Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
нцо" за
мраморным столиком. Женщина из офиса Микио сидела в европейской манере,
скрестив ноги под столом, и курила. Перед ней стояла миниатюрная чашка с
кофе. Заметив Джейка, женщина приветливо улыбнулась.
Он подошел к ее столику с таким видом, точно они заранее договорились
о свидании, и уселся напротив нее. Заказав кофе, он спросил:
- Кто вы?
Она насмешливо надула полные губы. - Вы очень плохо воспитаны, мистер
Мэрок.
- Прошу прощения за свои варварские манеры, - тут же ответил Джейк на
японском.
- Уже лучше, - она перешла на тот же язык. - Я рада, что вы получили
послание. - Огоньки в ее глазах вспыхнули и погасли. - Мне было весьма
любопытно, как долго протянет ваш мочевой пузырь.
Джейку, однако, было совсем не до шуток.
- Где Микио? - спросил он. - С ним все в порядке? Мне надо поговорить
с ним.
Собеседница наблюдала за ним с веселым блеском в глазах.
Глядя на ее плоское лицо, можно было подумать, что оно все состоит из
лба и скул. Наверняка кто-то мог счесть ее идеалом красоты, однако Джейк
имел свои представления на сей счет.
- Вы знаете Цукиджи? - осведомилась она.
- Да.
- Будьте там завтра утром не позднее половины пятого.
- Микио приедет туда?
Костюм от "Кенцо" уже стоял перед ним. Бросив взгляд на Джейка,
женщина, не оборачиваясь, направилась к выходу.
***
Сидя в своем кабинете, Блустоун наблюдал за игрой лучей, проходивших
сквозь тонкие полупрозрачные стенки бесценной вазы, принадлежавшей
некогда династии Цинь и стоявшей на лакированной черной тумбе у стены в
гордом одиночестве. Она переливалась всевозможными оттенками зеленого и
являлась единственным во всей комнате предметом, не окрашенным в черный
или ярко-красный цвет. Потолок кабинета покрывал толстый слой густой и
лоснящейся черной краски. Стены были оклеены обоями с рисунком,
выполненным по специальному заказу Блустоуна: блестящие черные линии
плели витиеватый узор на матовом (разумеется, черном же) фоне, по
которому были рассыпаны крошечные красные хризантемы. Диван, стоявший
напротив чудесной вазы, был обтянут черной кожей, так же, как и кресла.
Крошечные красные крапинки усеивали ковер, протянувшийся от стены до
стены. Единственным предметом искусства в кабинете, помимо вазы, являлся
массивный стол из черного дерева, изготовленный в стиле античного Рима и
одним своим видом внушавший безотчетный страх посетителям.
На сей раз посетителем сэра Джона Блустоуна был Белоглазый Гао,
явившийся с докладом о проделанной работе.
- Напруди Лужу обошел своих обычных клиентов среди газетчиков. Я сам
проследил за этим. Кроме тоги, из своих источников я узнал, что он уже о
чем-то проболтался. За определенное вознаграждение, естественно.
- Разумеется, - заметил Блустоун. - Упаси бог, чтобы наша безмозглая
ищейка не подкачала.
Ему нравилось, что китаец, сидя в огромном кресле, казался еще
меньше. Белоглазый Гао повернул голову к свету, и его невидящий глаз,
потеряв свой блеск, сделался матовым.
- Это исключено, - он рассмеялся.
- Хорошо. - Блустоун кивнул. - Ты удостоверился в том, что почтенный
Пок не имеет подозрений насчет того, случайно ли к нему просочилась
информация о прискорбном случае хищения в "Южноазиатской банковской
корпорации"?
- Ни малейших, - убежденно заявил Белоглазый Гао.
- Его людям пришлось землю грызть, чтобы узнать хоть что-нибудь.
- Еще лучше. - Блустоун по-прежнему не отрывал глаз от циньской вазы.
- На меня произвело особое впечатление, как ты избавился от управляющего
"Сойер и сыновья".
- Я получил от этого истинное удовольствие. Вонючий сифилитичный
недоносок гораздо больше походил на заморского дьявола, чем на китайца.
- Он засмеялся.
- Мой троюродный брат, тот, что работает в мясной лавке на По
Янь-стрит, был тоже очень рад позабавиться. Он, как и я, не любит
гвай-ло. - Он опять засмеялся. - Как вы знаете, его магазин продает
товар всем крупным отелям, обслуживающим заморских дьяволов. Ха-ха! Что
за чудесное блюдо подавали в тот вечер на стол тупым гвай-ло, а?
- Попридержи язык, - отрезал Блустоун. - Я такой же заморский дьявол,
как и они.
- Нет, - с некоторым жаром возразил Белоглазый Гао. - Вы - коммунист.
У вас есть план, как устроить жизнь в Азии, во всем мире так, чтобы
людям жилось лучше. Я знаю, как вы помогаете несчастным народам,
страдающим под гнетом гвай-ло по всему свету. Нет, вы не такой, как они.
- Да, - промолвил Блустоун. - Не такой. Раздался звонок. Блустоун
поднял трубку и несколько секунд молча слушал.
- Впустите его и проводите сюда, - коротко бросил он и повесил
трубку.
Блустоун, предпочитавший обдумывать наиболее сложные деловые проблемы
вдали от шумного офиса "Тихоокеанского союза пяти звезд", держал двух
секретарей: одного - на работе, другого - дома. И сейчас звонок второго
отвлек его от размышлений о превосходстве человека над природой,
вызванных игрой света в удивительной вазе.
Белоглазый Гао, встрепенувшись, повернулся к двери. Она распахнулась,
и на пороге появилась дородная фигура сэра Байрона Нолина-Келли.
Шотландец по происхождению, он, помимо огромного состояния, являлся
также обладателем пары великолепных бакенбардов и безукоризненно
ухоженных, пышных усов, закручивавшихся на концах. Копна густых волос
пепельного цвета, зачесанная назад, открывала широкий лоб. Густой
румянец на щеках и мясистая картофелина вместо носа делали его похожим
на всеобщего добрейшего дядюшку.
На самом же деле он был тай-пэнем "Тихоокеанской торговой
корпорации", влиятельной компании, пользовавшейся такой же почтенной
репутацией, что и старейшая торговая корпорация "Маттиас и Кинг".
Сэр Байрон единолично контролировал "Тихоокеанскую корпорацию" на
протяжении вот уже пятидесяти лет, несмотря на отчаянные попытки других
членов семьи отобрать у него хоть часть власти. Он был самым настоящим
тираном, злобным и могущественным, и Блустоуну пришлось затратить немало
времени и сил, умасливая его.
Больше всего на свете сэр Байрон любил побеждать. И наоборот, он
ненавидел проигрыши в чем бы то ни было. Особенно если дело касалось его
компании. По мнению Блустоуна, концепция тай-пэней, основавших
"Общеазиатскую торговую корпорацию", была обречена на крах. При помощи
доказательств, подтверждавших наличие явного дефицита средств, ему
удалось убедить в этом и сэра Байрона, проведшего наряду с другими
тай-пэнями достопамятный уик-энд на борту "Триремы".
- Добрый день, тай-пэнь, - поздоровался сэр Байрон.
Ответив на приветствие, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.
- Это Пин По, - небрежно промолвил он, указывая на того. - Один из
моих управляющих.
Как и рассчитывал Блустоун, сэр Байрон небрежно кивнул китайцу и тут
же забыл о его присутствии.
- Я только что прибыл из Макао, - заявил он, отмахиваясь от
предложения Блустоуна выпить. - Шестипалый Пин и Угрюмый Лион Лау
уладили свои финансовые проблемы.
- А скупка? - Блустоун от возбуждения даже наклонился вперед.
Сэр Байрон кивнул.
- Уже началась. Бобби Чань позаботился об этом. В операции участвует
достаточное количество независимых брокеров, так что всю цепочку можно
проследить только с помощью специального расследования.
- Стало быть, вы и я начнем скупать их с завтрашнего дня.
- Как договорились.
Блустоун внимательно следил за сэром Байроном, дожидаясь хотя бы
намека на истинную цель его визита. Все, сказанное старым шотландцем до
сих пор, можно было вполне сообщить и по телефону.
- Может, все-таки присядете? - промолвил он, указывая на кресло,
освобожденное Белоглазым Гао, который скромно отошел на другой конец
комнаты и принялся сосредоточенно изучать вазу.
- Ладно, - смягчаясь, согласился сэр Байрон. Он сидел - впрочем, и
стоя он сохранял ту же осанку, - выпрямившись, словно аршин проглотил.
Полковник в отставке, он демонстрировал безупречную армейскую выправку.
- Прежде чем вы и я возьмемся за это дело, мне бы хотелось прояснить
кое-какие вопросы. Блустоун недоуменно пожал плечами.
- У вас было более чем достаточно времени на яхте.
Байрон окинул его холодным, оценивающим взглядом.
- Я не хотел говорить в присутствии узкоглазых. Пусть это останется
только между нами.
И Белоглазым Гао, - добавил про себя Блустоун, - которого ты считаешь
частью мебели.
- Я хочу знать, насколько опасна наша затея на самом деле.
- Риск, - без малейшего промедления отозвался Блустоун, -
действительно велик. Я не стану этого отрицать. - Он знал, что любое
иное заявление заставило бы сэра Байрона немедленно подняться, выйти за
дверь и поставить крест на своем участии в операции. - Нам противостоят
умные тай-пэни. Однако я верю, что их силы уже идут на убыль. Ши Чжилинь
мертв. Его сын... его сын исчез.
- Как это исчез?
- Где бы он ни был, можно сказать наверняка одно: его нет в Гонконге.
Кто же в таком случае окажется у руля "Общеазиатской"? Сойер? Он уже
дряхлый старик или близок к тому. Цунь Три Клятвы? Он знает толк в
морских дедах - там ему нет равных. На суше же он предпочитает уповать
на других.
Сейчас они испытывают острую нехватку денег. У нас появился шанс
замахнуться на Камсанг. Если разработки по опреснению воды попадут к нам
в руки, весь Гонконг окажется в нашей власти. Думаю, нет смысла убеждать
вас в том, что в Гонконге вода является страшным дефицитом. Овладев
Камсангом, мы тем самым станем у вентиля и сможем по сути начать
диктовать цену на воду.
В наступившей паузе сэр Байрон переваривал все только что услышанное.
Наконец он кивнул.
- Я удовлетворен, - промолвил он, - и передам свои рекомендации
другим.
- Отлично, - Блустоун поднялся, поскольку было очевидно, что тема
разговора исчерпана.
Тай-пэни пожали друг другу руки, и Нолин-Келли вышел из комнаты.
Когда дверь за ним затворилась, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.
- Как ты полагаешь, он поверил мне?
- О Будда, конечно. Потому что именно в это ему и хотелось поверить.
То же самое касается и остальных. В их собственных интересах поверить
вам. Откуда им знать, что мы стремимся овладеть Камсангом ради чего-то
большего, чем какое-то опреснение воды. - Белоглазый Гао фыркнул, -
Стоит лишь заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что он уже ослеплен
мечтой о том, как вы выложите ему на блюдечке деньги и власть.
Блустоун, усевшись в кресло, развернул его так, что ваза оказалась
перед его глазами.
- Интересно, - пробормотал он, - что сказал бы наш добрый друг сэр
Байрон, если бы узнал, что своими капиталами оказывает финансовую
поддержку укреплению позиций Советского Союза в Гонконге?
***
С серого неба над Москвой вместо снега сыпал мелкий дождь. Впрочем,
это вносило в жизнь советской столицы хоть какое-то разнообразие, а
заодно означало приближение конца опостылевшей зимы. Даниэла Воркута и
Михаил Карелин сидели в планетарии, куда приехали вместе с делегацией
высокопоставленных гостей из-за рубежа. Во время сеанса у них возникло
ощущение, что они частички космической пыли, плывущей в безвоздушном
пространстве. Расстояние, отделявшее их от голубой планеты, сонно
ползущей по своей орбите вокруг Солнца, было настолько велико, что на
нем не чувствовалось ни напряжения, ни боли, ни тревог - вечных
спутников жизни на земле. Вечному и бесконечному космосу неизвестно, что
такое беспокойство.
Спустившись, однако, на грешную землю, Даниэла вспомнила про не
дававшего ей покоя ни днем, ни ночью Малюту. Время, отпущенное им ей,
подходило к концу. Она предпринимала отчаянные усилия, делая за его
спиной все возможное и невозможное. Больше всего Даниэлу страшила мысль,
что он пронюхает об операции с участием Блустоуна и возьмет ее под свой
контроль. Теперь, узнав наконец подлинный размах йуань-хуаня, она
поняла, почему Ши Чжилинь шел на все, стараясь утаить от нее масштабы
своей деятельности.
Митра, он же Блустоун, сумел-таки пробиться сквозь, казалось,
непроницаемую завесу. Больше не оставалось сомнений: между группами в
Пекине и Гонконге существует такая связь. Сама мысль о размерах
политического и экономического колосса, созданного трудами чуть ли не
одной пары рук, поражала воображение. Теперь Даниэла отчетливо
сознавала, что мало просто внедриться в йуань-хуань. Ей следовало либо
установить над ним полный контроль, либо уничтожить.
Она знала, что стоит только Малюте добраться до информации,
сообщенной Митрой в последних донесениях, как тут же оправдаются ее
худшие опасения: руководство всей китайской операцией перейдет к нему.
Этого Даниэла допустить не могла. Но как было одолеть человека,
внушавшего ей такой ужас? Его досье было чистым, как девственный снег.
- Откуда они взялись? - спросил Карелин, проводя пальцем вдоль
глубоких складок, залегших у ее переносицы. - Из-за Малюты?
Она кивнула.
- Я боюсь, что он уничтожит нас, Михаил, Мы оба попались в его
капкан. Ты не можешь обратиться к Геначеву. Принимая во внимание его
щепетильность в вопросах личной морали, это закончится для нас
катастрофой. Что если Малюта станет угрожать тем, что сообщит ему все?
Карелин беспокойно поежился.
- Но ведь он еще не пытался это сделать, не так ли?
- Да, - согласилась Даниэла. - Но только потому, что я ему пока
нужна. Кто знает, может, у него найдется дело и для тебя.
Комета с огненным красно-зеленым хвостом, описав дугу в черном
космосе, скрылась где-то слева от Даниэлы. Яркая вспышка на мгновение
выхватила из полумрака ее щеку. У Карелина вдруг екнуло сердце. Он не
мог отвести глаз от Даниэлы. Когда она была рядом с ним, он ощущал
страстное желание обладать ею, которое никогда не пропадало.
- Может быть, ты мне чего-то не рассказываешь, Данюшка?
- Он сделал из меня козла отпущения, - хрипло прошептала она. - Я
должна выполнять все его указания, действуя от своего имени. Если
что-нибудь выйдет не так, отдуваться придется мне, а он окажется в
стороне.
- Чего конкретно он хочет от тебя?
Они добрались до опасной черты, вдоль которой Даниэла мысленно
бродила весь день, будучи не в силах переступить ее. Теперь, когда
Карелин сам задал вопрос, она не знала, что предпринять. Несомненно,
проще всего было рассказать ему обо всем. Даниэла ужасно устала от
раскинутых Малютой сетей, в которых она окончательно запуталась. Каждая
новая ложь обессиливала ее еще больше. Она походила на человека с
прогрессирующей болезнью, удаляющегося с каждым днем все дальше и дальше
от окружающего мира. Даниэла была больна и не знала, существует ли
средство, способное исцелить ее от недуга.
Она продолжала колебаться и молчать. Глядя на нее, Карелин вновь
вспомнил Цирцею: он чувствовал, что эта необычная, удивительная женщина,
сидящая рядом с ним, совершенно околдовала его, словно напоив каким-то
волшебным зельем. С самого начала он сознавал, что их связь безрассудна
и, хуже того, опасна. Но тем не менее он не уклонился от нее. Его душа,
его сознание раскололись на две половины. Одна из них благоразумно
выступала против романа с Даниэлой, а другая же, презрев все тревоги и
страхи, была за.
Бледный, синеватый свет Юпитера падал на лицо Даниэлы. Карелин
подумал, что такую картину можно наблюдать лишь на лесной поляне в ясную
летнюю ночь, когда лунный свет мягко струится сквозь густую листву. Он
вдруг вспомнил, как полгода назад, получив торопливую радиограмму, он
почувствовал, что пропал. В депеше стояло всего одно лишь слово: Селена.
Это был сигнал бедствия. Селена. Богиня луны. Не потому ли сейчас ему
пришла в голову мысль о лунной поляне?
- Речь идет... об операции, проводящейся в Гонконге, - выдавала
наконец из себя Даниэла. В глубине души она со вздохом признала, что и
на сей раз придется ограничиться в лучшем случае полуправдой, по сути
ничем не отличавшейся от лжи. Ее болезнь продолжала набирать обороты. -
Малюта посягнул на Митру, моего лучшего агента в Азии. Он постепенно
прибирает к рукам всю операцию.
Она вовремя спохватилась. Еще чуть-чуть - и она проговорилась бы о
Камсанге! Это разом перечеркнуло бы все еще остававшиеся у нее надежды.
Карелин, а в этом она и не сомневалась, тут же отправился бы к Геначеву
и сообщил ему имя некого Джейка Мэрока, единственного хранителя тайны
грандиозного проекта Китая. Результатом этого опять-таки могла быть
только смерть - если не физическая, то уж политическая точно - и
Даниэлы, и самого Карелина.
Так или иначе, информация о таком разговоре обязательно достигла бы
ушей вездесущего Малюты, и тогда на поверхность всплыли бы и пистолет, и
фотографии...
Время. Именно оно было сейчас нужней всего Даниэле. Время,
достаточное для того, чтобы собраться с силами и свалить Малюту. Однако
он не давал ей опомниться, требуя немедленного устранения Джейка Мэрока.
Заметив, что Карелин смотрит на нее, она было отвернулась, но он
крепко взял ее за руку и притянул к себе, вглядываясь в ее лицо.
Матерь Божья, - в смятении подумала она. - Дай мне сил не
проболтаться. Ее ум метался в поисках пути к спасению. Спасению их
обоих.
Боясь, что, даже несмотря на тусклое освещение, Карелин сумеет
прочитать правду в ее глазах, она прижалась лбом к его груди.
- Михаил, он хочет отобрать у меня все. Всю мою власть. Я не могу
допустить этого. Иначе я погибну.
- У тебя ведь еще есть Химера, - заметил он. Даниэла кивнула.
- Да, и я никогда не подозревала, что он сумеет забраться так высоко.
Но даже агент такого калибра не спасет меня в нынешней ситуации. Дело
дойдет до того, что я просто пристрелю Малюту и разом покончу со всем.
- Пиф-паф! Прямо как в детективном романе, да?
- Прекрати смеяться надо мной! - воскликнула она в сердцах.
- Хорошо, но сначала ты перестань вести себя как ребенок. С помощью
оружия проблемы не решаются. Кому-кому, а тебе-то следовало это знать.
Даниэла подняла голову и посмотрела на него.
- Что мне еще остается? У меня нет на него никакого компромата. В его
прошлом нет ничего, к чему можно было бы прицепиться.
Волна отчаяния захлестнула ее. Что толку, - думала она, припав к его
груди, - жаловаться на то, как тяжело жить под колпаком у Малюты? Чем
мне поможет его понимание?
Карелин обнял ее обеими руками, зарывшись лицом в благоухающую массу
волос. Никогда и никого не любил он с такой силой, как эту женщину.
- Быть может, я сумею найти способ взять тебя с собой через месяц в
Женеву, когда мы поедем туда с Геначевым, - промолвил он.
- Почему ты вдруг заговорил о Женеве?
- Не знаю, - он пожал плечами и огляделся по сторонам. - Должно быть,
эта мысль пришла мне в голову оттого, что я сейчас нахожусь здесь. Это
особенное место. Тут даже забываешь про то, что ты в Москве. Наверное,
поэтому я и решил, что тебе стоит хоть ненадолго уехать из страны
подальше от любопытных глаз и завуалированных угроз Малюты. Уехать и
забыть хоть на время про все свои тревоги.
Столь непосредственное проявление чуткости со стороны ее
возлюбленного так потрясло Даниэлу, измученную вконец чудовищными,
запутанными интригами Малюты, что она чуть было не расплакалась. Тем
более что, как ни печально было ей сознавать это, она сама являлась их
соучастницей. Она не хотела обманывать Карелина, но что ей оставалось