удалось. Теперь дальше. Одна  из
ищеек УБРН по  имени  Питер  Каррен  разлетается  на  мелкие  кусочки  в
собственной  машине  в  Парагвае,  и,  заметь,   представители   местной
нацистской фауны тут совершенно  ни  при  чем.  Опять  работа  дицуй.  Я
прямо-таки сгораю от любопытства. Мой  босс  тоже.  Объявляется  большая
охота. И вот я оказываюсь здесь.
   - Почему именно здесь?
   - Послушай, давай отправимся в какое-нибудь приятное, тихое  местечко
и обсудим там все, как взрослые мужчины,  за  стаканом  старого  доброго
виски.
   Кубинец вновь поднял "Магнум", так  что  черное  отверстие  оказалось
прямо перед глазами Симбала.
   - Почему ты здесь? - повторил он. Тони вздохнул.
   - Потому что именно здесь сейчас  находится  Эдвард  Мартин  Беннетт.
Разве не так?
 
*** 
 
   Кубинец привел Симбала в маленькое заведение на Кей Бискэйн, из  окон
которого открывался  замечательный  вид  на  центральную  часть  Майами.
Впрочем, замечательным его счел бы, пожалуй,  лишь  человек,  получающий
удовольствие от созерцания гнилых плодов, выросших из семян,  изначально
зараженных вирусом жадности. В изобилии, разрушая всякое представление о
здравом смысле  и  искусстве  градостроения,  здесь  высились  башни  из
гранита, мрамора и дымчатого  стекла.  Бесчисленные  отели  воздвигались
поражающими  воображение  темпами  в  течение  нескольких  лет   золотой
лихорадки, пока наконец вопрос о легализации в Майами  игорного  бизнеса
не был окончательно  решен  отрицательно.  Теперь  в  их  недрах  царила
зловещая для владельцев тишина, и они стояли почти  пустые,  похожие  на
людей, состарившихся, едва выйдя из младенчества.
   Однако тени, отбрасываемые  этими  надменными,  но  жалкими  в  своей
никчемности созданиями, не могли погасить яркого блеска голубого залива,
по которому с низким и назойливым  рокотом  носились,  точно  водомерки,
катера и моторные лодки.
   Кубинец заказал ром и кока-колу. Усевшись за столик, он промолвил:
   - Честное слово, я  думаю,  они  окончательно  спятили,  если  решили
внести изменения в это великое американское изобретение.
   - О чем это ты?
   - Да о кока-коле, дружище. - Кубинец  посмотрел  на  Симбала  как  на
круглого идиота. - Она же стала атрибутом,  символом  Америки.  Что,  не
так? Скажи, на кой хрен им понадобилось портить ее, делать из  нее  черт
знает что, а? Теперь под каким названием ее ни покупай, все одно -  вкус
не тот. Зачем же тогда, спрашивается,  существуют  символы  и  традиции,
если не беречь их?
   Симбал рассудительно решил воздержаться от  комментариев  и  пригубил
свою водку с тоником.
   - Понимаешь,  Мартин,  когда  дело  доходит  до  убийства,  я  обычно
становлюсь немного нервным, - заметил он.
   Из-за яркого солнца и нестерпимо ярких бликов на глади залива они оба
сидели в темных очках.  С  точки  зрения  Симбала,  вести  переговоры  с
человеком, не видя его глаз, было нелегко, но все же гораздо проще,  чем
под дулом  "Магнума".  Он  уже  успел  мысленно  поблагодарить  небо  за
достигнутый прогресс.
   - В нашей работе убийства происходят  каждый  день,  так  что,  уф-ф,
перестань пудрить мне мозги.
   - Однако не всегда их следы ведут в АНОГ, - возразил Симбал. -  Когда
парень из одного агентства пришивает парня из другого  агентства,  я  не
могу спокойно сидеть на месте. - Симбал наклонился вперед. - Видишь  ли,
в чем дело, Мартин, смерть Каррена немного разозлила меня.
   - Тогда сходи на улицу и поиграй в футбол урной, авось успокоишься.
   - Я  уже  пробовал  заняться  этим  с  твоей  сестрой.  Лицо  Кубинца
побагровело.
   - Ты, вонючее дерьмо. Мне надо было врезать тебе по морде, пока  была
такая возможность.
   - Может, и надо было, однако свою возможность ты уже упустил. Так что
давай больше не будем к  этому  возвращаться.  Я  думаю,  настало  время
поговорить о деле. Кстати, не думаю, что моя смерть  пошла  бы  тебе  на
пользу. Я больше не работаю на УБРН. Куорри всерьез взялась за дицуй.  Я
всего лишь одна из бешеных собак, которую спустили с привязи. И,  уверяю
тебя, там,  откуда  я  пришел,  таких  более  чем  достаточно.  Мой  шеф
подотчетен  только  одному  человеку,  и  этот   человек   -   президент
Соединенных Штатов. Куорри  располагает  возможностями  и  полномочиями,
какие АНОГ даже и не  снились.  Мне  кажется,  тебе  не  стоит  особенно
бушевать, имея дело со мной. Тем более что мы вполне можем поладить.
   Кубинец ответил не сразу. Он подождал,  пока  официант  усадит  новых
посетителей за столик.
   - В таком случае, расскажи мне все поподробнее. Мне что-то  не  очень
верится, будто  ты  приперся  сюда  из-за  какого-то  убийства.  На  это
существует Факультет Блохастых Ревматиков.
   - ФБР не распутало бы этот клубок, даже если бы  я  дал  им  карту  и
сказал, что в гостиной с ножом сидит профессор Пикок.
   Он еще не успел договорить, как Кубинец покачал головой.
   - Ты стреляешь только по крупным мишеням,  дружище,  мне  это  хорошо
известно. Тебя посылают в  дело,  только  когда  начинает  действительно
пахнуть жареным. - Симбал заметил, что его собеседник  перестал  пить  и
просто возит стакан по столу. - Раз  ты  появился  в  этом  городе,  то,
значит, здесь наклевывается что-то очень крупное. Я прав?
   - Что у тебя с Мако? - вместо ответа осведомился Симбал.
   Кубинец пожал плечами.
   - Он и Беннетт как-то связаны между собой.  Я  прослышал  об  этом  и
решил получить информацию из первых рук.
   - И что же он сказал тебе? Кубинец поднял глаза на Тони.
   - Я вместе с ним занимаюсь доставкой лодок с товаром в  разные  бухты
вокруг Майами. Что ты еще хочешь узнать?
   - Я хочу узнать, что они с Беннеттом замышляют?
   Кубинец покряхтел.
   - Почему бы тебе в таком случае не обратиться  прямо  к  Беннетту?  Я
уверен, он сделает тебе одолжение и снизойдет до твоей просьбы.
   Он покачал головой.
   Симбал решил временно отступить.
   - Ну, а как ты сам полагаешь?
   На лице Кубинца появилось выражение притворного изумления.
   - Ты спрашиваешь меня? -  Его  глаза  стали  совершенно  круглыми.  -
Господи! Что мы, простые ребята, не вылезающие из траншей и ковыряющиеся
в грудах навоза,  оставленного  этими  молодцами,  можем  сказать  тебе,
Великий Белый Охотник?
   - Прекрати ломать комедию, Мартин.
   - Черт побери, у тебя действительно классные башмаки, дружище. Где ты
их покупал?
   Симбал и бровью не повел.
   - Я спрашиваю, что затевают Беннетт и Мако?
   Кубинец пожал плечами.
   - Не знаю. Может, ты мне расскажешь?
   - Я думаю, тебе лучше выложить мне все начистоту.
   Кубинец задумался.
   - Черт возьми, - он глотнул рому, -  сегодня  вечером  он  устраивает
вечеринку. Она  должна  начаться  после  полуночи.  Там  соберутся,  так
сказать, сливки общества. Я собирался встретиться там с ними обоими.
   - Беннетт, - задумчиво пробормотал Симбал.
   - Раз уж ты встрял в это дело, я думаю, стоит тебя просветить на  его
счет, - чуть помрачнев, заметил Кубинец.
   - Я уже ознакомился с досье Эдди.
   - Это означает, что есть много такого, чего ты не знаешь о Беннетте.
   - Да?
   - Если ты не знаком с этим типом лично, то ты  не  знаешь  о  нем  ни
хрена.
   - Поясни.
   - Эдвард Мартин Беннетт - грязный подонок.
   - Расскажи мне то, чего я не знаю.
   - Я постараюсь, дружище. - Кубинец поднес стакан к губам и сделал еще
один глоток.  -  Случилось  так,  что  между  Эдди  и  Питером  Карреном
произошла размолвка.
   - Ты хочешь сказать, что они вдвоем выполняли операцию, разработанную
совместно УБРН и АНОГ?
   - Да нет. Речь совсем о другом.
   Симбал пытался прочесть по  лицу  Кубинца,  что  тот  имеет  в  виду.
Выражение, застывшее на нем, не предвещало ничего хорошего.
   - Не собираешься ли ты убедить  меня,  будто  их  объединял  какой-то
общий бизнес? - осведомился он.
   - Не бизнес. - Кубинец допил остатки содержимого  своего  стакана,  -
Удовольствие.
   - О, господи! - Симбал на мгновение запнулся. - Уж не  хочешь  ли  ты
сказать, что все это, черт побери, произошло на почве любовной ссоры?
   Кубинец вертел в руках пустую бутылку из-под кока-колы. Казалось, ему
хотелось выпить еще.
   - Да, думаю, с этого все и началось. Видишь ли,  они  не  могли  жить
вместе, показываться вдвоем в обществе и все такое. И это на  них  очень
плохо действовало. Однако им  приходилось  прятаться,  приятель.  Потому
что, как только такие вещи попадают в досье, то -  Мадонна!  -  на  тебе
ставят жирный крест до конца твоих дней. Можешь  забыть  об  оперативной
работе и серьезных заданиях. Тебя отсылают в Лепрозорий. Так это называл
Эдди. Там ты переучиваешься на клерка, а потом возишься с очень  важными
бумажками типа отчетов, справок, регистрации и прочее.
   - Ты говоришь, что никому  не  было  известно  про  их  отношения,  -
заметил Симбал. - Но ведь ты знал.
   - Еще бы. Я работал вместе с Эдди не раз и не  два.  Уж  это  ты  мог
узнать, прочитав его досье. Однако, повторяю, все  эти  досье,  а  уж  в
случае с Беннеттом и подавно, гроша ломаного не стоят.
   - Чтобы знать Беннетта, надо любить его,  -  промолвил  Симбал.  -  Я
правильно понял?
   Кубинец скорчил  презрительную  физиономию.  -  Ты  думаешь,  что  ты
необычайно мил? Работая в Куорри, ты обладаешь могуществом йинь и янь  и
можешь смотреть свысока на нас, деревенских ребят, да?
   - Не горячись, Мартин, -  примиряюще  отозвался  Симбал.  -  Я  сразу
понял, что эта лавочка закрыта для посторонних и попытался проникнуть  в
нее как мог. У меня не было времени на разработку тонких дипломатических
подходов перед встречей с тобой. Не обижайся, здесь нет ничего личного.
   - Вот тут уж ты ошибаешься, приятель. Здесь все - личное,  с  ног  до
головы.
   - Тогда лучше расскажи мне все по порядку. Кубинец коротко кивнул.
   - Для Эдди, кроме Питера Каррена, не существовало никого. Кстати, они
когда-то вместе учились.
   - Да, я знаю. В Йеле. В одном и том же колледже. Даже ходили в один и
тот же клуб.
   - "Клуб Адского Пламени", - уточнил Кубинец. - Там  творятся  крупные
дела. Однажды, когда мы с Эдди напились до чертиков, он  поведал  мне  о
том, как его принимали туда. Кстати, тогда же я узнал  о  его  романе  с
Карреном. Они вступили в клуб в один и  тот  же  день  и  вместе  давали
клятву верности и  обет  молчания.  -  Он  пожал  плечами.  -  Не  знаю,
наверное, двое мужчин тоже  могут  полюбить  друг  друга.  -  Он  жестом
попросил официантку принести новую порцию. - А потом разлюбить.
   - Так и случилось с ними? - догадался Симбал.
   - Это походило на обычный семейный развод, - ответил Кубинец. - Самое
забавное то, что один из них изменился, а другой - нет.
   - Тот, который изменился, - Каррен, - задумчиво промолвил. Тони. -  Я
знаю, что он встречался с одной женщиной из УБРН.
   - Да, и это, похоже, сильно раздражало Эдди, - признал Кубинец. - Тем
не менее разрыв произошел  из-за  него.  Его  послали  на  глубоководную
охоту.
   Это  было  выражение  из   жаргона   сотрудников   АНОГ,   означавшее
долговременное, конспиративное задание.
   - Дай-ка я попробую угадать. Дицуй?
   - Точно. - Кубинец взял стакан с подноса, принесенного  девушкой.  Он
словно испытывал неутолимую жажду, и  Симбал  вспомнил,  что  ему  сразу
показалось, будто Кубинец чего-то боится. - Его  не  было  долго,  Очень
долго.
   Тони почувствовал комок в горле.
   - Ну и что?
   На лице Кубинца появилась странная гримаса.
   - Собственно говоря, именно поэтому я здесь. И, кстати,  по  этой  же
причине меня так взбудоражило твое появление на моем горизонте.  Дело  в
том, что... Эдди больше не вернется. Он перешел на другую сторону.
   В наступившей тишине Симбал ошеломленно подумал: Господи, помилуй! Мы
имеем дело с оборотнем!
 
*** 
 
   Сунь   Цзу   утверждал,   что   умней   других   поступает   генерал,
разворачивающий свои войска в такой боевой порядок, в котором  противник
не может узнать определенного  строя.  В  этом  случае  против  него  не
выстоит армия, возглавляемая даже более искусным полководцем.
   Это было написано за пять веков до рождения Христа,  однако  мудрость
древнего стратега оказалась сильнее времени.
   Все это промелькнуло в сознании Джейка, когда он и Микио свернули  за
угол Священного зала. Они бросились бежать с  террасы,  так  как  успели
заметить, что двое боевиков  якудзы  имели  при  себе  оружие.  Было  бы
безрассудной глупостью двигаться им навстречу или оставаться  на  месте.
Тем более, что ни Джейк, ни Микио не были вооружены. На территории храма
поистине любое оружие было категорически запрещено. К тому же считалось,
что Микио погиб в Токио, и они меньше всего ожидали наткнуться здесь  на
его противников. Кроме всего, у них имелись в  распоряжении  великолепно
натренированные тела, и это уже было немало. В числе прочих советов Сунь
Цзу рекомендовал  полководцам  выбирать  наиболее  подходящее  поле  для
сражения, и двое друзей побежали вдоль края террасы, ища  удобное  место
для засады.
   Пробегая  мимо  открытой  двери   Священного   зала,   они   услышали
ритмическое постукивание. Один из монахов ударял палочкой по  пустотелой
деревянной рыбе, поддерживая таким  образом  темп  молитвы,  которую  он
нараспев читал своим собратьям.
   Внезапно они оба остановились.
   - О, Будда, - тихо вымолвил Джейк.
   Он снова вспомнил Сунь Цзу, увидев еще  четырех  боевиков,  торопливо
двигавшихся им навстречу. В следующее  мгновение  ему  все  стало  ясно.
Появление двух вооруженных убийц у  беседки  являлось  лишь  отвлекающим
маневром. Как же он сразу не догадался! Джейк  обругал  себя  последними
словами. Он должен был разгадать их  замысел  в  ту  же  секунду,  когда
увидел, как первая парочка вытащила свои пушки. Все, что  находилось  на
обширной  территории  храма,  было  объявлено  национальным   достоянием
Японии, и здесь применение огнестрельного оружия совершенно исключалось.
Врагам следовало выбрать иной, более тихий способ разделаться с  оябуном
и его другом.
   - В сад! - прошипел Микио, и, согнувшись почти пополам, они  кинулись
на густо обсаженное  деревьями  пространство  между  Священным  залом  и
пагодой.  Углубившись  в  сад,  они  миновали  огромный   кусок   скалы,
обточенный водой на протяжении столетий почти до  идеальной  формы.  Это
был камень  Человеколюбия.  Всего  в  саду  их  стояло  пять,  по  числу
добродетелей, провозглашенных Конфуцием.
   Было  очень  тихо.   Откуда-то   доносился   близкий   шепот   ручья,
прятавшегося в гуще аккуратно подстриженной зелени, а из Священного зала
долетал едва слышимый ритмичный стук палочки о деревянную рыбу.
   Друзья одновременно почувствовали появление врагов. Микио  дотронулся
до рукава Джейка, и они оба тотчас скользнули  дальше  в  глубину  сада.
Туда вела узкая извилистая дорожка, вымощенная поросшими  мхом  камнями,
уложенными так искусно, что у идущего создавалось впечатление, будто  он
бредет по руслу ручья.
   Они затаились в тени криптомерии, тихим шепотом рассказывавшей  тайны
этого древнего места. Справа от них стоял одетый  в  золото  и  багрянец
карликовый клен  с  раздвоенным  стволом.  Впереди  возвышался  огромный
камень Справедливости. Он был составлен из  положенных  один  на  другой
грубо обточенных дисков. Словно древесные кольца  на  пне  тысячелетнего
дуба, они напоминали о ничтожности жизни человека перед лицом  сменяющих
друг друга гигантских пластов времени, спрессованных в эпохи.
   Поговаривали, будто садовник, установивший этот камень, затратил  лет
десять на то, чтобы выбрать наиболее выигрышное место. Всякий  увидевший
этот камень должен был ощутить величие этого вечного мира и незыблемость
добродетели Справедливости, которая, согласно Конфуцию,  происходила  из
природы Вселенной.
   - Ничего не могу понять, - прошептал  Микио.  -  Для  клана  Кизан  я
мертв, и тем не менее они умудрились так быстро выйти на мой след.
   - Измена?
   Микио пожал плечами. А плечи у него были - косая сажень.
   - Все  может  быть,  дружище.  Я  бы  л