костей, черных,  обгоревших,  точно  их  поджаривали  на
огне. Тени говорили мне, что это кости японцев и националистов. Одна  из
теней наклонилась, и я почувствовала, как что-то пронеслось  мимо  меня,
едва не задев. Должно быть, это было оружие, потому что через  несколько
мгновений я увидела у тени в руке отрубленную кисть китайского  солдата.
"Смотри, что мы делаем с националистическим отродьем!"  -  сказал  он  и
швырнул кисть в огонь. Раздался треск и  громкое  шипение.  И  пальцы...
пальцы на отрубленной кисти вдруг задвигались.  Я  громко  закричала,  и
тени стали смеяться надо мной. Я все кричала и кричала, глядя на то, как
пальцы шевелятся, даже когда пламя охватило кожу. Даже после  того,  как
поняла, что движение вызвано лишь нагревом тканей. Я видела, как чернеет
рука, в то время как пальцы продолжали шевелиться,  словно  от  боли.  В
конце концов, от кисти не осталось ничего,  даже  костей.  Тень  бросила
остаток руки в темноту, расстилавшуюся за пределами крута огней.  Оттуда
доносились лай и возня  собак.  Потом  тень  схватила  меня,  связала  и
подвела к кострам. Я поняла, откуда берется такая вонь.  Это  был  запах
горящей человеческой плоти. Я  увидела  солдат,  осквернявших  миновские
трупы... отрубающих у мертвецов половые члены... нажимающих сбоку на  их
челюсти, так, чтобы те беззвучно распахивались во всю ширину... То  было
кошмарное, неописуемое зрелище.
   Грудь Сеньлинь бурно колыхалась. Слова срывались с ее губ так,  будто
она давилась ими.  Она  вся  тряслась,  словно  от  приступа  лихорадки.
Чжилинь,  намеревавшийся  было   успокоить   ее,   остановился,   увидев
предостерегающий жест мастера фэн-шуй.
   - Ты  только  что  произнесла  слова  "миновские  трупы",  -  заметил
Фачжань.
   Сеньлинь вздрогнула с такой силой, как если бы он приложил к ее  коже
утюг.
   - Разве? -  Она  несколько  раз  с  усилием  моргнула.  -  Не  помню.
Разумеется, я имела в виду трупы японцев. Это были именно японцы. -  Она
смотрела перед собой отсутствующим взглядом. - С чего я вдруг  упомянула
Мин? Династия Мин свергнута триста лет назад.
   Фачжань отвернулся от нее и зажег еще три  палочки.  Он  поместил  их
рядом с предыдущими, уже наполовину сгоревшими.
   - Это произошло, если быть совсем  точным,  в  одна  тысяча  шестьсот
сорок четвертом году, - сказал он. - Начиная с конца пятнадцатого  века,
судьба династии Мин  висела  на  волоске.  С  севера  империи  постоянно
угрожали беспощадные монголы, с востока -  не  менее  жестокие  японские
пираты, бороздившие  прибрежные  воды.  Повсеместно  царила  хроническая
нищета,  вызванная  ростом  числа  чиновников,  получавших  во  владение
огромные поместья. Все ниже и ниже гнул спину несчастный  крестьянин  до
тех пор,  пока  наконец  несправедливость  и  беззаконие  не  привели  к
всплеску возмущения народа. Первыми поднялись ремесленники. Несмотря  на
вмешательство только что сформированной тайной полиции, люди,  жаждавшие
справедливости,  стали  объединяться  в  группы.  Между  тем  могущество
династии Мин неуклонно катилось под  гору,  пока  во  времена  Вапли  на
исходе столетия значительная доля императорской власти не перешла в руки
алчных придворных. В тысяча шестьсот двадцать первом году, вскоре  после
смерти Вапли, противники Минов совершили набег  на  Пекин  и  опустошили
город. Внутренняя война явилась сигналом, которого только  и  дожидались
маньчжуры. Их полчища  с  севера  хлынули  на  Китай.  У  ворот  столицы
произошло небывалое кровопролитное сражение. В конце концов победа в нем
досталась маньчжурам, и они провозгласили правление династии Цин.
   Комната вновь наполнилась кольцами дыма ароматных палочек.  Где-то  в
соседнем помещении, по всей видимости,  горел  камин,  потому  что  было
довольно-таки жарко.
   - Какое отношение Мины и маньчжуры имеют к  Сеньлинь?  -  осведомился
Чжилинь.
   - Занимаясь фэн-шуй, приходится  иметь  дело  с  самым  разнообразным
проявлением сил этого мира, - отозвался  Фачжань.  -  Некоторые  из  них
легко доступны взору, другие прячутся в темных углах. Однако  обычно  не
бывает  необходимости  выходить  за  пределы  ру  гир,  то  есть   можно
оставаться  в  рамках  нашего  повседневного  опыта.  В  таких   случаях
исцеление достигается довольно быстро и легко, так как люди  содержат  в
себя пять основных элементов:  землю,  огонь,  воду,  металл  и  дерево.
Содержание их в том или ином человеке определяется по шкале с  делениями
от  одного  до  семидесяти  двух.  Недостаток  или  избыток  одного  или
нескольких  элементов  и  является  наиболее  частой  причиной  проблем,
относящихся к сфере фэн-шуй.
   Фачжань зажег еще три палочки. Теперь их было девять, сгруппированных
вокруг нефритовой статуэтки и  позолоченного  Будды.  В  соответствии  с
правилами нумерологии девять - наиболее благоприятное число.
   - Иногда, - продолжал Фачжань, - очень редко,  бывают  случаи,  когда
исцеление не может быть произведено в границах ру гир.  Тогда,  исчерпав
обычный набор средств, приходится искать ответы в иной области. То  есть
в ру гир - в сферах, выходящих за рамки нашего опыта.
   Чжилинь видел,  что  Сеньлинь,  окутанная  облаком  ароматного  дыма,
дрожит всем телом. Наконец, не выдержав, она повернулась к нему и,  едва
не плача, выдавила из себя:
   - Пожалуйста, уведи меня отсюда домой. Умоляю тебя!
   Чжилинь перевел взгляд с ее  измученного  лица  на  мастера  фэн-шуй,
стоявшего молча и неподвижно, точно статуя, соединив перед собой кончики
пальцев. Впервые в жизни Чжилинь не знал, как ему  поступить,  чтобы  не
ошибиться. Разум  призывал  его  остаться,  однако  сердце,  истерзанное
жалостью, уговаривало пойти навстречу мольбе Сеньлинь.
   - Пожалуйста, Чжилинь! Я чувствую зло, собирающееся вокруг меня. - Ее
глаза округлились. Черты лица выражали неприкрытый ужас. - Я боюсь,  что
оно проглотит меня.
   - Так и будет, - подтвердил Фачжань, - если ты уйдешь сейчас!
   - Нет! - единственно вырвалось у нее в ответ. Фачжань развел руками.
   - Я не могу помешать тебе уйти.  И  Чжилинь  тоже.  Никто  не  вправе
насильно удерживать тебя, Сеньлинь. Ты должна понять  это.  Если  ты  не
останешься здесь по доброй воле, я не смогу  предпринять  ничего,  чтобы
спасти тебя.
   - Спасти ее? - переспросил Чжилинь. - От чего?
   - От того, что медленно пожирает ее изнутри.
   - Что это?
   - Ру гир, - ответил мастер фэн-шуй.
   Сеньлинь издала сдавленный крик,  наполненный  таким  отчаянием,  что
Чжилинь, более не сомневаясь, взял ее за руку и вывел из комнаты.
   Из глубины темного коридора доносились судорожные всхлипывающие звуки
- путающее эхо сдерживаемых рыданий Сеньлинь.
   Добравшись до выхода, они прошли мимо магического зеркала.  Сеньлинь,
повернув голову, взглянула на свое отражение и остановилась  так  резко,
что Чжилинь, на мгновение потеряв равновесие, споткнулся.
   - Нет, - вдруг сказала Сеньлинь совершенно иным голосом. - Я не  могу
уйти. Еще не могу. Зло...
   Они оба вздрогнули при появлении Фачжаня. Чжилинь не понимал, да и не
пытался понять, откуда тот вынырнул, из какой тени.
   - Время пришло, - промолвил мастер фэн-шуй.  -  Земля,  вода,  огонь,
металл,  дерево.  Ни  один  из  этих  элементов  не  поможет  нам  найти
правильный ответ. Ру гир.
   Сделав знак рукой, он повел их в сторону,  противоположную  той,  где
находилась комната.
   - Куда мы идем? - спросил Чжилинь.
   - Ксинь чжинь, - торжественно ответил Фачжань.
 
*** 
 
   В саду, на который уже опустились вечерние  сумерки,  повсюду  белели
стволы тутовых деревьев. Точно таких, каким с незапамятных времен  Китай
был обязан своими шелковыми тканями, славящимися на весь мир.
   Точно таких же, если не считать исходившего от них странного, пряного
аромата,  незнакомого  Чжилиню.  В  небе  холодным  блеском  сиял  узкий
серебристый серп луны - рога дракона, как утверждало  древнее  китайское
поверье. Цикл охоты ночных хищников был в самом разгаре.
   Они девять раз обошли сад кругом.  Девять  на  мандаринском  диалекте
значило долгую жизнь.  В  основе  многих  правил  китайской  нумерологии
лежало то обстоятельство, что во всех наречиях китайского  языка  слова,
как правило, имели не одно значение. Часто  слова,  обозначавшие  числа,
звучали сходно с  другими,  и  благодаря  этому  соответствующему  числу
приписывался тот или иной смысл.
   - Число девять имеет сегодня особое значение  для  нас,  -  промолвил
мастер фэн-шуй. - Возможно даже, оно определяет  все.  Сегодня  двадцать
четвертый  день  четвертого  месяца.  Четыре  двадцать  четыре  -  самая
благоприятная комбинация календаря.
   Чжилинь, знавший кантонский диалект не  хуже  самого  Фачжаня,  знал,
почему это так. Слово "четыре" звучало на этом  наречии  как  "умирать".
Таким образом "четыре двадцать четыре" означало  двойную  смерть.  Этого
номера следовало избегать всеми силами. Зачем, -  укорял  себя  мысленно
Чжилинь, - я привел сюда Сеньлинь именно сегодня?
   - Тем не менее, вы здесь,  -  промолвил  Фачжань,  точно  угадав  его
мысли, - и это само по себе немаловажное обстоятельство. Если ваш приход
выпал на четыре двадцать четыре, то так тому и быть. Дао вечных  перемен
учит нас, что лишь в полном, кромешном мраке может зародиться свет.
   Он вывел их на середину сада. Здесь повсюду вились виноградные лозы и
царил густой и сладкий аромат роз, несмотря на то, что время распускания
бутонов еще не наступило.
   Когда они очутились внутри  естественной  беседки  под  сенью  ветвей
посаженных крутом шелковиц, мастер  фэн-шуй  стал  указывать,  кому  где
стоять.
   - Сеньлинь, - распоряжался он, - повернись лицом к  склонам  вон  той
черной горы, похожей на черепаху. Ты, Чжилинь, должен  стоять  здесь,  у
камня малинового феникса. Я стану вот туда, в пасть зеленого дракона.  -
Он кивнул. - Теперь ки будет подниматься, пузырясь  и  вскипая,  подобно
лаве, из неведомых глубин  планеты,  где  оно  пребывает  в  бесконечном
круговом движении.
   Сеньлинь не сводила глаз с большого пятна, черневшего перед ней.
   - Что это? - спросила она, показывая на него.
   - Магический колодец, - ответил Фачжань.
   Выждав еще немного, он заговорил на языке, не похожем ни на  один  из
диалектов китайского, известных Чжилиню. Возможно, то  был  вовсе  и  не
китайский  язык,  а  древнее  тибетское  или  индийское  наречие.  Слова
сплетались друг с другом в ритмичном речитативе то ли заклинания, то  ли
молитвы.
   Как ни странно, они не ощущали прохлады  позднего  весеннего  вечера,
словно тепло, царившее  в  комнате  с  исписанными  стенами,  продолжало
согревать их и здесь. Больше того, им постепенно становилось жарко,  как
бывает в солнечный летний полдень, так  что  даже  пот  выступил  на  их
лицах.
   Чжилинь украдкой наблюдал за  Сеньлинь.  Ее  неподвижный  взгляд  был
устремлен в пространство на нечто, видимое только ей. Словно находясь  в
трансе, она сделала шаг вперед, затем еще один и так до тех пор, пока не
подошла вплотную к магическому колодцу. В  бледном  свете  луны  Чжилинь
увидел, что ее руки легли на верхние камни ограды,  окружавшей  колодец.
Невыразимо медленно она наклонилась вперед до тех пор, пока ее голова не
свесилась над громадной, зияющей пастью, более черной, чем сама чернота.
   У Сеньлинь перехватило дыхание. Она изо всех сил пыталась  вздохнуть,
но ее легкие отказывались работать, как если бы она  очутилась  вдруг  в
открытом космосе. Она уже не слышала  таинственных  заклинаний  Фачжаня,
но, скорей, ощущала их. Его слова накрывали ее, точно плащом, и вместе с
тем  вытягивали  ее  из  самой  себя.  Похожее  ощущение  она   пережила
предыдущей ночью, когда тела, ее  и  Чжилиня,  слились  в  нерасторжимом
объятии, осененном раскатами грома и всполохами молний.
   Ей казалось, что у нее в голове появилось отверстие и нечто  -  часть
ее самой - стало медленно выходить  наружу.  Она  почувствовала  боль  и
вдруг поняла - поняла, как понимают не вызывающую сомнений истину -  что
внутри нее есть кто-то еще.
   Именно этот кто-то, а не дом Фачжаня, и  даже  не  ксинь  чжинь,  был
источником зла, присутствие которого она ощущала все это время.  И  этот
кто-то внушал ей чувство опасности.  Опасности,  угрожавшей  ему,  а  не
Сеньлинь.
   Ее глаза наполнились слезами, но она  лишь  стиснула  зубы.  Мучения,
невероятно  болезненной  судорогой  сводившие  ее   внутренности,   были
неописуемы. Словно чьи-то острые когти мертвой хваткой  впивались  в  ее
тело изнутри. Она попыталась закричать, но не смогла.
   Склонившись над магическим колодцем, она раскачивалась из  стороны  в
сторону и непременно свалилась  бы  в  его  бездонную  утробу,  если  бы
неведомая сеть, свитая Фачжанем, не удерживала ее.
   Внезапно ослепительная вспышка сверкнула в ее мозгу,  и  Сеньлинь  на
мгновение  перенеслась  назад,  во  времена  покорения  Пекина   врагами
династии Мин. Она заново переживала зверства, чинимые  захватчиками  над
побежденными, и кровавый,  ужасный  конец  императорской  династии.  Она
увидела супругу императора и узнала лицо генерала Ли Чжи  Чена,  бывшего
некогда ее любовником, а теперь ставшего смертельным врагом.
   Одним страшным ударом прикончив правителя Китая, Ли Чжи Чен  взял  ее
на руки и швырнул на другой конец комнаты. Она вытащила из ножен кинжал,
висевший у нее на груди,  и  кинулась  на  изменника.  Однако  тот  лишь
рассмеялся в ответ и так сильно ударил ее по  лицу,  что  она  выпустила
оружие из пальцев. Тогда он сам набросился на нее.  Он  взял  ее  силой,
затем, отдохнув, изнасиловал еще раз. Удовлетворив свою похоть, он отдал
несчастную в руки солдат, набившихся в комнату. Тех  не  пришлось  долго
уговаривать.
   Она умирала долго. В  конце  концов,  жизнь  покинула  ее  физическую
оболочку, но не душа, которая, вырвавшись на свободу, жаждала мести. Все
ее  мысли  и  чувства  бесследно  исчезли,  уступив   место   одному   -
единственной и неутолимой страсти.
   Разумеется, Чжилинь узнал обо всем этом позже. Однако он  видел,  как
билась в страшных конвульсиях Сеньлинь, не отходившая от колодца.  Когда
она подняла голову, Чжилинь ужаснулся при виде ее рта, открытого гораздо
шире, чем, как он полагал, допускает анатомия человека.
   Вдруг перед ним вспыхнул яркий, обжигающий глаза  бело-голубой  свет.
Зрение Чжилиня помутилось, и он уже не мог разобрать,  видит  ли  он  на
самом деле или все это только в его воображении...
   ...дым столетий тонкой, вьющейся струйкой выходил изо  рта  Сеньлинь.
Поднимаясь вверх, он плыл  по  воздуху,  и  вдруг  Чжилинь  почувствовал
тяжелую струю тошнотворного, сладковатого  запаха,  описанного  накануне
Сеньлинь и так хорошо знакомого Чжилиню после долгих  лет  войны.  Запах
горящего человеческого мяса.
   Облачко  дыма  стало  приобретать  правильную  форму.  Еще  несколько
мгновений,  и  проступили  очертания   фигуры   молодой   женщины.   Они
становились все более отчетливыми, пока наконец не стали видны  большие,
круглые глазницы и впадина на месте носа, какую можно увидеть  на  голом
черепе.
   Призрак обладал и руками, заканчивавшимися пальцами, или, принимая во
внимание обычаи представителей династии Мин, скорее ногтями, чуть ли  не
полуметровой длины. Однако туловище у нее было узким и извивающимся, как
у змеи.
   Пораженный Чжилинь наблюдал  за  тем,  как  змеиное  тело  обвивается
вокруг плеч Сеньлинь, а затем ее шеи и головы.
   Он вскрикнул, и в то же самое мгновение Фачжань шагнул в сторону, так
что из-за его спины показалась пасть зеленого дракона, как он сам назвал
эту каменную глыбу.
   Чжилинь ощутил дуновение ветра  и  посмотрел  на  верхушки  деревьев.
Однако те оставались неподвижными, какими были все время с тех пор,  как
мастер фэн-шуй привел своих гостей в сад.
   Лишь тогда Чжилинь заметил, что этот странный ветер - студеный, точно
вода  незамерзающего  ручья  в  морозную   зиму,   дул   из   одной   из
горизонтальных щелей, рассекавших поверхность зеленого дракона.
   Отвратительный призрак, бывший частью Сеньлинь  и  теперь  пытавшийся
убить её, почуяв ветер, повернул голову.
   Затем настал черед воды. Она хлынула обильными струями, как во  время
ливня, с той лишь разницей, что лилась в горизонтальном направлении.
   Ледяной поток ударил в лицо призраку. Дым клубился; брызги летели  во
все стороны; ветер пел свою грозную песню.  В  дрожащем  воздухе  что-то
горело.
   Раздался  жуткий  вой,  вслед  за  которым  наступило  неестественное
молчание. Призрак исчез и, казалось, унес с собой тепло, согревавшее  их
до последней секунды. В саду воцарились покой и тишина. Серебряный рожок
луны струил свой призрачный свет на землю.
   Фачжань помог Чжилиню подняться с земли. Тот,  всмотревшись  в  глаза
мастера фэн-шуй, спросил:
   - Что это было?
   Фачжань  улыбнулся.  Слегка  приоткрыв  свое  странное  одеяние,   он
промолвил.
   - Видишь, Великий Лев, этот ряд серебряных пуговиц на  изнанке  моего
плаща? Ничто не изменилось.
   - Неужели я видел...
   - Ничто не изменилось, - повторил Фачжань.
   - А что Сеньлинь?
   - Сад в вашем распоряжении. Делайте, что  вам  захочется.  Магический
колодец больше не проснется сегодня.
   Оставив их, он направился к дому. Чжилинь, придя в  себя,  подошел  к
все еще дрожавшей Сеньлинь. Она по-прежнему держалась руками за каменную
ограду колодца, но, почувствовав приближение Чжилиня, повернула  голову.
Он увидел, что ее глаза прояснились.
   - Она ушла.
   Чжилинь ничто не ответил. Он думал, уж не снится ли ему все это.
   - Жена последнего, императора из династии Мин. Ху Чао.
   Чжилинь сознавал, что в ее словах нет ни малейшего намека на  здравый
смысл. Конечно, это был сон.  Сеньлинь  шаталась,  словно  пьяная.  Она,
наверное, даже не понимала, что говорит. Чжилинь бережно  поднял  ее  на
руки.
   - Ее любовник превратился во врага, - шептала она. - Это был  генерал
по имени Ли Чжи Чен.
   Ее голова покоилась на груди Чжилиня. Ее слова отдавались в его ушах,
точно приглушенные звуки далекой грозы. Осторожно  шагая  по  извилистой
дорожке, он понес ее из сада.
   Когда они  вернулись  к  нему  домой,  Чжилинь  первым  делом  уложил
Сеньлинь в постель и лишь потом  отправился  в  свой  кабинет.  Роясь  в
книгах, он отыскал толстый том истории и,  поспешно  вытащив  его,  стал
листать, пока не добрался до периода заката династии Мин.
   Пробегая глазами строчки, он убедился в том, что в 1621 году во время
взятия  Пекина,  в  результате  которого  к  власти   в   Китае   пришла
маньчжурская     династия,     армией     бунтовщиков      действительно
предводительствовал генерал Ли Чжи Чен. Рядом  имелось  упоминание  и  о
супруге последнего императора, однако поскольку тот, в значительной мере
утратив власть, узурпированную некоторыми из его придворных, не считался
большинством китайских ученых особо важной  персоной,  ее  имя  не  было
названо.
   Чжилинь перебирал одну книгу за другой,  но,  сколь  угодно  подробно
описывая события того периода, они не сообщали, как звали  эту  женщину.
Впрочем, к услугам советника Мао были все  библиотеки  и  книгохранилища
Пекина, и в одной из них, известной лишь узкому кругу  людей,  он  нашел
то, что искал - имя жены последнего императора из династии Мин.
   Ху Чао.
 
КНИГА ТРЕТЬЯ 
 
ОБРАЗОВАНИЕ 
ВИВАТРА 
 
ВЕСНА. ВРЕМЯ НАСТОЯЩЕЕ. 
ЧЖИАО - ГОНКОНГ - МАЙАМИ - КИОТО - МОСКВА - ПЕКИН - ВАШИНГТОН - КАРУИЗАВА 
 
   Под проливным дождем, терзаемая  непрекращающейся  болью,  шагала  Ци
Линь, повторяя про себя: Я животное. Я была животным  в  течение  долгих
месяцев. Теперь, если я хочу выжить, я должна снова стать человеком.
   Легко сказать: стать человеком. Ци  Линь  поднесла  здоровую  руку  к
лиловому пятну, оставшемуся на том месте, где в отчаянии  нажимал  своим
пальцем полковник Ху, сломав при этом  девушке  ключицу,  но  так  и  не
избежав своей собственной гибели. Боль от раны волнами прокатывалась  по
ее телу, но