дти не  может,  -  отрезал  Цунь  Три  Клятвы,
словно угадывая ее мысли. - Это должен сделать Дэнни. Он...
   - Ты держишь меня здесь под арестом?
   - Что за чушь! - возмутился Цунь. - Ты вольна идти, куда и когда тебе
заблагорассудится.
   - Ну да, если только сестра Лин будет сопровождать меня, -  возразила
Блисс и, видя, что отец молчит, добавила:
   - Стало быть, я не  заключенная,  а  всего  лишь  пациентка  плавучей
больницы?
   - Я не... - он вдруг оборвал фразу на  полуслове  и,  повернувшись  к
сыну, попросил его:
   - Дэнни, пожалуйста, оставь нас одних.
   Молодой человек, кивнув, вышел, и когда дверь за ним закрылась,  Цунь
укоризненно промолвил:
   - Боу-сек, боу-сек, чего ты хочешь  от  меня?  Чтобы  я  послал  тебя
навстречу опасности, даже не зная,  в  каком  состоянии  находится  твое
здоровье?
   - Единственная опасность, - сердито ответила Блисс, - состоит в  том,
что я умру от бездействия и тревоги  за  Джейка.  Вот  на  что  ты  меня
обрекаешь.
   Цунь Три Клятвы покачал головой.
   - Мне кажется, ты сама плохо представляешь, что с тобой происходит
   - Со мной все в порядке. Однако ты прав, я уже не та, что была  до...
гибели моего духовного отца.  -  Она  уселась  в  кресло,  освобожденное
Дэнни. - Ши Чжилинь  был  последним  звеном,  связывавшим  меня  с  моим
прошлым. - Мой прадед, первый Цзян, был его  наставником.  Именно  к  Ши
Чжилиню пришла за помощью моя мать в самую трудную минуту. Не будь  его,
я вообще могла бы не появиться на свет.  И  уж  точно  не  попала  бы  в
Гонконг и не обрела бы в тебе нового отца.  Да,  я  стала  другой  и  не
отрицаю этого. Там, где раньше был свет, теперь - пустота. Я приняла его
смерть, отец. Такова была воля Будды. Джосс. И, конечно же, это не могло
не повлиять на меня. Я не хочу  и  не  буду  притворяться,  будто  я  не
изменилась.
   - Никто и не просит этого от тебя, - тихо промолвил Цунь.
   - Вот и хорошо.
   Он смотрел на сидевшую перед ним молодую женщину, чужую ему по крови,
но выросшую в его семье, и сам удивлялся безграничности  своей  любви  к
ней.
   -  Я  не  принесу  тебя  в  жертву  делу  йуань-хуаня,  -  заявил  он
решительно.
   - Это уже произошло, - возразила она. - Давным-давно, отец, ты принял
решение, противоречащее твоим теперешним  словам.  Ты  подготовил  меня.
Теперь  я  прошу  тебя:  пожалуйста,  не   мешай   мне   исполнить   мое
предназначение.
   - Я сожалею...
   - Поздно сожалеть, отец.
   Цунь Три Клятвы проникся мудростью  ее  слов.  Сдавшись,  он  сообщил
Блисс все, что Джейк рассказал ему про опал. В  конце  разговора  Блисс,
улыбнувшись, наклонилась к старику и поцеловала его в щеку. И  в  то  же
мгновение ее пальцы сомкнулись вокруг самоцвета.
 
*** 
 
   Слуха Джейка достигли чьи-то голоса. Целая толпа мертвых орала у него
над ухом. Действуя ему На нервы, они гремели  костями,  щелкали  зубами,
точно голодные аллигаторы, тыкали в него костлявыми пальцами.
   Они хотели сообщить ему нечто важное и, видимо, поэтому, решил он, не
переставали  кричать.  Джейк  не  отвечал,  но  от  этого  их  вопли  не
становились тише.
   Он с удивлением и раздражением думал о том, почему их  голоса  звучат
так естественно, словно  принадлежат  живым.  Эта  какофония  постепенно
выводила его из себя. Если он мертв, то к чему  столько  шума  и  суеты?
Если же нет...
   Несколько песчинок, подхваченных ветром, упали ему на лицо. В горле у
него запершило от едкого  дыма.  Он  закашлялся,  и  в  то  же  миг  под
опущенными веками забрезжил серый свет,  явившийся  на  смену  кромешной
тьме.
   Кровь, обрывки кожи, ярко-розовые и малиновые  кусочки  человеческого
мяса - результат взрыва заряда "Бизон" в кабинете Микио. Грохот...
   Он открыл глаза...швырнувший на него тело Микио. Камон, символ  клана
Комото,  на  тонкой,  испещренной  красными   кляксами   ткани   кимоно,
распадающийся на части у него на глазах. Грохот...
   Он увидел, что находится в комнате,  стены,  пол  и  потолок  которой
отделаны полированным кедром. ...кромсающий тело Микио, навалившееся  на
него. Полоса визжащего огня, и в самом конце, за мгновение до того,  как
сознание окончательно угасло, кошмарное зрелище кровоточащего,  розового
месива из мяса и костей, ухмыляющейся маски смерти на месте лица Микио.
   Он увидел зелень - листва деревьев за окном?  -  и  на  другом  конце
комнаты закрытую фузуму, деревянную дверь  с  филенкой,  обитой  матовой
парчой.  Словно  под  действием  его  взгляда   она   скользнула   вбок.
Послышалось пение птиц - с деревьев за окном? Он не был уверен ни в чем.
Его органы чувств до сих пор не  могли  оправиться  от  двойного  удара:
чудовищного грохота и тяжести тела Микио, разрываемого на части  силами,
которым не может противостоять ни одно живое существо.
   О, Микио, мой друг!
   Он прищурился, вглядываясь в фигуру человека, появившегося в  дверном
проеме, точно вынырнув из глубины  полутемного  коридора.  Тихонько,  на
цыпочках, человек подошел к кровати, на которой лежал Джейк, и склонился
над ней.
   Напрягая  глаза,  перед  которыми  все  еще  плавали  облака   белого
порохового дыма, он изумленно уставился на до боли знакомое лицо.
   - Микио-сан!
 
*** 
 
   Я должен связаться с Цзяном во что бы то ни стало. Это было первое, о
чем подумал Эндрю Сойер.
   Однако, зная, что это невозможно по той простой причине,  что  он  не
имел ни  малейшего  представления,  где  сейчас  пребывает  Цзян,  Сойер
схватил трубку телефона, стоявшего в его кабинете, и набрал номер  Цуня.
Где-то далеко  под  ним  бурлила  и  шумела  по  обыкновению  Ханг-Сенг,
гонконгская биржа ценных бумаг. При взгляде сверху ее можно было принять
за  змеиное  логово  -  такое  там  царило  неистовое,   безостановочное
движение.
   Просунув руку под пиджак, Сойер потянул  за  шелковую  ткань  дорогой
рубашки, прилипшей к его телу. Рубашка была  влажная  и  потемневшая  от
пота. Черт побери! - ругался он про себя, слыша в трубке длинные  гудки.
- Где же ты?
   Его беспокойный взгляд метался от цифр на высоком табло  к  оживлению
возле столов "Пибоди,  Смитерс"  и  "Тун  Пин  Ань"  -  двух  крупнейших
брокерский фирм  -  и  обратно.  И  там,  и  там  налицо  были  признаки
надвигающейся катастрофы.
   Наконец длинные гудки прекратились, и Сойер шумно вздохнул.
   - Да-а-а.
   - Началось, - сказал он с ходу. - Худшие опасения оправдываются.
   - Где ты?
   - На Хант-Сенге.
   - Ну, и как там? Плохо?
   - Хуже, чем плохо. Если бы было просто плохо, сегодня я бы прыгал  от
радости.
   - Я выезжаю, - сказал Цунь Три Клятвы.
   - Боже правый, - промолвил Сойер в трубку, из которой уже  доносились
короткие гудки.
   Онемевшими пальцами он водрузил ее на место и повернулся к помощнику,
уже подававшему ему листки бумаги с  данными  о  торгах  и  передвижений
акций за последние четверть часа.
   Все цифры сегодня с момента открытия биржи подтверждали одно и то же:
две  брокерские  фирмы  "Пибоди,  Смитерс"  и  "Тун   Пин   Ань"   через
неравномерные промежутки времени целыми пакетами скупали  десятитысячные
акции "Общеазиатской торговой корпорации". Самым странным было  то,  что
эти пакеты не оплачивались.
   Поскольку "Общеазиатская" являлась относительно новой корпорацией,  а
также из-за подвижности гонконгского рынка  ценных  бумаг,  значительное
колебание цены и уровней продажи и покупки акций на протяжении торгового
дня не являлось выходящим из ряда вон событием.  В  обязанности  Сойера,
главного биржевого представителя "Общеазиатской",  входило  отслеживание
сделок с крупными пакетами акций корпораций. Его  сотрудники  проверяли,
для кого независимые биржевые  фирмы  приобретали  пакеты,  даже  в  тех
случаях,  когда   след   вел   к   какой-нибудь   подставной   компании,
принадлежащей йуань-хуаню.
   Платежи,  так  же,  как  и  уровни  спроса  и  предложения,   служили
индикатором, позволявшим Сойеру и другим главным членам круга  избранных
чувствовать пульс рынка  и,  принимая  соответствующие  меры,  уберегать
корпорацию от лишних потрясений.
   Однако в этот день на  бирже  явно  творилось  что-то  неладное.  Две
брокерские фирмы приобрели в общей сложности около семидесяти пяти тысяч
акций "Общеазиатской", и при этом отсутствовала какая-либо информация об
осуществленных платежах.  Именно  это  последнее  обстоятельство  больше
всего и тревожило  Сойера,  ибо  недвусмысленно  свидетельствовало,  что
"Общеазиатская" находится под согласованной, корпоративной атакой.
   Но  кто  же  руководит  и  осуществляет  ее?  Сзади  послышался  шум,
достаточно громкий, чтобы оторвать Сойера от  бесконечных  раздумий.  Он
повернулся и увидел торопливо приближающегося к нему  Цуня  Три  Клятвы.
Нездоровая бледность покрывала щеки пожилого китайца.  Широкий  лоб  его
был усеян бусинками холодного пота.
   - Плохие новости, - заявил он, едва переступив порог кабинета.
   Помощнику Сойера пришлось посторониться  при  появлении  тай-пэня:  в
тесном маленьком кабинете едва хватало места для двух человек.
   - Хуже чем вот это? - Сойер показал жестом  на  беспокойную  толпу  в
зале внизу. - Я думаю, что ты еще не осознал всей тяжести...
   - "Южноазиатская", - перебил  его  Цунь  Три  Клятвы.  -  Известия  о
скандале уже разошлись по всей колонии.
   - О, господи, - Сойер бессильно рухнул в кресло. В следующую  секунду
его начало трясти. - Что банк?
   - Массовый наплыв требований вернуть вклады, - ответил Цунь.  -  Если
не удастся остановить этот поток, у нас не хватит средств расплатиться с
клиентами.
   - Черт бы побрал все это! - В мгновение ока  перед  мысленным  взором
Сойера пронеслись картины разрушения трудов всей его жизни,  кропотливой
и упорной работы, направленной на превращение "Сойер и сыновья"  в  один
из крупнейших торговых домов на Дальнем Востоке. Во имя чего я пахал как
проклятый столько лет? - вопрошал он себя. - Чтобы в конце концов все  в
один прекрасный день пошло прахом? О Боже, нет!
   Сверкая глазами, он уставился на Цуня Три Клятвы.
   -  Может  статься,  что  в  течение  одной  недели   мы   лишимся   и
"Южноазиатской", и "Общеазиатской".
   - Чума на всех наших врагов! - загремел Цунь. - Это означает, что  мы
потеряем контроль над Пак Ханмином и Камсангом.  То  есть  случится  то,
чего, как предостерегал мой старший брат, мы не должны  допустить  ни  в
коем случае.
   - Камсанг? - вскричал Сойер. - Во имя всего святого, кому какое  дело
до проекта, отстоящего от нас на шесть сотен миль, и о котором,  к  тому
же, нам ровным счетом ничего  не  известно?  Наши  собственные  компании
могут пойти с молотка, вот  о  чем  сейчас  идет  речь.  Если  операция,
затеянная  против  "Общеазиатской",  окажется  успешной,  то  это  будет
означать конец всему, ради чего мы работали столько лет.  Ты  понимаешь,
почтенный Цунь? Всему!
 
*** 
 
   - Ну и напугал же ты нас, юми-тори. Обладатель  лука.  Этот  почетный
титул присваивался лишь выдающимся воинам, в совершенстве владевшим этим
древним оружием самураев. Кто мог обратиться к нему так?
   - Микио-сан? - Кто мог знать, что он - киудзюцу  сенсэй,  кроме...  -
Это действительно ты? Он попытался  привстать,  чтобы  лучше  разглядеть
склонившееся над ним лицо, и острая боль пронзила все тело.
   - Тише, Джейк-сан, - услышал он умиротворяющий,  почти  нежный  голос
Микио. - Да, это я.  Только,  пожалуйста,  перестань  волноваться.  Тебе
здорово досталось.
   - Ну, как?
   Чьи-то руки легли ему на плечи, ласково, но настойчиво заставляя  его
снова лечь. Повернув голову, он  увидел  молодую  женщину,  скорее  даже
девушку, в оранжево-желтом кимоно.
   Затем он снова перевел взгляд на Микио и  почувствовал,  что  у  него
кружится голова.
   - Я же сам видел, как ты погиб в кабинете.  Я  был  там,  когда  твои
враги выстрелили из "Бизона". Я видел своими глазами, как  взрывом  твое
тело разорвало на куски.
   - Это тело и спасло тебе жизнь. - Микио  Комото  улыбался,  глядя  на
Джейка, но под его улыбкой угадывалось плохо скрываемое напряжение. -  Я
пытался предостеречь тебя, Джейк-сан. Я хотел удержать тебя в стороне от
всего этого. Однако я должен был действовать окольными путями, поскольку
подозревал, что все мои связи прослеживаются врагами. Я  сознательно  не
отвечал на твои звонки, надеясь, что ты поймешь всю серьезность ситуации
и не станешь ничего предпринимать. Получив известие о твоем  приезде,  я
приказал Качикачи отправить тебя обратно в Гонконг. В конце концов, твое
место там, верно? И уж, по крайней мере, не здесь, в самой  гуще  войны,
которую я веду. Однако, мой Друг,  я  совершил  ошибку,  забыв  о  твоем
удивительном упорстве. И я бесконечно благодарен Господу за то,  что  ты
не получил серьезных ран.
   - Скажи мне, что произошло? - попросил Джейк.
   - Военная хитрость, - ответил Микио. Он провел ладонью  по  короткому
ежику своих кое-где расцвеченных сединой черных волос. - Ты  попался  на
нее, а значит, есть основания полагать, что и мои противники  тоже.  Как
ты уже мог догадаться,  человек,  который  на  твоих  глазах  садился  в
"Мерседес", был не я.
   - Качикачи! - Джейк  внезапно  вспомнил  о  предательстве  маленького
помощника Микио.
   - Не переживай,  Джейк-сан.  Он  всего  лишь  исполнял  свою  роль  в
задуманном мной плане и по-прежнему предан  мне  до  конца.  Однако  его
умелая игра внушила клану  Кизан,  будто  они  могут  одним  упреждающим
ударом положить конец этой кровавой сваре. Без оябуна, которого  уважают
и беспрекословно слушают все члены клана, война вестись не может.
   - Кто же тогда погиб в твоем кабинете?
   - Храбрец, подлинный герой нашего клана.  Он  вызвался  добровольцем.
Это была смерть, достойная самурая, и, скорбя об его  уходе,  я  радуюсь
его счастливой судьбе. Его коми вознесется высоко...  И  теперь  у  меня
появилось преимущество над Кизан. Они считают меня мертвым  и  из  этого
неизбежно сделают вывод, будто наш клан обречен.
   - И я чуть было не испортил такой блестящий замысел, - заметил Джейк.
   Я должен был лучше понять твои  намерения  и  предотвратить  то,  что
произошло.
   - Ты не мог предотвратить убийства моего отца.
   - Ши Чжилинь мертв? Господи! Ты знаешь, кто убийца?
   - Да, - ответил Джейк, и Микио уловил горечь в его голосе.
   - Он пал от рук дантай, Микио-сан. Дантай, принадлежавших к якудзе.
   - Это полнейший абсурд, - моментально возразил Микио.
   Лицо его выдавало смятение, охватившее оябуна при словах Джейка.
   - Я сам сражался с ними. Они убили  отца  и  серьезно  ранили  Блисс,
которая сейчас находится в больнице. Ошибки быть не может. Я лично видел
татуировки на их телах. Ирезуми.
   - Ирезуми, - повторил следом за ним Микио. Он присел на корточки. - И
кто же мог послать дантай в Гонконг? Ни один оябун из тех, кого я  знаю,
не решил бы пойти  на  столь  открытые  действия  на  территории  другой
страны.
   - И тем не менее кто-то все  же  рискнул,  потому  что  члены  якудзы
выполняют приказы только оябунов,  -  возразил  Джейк.  -  Это  одна  из
причин, побудивших  меня  приехать  сюда,  Микио-сан,  и  отказаться  от
обратного билета, который вручил мне Качикачи. Я  обязан  выяснить,  кто
стоит за спинами убийц, подосланных к моему отцу. Все люди, близкие ему,
как и само дело,  начатое  им,  находятся  под  угрозой,  и  я  не  могу
предпринять никаких ответных мер, пока не узнаю, кто мои враги.
   Микио кивнул.
   - Понятно. Ты  поступил  мудро,  приехав  сюда,  Джейк-сан.  В  твоем
положении это был  единственный  выход.  -  Его  задумчивый  взгляд  был
устремлен в пространство. - Но Господь следит  за  нами.  Он  спас  тебя
только что от неминуемой гибели, и за это мы должны вознести хвалу  ему.
Теперь...
   В этот момент девушка в оранжевом кимоно  прикоснулась  к  его  руке,
молча указав взглядом на Джейка, устало опустившего веки.
   - Я думаю, тебе лучше  всего  отдохнуть  и  набраться  сил,  -  мягко
промолвил Микио. - Когда ты проснешься, тебя будет ждать  трапеза,  и  у
нас будет время поговорить обо всем.
   Нет, - подумал Джейк. - Я хочу поговорить сейчас.
   Однако сон уже неудержимо наваливался на него.
 
*** 
 
   Тони Симбал провел в Майами-Бич чуть больше трех  часов,  прежде  чем
ему удалось засечь  Кубинца.  Он  обнаружил  его  в  модном  кабаке  под
названием  "Ла  Тукана".  Пастельных  тонов  голубовато-зеленые   стены,
многочисленные   зеркала,   длинная   стойка   бара,   составленная   из
полупрозрачных стеклянных блоков, освещенных изнутри неоновыми  лампами,
плетеные кресла, столы со стеклянными поверхностями и еще Бог знает  что
делали   заведение   похожим   на   чудо-дворец,   рожденный   фантазией
какого-нибудь латиноамериканца, подогретого  изрядной  порцией  кокаина.
Симбал не успел пробыть в нем и полминуты,  как  почувствовал,  что  его
тошнит.
   Облаченный  в  легкий  белый  костюм,  из-под  которого   выглядывала
ярко-голубая рубашка, он уселся у стойки бара, не  снимая  темных  очков
из-за этих самых неоновых ламп. Заказав водки, он огляделся по  сторонам
и незаметно подтянул повыше рукав пиджака, как было  принято  у  здешней
публики, ибо не хотел ничем выделяться из толпы.
   Кубинец пришел чуть позже, и его появление удивило Симбала. Настоящее
имя его было Мартин Хуанито Гато де Роза, поэтому неудивительно,  что  в
"Кампусе" его звали просто Кубинец.
   "Кампус" - так называлась штаб-квартира АНОГ, поэтому в  принципе  не
было ничего удивительного в том, что Кубинец, один из опытнейших агентов
этой службы, оказался в "Ла Тукане". Его пребывание в Майами в то время,
когда  где-то  здесь  околачивался  Эдвард  Мартин  Беннетт  -  вот  что
настораживало Симбала.
   На земном шаре было немало мест, где Кубинец мог находиться в  данным
момент. Недаром же руководство ЦРУ так шумно  восхищалось  им,  всячески
подчеркивая  эффективность  его  работы  на  "Субконтиненте",  как   они
называли Южную Америку.
   Совпадение было слишком значительным, чтобы у Симбала  не  зародилось
подозрение, так ли уж оно случайно. Беннетт и Кубинец. Сколько  операций
им доводилось проводить вместе? Сколько раз каждый из них  заявлял,  что
другой  снова  спас  ему  жизнь?  Вполне  достаточно  для  того,   чтобы
усомниться в случайности этого  совпадения.  В  памяти  Симбала  всплыли
строки из досье Беннетта, извлеченного им из компьютерной  сети  АНОГ  с
помощью Моники.
   Моника. При воспоминании о ней у него начинало сосать  под  ложечкой.
Что они задумали вместе с  Максом  Треноди?  Что  Макс  от  него  хочет?
Наверное, в сотый раз после вылета на операцию Тони размышлял, стоит  ли
ему сообщать Доновану о своих подозрениях. И в сотый раз он  решил,  что
не стоит. В настоящий момент было вполне достаточно того, что у Донована
были  собственные  соображения  относительно  странных  маневров  Макса.
Симбал не хотел, чтобы ситуация выходила из-под  контроля  в  то  время,
когда он находился  вдали  от  Вашингтона.  Он  счел,  что  будет  лучше
продолжать вести игру со своим бывшим  шефом,  пока  не  удастся  глубже
проникнуть в его планы. С докладом Доновану можно было и подождать.
   Однако Симбала продолжали грызть сомнения по поводу искренности своих
рассуждений. Возможно, он просто в глубине души не мог  поверить  в  то,
что Макс работает против него. И если это правда, если Макс против него,
то за кого же он тогда? Тони предпочитал не доискиваться ответа на  этот
вопрос. В конце концов,  ужо  в  самолете  в  третий  раз  изучая  досье
Беннетта, он сказал себе: К черту все! Если я не  могу  принять  решение
относительно Макса, то, значит, так тому и бить.
   В конечном счете мне просто  придется  принять  на  себя  последствия
своего бездействия, когда придет время.
   Мартин Хуанито Гато де Роза выглядел заправским франтом  в  новеньком
светлом  костюме  персикового  цвета,  создававшем  впечатление,   будто
шоколадная кожа Кубинца светится сама по себе. Его вьющиеся волосы  были
акк