а,  шарахались  в  разные
стороны перед несущимся прямо  на  них  двухголовым  чудовищем.  Чжилинь
увидел белый хвост кролика, в ужасе бежавшего куда глаза глядят,  петляя
в густой траве.
   Вдруг до Чжилиня донесся хохот. Сестры Пу услышали  его  и  притихли.
Будда, защити меня, - подумал Чжилинь. - Этот варвар смеется.
   Долго еще после этого  восторженные  крики  Росса  Дэвиса  звенели  в
воздухе, и их гулкое эхо гуляло вдоль склонов Жиньюнь  Шаня,  слыхом  не
слыхавших прежде ничего подобного.
 
*** 
 
   Через некоторое  время  Дэвис  вернулся.  Он  заставил  коня  трусить
медленной  рысью,  что,  как  он   объяснил   Чжилиню   позднее,   имело
существенное значение: животному надо было отойти после бешеной скачки.
   Раскрасневшийся,  широко  улыбающийся  Дэвис  спрыгнул  на  землю   и
промолвил:
   - Теперь ваша очередь.
   Чжилинь почувствовал, как у него похолодело внутри.
   - Что?
   - Неужели вы думаете, будто я позабыл о нашем уговоре, Ши тон  ши?  Я
обещал вас научить ездить верхом, если вы станете моим учителем тай цзы.
   И это моя награда за праведную жизнь? - тоскливо подумал Чжилинь.
   - Пожалуй, мы подзадержались здесь слишком  долго,  -  сказал  он.  -
Может быть, в другой раз?
   - Ерунда! - Дэвис похлопал коня по спине. - Это очень просто. Давайте
я помогу вам. С вашим ростом нелегко взобраться на  него.  -  Он  сцепил
пальцы рук и слегка пригнулся. - Наступайте сюда, не бойтесь. Ну же!  Вы
даже не представляете себе, какое это удовольствие.
   -  Не  знаю,  мистер  Дэвис.  Эта  затея  представлялась  мне   более
привлекательной в Чунцине.
   - Понимаю, - ответил Дэвис.
   Он запрыгнул на скакуна и наклонился в сторону. Даже не успев понять,
что произошло, Чжилинь очутился на коне за спиной американца.
   - Просто обхватите меня руками за пояс, Ши тон ши, - обратился к нему
Дэвис и пришпорил коня каблуками.
   О, Будда! Это невозможно! - промелькнуло в смятенном  мозгу  Чжилиня.
Для него, как и для всех китайцев, подобный физический контакт на глазах
у других, являлся чем-то не только необдуманным, но даже неприемлемым.
   Когда конь взял с места в карьер, Чжилинь  чуть  было  не  слетел  на
землю, скользнув назад по потной спине лошади.  В  отчаянии  он  пытался
усидеть, но, взглянув вниз, понял, что, упав с такой  высоты,  неминуемо
расшибется. Тогда, обхватив руками поясницу варвара, он закрыл  глаза  и
стал молиться, чтобы никто из его предков не проснулся в этот  момент  и
не стал свидетелем его унижения.
   Стремительный напор ветра бил ему в лицо, трепал волосы. В  его  ушах
отдавался громкий  стук  копыт.  Он  ощущал  под  собой  горячую  плоть,
согласованную работу мышц, сухожилий и костей.
   Он открыл глаза и  едва  не  потерял  сознание,  почувствовав  резкое
головокружение. Мир, мчавшийся ему  навстречу,  расплывался  в  огромное
пятно, в котором смешались все цвета: коричневый, зеленый, голубой...
   От  ощущения  стремительного  движения  желудок   Чжилиня   буквально
выворачивало наизнанку. Однажды в детстве, когда  он  трясся  в  ознобе,
мучимый жестокой лихорадкой,  его  вырвало  рыбным  супом,  которым  его
накормила мать. В то время он был уже достаточно взрослым и, несмотря на
болезнь, хорошо сознавал происходящее вокруг, чтобы  почувствовать  стыд
за выброшенную в помойное ведро  еду,  от  которой  другие  члены  семьи
отказались в его пользу.
   Теперь же, чувствуя тошнотворные позывы внизу  живота,  он  с  ужасом
думал, что вновь, уже в зрелом возрасте, сделает то, что запретил себе в
детстве раз и навсегда. Страшно подумать, как он опозорился бы... да еще
перед лицом варвара. Нет, немыслимо!
   Он снова закрыл  глаза  и  мысленно  воззвал  к  Будде,  умоляя  того
смилостивиться  над  ним,  дать  ему  сил  преодолеть   свою   слабость.
Одновременно он решил пустить в ход собственные резервы. Переключив  все
внимание внутрь себя, он устремил  свои  помыслы  к  источнику  духовной
энергии - ки.
   Тогда Чжилинь еще не был настолько хорошо знаком с  экстраординарными
возможностями своего ки, открывшимися ему в полной  мере  в  последующие
десятилетия. Оно представлялось ему грубой, примитивной силой, к которой
он прибегал лишь изредка.
   Погрузившись в себя, Чжилинь добрался до так  называемой  хрустальной
тропы.  Она  занимала  промежуточное   положение   между   сознанием   и
подсознанием, и человек, находясь на  ней,  мог  -  при  соответствующем
опыте и практике - превращать намерения в действия, поступки, позитивную
стратегию. Пребывать на хрустальной тропе - означало  занимать  наиболее
выгодную позицию по отношению к  окружающему  миру.  Отсюда  можно  было
проникать в замыслы врагов, а  равно  формировать  и  свои  собственные,
оценивая сложившуюся обстановку в целом, а не ее разрозненные фрагменты.
Здесь удавалось примирить даже самые несовместимые вещи.
   Не вполне отдавая  себе  отчет,  как  это  произошло,  Чжилинь  вдруг
очутился на хрустальной тропе. Его страх растаял. Вместо него  появилось
ощущение взаимосвязанности с могучим животным. Чжилинь увидел  его  тем,
чем оно было на самом деле: мощной четвероногой живой машиной.
   Энергия, излучаемая скакуном в  идеально  скоординированном  биополе,
стала энергией Чжилиня. Его глаза распахнулись, а сердце затрепетало  от
восторга, рожденного стремительным движением.
   Сидя на коне, Чжилинь любовно обнимал в душе ветви деревьев и кустов,
проносившихся мимо. Вместе с жаворонками и растениями  он  резвился  над
зеленью крон под  ползущими  по  голубому  небу  белоснежными  облаками.
Словно дикий зверь, он прыгал по лесным  тропинкам  в  глухой  чаще.  Он
слился с вселенной в одно неразделимое целое.
 
*** 
 
   Позже, в тот же день, они вдвоем лежали на зеленой поляне  на  берегу
ручья, наблюдая за  водомерками,  скользившими  по  сверкающей  глади  и
лягушками, затаившимися в тени папоротников, нависших над водой.  Воздух
гудел от жужжания многочисленных пчел и шмелей.
   Позади вздымались крутые,  пирамидальные  кряжи  Жиньюнь  Шаня  густо
поросшие лесом и кустарником. Оттуда  ветер  приносил  особенный  аромат
молодых, еще не пригодных для сбора урожая побегов чайных кустов.
   После неожиданного приключения конь вернулся к своей повседневной, но
жизненно важной для его хозяев работе. Тем не  менее,  Чжилинь  и  Дэвис
продолжали ощущать не покидавший их запах конского пота, густого,  точно
благоухание цветов жасминового куста.
   Американец в очередной раз извлек из кармана серебряный  портсигар  и
закурил.  Прищурившись,  он  пристально  смотрел  на   зеленые   склоны,
расцвеченные яркими лучами солнца.
   - Когда-нибудь я действительно брошу курить, - промолвил он.
   Чжилинь наблюдал за тем, как лениво, с явным наслаждением затягивался
его собеседник, понимая, что тот никогда не откажется от своей привычки.
   - Почему вы никогда не задаете вопросов? -  внезапно  поинтересовался
Дэвис. - Я задаю их все  время.  Так  меня  учили  поступать.  Вот  этот
портсигар подарил мне отец, как бы  подтвердив  тем  самым,  что  в  его
глазах я достиг совершеннолетия. Он был первым человеком, научившим меня
задавать вопросы. Как вам удается узнать что-либо, не спрашивая об этом?
   - Быть может, - спокойно отозвался Чжилинь, - существуют иные способы
приобретения  знаний?  -  Он,   не   отрываясь,   глядел   на   муравья,
целеустремленно пробиравшегося к ним, преодолевая на  пути  всевозможные
преграды. - Я, например, выбираю путь наблюдений.
   - Вот этого я как раз не могу понять. За время, проведенное в  Китае,
я много смотрел по сторонам, но это не сделало меня ничуть умнее. Вокруг
по-прежнему осталось столько непостижимых вещей.
   - Возможно, оттого, что вы смотрели, но не наблюдали. Это  отнюдь  не
одно и то же.
   Дэвис сел, уставившись на него.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Возьмем, например, этого муравья. - Чжилинь показал пальцем. -  Что
вы видите, глядя на него?
   Дэвис пожал плечами, следя за тем, как  муравей  приближается  к  его
вытянутой ноге. Когда крошечное создание  начало  карабкаться  вверх  по
брюкам американца, тот стряхнул его.
   - Все, что я вижу, это надоедливое насекомое.
   - Ну а теперь попробуйте понаблюдать за ним, мистер Дэвис. И  делайте
это при помощи сердца, а не глаз.
   - Я не имею ни малейшего представления о том, что вы имеете в виду.
   - Если бы мы сейчас находились а нашем дворе в Чунцине,  приступая  к
выполнению упражнении тай цзы, вы бы не стали произносить эти слова.
   - Умственная работа - это одно дело, а...
   - Простите, что перебил вас, мистер Дэвис, но  умственная  работа  не
есть что-то, предназначенное для определенных обстоятельств.  Ее  нельзя
включать  и  выключать,  как  водопроводный  кран.  Если  человек  хочет
добиться чего-либо в жизни, то его ум должен работать непрерывно.
   - Однако какое отношение все это имеет к нашему муравью?
   - Видите, как он, получив  от  вас  страшный  удар,  отбросивший  его
назад, возвращается прежним путем? -  Дэвис  нехотя  кивнул,  и  Чжилинь
продолжил. - Вот он приближается к той точке,  где  потерпел  неудачу  в
предыдущий раз. Что же он делает теперь?
   - Опять карабкается наверх.
   - Совершенно верно, мистер Дэвис.  И,  заметьте  это,  без  малейшего
промедления. Для муравья вы - июнь, гора. Теперь представьте  себе,  что
вы взбираетесь по склону  Жиньюнь  Шаня,  мистер  Дэвис.  Добравшись  до
определенной точки, вы попадаете в ужасную бурю, которая сбрасывает  вас
вниз, к подножию горы. Как вы поступите?  Отступите  ли  вы  назад?  Или
снова полезете наверх?
   - Я человек, а не насекомое, Ши тон ши, - возразил Дэвис. - Я обладаю
способностью мыслить. А это существо знает лишь,  что  должно  двигаться
вперед, даже если ему предстоит быть уничтоженным неведомой силой,  -  с
этими словами он протянул руку и, взяв муравья двумя пальцами,  раздавил
его.
   - Э, мистер Дэвис, - Чжилинь сокрушенно покачал головой.  -  Скажите,
как вы можете испытывать столько  любви  и  сострадания  к  скакуну,  на
котором вы сегодня ездили верхом,  и  при  этом  не  чувствовать  ничего
подобного к только что раздавленному вами муравью.
   - Какую пользу может принести мне муравей?
   - Понятно. Таков ваш  критерий  выбора  между  жизнью  и  смертью.  -
Чжилинь взглянул прямо в глаза американцу. - Тогда ответьте мне,  мистер
Дэвис. Прикончи
   Ли бы вы меня, если бы поняли, что от меня вам нет и не будет никакой
пользы?
   - Не говорите глупостей! Чжилинь поднялся с земли.
   - В глупости следует упрекать не меня, мистер Дэвис.
   Он побрел прочь.
   Дэвис вскочил на ноги и кинулся за ним следом.
   - Я обидел вас, Ши тон ши, - сказал он. - Пожалуйста, простите  меня,
хотя, признаюсь, я не могу взять в толк, что я такого натворил.
   - Я полагаю, что в этом все и дело. - Чжилинь остановился и задумчиво
посмотрел  на  собеседника.  -  Меня  же  заботит  только  один  вопрос:
поддаетесь ли вы обучению или нет.
   Слова Чжилиня задели Дэвиса за живое.
   - Вы говорите так, будто речь идет о животном.
   - Или, если быть совсем откровенным, о варваре.  Именно  так,  мистер
Дэвис.
   Дэвис заморгал глазами.
   - Я должен, по-видимому, счесть себя оскорбленным.
   - Вовсе нет. Большинство моих соотечественников полагают, что гвай-ло
не обладают способностью к обучению...  Что  им  вообще  не  дано  стать
цивилизованными людьми.
   - Понимаю.
   - Нет, мистер Дэвис, к сожалению, не  понимаете,  -  Чжилинь  глубоко
вздохнул. - Вы произносите слова, не подумав прежде. Вы говорите, но  не
наблюдаете. Короче говоря, вы шагаете по жизни так, словно мир не  более
чем  принадлежащий  вам  клочок  земли,  распоряжаясь  по   собственному
усмотрению всем, что попадается вам на глаза, если не испытываете  помех
со стороны тех, кто сильнее. Сейчас вы находитесь здесь, но это не  ваша
земля. Вы здесь чужой. Никто не звал вас сюда,  вы  явились  непрошеным.
Вас боятся, ненавидят, иногда просто терпят. Мне  нет  нужды  напоминать
вам об этом. Это унизительно для нас обоих.
   Юношеские щеки Дэвиса запылали. В его глазах возникло выражение  боли
и обиды
   - Черт бы вас побрал, - рявкнул он, трясясь от ярости.  -  Вы  просто
негодяй.
   Чжилинь не ответил. Его слух наполнили  щебет  птиц,  пул  насекомых,
шмелей, шуршание листвы. То были сладкие для уха звуки. Звуки жизни.
   Спустя некоторое время он все же промолвил:
   - То, что я говорил прежде, я говорил всерьез.  Мне  кажется,  мистер
Дэвис, что вы не лишены способности учиться.  Я  думаю,  что  вы  можете
извлечь для себя пользу из вашего пребывания в  Китае.  По-моему,  такое
нельзя сказать о подавляющем большинстве представителей западного  мира.
Я бы очень серьезно задумался над этим, будь я на вашем месте.
   - Но ты не на моем месте, Ши, - процедил сквозь зубы Дэвис.
   Слепой гнев обуревал его. Сунув руку во внутренний карман, он вытащил
маленький пистолет. Впрочем размер его вовсе не внушил Чжилиню  иллюзию,
будто перед ним безобидная игрушка.
   - Мои предки жили в горах Кавказа, и тебе никогда не понять, что  это
значит. У тебя желтая кожа и узкие глаза. Ты  болтаешь  вздор,  и  вздор
опасный.
   Он взвел курок.
   - Я могу убить тебя сейчас с такой же  легкостью,  с  какой  раздавил
муравья. В моей власти решить твою судьбу. Как тебе это нравится?
   Чжилинь покачал головой.
   - Аргумент, предъявленный  вами,  мистер  Дэвис,  не  имеет  никакого
отношения к власти. Это всего лишь сила. Впрочем, их часто путают  между
собой, и именно в таких случаях чаще всего гибнут люди.
   - Какая чушь!
   - Неужели? Убив меня, мистер Дэвис, вы проиграете.
   - Почему?
   - Да потому что вы потеряете меня навсегда.
   - Ничего подобного, Ши. Я убью тебя,  отберу  у  тебя  жизнь.  И  это
станет высшим проявлением моей власти над тобой.
   - Нет,  ты  достигнешь  не  больше,  чем  достиг,  раздавив  муравья,
совершив бесполезное - хуже того! - бессмысленное действие. Ты  проявишь
подлинное могущество, если защитишь меня в минуту  опасности,  сохранишь
мне жизнь, станешь моим другом. Вот тогда ты обретешь во мне соратника в
своих трудах, в крайнем случае, союзника в час испытаний.  Ты  докажешь,
что дальновидность и смелость не чужды тебе. И таким образом ты  сумеешь
выработать свою стратегию.
   Долго они стояли, глядя друг другу в глаза, застыв,  словно  каменные
изваяния. Их разделяло  несколько  шагов  и  блестящее  дуло  пистолета,
взведенный курок которого походил  на  змею,  готовую  ужалить  в  любую
секунду. Многие годы спустя Росс Дэвис был готов поклясться,  что  в  те
мгновения на зеленом склоне Жиньюнь Шаня  явственно  ощущал  присутствие
какой-то потусторонней силы. Сидя в кругу  друзей  за  бутылкой  доброго
старого виски, он говорил, что едва не задохнулся от ярости и  унижения.
Прошло много лет, прежде чем  он  решился  признаться  себе,  что  слова
Чжилиня проникли ему в самое сердце. Тогда же на поляне он понимал  лишь
то, что его  вдруг  заставили  почувствовать  себя  жалким  и  ничтожным
созданием.  Долго  накапливавшийся  в   его   душе   гнев,   порожденный
собственной  неспособностью  проникнуть   сквозь   эластичный   занавес,
скрывавший  от  чужих  взоров  эту  странную  и  завораживающую  страну,
выплеснулся наружу в ответ на слова Чжилиня.
   В последующие годы Дэвис, вспоминая про этот  случай,  находил  самым
удивительным и необъяснимым то, что ему не хватило лишь чуть-чуть, чтобы
нажать на курок. Профессиональный солдат, он хорошо знал ощущение  жажды
крови и в тот момент почувствовал, как  она  сжигает  его  изнутри.  Ему
показалось, что в воздухе разливается запах дыма  и  гари,  точно  пламя
охватывает лес на склоне горы в жаркий день.
   И именно в эту секунду  оцепенение  особого  рода  охватило  его.  Он
словно почувствовал дыхание земли, передававшееся его ногам, проникавшее
в его тело  неведомыми  ему  путями,  заглушая  удары  его  собственного
сердца.
   Он вспомнил про тай цзы, про серебристые токи мыслей, которые подобно
нитям, привязанным к пальцам кукольника заставляли его поднимать руки  и
ноги, поворачивать туловище и шею, вдыхая  в  него  ритмы  занимающегося
дня.
   Дэвис моргнул. Затем  он  перевел  взгляд  на  пистолет  и,  внезапно
охваченный ужасом, как суеверный  человек  при  дурном  предзнаменовании
уронил его в густую траву.
 
*** 
 
   Что случилось? Было  уже  поздно.  Ночной  мрак  полз  вдоль  склонов
Жиньюнь  Шаня.  Солнце  несколько  часов  назад,  сверкнув  на  прощание
последним лучом, скрылось на западе, исчезнув за грядой голубых облаков.
   Одна из сестер Пу (та, что спрашивала про огонь  в  волосах  гвай-ло)
принесла им еду, приготовленную из продуктов, подаренных семье Чжилинем.
Отказаться было невозможно, и они  поблагодарив  девочку,  принялись  за
еду.
   Они ели молча, сосредоточившись на  работе  челюстей  и  вкусе  пищи.
Только когда они завершив трапезу отложили в сторону  миски  и  палочки,
Дэвис нарушил молчание.
   - Есть вопросы, - тихо промолвил Чжилинь - не требующие ответов.
   - Но...
   - Вы должны научиться примиряться с тайнами, мистер  Дэвис.  Довольно
часто жизнь не любит давать ответы на свои загадки.
   Он посмотрел  вверх.  Сквозь  чернеющую  листву  пробивался  извечный
бело-голубой свет звезд Чжилинь подумал, что давно уже  не  видел  столь
величественной карты звездного неба. На  протяжении  долгих  лет  сияние
далеких светил меркло и тускнело за пеленой дыма от пожарищ  и  походных
костров.
   - Я сообщу вам один  секрет,  мистер  Дэвис  Совершенно  непостижимо,
почему я испытывал сегодня днем столько удовольствия.
   - Вам действительно понравилось ездить верхом?
   - Да.
   Трескучее пение цикад  усиливалось,  отражаясь  от  гигантской  стены
Жиньюнь Шаня.
   - Знаете, иные полагают, будто вы воплощение дьявола, - в ночи  голос
Дэвиса звучал  так,  словно  американец  шептал  Чжилиню  на  ухо.  -  В
библейской книге Апокалипсис говорится о  Звере.  Как  утверждает  Аллен
Даллес, Зверь - это вы. Вы, и Мао, и прочие коммунисты.
   - Мистер Даллес единственный, кто придерживается этого мнения?
   - Господи, разумеется,  нет.  С  ним  соглашаются  многие  богатые  и
влиятельные люди. Генри Люс, Билл Донован, Генри Форд... Да  всех  и  не
перечислишь.  -  Дэвис  повернулся  к  собеседнику.  -  Говорят  ли  вам
что-нибудь эти имена?
   - Думаю, да, говорят. - Чжилинь  размышлял,  стоит  ли  задать  столь
интересующий его вопрос. Он словно вновь услышал громкий топот  скакуна.
Почувствовал свое слияние с ним и близость к Россу Дэвису. Ну и, конечно
же, он вспомнил оцепенение, охватившее их на поляне.
   - А что президент Рузвельт? Соглашается ли  он  с  этими  богатыми  и
влиятельными людьми?
   - Если говорить начистоту, то я думаю, что мнение  мистера  Рузвельта
не имеет большого значения.
   Слова Дэвиса  заставили  Чжилиня  задуматься.  Сам  он  полагал,  что
американский президент ненавидит и опасается Мао.
   - Но ведь президент правит страной, разве нет? - заметил он.
   - Да-а, - протянул Дэвис. - Но это верно лишь в определенном  смысле.
Кроме того, что согласно конституции в нашей  стране  действует  принцип
разделения властей, президент испытывает постоянное давление со стороны.
   Дэвис не различал в темноте лица Чжилиня. Тот, помолчав, промолвил:
   - Как известно, общий закон состоит в том, что  чем  богаче  человек,
тем большее давление он способен оказывать.
   При этих словах Росс Дэвис слегка пошевелился.
   - Да, я думаю, вы попали в точку.
 
*** 
 
   На следующую их встречу на склоне Жиньюнь Шаня Дэвис явился не  один.
В его спутнике Чжилинь узнал  одного  из  офицеров,  сопровождавших  Чан
Кайши. Однако он не сказал ни слова, решив сначала узнать,  что  задумал
американец.
   - Ши тон ши, -  сказал  Дэвис,  представляя  их  друг  другу.  -  Это
Хуайшань Хан. Подполковник Национально-освободительной армии.
   - И советник генералиссимуса Чана, - добавил Чжи