чения.
     - Когда это будет?
     - Через час или около того. Когда мы будем  далеко  от  Цюриха,  и  я
смогу отправиться туда, куда мне необходимо попасть.
     - Почему я вам должна верить?
     - Меня это не волнует, - он отпустил ее волосы. -  Приведите  себя  в
порядок. Вытрите глаза и поправьте волосы на голове. Мы идем в ресторан.
     - Зачем?
     - Хотел бы я знать, -  задумчиво  произнес  он,  глядя  через  заднее
стекло на входную дверь ресторана.
     - Вы это уже говорили.
     Борн внимательно посмотрел на нее, в ее широко открытые карие  глаза,
которые непрерывно смотрели на него с ужасом и удивлением.
     - Я знаю. Поторопитесь.


     Узкие лучи света играли на  высоком  потолке.  Столы  и  стулья  были
сделаны из  тяжелого  дерева,  в  глубоких  кабинах  стояли  свечи.  Среди
посетителей  медленно  двигался  человек  с   аккордеоном,   извлекая   из
инструмента приглушенные звуки баварской музыки.
     Он уже раньше видел этот большой зал, потоки света на потолке и свечи
отложились где-то в его памяти, объединяясь там  со  звуками  музыки.  Они
стояли в просторном зале перед метрдотелем.
     - У вас заказано, мистер?
     - Если вы имеете в виду, зарезервирован ли у меня  столик,  то  боюсь
вас разочаровать. Нет, я не делал заказа, но мне рекомендовали именно  ваш
ресторан. Я надеюсь,  что  вы  нас  где-нибудь  пристроите,  желательно  в
кабине.
     - Непременно, сэр. Сейчас еще рано,  поэтому  у  нас  есть  свободные
места. Сюда, пожалуйста.
     Они прошли в кабину, освещенную мерцающей свечой.
     - Сядьте возле стены, - проговорил он, когда метрдотель  удалился.  -
Запомните, что я не остановлюсь ни перед чем, если вы вздумаете шутить.
     - Я уже много раз говорила вам и повторяю снова: я не  буду  пытаться
бежать!
     - Надеюсь на ваше благоразумие.  Закажите  только  вино,  у  нас  нет
времени.
     - Я все равно не смогу кушать, - она сжала руки, чтобы унять дрожь. -
Почему нет времени? Чего вы ждете?
     - Еще не знаю.
     - Почему вы все время твердите: "Я не знаю. Мне хотелось бы знать..."
Почему мы пришли именно сюда?
     - Потому что я бывал тут раньше.
     - Это не совсем ясный ответ.
     - У меня нет причин вдаваться в детали.
     В это время появился официант. Мари заказала вино, а Борн - виски. Он
медленно оглядывал ресторан, пытаясь сосредоточиться на всем и ни  на  чем
конкретно. Губка... Он готов был впитывать в себя  все,  что  хоть  как-то
продвигало его вперед. Но ничего  не  получалось.  В  его  воображении  не
возникло никаких новых картин из прошлого, ассоциируемых  с  этим  местом,
никаких мыслей при виде окружающей обстановки. Ничего...
     Но тут он неожиданно заметил лицо в дальнем углу  зала,  пока  только
лицо. Оно было массивным и  возвышалось  над  тучным  и  немного  оплывшим
телом. Полный человек находился в тени дальней  кабины  рядом  с  закрытой
дверью. Его глаза были прикованы к Борну, его  взгляд  состоял  из  равных
частей ужаса и растерянности. Этот  человек  был  незнаком  Борну,  однако
человек, по-видимому, узнал его. Он поднес свои дрожащие пальцы к губам  и
вытер уголки рта, после чего бегло  осмотрелся  по  сторонам.  Лишь  после
этого толстяк направился через зал к кабине, где находился неожиданный для
него посетитель.
     - Сюда приближается человек, - предупредил он Мари через пламя свечи.
- Толстый человек. Очень испуганный человек. Постарайтесь при  нем  ничего
не говорить, что бы он не сказал. И не смотрите на него. Поднимите руку  и
обопритесь на нее лбом, отвернувшись к стене. Так будет лучше. Смотрите на
стену, а не на него.
     Мари выполнила его приказание. Она была напугана, руки ее дрожали. На
ее губах застыл невысказанный вопрос. Но  Борн  все  же  ответил  на  него
интуитивно:
     - Для вашего же блага. Я не хочу, чтобы он вас запомнил.
     Толстяк, наконец, добрался до их кабины. Борн задул  свечу  и  кабина
погрузилась  в  полумрак.  Мужчина  после  некоторой   заминки   заговорил
удивленным и все время срывающимся голосом:
     - Мой бог! Почему вы здесь? Что заставило вас прийти сюда?  В  чем  я
виноват?
     - Я всегда был гурманом, и вы это знаете.
     - Неужели вы не имеете ни капли порядочности? У меня  семья,  жена  и
дети. Я делал только то, что мне  говорили.  Я  же  передал  вам  конверт.
Клянусь! Я не заглядывал в него и ничего не знаю!
     - Но ведь вам за это платили? - инстинктивно спросил Борн.
     - Да, но я никому ничего не сказал. Мы никогда с вами не встречались,
и я никогда о вас никому не говорил!
     - Тогда чего вы так испугались? Я обыкновенный посетитель, заказавший
выпивку.
     - Прошу вас, уходите!
     - Я хочу знать, почему?
     Толстяк снова поднес  руку  к  лицу  и  вытер  испарину.  Его  пальцы
непрерывно дрожали. Он чуть повернул голову, оглянувшись на дверь, и опять
уставился на Борна.
     - Другие могут заговорить, другие могут знать, кто  вы.  Я  уже  имел
дело с полицией.
     Мари потеряла над собой контроль. С ее губ  сорвались  резкие  слова,
обращенные к Борну:
     - Полиция! Так это была полиция?
     Борн злобно посмотрел на нее и повернулся к толстяку.
     - Вы хотите сказать, что  полиция  будет  преследовать  вашу  жену  и
детей?
     - Конечно, не они сами, и вы это прекрасно знаете. Но интерес полиции
к моей персоне даст возможность другим отыскать меня и мою семью.  Сколько
их, кто охотится за вами,  мой  господин?  И  что  они  сделают?  Вам  нет
необходимости спрашивать об этом у меня. Они не остановятся ни перед чем -
смерть моей жены и детей для них ничто. Прошу вас... ради моих детей...  Я
ничего не сказал. Уходите!
     - Вы  сильно  преувеличиваете,  -  Борн  поднял  бокал,  выказывая  к
разговору полное безразличие.
     - Ради бога, прошу вас! - человек наклонился вперед, держась за  край
столика.  -  Вы  хотите  доказательств  моего  молчания?  Я  вам   докажу.
Информация была опубликована в газете. Любой, кто имел  хоть  какие-нибудь
сведения, немедленно позвонил бы в полицию и  все  осталось  бы  в  тайне.
Газеты не  врут  в  подобных  случаях.  Вознаграждение  было  достаточным.
Полиция многих стран выделяла суммы вознаграждения через  Интерпол.  -  Он
стоял, вытирая пот с лица  и  его  массивная  фигура  бесформенной  чушкой
возвышалась над поверхностью стола. - Человек моего уровня  легко  мог  бы
найти язык с полицией. Однако, я никуда не  пошел.  Несмотря  на  гарантии
конфиденциальности, я ничего не предпринял!
     - А кто-нибудь другой? Пытался ли кто-нибудь еще сообщить в  полицию?
Скажите мне правду, я все равно все узнаю.
     -  Я  знаю  лишь  Чернака.  Пожалуй,  он  единственный,   с   кем   я
разговаривал, и я вполне  допускаю  вероятность,  что  он,  возможно,  вас
видел. Но это известно и вам, ведь конверт был  передан  мне  через  него.
Правда, я уверен, что он тоже никогда никому ничего не говорил.
     - Где он сейчас?
     - Там, где всегда, в своей квартире на Лювенштрассе.
     - Я никогда там не был. Какой номер?
     - Никогда не были? - толстяк замолчал. Губы  его  сжались,  в  глазах
появилась тревога. - Вы меня проверяете? - наконец спросил он.
     - Отвечайте на вопрос.
     - Номер 37. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
     - Я действительно решил вас проверить. Скажите,  а  кто  передал  ему
конверт?
     Толстяк замер. Его поведение изменилось.
     - Не имею ни малейшего понятия. Я никогда этим не интересовался.
     - Вы не любопытны?
     - Конечно, нет. Козлята никогда не заглядывают  в  волчью  конуру  по
собственной воле.
     - Что было в конверте?
     - Я же сказал, что не открывал его.
     - Но вы догадываетесь, что в нем находилось?
     - Полагаю, что деньги.
     - Вы полагаете?
     -  Да,  именно  деньги,  большая  сумма  денег.   И   если   возникло
какое-нибудь недоразумение, то я здесь ни при чем. А  теперь,  прошу  вас,
уходите отсюда.
     - Последний вопрос.
     - Пожалуйста, только уходите.
     - С какой целью передавались эти деньги?
     Толстяк уставился на Борна, его дыхание чуть было не  прервалось.  На
его жирной физиономии выступил пот.
     - Вы совсем замучили меня, мой господин, но я не буду  уклоняться  от
ответа. Называйте это как угодно, хоть смелостью  ненормального  козленка,
который хочет лишь одного - выжить. Каждый день я  читаю  газеты  на  трех
языках. Шесть месяцев назад был убит один человек. О его смерти сообщалось
на первых страницах каждой из них.



                                    7

     Они  обогнули  квартал,  проезжая  по  Фолькенштрассе,   после   чего
повернули  направо  по  направлению  к  Лиммат   Квей   и   Гроссмюнстеру.
Лювенштрассе находилась за рекой в западной части города.  Самый  короткий
путь туда лежал через Мюнстер-бридж. Мари Сен-Жак молча сидела  за  рулем,
держась за него с  таким  неистовством,  как  ранее  держала  ручку  своей
сумочки в течение всех сумасшедших минут в отеле, надеясь  так  или  иначе
сосредоточиться на анализе происходящего. Борн, размышляя, смотрел на нее.
     "Шесть месяцев назад был убит человек. О  его  смерти  сообщалось  на
первых страницах каждой из них".
     Джейсон Борн получил деньги за это  убийство,  и  полиция  нескольких
стран обещала вознаграждение через Интерпол всем,  кто  имеет  информацию,
способствующую его захвату. Это означало, что были и другие убийства.
     "Сколько их, кто охотится за вами, мой господин? И что  они  сделают?
Они не остановятся ни перед чем - смерть жены или детей для них ничто!"
     Но это не полиция, это другие личности.
     В  ночном   небе   вырисовались,   как   близнецы,   две   колокольни
Гроссмюнстера, отбрасывая сверхъестественные тени. Борн задумчиво  смотрел
на это древнее сооружение. Казалось, что оно хорошо  знакомо  ему,  но  не
настолько, чтобы он был в этом уверен. Он видел его раньше, однако  сейчас
он смотрел на него, как в первый раз.
     "Я знаю только Чернака...  Конверт  был  передан  мне  через  него...
Лювенштрассе, 37. Вы знаете это так же хорошо, как и я".
     Знал ли он? Мог ли он это знать?
     Они проехали мост и попали на дорогу, ведущую в новую  часть  города.
Улицы были заполнены толпами гуляющих  пешеходов.  Пешеходы  и  автомобили
соревновались друг  с  другом,  регулируемые  перемещающимся,  бесконечным
потоком  красных  и  зеленых  огней.  Борн  попытался  сосредоточиться  на
чем-то... и на всем одновременно. Пока для  него  стали  проясняться  лишь
контуры реальности. Ее  формы  были  загадочными  и  пугающими.  И  каждая
очередная была более загадочной, чем предыдущая. Он уже не был уверен, что
способен - умственно  способен  -  впитывать  события,  развивающиеся  так
быстро.
     Внезапно послышались сигналы полицейской машины.
     Он взглянул в окно, и резкая боль вновь пронзила его грудь.  Рядом  с
ними ехала патрульная  машина,  и  полицейский  что-то  кричал  ему  через
стекло. Все стало неожиданно ясно, и его охватила неудержимая ярость.
     Женщина увидела полицейскую машину в  боковое  зеркальце.  Потом  она
погасила передние огни и включила сигнал левого поворота. Левый поворот на
улице  с  односторонним  движением!  Результат  был  налицо:   полицейские
обратили на них внимание. Если они их остановят, то она может закричать, и
все будет кончено.
     Борн включил передние фары,  повернулся  и  выключил  левый  поворот.
Другой рукой он схватил ее за руку так, как делал это раньше.
     - Я убью вас, доктор, - четко прошептал  он,  а  в  окно  закричал  в
сторону патрульной машины: - Мы немного запутались! Просим у вас прощения!
Мы - туристы! Нам надо проехать в свою очередь в следующий квартал!
     Полицейская машина находилась  от  них  буквально  в  двух  футах,  а
полицейский был явно  озадачен  происходящим.  Но  сигнальные  огоньки  на
машине нарушителей были уже изменены.
     -  Осторожно  поезжайте  вперед,  и  больше  не  допускайте  подобных
глупостей, - предупредил полицейский.
     Борн кивнул полицейскому через окно.
     - Еще раз извините!
     Тот пожал плечами и повернулся к напарнику, возвращаясь к  прерванной
беседе.
     - Я ошиблась, - дрожащим голоском  прошептала  Мари.  -  Здесь  такое
оживленное движение... О  боже,  вы  сломали  мне  руку!  Отпустите  меня,
мерзавец!
     Борн  отпустил  ее,  опасаясь  очередной  истерики.  Он   предпочитал
управлять ею с помощью страха.
     - Вы думаете, что я вам поверил?
     - Это вы о моей руке?
     - Нет, о вашей ошибке.
     - Вы сказали, что мы скоро повернем налево. Я только об этом и думала
все время.
     - В следующий раз будьте  внимательней,  -  он  откинулся  назад,  не
переставая наблюдать за ее лицом.
     - Вы - чудовище, - прошептала она, закрывая глаза на короткое  время.
Когда она снова открыла их, в них вновь появилось выражение ужаса.
     Наконец, они добрались до Лювенштрассе. Это была  достаточно  широкая
улица, где низкие каменные и деревянные дома перемежались  с  современными
сооружениями из стекла и бетона. Постройки XIX века  конкурировали  тут  с
современной посредственностью. Эти дома продолжали свою долгую  жизнь.  На
номера домов Борн стал смотреть где-то в  районе  80-х.  Для  того,  чтобы
добраться до нужного, им было необходимо спуститься вниз по улице. Это был
уже новый квартал, почти целиком застроенный старыми трехэтажными  домами.
У многих из них даже крыши были из дерева. К каждой  двери  вели  каменные
ступени с железными  перилами,  а  дверные  проемы  освещались  небольшими
фонарями,  наподобие  тех,  которые  устанавливались  когда-то  на  конных
экипажах.
     Борн начал вспоминать  забытое.  Но  не  эта  улица  возникла  в  его
воображении.  Что-то  еще...  Очертания  домов  были  похожи,  но  странно
отличались: разбитые окна,  покосившаяся  лестница,  сломанные  перила,  а
вокруг много ржавого железа. Это был уже совсем иной Цюрих.
     -  Степпдекштрассе,  -  сказал  он  самому  себе,  концентрируясь  на
картине, возникшей в его сознании. Он ясно м четко видел жилой дом. Он мог
даже различить краску когда-то красного дерева,  похожую  на  цвет  платья
сидевшей за рулем женщины. - Меблированные комнаты... на Степпдекштрассе.
     - Что? Что вы сказали? -  Мари  Сен-Жак  испугалась  этих  бессвязных
слов, не означавших ничего конкретного, но которые  она  отнесла  на  свой
счет.
     - Ничего, - он перевел взгляд на ее платье. - Вот здесь  должен  быть
дом  N  37,  -  произнес  он,  показывая  на   пятый   дом   в   ряду.   -
Останавливайтесь.
     Он вышел первым. Проверив работоспособность своих ног, он  отобрал  у
нее ключи зажигания и только после этого позволил ей выйти.
     - Вы уже можете ходить, - заметила она, -  а  это  означает,  что  вы
смогли бы сами вести машину.
     - Может, и так.
     - Тогда отпустите меня! Я ведь сделала все, что вы хотели!
     - Когда сделаете еще кое-что, тогда я вас отпущу.
     - Я ничего никому не скажу, поймите  это!  Вы  последний  человек  на
земле, которого я когда-либо захочу снова увидеть... или иметь с ним дело.
Я не желаю быть свидетелем, или участвовать в  полицейском  расследовании,
или делать заявления для прессы, или что-нибудь подобное! Я не желаю  быть
частью той жизни, которая вас окружает, я не  хочу  иметь  с  вами  ничего
общего! Я перепугана до смерти... и это будет гарантией, неужели вы  этого
не видите? Пожалуйста, отпустите меня!
     - Я не могу этого сделать.
     - Почему вы не хотите мне верить?
     - Это не имеет значения, вы мне необходимы.
     - Для чего?
     - Дело простое до глупости. У меня нет водительского удостоверения, а
без него нельзя нанять машину, что меня немного волнует.
     - Но у вас уже есть машина!
     - Она может быть пригодна еще в течение максимум  одного-двух  часов.
Очень скоро кто-то обнаружит ее пропажу у отеля. И описание  машины  будет
разослано всем полицейским постам.
     Мари смотрела на него со смертельным ужасом в глазах.
     - Я не хочу подниматься в квартиру вместе  с  вами.  Я  слышала,  что
сказал тот человек в ресторане.  Если  я  буду  знать  слишком  много,  вы
прикончите меня.
     - То, что вы слышали, не имеет большого значения ни для меня, ни  для
вас. Пойдемте, - он взял ее за руку, положив вторую руку на перила,  чтобы
иметь дополнительную опору при подъеме.
     Мари не сводила с него взгляда, в котором читались страх и изумление.
     Имя Чернак было обозначено на втором почтовом ящике рядом со звонком.
Он не стал нажимать на него, но  зато  надавил  остальные  четыре  кнопки.
Буквально в течение нескольких секунд дом заполнила какофония  голосов  на
швейцарско-немецком диалекте, каждый из которых спрашивал, в  чем  дело  и
кто  пришел.  Но  кто-то  не   спрашивал:   он   просто-напросто   включил
дистанционный замок  и  дверь  отворилась.  Борн  пропустил  Мари  вперед,
осторожно подталкивая ее вдоль стены, чего-то  ожидая.  Постепенно  голоса
наверху  смолкли.  Тишина...  Двери   квартир   закрылись...   М.   Чернак
располагался на втором  этаже  в  квартире  ВС.  Борн  стал,  прихрамывая,
подниматься по лестнице, придерживая женщину за руку.  Конечно,  она  была
права. Было бы значительно лучше, если бы  он  был  один.  Но  он  не  мог
отпустить ее: она все еще была ему нужна. Борн  изучал  дорожные  карты  в
течение нескольких дней, пока еще находился в Порт-Нойре. Люцерна была  не
более чем в часе езды, Борн приблизительно в двух часах или  что-то  около
этого. Он мог поехать в любом  из  этих  направлений  и,  оставив  Мари  в
каком-нибудь уединенном месте, исчезнуть. Это было вопросом времени,  и  у
него были для этого возможности. Ему был необходим  проводник  только  для
выезда из Цюриха, и эту роль он отводил Мари Сен-Жак.  Но  прежде  чем  он
собирался покинуть Цюрих, он хотел кое-что выяснить. Он хотел поговорить с
человеком по имени...
     "М.Чернак". Имя было справа от двери. Борн отступил от двери  вправо,
увлекая за собой Мари.
     - Вы говорите по-немецки? - осведомился он у нее.
     - Нет.
     - Не лгите!
     - Я не лгу!
     Некоторое время Борн размышлял, разглядывая холл.
     - Звоните. Если дверь откроется, просто стойте  сбоку  от  нее.  Если
кто-то ответит на звонок изнутри, то скажите, что у вас есть сообщение  от
друга из Альпенхауза.
     - Предположим, что это сообщение предложат просунуть под дверь?
     - Очень хорошо.
     - Я только не хочу больше насилия. Я не хочу ничего знать и  не  хочу
ничего видеть. Я лишь хочу...
     - Знаю! - прервал он ее. - Вы хотите  вернуться  к  налогам,  которые
вводил Цезарь или, что еще лучше, к Пуническим войнам... Если он  или  она
скажет что-нибудь в этом  роде,  то  объясните  им  парой  слов,  что  это
сообщение на словах  и  должно  быть  передано  только  человеку,  портрет
которого вам описали.
     -  А  если  меня  спросят,  как  он  должен  выглядеть?   -   холодно
осведомилась она, замирая от страха.
     - У вас прекрасная головка, доктор.
     - Я педантична и к тому же напугана. Что я должна делать?
     - Скажите им, чтобы они убирались ко всем  чертям!  Пусть  кто-нибудь
другой разбирается с ними, и после этого потихоньку отходите от двери.
     Мари подошла к квартире и нажала на кнопку  звонка.  Внутри  раздался
какой-то странный звук и после этого послышался мужской голос:
     - Кто там?
     -  Боюсь,  что  я  не  смогу  разговаривать  с  вами  по-немецки,   -
пробормотала она.
     - Говорите по-английски. В чем дело? Кто вы такая?
     - У меня к вам срочное сообщение от друга из Альпенхауза.
     - Подсуньте его под дверь.
     - Я не могу этого сделать, это сообщение на словах.  Я  должна  лично
передать его человеку, портрет которого мне описали.
     - Хорошо, сейчас.
     Щелкнул замок и дверь отворилась. Борн отделился от стены и  встал  в
дверном проеме.
     - Вы  безумец!  -  Заорал  человек  с  двумя  обрубками  вместо  ног,
передвигаясь в кр