шался
Эндрю Сойер. - Я должен попросить у вас прощения,  Чжуань,  за  то,  что
слишком додай не сообщал эти новости.
   Вытерев вспотевшую макушку льняным платком, он продолжал.
   - Я вынужден вам сообщить  следующее:  сегодня  ночью  наши  ревизоры
обнаружили,  что  инспектор  "Южноазиатской"  систематически   переводил
банковские средства на частные счета за пределами колонии.
   Джейк оцепенело слушал Сойера, думая про себя:
   Ясли это просочится в прессу, нам конец.
   - Проклятье на голову бесчестных червей-банкиров! - взорвался Цунь. -
От банков никогда не следует ждать ничего хорошего. Я сложу свои золотые
слитки под кроватью. Я не хочу заработать инфаркт вот от таких подонков!
   Джейк, терпеливо дождавшись конца страстной тирады, сказал:
   - Ты уверен, что это сделал Тек Ю?
   -  Абсолютно,  -  отозвался  Сойер.  -  Мы  проследили  его  путь  до
аэропорта: он улетел в Дели. Сейчас  он,  вне  всяких  сомнений,  уже  в
Швейцарии, или Лихтенштейне надрывает  живот  от  смеха,  думая  о  том,
сколько денег украл у нас.
   - Оставив нас разгребать оставшиеся за ним кучи дерьма,  -  продолжил
Джейк, постукивая пальцем по ручке кресла. - Прежде  всего  нам  следует
принять все меры, чтобы скандал не  выплеснулся  наружу.  Стоит  местным
газетчикам учуять жареное, и "Южноазиатская"  навсегда  утратит  доверие
своих вкладчиков.
   Ему  не  было  нужды  добавлять,  что  большинство  этих   вкладчиков
составляли китайцы,  которые,  подобно  Цуню  Три  Клятвы,  не  особенно
доверяли таким чисто западным институтам, как банки.  Столь  грандиозный
скандал вызвал бы стремительный отток средств и крах  "Южноазиатской"  в
течение  нескольких  дней.  А  так  как  основные   оборотные   средства
йуань-хуаня  проходили  через   эту   корпорацию,   размеры   финансовой
катастрофы явились бы поистине ужасающими. Джейк  почти  не  сомневался,
что йуань-хуаню не удалось бы оправиться после нее.
   Отец просто не мог предвидеть подобного оборота дел, - думал Джейк. -
Возможно,  дядя  прав.  Возможно,  я  пошел  на  слишком  большой  риск,
переоценив наши возможности. Он опять вспомнил про  морской  круиз  яхты
Блустоуна. Какие новые беды сулил он?
   В сложившейся ситуации ему представлялось  немыслимым  обратиться  за
помощью к отцу. Такое проявление слабости  неминуемо  подорвало  бы  его
авторитет. Нет. Он является Чжуанем  и  поэтому  должен  взять  на  себя
ответственность за развитие событий, и притом немедленно.
   - Эндрю, мне нужна вся имеющаяся у тебя информация по этому  вопросу,
- Джейк повернулся к Цуню.  -  Дядя,  я  хочу,  чтобы  ты  встретился  с
входящими в йуань-хуань "драконами"  триад.  Пусть  они  предпримут  все
возможное для предотвращения утечки  информации.  Если  это  появится  в
газетах, то нам не выплыть.
   - Даже они не смогут держать языки на привязи чересчур долго, Чжуань,
- возразил Цунь. - Ты ведь знаешь, как  распространяются  слухи  в  этом
городе.
   - Знаю, - согласился Джейк. - Нам нужна всего неделя или около  того.
К тому времени я найду способ влить деньги в "Южноазиатскую".
   Цунь Три Клятвы кивнул.
   - Я сделаю то, о чем ты просишь. И они  тоже.  Я  лично  прослежу  за
этим.
   - Хорошо, - ответил Джейк, думая при этом:  Мы  уже  на  краю.  Стоит
ветру подуть совсем чуть-чуть, и мы рухнем в пропасть.
   Он  вдруг  вспомнил  об   уроках   Фо   Саана,   своего   наставника,
исключительно необычного человека,  которому  Чжилинь  поручил  готовить
Джейка к жизни. Встретившись с  сильным  противником,  следует  наносить
удары по краям, - говорил ему мудрый  учитель.  -  Если  ты  попытаешься
атаковать в лоб врага, превосходящего тебя силой,  то  его  дух  одолеет
твой. Ты потерпишь неудачу. Поэтому  направляй  стремительные  удары  на
крайние, наиболее уязвимые точки его защиты. Таким образом  ты  ослабишь
его дух и, может быть, сумеешь найти путь к его сердцу.
   В следующее мгновение он принял решение.  Было  совершенно  очевидно,
что от  распада  "Южноазиатской"  больше  всех  выигрывает  Блустоун  и,
соответственно, Даниэла Воркута. Мог ли Блустоун вновь проникнуть в круг
избранных? Однажды, как сказал Эндрю, ему это удалось. Значит, он мог бы
предпринять еще одну попытку?
   Джейк поднялся и обвел взглядом присутствующих.
   - Ну что ж, нам всем пора вернуться к своим обязанностям.
   Он плохо помнил, как спустился на эскалаторе в гараж и сел в  машину.
Покидая офис Сойера, он отодвинул на задворки сознания мысли о неудаче с
"Южноазиатской". Он не мог предпринять ничего для  исправления  ситуации
до тех пор, пока Сойер не соберет более детальную информацию.
   Его голова была занята новостями,  поступившими  из  Токио  и  Осаки.
Блисс вытащила его прямо из-под душа. Весь мокрый, он наблюдал на экране
ужасные кадры  последствий  того,  что  диктор  назвал  "самой  кровавой
стычкой между конкурирующими  кланами  Кисен  и  Комото".  Главой  клана
Комото являлся близкий друг Джейка Микио Комото. Джейка сильно тревожила
его судьба.
   "Смерть и разрушения", - вещал  телекомментатор  на  фоне  мелькающих
кадров. Раздувшиеся, обезглавленные трупы  и  сгоревшие  дома  в  Осаке,
пламя, перекидывающееся на еще  одно  здание  в  деловом  центре  Токио,
оглушительный  взрыв,  который  многие  наверняка  приняли   за   толчок
землетрясения, явились закономерным итогом развития  тактической  войны,
начавшейся несколько недель назад, но не привлекавшей большого внимания,
поскольку до поры она носила характер мелких стычек.
   Новые кадры: перепуганные лица очевидцев, еще кровь.  Полномасштабная
бойня,  давно  предсказанная  представителями  токийских   антимафиозных
спецслужб, наконец-то разразилась.
   Остается только один вопрос: когда ей будет положен  конец?  Чем  она
завершится?
   Джейк дотянулся до телефона и позвонил Микио Комото. Однако  того  не
оказалось дома. Да, пообещали ему, все, что он  скажет,  будет  передано
Микио. Джейк не задумываясь оказал бы другу любую помощь,  какая  только
была в его силах.
   Утром Джейк, прочитав заметки в газетах,  пытался  снова  дозвониться
Микио. Безуспешно. В офисе Сойера он попросил Сей Ан,  секретаря  Эндрю,
позвонить Комото. Результат оказался тот же.
   Где же Микио? - в который уже раз спрашивал себя Джейк. - Что  с  ним
случилось?
 
*** 
 
   Вечеринка была уже в самом разгаре, когда  Тони  Симбал  добрался  до
городского особняка Макса Треноди в Джорджтауне. Высокий и худощавый
   Уроженец   Бостона,   Треноди   производил    впечатление    человека
педантичного,  точно  профессор  из  Оксфорда,  только  что  сошедший  с
кафедры. Благодаря этому имиджу никто, будучи в здравом уме,  не  мог  и
подумать, что он является одним из высокопоставленных  чинов  Управления
по  борьбе  с  распространением   наркотиков.   Он   был   к   тому   же
непосредственным начальником Симбала. Именно  в  его  хитроумной  голове
родился план по заброске Тони на территорию Шан, в самое сердце Золотого
Треугольника. Туда, где из опийного мака  вырабатывалась  большая  часть
всего героина, производимого в мире.  Разумеется,  эта  область  земного
шара являлась главной мишенью УБРН.
   Территория Шан, растянувшаяся по горному району Северной Бирмы  вдоль
границы с  Китаем,  управлялась  фактически  неопределенным  количеством
вождей туземных племен, чьи армии постоянно вели боевые действия  против
правительственных войск обоих  государств.  И  китайское,  и  бирманское
руководство предпринимали немало попыток задушить торговлю опиумом.
   Вечеринка в  особняке  Треноди  была  устроена  главным  образом  для
работников УБРН, однако, бродя по первому этажу здания,  Симбал  заметил
присутствие представителей государственного департамента, Сената и  даже
ЦРУ.  Вечеринка  носила  откровенно  неофициальный  характер,  из   чего
следовало, что все  присутствовавшие  были  на  самой  что  ни  на  есть
"короткой ноге" с УБРН.
   В доме, обставленном французской провинциальной мебелью,  куда  более
удобной, чем могло показаться на первый взгляд, царила  атмосфера  уюта.
Приглушенные тона повсюду прекрасно гармонировали с картинами, бережно и
с  любовью  развешанными  по  стенам.  Все  свободные  средства  Треноди
вкладывал   в   живопись,   свое   единственное   хобби.    Он    обожал
импрессионистов, таких как Дега, Моне и Мане и близких к ним Писсарро  и
особенно Сезанна. Похожие на галлюцинации работы последнего он  мог  без
устали разглядывать  по  несколько  часов.  Подобно  своим  кумирам,  он
испытывал некоторое  тяготение  и  к  позднейшим  мастерам,  поэтому  не
вызывало удивления, что кое-где на стенах попадались миниатюры Пикассо и
Брака. Этот дом всегда оказывал на Симбала умиротворяющее воздействие.
   Тони взял со стола банку пива и отправился поздороваться с  хозяином.
Он нашел Треноди на кухне, где тот  увлеченно  занимался  приготовлением
какого-то блюда, рецепт которого,  по  всей  видимости,  он  только  что
почерпнул из лежавшей перед ним кулинарной книги.
   Симбалу пришлось посторониться, пропуская парочку молодых, одетых  по
последней моде агентов УБРН, явившихся на кухню в поисках льда.  Треноди
добродушно помог им найти кубики.
   Вдруг Симбал  почувствовал  чье-то  присутствие  у  себя  за  спиной.
Обернувшись, он встретился с устремленным на него  взглядом  темно-синих
глаз.
   - Привет, Моника, - пробормотал он. Из-за спины донесся голос шефа.
   - Поговорим позже, Тони, - сказал Треноди и с легким смешком добавил:
   - Если получится.
   - Давненько не виделись, - Моника  Старр  говорила  с  едва  заметной
хрипотцой. Симбал вгляделся в  ее  лицо,  обрамленное  длинными  черными
волосами, волнами спускавшимися  на  ее  плечи,  и  у  него  перехватило
дыхание. Насколько он помнил, прежде она всегда носила короткую стрижку,
делавшую ее похожей на фею. Теперь это  впечатление  бесследно  пропало.
Впрочем, тогда она была моложе, сказал он себе.
   Чуть погодя Симбал обнаружил, что Моника потихоньку  уводит  его  все
дальше и дальше из переполненной людьми кухни, расчищая  путь  в  шумной
толпе гостей.
   В конце концов, они очутились в одной из  задних  комнат.  Люстра  не
горела, но свет фонарей, проникавший с улицы через высокое окно,  слегка
разгонял  темноту.  В  полумраке  Симбал  разглядел   большую   кровать,
заваленную грудой плащей, шляп, шарфов и дамских сумочек.
   Лицо Моники слегка расплывалось в темноте. Симбал мысленно сравнил ее
с прима-балериной: она почти совсем не  красилась  и  не  носила  других
украшений, кроме крошечных бриллиантовых сережек и  золотых  часиков  на
изумрудно-зеленом ремешке из кожи ящерицы.
   - Моника, - тихо окликнул он ее.
   Она улыбнулась и наотмашь влепила ему пощечину.
   - Это за то, что ты сбежал от меня.
   Симбал оцепенел от неожиданности.
   - Я выполнял задание, Моника. О господи!  Чего  другого  ты  от  меня
ожидала?
   - Твоего звонка по возвращении.  Мне  пришлось  тащиться  к  Максу  и
спрашивать, вернулся ли ты вообще, - дрожь  в  голосе  выдавала  эмоции,
угрожавшие вырваться наружу, несмотря на  твердую  решимость  Моники  не
поддаваться им. - Ты хоть  представляешь,  чего  мне  это  стоило?  Макс
Треноди твердо убежден  в  том,  что  "забег"  слишком  опасно  поручать
женщинам. Мы, видите  ли,  слишком  непредсказуемы  -  кажется,  он  так
выразился - для оперативной работы. Слишком эмоциональны. До того самого
момента, когда я ворвалась в его кабинет вся в слезах - в  СЛЕЗАХ  из-за
тебя,  сукин  сын!  -   я   считала,   что   между   нами   установилось
взаимопонимание. Все шло  к  тому,  что  я  вот-вот  дожму  его,  и  он,
сдавшись, отправит меня на самостоятельное задание. Однако, увидев,  что
со мной творится из-за тебя, он поставил на мне крест. Ты понимаешь, что
это значит? Что я отдала ради этой работы? Если отнять  ее,  то  у  меня
ничего не останется.
   Симбал уловил блеск в  ее  глазах.  Блеск  слез,  которые,  как  она,
возможно, поклялась, он никогда не должен был увидеть.
   - Даже с собаками обращаются лучше, чем ты со мной.
   - Моника, прости, - он протянул было руку, но Моника оттолкнула ее.
   - Это ничего не изменит. Ты и сам прекрасно знаешь. - Теперь Симбал в
полной мере ощутил, как ей тяжело сдерживать себя. - Макс сказал, что я,
должно быть, сошла с ума, влюбившись в тебя. Он был прав, да?
   В комнату ворвался чей-то смех. В дверях показался человек,  которого
ни он, ни она как следует не разглядели. Сказав "Ой!", он тут же исчез.
   - Отвечай же, - потребовала  Моника  низким,  похожим  на  угрожающее
рычание тигрицы голосом.
   У Симбала в памяти всплыл разговор с Роджером Донованом. Как  он  мог
объяснить этой женщине свое отношение  к  цивилизации?  Она  родилась  в
Филадельфии, получила образование в  лучших  частных  школах  Восточного
побережья. Что она. знает о примитивной, животной стороне жизни? Как она
может  понять  соблазн,  таящийся   в   элементарных   понятиях,   столь
старательно   и   безуспешно   изгоняемых   цивилизацией?    Ничем    не
приукрашенных,  не  расцвеченных  психологической  риторикой  и   модным
жаргоном. На высоком плоскогорье где-нибудь на  севере  Бирмы  человеку,
вставшему на пути, не говорят: "Да пошел ты!" Его  убивают.  Потому  что
там, среди  горных  вершин,  повсюду  царит  первозданная,  необузданная
дикость. Тайны, опасности, хитрые ловушки преграждают  путь  к  обширным
маковым полям. На территории Шан сильные выживают за счет слабых.
   Ему очень хотелось соврать, но, совсем было собравшись  сделать  это,
он вдруг остановился и закусил  губу.  С  какой  стати  ему  врать?  Так
поступил бы на его месте цивилизованный человек, а он  смертельно  устал
от этого внешнего лоска.
   - Я видел в тебе нечто, - наконец  промолвил  он,  -  чего  не  думал
встретить когда-нибудь вновь.
   - Почему? - она вскинула голову. Что ты имеешь в виду?
   - Я говорю о той ночи, когда мы в последний раз были вместе, накануне
моего отъезда. Тогда я не спал и увидел особое выражение на твоем  лице.
Я хотел, чтобы оно не исчезало. Однако я знал, что ты слишком хорошая  и
благовоспитанная девушка, чтобы это вновь повторилось.
   Моника пошевелилась. Полосы света и тени  перемешались  на  ее  лице.
Симбал вспомнил, что однажды видел уже точно такую же картину.  На  лице
другой женщины в зарослях джунглей на  склоне  высокой  горы.  Он  вдруг
явственно ощутил особенное благоухание той женщины, животный запах самих
джунглей и пьянящий аромат в доме ее отца, исходящий от тяжелых корзин с
необработанными драгоценными камнями.
   - Ты слишком цивилизованна для меня,  Моника,  -  вырвалось  у  него,
прежде чем он успел прикусить язык. О,  черт,  -  пронеслось  у  него  в
голове. - Ну вот я и не выдержал.
   Запрокинув голову назад, Моника горько рассмеялась. Симбал не отрывал
глаз от ее  шеи,  матово  белевшей  в  полумраке.  Он  ощущал  необычное
теснение в груди.
   - Вот как? - ее смех скорее походил на судорожные рыдания. - Какой же
ты пижон, Тони! Да, я училась в колледже два с половиной года.  А  потом
взяла и бросила. Дело вовсе не в  психологическом  давлении,  которое  я
испытывала. По правде говоря, я не ощущала его вовсе. Причина крылась  в
чем-то совершенно ином. В чем-то, что я не  могла  объяснить  толком  ни
своему преподавателю, ни родителям, ни даже самой себе. Я работала год в
"Баскин-Роббинс", что в западной части верхнего Манхэттена. За это время
нас грабили раз десять, а одну девушку, мою напарницу, застрелили. К нам
регулярно вваливались ублюдки, которые, не успев нажраться,  заблевывали
начищенную до блеска стойку,  а  другие  приставали  к  нам.  Приставали
всерьез, Тони. Им было явно недостаточно просто хватать нас за  коленки.
Однако я вовсе не хочу, чтобы ты жалел меня. Я сама распоряжалась  своей
жизнью. Я сама зарабатывала деньги, потому что мне надоело жить за чужой
счет. Это "надоело" являлось частью того чувства во мне,  которое  я  не
могла определить. Проведя год  в  настоящем  аду,  я  решила,  что  пора
сваливать. И свалила. Из Нью-Йорка, из Штатов, из мира, знакомого мне до
мелочей.  Я  отправилась  на   Таити,   но   и   там   увидела   вывеску
"Макдональдса". Меня чуть не стошнило. Я поехала дальше, мимо Бора Бора,
пока не нашла пляж, где не  было  никого.  Где  ближайшим  городом  было
поселение, целиком построенное из бамбука и банановых листьев. Где никто
не мог потревожить меня. Я провела полтора года наедине с голубым  морем
и тропическим солнцем. Я наблюдала за птицами, а они, надо думать  с  не
меньшим интересом следили за мной. Им было все равно, как я выгляжу  или
чувствую себя, и меня это вполне устраивало.
   - Почему же ты вернулась? - тихо спросил  Симбал.  Он  видел  слабый,
едва уловимый блеск в ее глазах.
   - Потому что я поняла, что невозможно, по  крайней  мере,  для  меня,
жить без общения с людьми. Без интеллектуального общения, если  говорить
точнее.
   - Однако жизнь вдали от всего этого... - начал было Симбал
   - ...делает возвращение еще более захватывающим.
   - Прости меня - повторил он.
   Глаза  Моники  затуманились,  как  бывало  всякий  раз,   когда   она
испытывала смущение.
   - Теперь мне кажется, ты говоришь это всерьез.
   - Пожалуй, ты права, - признался он.
   - Ты ужасно самоуверенный тип,  Тони,  -  ее  тихий  голос  буквально
пронизывал его. - Ты ни на секунду не сомневался, что знаешь меня  от  и
до.
   - Замечательная девушка из богатой семьи. Воспитание  и  образование,
что еще может потребоваться ей, по  мнению  родителей.  Должно  быть  ты
разбила сердце своей матери.
   - И отца тоже, - Моника разжала полные губы. Еще  один  признак  тою,
что ее гнев утихает, - отметил про себя Симбал.
   - Ведь я так и не закончила колледж, и  они  даже  не  знак",  чем  я
занимаюсь на самом деле. "Государственная служба", - так описывает  отец
мою работу своим коллегам и при этом всякий раз морщится, точно  говорит
о крысином яде. Я для него нечто непостижимое: чиновник.
   Тони рассмеялся.
   - Может быть стоит как-нибудь привести домой Макса. Это облегчит твою
участь.
   - Напротив, - возразила она. - Мне следовало бы познакомить  тебя  со
своими родителями.
   Вначале он решил, что Моника шутит, но совершенно серьезное выражение
ее глаз свидетельствовало об обратном.
   - Твое появление просто потрясло бы отца, - добавила она.
   Внезапно Симбал заметил, что Моника придвинулась  совсем  вплотную  к
нему. Он протянул руку, и на сей раз она не оттолкнула его,  она  вообще
не шелохнулась. Сердце тяжело бухало в его груди. Он  вовсе  не  за  тем
приехал на эту вечеринку. Ему нужно было разузнать кое-что,  и  начинать
поиски следовало именно отсюда и только отсюда.
   Уже несколько дней он в  часы  обеденного  перерыва  словно  случайно
натыкался в Джорджтауне и северном  округе  Вашингтона  на  знакомых  из
УБРН. Это были пустяковые разговоры за кружкой пива на тему: "Как  дела?
Давно не виделись".
   Вот таким образом он разнюхал про вечеринку в доме Треноди. Он  знал,
что Питер Каррен обязательно явится на нее, если, конечно,  находится  в
городе. Если  же  нет,  то  кто-нибудь  наверняка  сумеет  сообщить  его
координаты. Симбалу  нужно  было  обязательно  встретиться  с  Карреном,
поскольку тот принял на себя  роль  главного  охотника  УБРН  на  дицуй,
прежде принадлежавшую самому  Симбалу.  Из  этого  вытекало,  что  Питер
должен был находиться в Юго-Восточной  Азии  или,  по  крайней  мере,  в
"забеге" - как называли в УБРН оперативное задание, - пока Симбал  решал
в Вашингтоне необходимые, но от этого не менее  скучные  и  утомительные
вопросы, связанные со своим переводом из УБРН, изучал систему  Куорри  и
тренировался на базе, располагавшейся на ферме в Вирджинии.
   Симбал убеждал себя, что явился на вечеринку только  ради  встречи  с
Карреном, однако теперь понимал, что, по крайней мере,  отчасти  пытался
одурачить самого себя.
   - Время, проведенное  мною  в  коллед