орога выпрямилась, и дрожащая  стрелка  заплясала
около цифры 150.
   -  Ну  как?  -  закричал   Донован,   довольно   усмехаясь.   Симбал,
чувствовавший себя куда более уютно в потрепанном  джипе  времен  второй
мировой войны или на спине ишака, шагающего вниз по склону горы, в ответ
промолчал. Он сосредоточился на борьбе с собственным желудком, изо  всех
сил старавшимся выйти из-под контроля.
   Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Донован  уменьшил
скорость. Холмы, тянувшиеся по обе стороны дороги, уже ярко зеленели под
горячими лучами солнца,  точно  своим  нетерпением  стараясь  приблизить
приход лета.
   - Почему ты вспомнил про  Лесли?  -  спросил  Донован  после  долгого
молчания. Симбал пожал плечами.
   - Сам не знаю. Как-то к слову пришлось. Мы ведь вдруг ни с того ни  с
чего ударились в ностальгию. Не знаю, как ты,  а  я  не  могу  думать  о
колледже, не вспоминая при этом Лесли. Недоступная Лесли.
   Донован  еще  снизил  скорость.  Теперь  они  походили  на  любителей
живописных уголков, наслаждавшихся видом ожившей после зимы природы.
   Возможно, она просто-напросто лесбиянка.
   - Лесбиянка? Господи! - Симбал от души расхохотался. - С чего это  ты
взял?
   - Она не обращала на нас внимания, верно? Единственная из всех.
   - Я не говорю,  что  она  не  обращала  на  нас  внимания,  -  слегка
успокоившись, возразил Симбал. - Я сказал, что она была недоступной.
   - Что то же самое, если смотреть в корень, - заметил Донован.
   Симбал метнул взгляд на шефа и тут же отвел глаза.
   - Извини, я просто  забыл,  как  раздувается  твое  эго,  когда  речь
заходит о женщинах. Взгляни правде в глаза, Роджер. Не все  они  клевали
на тот вздор, что мы несли тогда. Как ни крути, в то время нам  хотелось
одного: трахаться, и как можно больше. Два жеребца в период случки - вот
на кого мы  тогда  походили.  Если  мне  не  изменяет  память,  то  свои
интеллектуальные запросы мы удовлетворяли в аудиториях. - Он вновь пожал
плечами.
   - Может быть, поэтому мы не интересовали Лесли.
   - Черт возьми, я так и не смог позабыть ее, -  внезапно  вырвалось  у
Донована. Он с такой  запальчивостью  произнес  эти  слова,  что  Симбал
благоразумно предпочел промолчать. - Теперь мне кажется, что я  вижу  ее
во сне.
   Съехав на обочину, Донован затормозил и выключил зажигание.  Внезапно
наступившая тишина резанула слух Симбала, привыкшего к шуму.
   - Я помню, как струились по  плечам  и  спине  ее  длинные  белокурые
волосы, когда она шла через двор колледжа. Они были густыми. И ее  серые
глаза. У меня часто складывалось впечатление, что  они  видели  насквозь
любого, кто оказывался перед ней. - Донован откинул  голову  на  кожаную
спинку сидения. - Господи, как я хотел ее.
   - Еще бы не хотеть. А все оттого, что не мог заполучить ее, - вставил
Симбал. - Без нее твой послужной список не дотягивал до тысячи.
   - Нет, ты не прав, - задумчиво возразил Донован. - Я хотел ее  просто
потому, что она была именно такой. Я хотел Лесли.
   Невидящим  взглядом  он   уставился   в   потолок   машины.   Долина,
раскинувшаяся вокруг них, продолжала купаться в тихой мелодии, рожденной
многоголосым хором птиц.
   - Тони, я никогда не рассказывал тебе, да и вообще никому о том,  что
на следующий вечер после нашего выпуска я отправился к Лесли  домой.  Ты
помнишь, ее семья жила неподалеку  от  колледжа.  Я  не  предупредил  ее
заранее. Думаю, у меня не хватило бы духу набрать ее номер. Я помню этот
дом, выглядевший в сумерках таким уютным и гостеприимным.  Идя  туда,  я
представлял себе, как она вместе с родителями и младшей сестрой сидит за
ужином, и  чувствовал,  не  знаю,  как  назвать  это  -  потребность?  -
присоединиться к ним. Я помню, как брел  по  улице,  поднимался  по  той
самой оштукатуренной  лестнице,  возле  которой  росла  громадная  юкка,
голубовато-зеленая днем, но почти черная в окружавшей меня  темноте.  Ее
ветка пощекотала мне щеку. Едва взойдя на  верхнюю  ступеньку,  я  нажал
звонок. Я знал, что если замешкаюсь хоть на секунду, то  не  сделаю  это
вообще. Я думал, что дверь откроет ее мать или отец, и запасся для обоих
случаев соответствующей речью. Однако случилось такое, к чему я  не  был
готов вовсе. Дверь отворилась. На пороге стояла сама  Лесли.  Ее  волосы
блестели в  теплом,  домашнем  свете,  струившемся  из  комнат  и  четко
обрисовывавшем контуры ее фигуры. То был волшебный миг... как будто  мои
бесконечные фантазии о ней вдруг стали явью. Вдруг из комнаты донеслось:
"Кто там?" Это был мужской голос, и он  явно  не  принадлежал  ее  отцу.
Затем я увидел, как кто-то подошел к Лесли сзади. Он прижал ее  к  себе,
обняв за талию, и спросил: "Кто это, любимая?" Я не знал,  что  сказать,
чем объяснить свой приход. И тогда я развернулся и побежал во весь  дух.
Пробежав квартал, я остановился, и меня стошнило.
   Донован закрыл глаза и шумно вздохнул.
   - Прости, что я упомянул ее, Роджер, - промолвил Симбал.
   - Пустяки, - отозвался Донован. - Я все  время  думаю  о  ней.  -  Он
потряс головой, словно прочищая засорившиеся извилины.  -  Теперь  Лесли
стала для меня чем-то вроде Единорога или Грааля. Возможно,  она  просто
никогда не существовала на свете, и мы с тобой просто ее выдумали.
   Сказав это, он завел двигатель.
   - Дело идет к вечеру, а мы так и не разобрались до конца с делами,  -
заметил он, развернувшись и взяв курс на Грейсток. - Итак, что у  нас  с
этой женщиной, Моникой... Как ее?
   - Старр. Моника Старр. Что тебя интересует?
   - У тебя с ней по-прежнему что-то есть?
   - У нее был роман с Питером Карреном.
   - Ты мне сказал, что Каррен мертв. Она любила его?
   - Не знаю.
   - А тебя она любит?
   - Не думаю, что это имеет какое-то значение.
   Донован расхохотался, глядя на Симбала.
   - Узнаю старину Тони. Он, как и прежде, любит их и все равно бросает.
Ну что  ж,  в  таком  случае  все  в  порядке,  а  то  я  чуть  было  не
засомневался. Кто знает, какие карты припрятаны в рукаве у  дяди  Макса?
Мне плевать, что ты когда-то работал на него.  Сейчас  ты  работаешь  на
меня, и я ни за что не поверю, будто ему по душе, что  ты  крутишься  на
его территории.
   - Какое отношение ко всему этому  имеет  Моника?  Вопрос  Симбала  не
понравился Доновану, и он не стал это скрывать.
   - У каждого есть свои "белые пятна", Тони. У тебя  такое  тоже  есть.
Это - Макс. Тебе не приходило в голову, что он специально подставил тебе
эту Монику?
   Холодок, появившийся  внизу  живота  у  Симбала,  когда  он  накануне
вечером  увидел  Монику  на  пороге  дома  Макса  Треноди,   перерос   в
отвратительное ощущение тошноты, подступающей к горлу.
   - В чем дело, Тони? - участливо осведомился  Донован.  -  Ты  неважно
выглядишь.
   Симбал решил, что с этим пора покончить.
   - Я никогда не думал, что мне придется произносить такие  слова,  но,
похоже, Макс ведет со мной нечистую игру. Сначала он изображает из  себя
паиньку, эдакого доброго дядюшку, за которого  я  его  всегда  принимал.
Затем он подсылает ко мне Монику, и мы с ней даем жару. Далее он говорит
мне: пользуйся ее услугами, приятель, - она станет твоим  проводником  в
святилище связанных между собой федеральных компьютерных сетей.
   - Пока все нормально, - заметил  Донован.  -  Ты  взял  след.  Эдвард
Мартин Беннетт. Чего ты еще хочешь?
   Симбал рассказал ему про то, как накануне, проследив за  Моникой,  он
убедился,  что  она,  вместо  того,  чтобы  поехать  домой,  направилась
прямиком в гости к Максу Треноди.
   Донован хмыкнул.
   -  Теперь  ты  видишь,  что  Треноди  ничуть   не   лучше   остальных
представителей шпионской братии, - сказал он,  обгоняя  пожилую  пару  в
"Датсуне". - Я бы на твоем месте не стал бы повторять  старую  ошибку  и
держался бы с ним начеку.
   - Одного я не могу понять: чего он всем этим хочет добиться?
   - Не будь таким тупым, Тони. Это раздражает  меня,  -  грубо  ответил
Донован. - Он хочет, чтобы  ты  отправился  по  следам  Эдварда  Мартина
Беннетта. Если Беннетт как-то был  связан  с  Питером  Карреном,  то  он
наверняка знает, кто его  прикончил.  Слишком  много  агентов  УБРН  уже
сыграли в ящик. Именно поэтому твой приятель Макс пошел  на  все,  чтобы
втянуть тебя в это дело. Ты идеально подходишь для него, неужели ты  сам
не  понимаешь?  Ты  -  бывший  агент  УБРН,   толковый   и   многократно
проверенный. Ты знаешь как свои пять пальцев их систему, но  сам  больше
не связан с ней. У тебя безупречная репутация. И  к  тому  же,  если  ты
свалишься в эту вонючую  яму,  вырытую  неизвестно  кем,  и  не  сумеешь
выбраться из нее, дядюшке Максу даже не  придется  заказывать  гроб  для
тебя: ты для него дерьмовая рабочая сила.
   - Но ведь это имеет  отношение  и  к  нашим  операциям.  К  операциям
Куорри.
   Донован искоса взглянул на Симбала.
   - Пошевели мозгами, Тони. За каждым твоим шагом будут следить. Как ты
думаешь, кто вынырнет, словно из-под земли, когда твоя  добыча  окажется
на расстоянии выстрела?
   Дядюшка Макс собственной персоной, кто же еще? Он будет тут как  тут,
чтобы выхватить у тебя изо рта лакомый кусочек и  присвоить  себе  лавры
победителя. В придачу ко всему он на десерт  получит  удовлетворение  от
реванша за прошлые неудачи.
   Симбал безрадостно кивнул,  саркастически  подумав,  что  за  славный
денек выдался у него.
   - Ладно, - продолжал Донован. - Теперь, когда  я  подготовил  тебя  к
сражению, отправляйся в путь и возьми за горло Беннетта и всех, кто  еще
окажется замешанным в этом деле. Если тебе нужна помощь, проси.
   - Я работаю в одиночку, - ответил Симбал.
   - На задании я предпочитаю отвечать только за свою шкуру.
   - Да, я знаю. - Донован опять нажал на газ. Они уже  почти  добрались
до Грейстока.
   - Как мне быть с  Максом?  -  спросил  Симбал.  Подрулив  к  воротам,
Донован вручил охраннику  два  пропуска  в  виде  карточек  с  магнитным
шифром. Через пару мгновений путь  был  свободен,  и  "Корветта",  шурша
колесами по гравию, въехала на территорию виллы.
   - Никак, - сказал Донован, отвечая на вопрос Тони.  -  Пусть  Треноди
повисит на свитой им же самим веревке. Теперь, зная, какой он  лжец,  ты
сам сумеешь выбрать надлежащее время для экзекуции. В  конце  концов,  у
тебя богатый опыт общения с ним.
 
*** 
 
   Тосима-ку. Микио держал путь к себе домой, таща за  собой  на  хвосте
врагов, намеревавшихся, вне всяких сомнений, прикончить его.
   Джейк хорошо знал и микрорайон Канате-ке, где жил Микио, и дом своего
друга. В свое время он тщательно изучил их, прежде чем тайно  пробраться
к Микио и завладеть секретной информацией, касавшейся его  единокровного
брата Ничирена.
   Он смотрел на знакомые чугунные ворота и плотный забор из  бамбука  в
двенадцать футов вышиной. Из-за него выглядывала покатая крыша дома,  по
другую  сторону  которого  тянулись  бейсбольные  площадки  университета
Рикино. Тренировка уже началась, и время от времени до  Джейка  долетали
звуки ударов ясеневых бит по тяжелым, набитым конским волосом мячам.
   Джейк попросил водителя такси остановить машину в начале пригорка,  с
которого было удобно обозревать дом  Микио.  "Мерседес"  проскользнул  в
чугунные ворота и исчез из виду. Расплатившись, Джейк вышел  и  проводил
взглядом такси.
   Теперь он следил за голубым "Ниссаном".  Он  остановился  около  дома
прямо напротив того места, где,  как  было  известно  Джейку,  находился
кабинет Микио. Кто бы ни были враги Комото-сан, их источники информации,
по всей видимости, работали на славу.
   Джейк вытащил из кармана маленький цейсовский  бинокль,  сделанный  в
виде  очков.  Надев  его  на  глаза,  он  попытался   рассмотреть,   что
происходило в салоне "Ниссана".  Солнечные  лучи,  отражаясь  от  стекла
голубого автомобиля, ослепили  Джейка,  и  ему  пришлось  отказаться  от
своего намерения.
   Он снял бинокль. Джейк знал,  что  во  время  наблюдения  не  следует
слишком  долго  пользоваться  увеличительными  линзами,  сужавшими  поле
обзора, ибо, привыкнув  к  ним,  можно  запросто  не  заметить  то,  что
творится поблизости. Это, как и многое другое, Джейк постиг  в  процессе
овладения искусством вэй ци:  концентрация  внимания  на  одном  участке
игровой доски нередко приводит к проигрышу партии в целом.
   Вдруг он заметил едва различимую в тени  фигуру  человека,  торопливо
вышедшего на улицу через боковые ворота. Человек этот осторожно двигался
в полутемном пространстве вдоль  бамбуковой  стены,  а  затем  опрометью
кинулся к голубому "Ниссану". Он нагнулся к боковому стеклу, которое тут
же скользнуло вниз. Джейк моментально водрузил  на  место  бинокль  и  с
шумом втянул в себя воздух.
   Качикачи!
   Человек, бывший правой рукой Микио, продавал  своего  оябуна  врагам,
указывая самое слабое место в защите дома. Несколько минут спустя он уже
мчался назад и, очутившись за оградой, "позабыл" запереть ворота.
   Качикачи - предатель! Джейк не мог поверить своим глазам. Однако  ему
было хорошо известно, что гримасы войны - особенно войны междоусобной  -
часто  лишь  с  большим  трудом  поддаются  пониманию.   Возможно,   все
объяснялось просто: Микио терпел поражение в  битве  с  противниками,  а
Качикачи предпочитал находиться в стане победителей. Может быть, другие,
более сложные причины подтолкнули маленького японца к измене. Как бы там
ни было, Джейк твердо знал: подсмотренная им сцена допускает  лишь  одно
правдоподобное толкование.
   То снимая, то вновь одевая бинокль, он сделал круг, в результате чего
одновременно  и  приблизился  к  дому,  и  получил  лучший  угол  обзора
"Ниссана", позволивший ему заглянуть внутрь автомобиля  через  щель  над
приспущенным стеклом.
   Уловив в салоне машины какое-то движение, он сделал  увеличение  линз
максимальным. Помимо водителя в "Ниссане" находился  еще  один  человек,
державший в руках какой-то вытянутый предмет. Черт побери! -  пронеслось
в голове Джейка. В следующую секунду  он  узнал  этот  предмет.  То  был
"Ривертон Бизон", миниатюрный ручной гранатомет,  стрелявший  разрывными
гранатами на три сотни шагов. Вот, значит, что  они  собрались  сделать.
Все с грохотом взлетит на воздух, а тело Микио окажется  размазанным  по
стенам, - подумал Джейк.
   Он уже собрался было двинуться в сторону машины, как  вдруг  заметил,
что водитель вытащил откуда-то короткоствольный автомат  и  снял  его  с
предохранителя. Не вылезая из машины, он  стал  внимательно  осматривать
окружающую территорию, разбив ее  мысленно  на  секторы.  С  первого  же
взгляда на него было ясно, что это профессионал,  от  внимания  которого
ничто не ускользает.
   Джейк сжался в комок, укрывшись за деревянным ящиком, и тоже  в  свою
очередь   стал   оценивать   обстановку.   "Ниссан"   был    припаркован
исключительно грамотно. Нигде поблизости от него не имелось ничего,  что
могло бы послужить укрытием Джейку. Ему не  оставалось  ничего  другого,
как отказаться от мысли попробовать незаметно подкрасться к машине.
   Слева от дома. Джейк знал, что времени у него в обрез. Сунув в карман
бинокль, он осторожно выбрался на место, где сидевшие в "Ниссане" убийцы
при всем желании не могли  его  увидеть,  и  приблизился  к  бамбуковому
забору. Там он достал из кармана прочную нейлоновую веревку  с  железным
крюком на конце. Перекинув ее через ограду, он с силой потянул на  себя.
Веревка держалась крепко.
   Быстро вскарабкавшись на забор, он спрыгнул вниз и мягко  приземлился
на траву. Он услышал пение птиц и краем глаза уловил, как  среди  ветвей
деревьев промелькнула белка или какой-то другой небольшой зверек. И все.
Откуда-то ветер доносил приглушенный шум машин.  Один  раз  Джейку  даже
удалось расслышать треск сломавшейся бейсбольной биты.
   Будда великий и всемогущий, где она, хваленая охрана Микио? Куда  она
могла подеваться?
   Он быстро прокрался вдоль стены дома, обогнув  длинную  узкую  полосу
для  упражнений  киудзюцу,  на  которой  он  и  Микио  некогда  устроили
грандиозный поединок, соревнуясь в древнем искусстве самураев - стрельбе
из лука.
   Посмотрев на часы, он увидел, что уже затратил  непростительно  много
времени. Поднявшись на энгаву, он попробовал открыть фузуму  в  комнате,
соседней с кабинетом Микио. Она оказалась заперта. Не  имея  времени  на
возню с задвижкой, он с размаху ударил ребром ладони по стеклу.
   Теперь, так явно выдав свое присутствие,  он  уже  не  мог  повернуть
назад. Устрашающий "Бизон" ни на мгновение не выходил из памяти  Джейка,
но ничто его уже не могло остановить. Он должен был спасти Микио.
   В доме висела пугающая, неестественная  тишина.  Не  было  слышно  ни
топота  бегущих  ног,  ни   криков   охраны   взбудораженной   внезапным
вторжением. Ничего.
   Джейк  торопливо  пересек  полутемную  комнату,   распахнул   толчком
внутреннюю фузуму и вышел в коридор.
   Он тут же увидел Качикачи, приближавшегося ему навстречу. По  крайней
мере, хоть кто-то встревожился, услышав подозрительный шум.
   - Амида! Мэрок-сан!
   - Мухон-нин! - закричал Джейк. - Предатель!
   Между ними произошла стычка в узком коридоре.  Отшвырнув  Качикачи  в
сторону, Джейк потянул фузуму кабинета Микио.
   - Убирайся отсюда!
   Дикий вопль Качикачи достиг его ушей в ту секунду,  когда  он  увидел
стоящего на коленях на татами Микио, погруженного в глубокую медитацию.
   - Как ты попал сюда! Ты, идиот! Не заходи туда! Не мешай!..
   Микио был облачен в просторное кимоно, на котором сзади был изображен
комод  клана:  гребень,  заключенный  в  фигуру,  образованную  внешними
контурами трех пересекающихся окружностей. Словно  пробуждаясь  от  сна,
оябун стал медленно поворачивать голову в сторону шума.
   - Микио! - закричал Джейк. Ухватившись за кимоно, он потащил друга  к
себе, И в это самое мгновение окно кабинета разлетелось вдребезги.
   "Бизон", - успел подумать Джейк. - О Будда, я опоздал!
   Ослепительная вспышка белого и желтого света, страшный  шум  и  запах
дыма - все смешалось в  один  ужасный  клубок,  с  ревом  катавшийся  по
рушащейся с надрывным треском комнате.
   И почти тотчас же занялся огонь, побежавший по стенам и  полу,  точно
река смерти.
   ЗИМА 1949 - ВЕСНА 1950
   ПЕКИН
   Мысль, что победа в конечном итоге достается тому,  кому  подчиняется
армия, Мао почерпнул, как это ни парадоксально, у генералиссимуса  Чана.
Война, полагал Чан, способна разрешить любой конфликт.
   Отсюда  Мао   вывел   следующее   заключение:   Политическая   власть
произрастает из ствола орудия.
   Разумеется, подобный принцип, положенный в основу политики, не мог не
встревожить всерьез правящие круги  Соединенных  Штатов.  Однако  больше
всего американцев пугало то, что стратегия Мао для них, так же как и для
народных масс, оставалась тайной за семью  печатями.  Они  рассматривали
сложившуюся ситуацию как опасную и непредсказуемую в  свете  дальнейшего
развития. И уж во всяком случае они не питали  никаких  иллюзий  на  тот
счет, что им удастся использовать Мао для достижения своих  политических
целей в Китае так, как они использовали Чана.
   Только  сам  Мао,  восседавший   на   громоздкой   пирамиде   власти,
воздвигнутой им и его окружением, знал,  что  дело  обстоит  именно  так
благодаря трудам, по сути, всего двух человек - Сунь Цзу, указавшего ему
путь, как сохранять свою стратегию в тайне от  всего  мира,  и  Чжилиня,
говорившего:  В  политике  угроза  применения  насилия  сама   по   себе
равносильна гибели.
   В действительности Мао и в значительной степени Чжилинь  были  готовы
прислушаться к советам американцев относительно  создания  коалиционного
правительства в послевоенном Китае. Мао больше, чем кто бы  то  ни  было
другой, верил в то, что вмешательство из-за океана может сыграть важную,
даже  ключевую  роль  для  обустройства  будущего  его  страны.  Чжилинь
полагал, что в этой  вере  повинно  болезненное  самолюбие  Мао,  больно
задетое Сталиным и Молотовым,