певает даже увидеть, -  так  быстро
покидает его мозг сознание, так быстро преодолевается грань  между  живой  и
неживой материей.
   В "Ниве"  Иван  нашел  трофеи  убитого  им  мародера:  целую  гору,  штук
пятнадцать, "калашниковых", пару офицерских "макаровых", гранатомет, правда,
без зарядов, бумажные мешки с грязной, окровавленной формой. Иван вытряхивал
их на землю, сам не зная зачем...
   В третьем  по  счету  мешке  оказалась  гражданская  одежда,  причем  как
мужская, так и женская. Ивана она заинтересовала больше, чем оружие.
   Ведь он пока еще не успел продумать, как,  каким  образом  преодолеет  он
тысячи километров до Москвы без документов, без денег,  в  армейской  форме.
Так он доберется только до первого патруля... Иван порылся  в  куче  тряпья,
снятого с мертвых людей. Выбрал себе джинсы, которые оказались не рваными, а
только сильно вытертыми и даже сравнительно чистыми, по  крайней  мере,  без
пятен крови. Нашел  кожаную  жилетку,  вполне  подошедшую  ему  по  размеру.
Рубашки, правда, не было. Да черт с ней, с рубашкой!.. Он снял с себя  форму
убитого лейтенанта и переоделся в подобранную  одежду.  На  его  взгляд,  он
выглядел  теперь  как  типичный  житель  прифронтовой   полосы:   достаточно
пообтертый войной, чтобы не  привлекать  к  себе  особого  внимания  в  зоне
военных действий, и одетый достаточно цивилизованно, чтобы  не  походить  на
беглого раба  в  глазах  чеченцев  или  на  дезертира  в  глазах  русских...
"Сойдет", - решил Иван.
   Теперь у него была машина. "Это хорошо, даже очень хорошо, - думал  Иван,
- поскольку резко приближает цель, ускоряет путь на север..." Но у  него  не
было документов. И это сводило на нет все преимущества от обладания машиной.
   "Деньги, - пришло в голову Ивану.  -  Должны  быть  деньги".  Он  обшарил
карманы застреленного им мародера. Денег нашлось мало - тридцать долларов  и
российской мелочью тысяч пятьдесят. Кроме того, Иван выгреб из его  карманов
больше десятка зажигалок, пяток авторучек и три  колоды  потертых  игральных
карт...
   Сунув деньги  в  карман,  он  опять  полез  в  машину.  Еще  один  мешок,
вытащенный им из машины, был  битком  набит  всяким  барахлом,  извлеченным,
вероятно, из солдатских вещмешков: часы, фляжки, записные  книжки,  компасы,
медальоны, может быть, и золотые,  охотничьи  ножи  и  чеченские  кинжалы  в
ножнах с выбитой  на  них  чеканкой,  несколько  книг,  офицерская  фуражка,
танкистский шлем с  ларингофоном,  солдатские  кружки,  помятые  пачки  чая,
какие-то фотографии, тюбики с зубной пастой, бритвы...
   Иван не стал копаться в этих атрибутах  жизни,  свидетельствующих  сейчас
только о смерти своих бывших владельцев, а еще раз  осмотрел  салон  машины.
Больше вроде бы ничего не было. Иван вспомнил про  бардачок,  открыл  его  и
даже рассмеялся от удовлетворения своей находкой...
   Деньги лежали аккуратными пачками, перетянутые  разноцветными  резинками.
Иван взял одну, прикинул на глаз.  Примерно  миллион  российскими  деньгами.
Купюры были  в  основном  старые,  попадались  мятые  и  рваные.  Понятно  -
собирали-то их в одну пачку по разным местам и  из  разных  карманов.  Таких
пачек было два десятка... Долларов была всего одна пачка,  но,  судя  по  ее
толщине и по тому, что с одной стороны лежали десятки, а с другой - пятерки,
сумма обещала быть вполне приличной.
   Захлопнув бардачок и сунув в карман еще один "макаров" с двумя  запасными
обоймами, Иван резко вывалил остальное  оружие  на  траву...  И  запылил  на
"Ниве" по каменистой дороге, со все увеличивающейся скоростью покидая район,
где он окончил свои боевые действия в российско-чеченской войне.

***

   ...Неделю он блуждал по Чечне, избегая проезжих  дорог  и  терзая  "Ниву"
сначала предгорным, а потом степным бездорожьем. Иван стремился на  север  и
был озабочен только одним - не впороться ни в Урус-Мартан, ни в Грозный,  ни
в Гудермес.
   Несколько раз его обстреливали, но он уходил от  столкновения,  изображая
паническое бегство. И ему всякий раз верили.  Что  может  быть  естественнее
страха в стране, объятой войной?
   Сложнее всего оказалось перебраться через Терек.  Все  мосты  через  него
охранялись слишком  хорошо,  чтобы  рассчитывать  прорваться  через  них  на
лишенной брони "Ниве". Ему  не  удалось  бы  даже  сбить  легонькой  "Нивой"
массивные шлагбаумы, а если бы он все же как-то  их  проскочил,  то  был  бы
неминуемо расстрелян из тяжелых пулеметов, стоящих на выездах  с  мостов  на
каждом из берегов. Соваться через посты без документов - это было бы  вообще
равносильно самоликвидации. И с документами-то проезд через  мост  оставался
проблемой!..
   Он двинулся сначала вниз по  течению  Терека,  рассчитывая  прорваться  в
Дагестан, но вскоре чуть не лишился машины, попав  в  прибрежных  местах  на
участок совершенного  бездорожья.  Пришлось  вернуться,  поскольку  проезжая
дорога в Дагестан была слишком хорошо прикрыта чеченскими стволами.
   Ему ничего не  оставалось,  как  продвигаться  в  сторону  Гудермеса,  то
проселками в одиночестве, то по проезжей дороге, прячась в группах  машин  и
при первых признаках приближения к посту сворачивая с нее и ища объезд...
   Иван чувствовал, что нельзя затягивать свое пребывание в этой стране, еще
не знавшей о том, что она Ивана больше не интересует  как  противник  и  что
единственное его желание - раскрошить как можно меньше  чеченских  голов  на
своем пути в Россию... Его могли втянуть  в  боевой  контакт,  и  тогда  ему
пришлось бы убивать, хочет он этого  или  нет.  А  заставлять  его  забирать
чью-то жизнь, когда она ему не была нужна, было бы насилием над  его  волей.
Насилия же над собой Иван теперь просто не воспринимал, само слово "насилие"
лишилось для него прежнего содержания и приобрело какое-то  новое  значение.
Что-то вроде "прелюдии смерти"...
   Ему нужно было покинуть Чечню, и как можно скорее. Только тогда он сможет
идти уже своим путем - той дорогой, которую видит перед собой он,  и  только
он, а не той, на которую его толкает чужая воля, будь то воля его  командира
или его Президента, его Родины или его народа... Иван осознавал  себя  некой
суверенной личностью, способной начинать войны, выигрывать их или  объявлять
о выходе из них. Объявлять об этом опять же самому себе, поскольку только на
него и распространялся суверенитет...  И  никого  другого  он  в  свои  дела
посвящать не собирался.
   Иван решил пересечь Терек там,  где  его  никак  не  ждут.  Там,  где  на
автомашинах  через  Терек  не  переправляются,   поскольку   это   считается
невозможным. Невозможным, потому что никто и никогда еще этого  не  делал...
Ну что ж, он продемонстрирует еще один, новый способ автомобильной переправы
через Терек.
   Иван объехал Гудермес с севера и, спрятав  машину  в  достаточно  густом,
чтобы быть использованным для минимальной маскировки, кустарнике,  несколько
часов наблюдал за движением поездов по  железнодорожной  линии  Махачкала  -
Минводы, вернее по ее ветке Гудермес -  Моздок.  Результаты  наблюдения  его
удовлетворили. Поезда ходили нерегулярно: в среднем  за  час  проходил  один
грузовой состав.
   Он подогнал "Ниву"  к  более-менее  пологому  въезду  на  железнодорожное
полотно и  готов  был  пристрелить  каждого,  кто  попытается  помешать  ему
дождаться прохода очередного товарняка.
   Мост,  как  выяснил  Иван  за  время  наблюдения,  охранялся  только   от
пешеходов. Составы проверялись где-то раньше и  через  Терек  следовали  без
проверки под охраной немногочисленных стрелков. Пост  охраны  моста  состоял
всего из четырех охранников, по два с каждой стороны. Судя по их истомленным
лицам и расслабленным фигурам, на мост  давно  уже,  как  минимум  несколько
дней, никто не совался. Ближайшая к Ивану пара охранников  явно  скучала  на
своем посту - метрах в пятидесяти от самого моста,  рядом  с  автоматической
стрелкой. Они резались в карты, курили, вяло переругивались друг с другом, а
то и вовсе по очереди растягивались на склоне насыпи и дремали. Правда, пока
один дремал, другой в это время хоть и клевал носом, но продолжал сидеть  на
своем месте. На проходящие составы они не обращали никакого внимания,  разве
что иногда кричали что-то выглядывавшим из вагонных дверей  стрелкам  -  что
именно, Иван не мог разобрать.
   Иван  ждал  состав  за  небольшим  поворотом,  скрывавшим   его   машину,
находящуюся, таким образом, вне поля зрения охраны моста. От того места, где
он  стоял,  до  поста  было  метров   двести,   столько   же   примерно   до
противоположного конца моста.
   Очередной состав заставил Ивана ждать больше часа.  Поезд  шел  медленно,
как и предусматривалось техникой безопасности на железнодорожном  транспорте
при движении по мостовой переправе. Ивану это было на руку, поскольку он  не
слишком доверял ходовым качествам "Нивы" при движении по такой "пересеченной
местности", как шпальная  подушка  рельсов.  Он  пропускал  вагоны  один  за
другим, примериваясь к скорости движения поезда. Стрелки  охраны  поезда  не
обращали на "Ниву" никакого внимания,  не  предвидя  с  ее  стороны  никакой
угрозы для железнодорожного состава. Мало ли что там за чудак влез на  своей
колымаге в кусты? Им-то что за дело?
   Охранника, устроившегося на крыше  последнего  вагона,  -  единственного,
который мог ему помешать,  Иван  снял  одним  выстрелом  еще  снизу,  из-под
насыпи, когда последний вагон только поравнялся с его машиной.  Тот  выронил
свой автомат и уткнулся носом в крышу вагона. Иван резко газанул,  и  "Нива"
выскочила на полотно, с трудом, но все  же  благополучно  преодолев  ближний
высокий рельс...
   Машину немилосердно  затрясло,  на  каждой  шпале  Ивана  подбрасывало  и
ударяло головой о крышу, пока он не  сообразил  вывернуть  руль  так,  чтобы
левое переднее колесо скользило по  внутренней  боковой  поверхности  левого
рельса,  а  правое  заднее  -  по  внутренней  поверхности  правого.  Колеса
перестали попадать в выемки  между  шпалами  одновременно,  и  машина  пошла
значительно ровнее. Иван уже не сомневался, что  она  сможет  таким  образом
доползти до противоположного конца моста. Он держался метрах в трех-пяти  от
последнего вагона  и  должен  был  появиться  в  поле  зрения  охраны  моста
достаточно неожиданно.
   Они заметили машину, как только она поравнялась с их стрелкой. Иван успел
увидеть, что один из них так и застыл с вытаращенными  глазами  и  раскрытым
ртом, зато другой мобилизовался быстро, сдернул с плеча автомат и первой  же
очередью разнес заднее стекло кабины "Нивы"...
   Ивану было не до того, чтобы отвечать на их выстрелы. В это время он  как
раз резко газовал, потому что переезжал рельсы ветки, примыкающей к основной
линии, потому что здорово отставал от поезда. А это грозило сорвать все  его
планы. Но вот он наконец преодолел рельсы  и  затрясся  по  шпалам,  догоняя
последний вагон состава...
   Автомат  лупил  по  "Ниве"  практически  безрезультатно  -  то  ли  из-за
мешающего охраннику удивления, то  ли  из-за  того,  что  машину  мотало  из
стороны в сторону. Пули ложились по касательной к ее корпусу, сдирая краску,
но даже переднее стекло было еще цело. "Кретин, - подумал Иван об  открывшем
огонь охраннике, - по колесам надо было бить..." И это  было  воистину  так,
поскольку на ободах ехать по шпалам стало бы невозможным, и Иван застрял  бы
посредине моста, как кусок баранины посредине  шампура.  А  с  обеих  концов
моста его как следует "прожарили" бы автоматными очередями...
   Но ему  повезло.  Смерть  не  захотела  забирать  его  к  себе,  надеясь,
очевидно, на неоднократные встречи и еще более близкие  отношения  с  ним  в
будущем...
   ...Переднее стекло кабины мешало Ивану. Покрытое сетью мелких  трещин  от
попадания в него срикошетившей пули, оно сильно  ограничивало  видимость,  и
Иван, улучив момент, когда трясло чуть меньше, высадил его ударом кулака.
   Единственной его заботой теперь стала встреча со  вторым  постом  на  той
стороне моста. Там его уже ждали...
   Охранники залегли на насыпи и следили  за  последним  вагоном,  поджидая,
когда  он  поравняется  с  ними,  а  затем  для  обзора  откроется  источник
переполоха, поднявшегося на той стороне.
   В расчеты Ивана не входило приближаться к охранникам вплотную и тем самым
увеличивать вероятность попаданий при стрельбе  по  нему  из  автоматов.  Он
остановил машину, не доехав метров пятьдесят до поста, и спокойно  наблюдал,
как  удаляется  от  него  последний  вагон,  постепенно  увеличивая   сектор
прицельной стрельбы для него самого. Он опасался только, как  бы  не  заглох
мотор "Нивы", - это могло свести на нет все его усилия по перетаскиванию  на
другой берег реки этого "средства быстрого передвижения"...
   Конечно, он мог бы без проблем  форсировать  Терек  без  машины,  бросить
"Ниву" и продолжить путь пешком. Но было мало  надежд  на  то,  что  удастся
раздобыть на территории Чечни документы и достать  новую  машину  с  помощью
денег, а не стрельбы. Чечня снова начала бы затягивать его, как трясина,  не
пуская туда, куда он стремился...
   ...Первым машину Ивана увидел тот охранник, что залег на  насыпи  справа.
Он немедленно открыл  огонь,  чего,  собственно,  и  дожидался  Иван,  чтобы
успокоить стрелка пулей, как только  уточнит  его  позицию  по  вспышкам  из
ствола автомата.
   Второй охранник вступил в перестрелку секунд через  пять.  За  это  время
Иван успел не только сориентироваться, но и взять его на мушку. Иван оборвал
его очередь, прострелив ему плечо, а когда тот пытался  поменять  позицию  и
взять автомат в другую руку, пробил пулей ему голову.
   "Нива", к счастью, не заглохла и благополучно  преодолела  расстояние  до
относительно пологого съезда с железнодорожной насыпи.
   Нужно было поторапливаться, пока не поднялась тревога, пока  сообщение  о
его  дерзкой  переправе  через  Терек  не  поступило  в  ближайшее  воинское
подразделение, - удалиться от моста как можно скорее...
   Ивана интересовали только дороги на север... Буквально нащупывая колесами
какую-то еле заметную колею,  ведущую  в  сторону  от  железной  дороги,  он
выжимал из машины все, что можно, стремительно удаляясь от Терека в  сторону
Ногайской степи.  У  него  еще  хватило  бензина,  чтобы  перебраться  через
какую-то  полупересохшую  речушку  и  доехать  до  окраины  неизвестной  ему
станицы. Почти с сухим баком он выехал на проселочную дорогу, и  тут  "Нива"
окончательно заглохла. Но Иван был уверен, что удача его не оставит и случай
придет ему на помощь. Ведь на север его вела сама судьба.
   Он сделал самое простое из  того,  что  следовало  предпринять  в  данной
ситуации: откинулся на сиденье и  мгновенно  заснул,  не  выпуская,  правда,
"макарова" из лежащей на руле правой руки...
   Разбудил Ивана шум мотора приближающейся машины. Он сидел не  шевелясь  и
даже не открывая глаз. Судя по звукам, машина остановилась метрах  в  десяти
от него. Хлопнула дверца, и послышались осторожные  шаги,  приближающиеся  к
"Ниве". Иван ждал, расслабив мышцы тела, но предельно  сконцентрировав  свою
волю. Он внутренне был готов  мгновенно  проявить  активность,  хотя  внешне
производил впечатление человека, отключившегося полностью, - не то  убитого,
не то спящего беспробудным сном, каким спят "пахари войны".
   Человек, дезориентированный мертвенной неподвижностью Ивана,  приближался
крадучись, держа его на  прицеле  своего  оружия.  Иван  не  видел,  чем  он
вооружен, но чувствовал нацеленную на свою грудь пулю в его стволе так,  как
ощущают на себе  внимательный  взгляд.  Не  открывая  глаз,  Иван  прекрасно
представлял себе,  как,  приблизившись  вплотную,  неизвестный  склонился  к
открытому боковому окну, вглядываясь в Ивана, а  затем  осторожно,  медленно
потянулся рукой к "макарову", ствол которого смотрел через  лишенное  стекла
переднее окно кабины вперед, в сумрачное небо...
   Иван открыл глаза.  Человек,  уже  просунувший  голову  в  боковое  окно,
вздрогнул, но это было единственное, что он успел сделать.
   От неуловимо быстрого движения Ивановой левой руки голова человека  резко
дернулась вверх, и в его шею с силой врезалась верхняя кромка бокового окна.
Хрустнули позвонки...
   Мотор стоявшей прямо перед "Нивой" машины, оказавшейся "уазиком",  взвыл,
но правая рука Ивана действовала еще быстрее, чем сидящий за рулем  "уазика"
человек. В лобовом стекле чужой машины появилась  аккуратная  дырочка.  Иван
разглядел, что ее водитель упал грудью на руль и ткнулся головой в  пробитое
выстрелом стекло кабины...
   Иван вытолкнул наружу из кабины "Нивы" так и висевшего на окне человека и
сам вылез из машины. Раздумывать было некогда и не о чем. Даже  не  взглянув
на того, кто подкрадывался к нему, Иван просто перешагнул через его  труп  и
пошел  к  "уазику".  Вытащил  из-за  руля  труп  парня  лет   семнадцати   с
обезображенным  выстрелом  лицом.  Проверил  бензобак...  Он  был   заполнен
наполовину. Хорошо, но мало. Путь  предстоял  долгий,  надо  было  запастись
горючим впрок.
   Вернувшись к "Ниве", Иван выгреб деньги из бардачка, бросил их на сиденье
"уазика" и, ни минуты  не  сомневаясь  в  необходимости  того,  что  делает,
направил машину прямо в станицу. Он хотел найти автозаправочную станцию,  но
по дороге сообразил, что в станице ее может и не оказаться. Черт его  знает,
каких размеров это селеньице и насколько  оно  цивилизованно...  Что  ж  ему
теперь, спрашивать у каждого встречного, где у них тут автозаправка?
   Иван решил действовать иначе. "В конце концов, я же знаю, что это мертвый
народ, - подумал он. - И те, кого я не убью сегодня, рано или поздно  найдут
свою смерть, потому что сами ищут ее. И раз я пришел  сюда,  значит,  и  она
ищет их..."
   Он остановил "уазик" у ворот крайнего дома на единственной улице станицы,
рядом со стоящим у забора "Москвичом", и с "макаровым" в руке вошел во двор.
   Первым выстрелом Иван застрелил собаку...  Он  уже  знал,  что  здесь  не
встретит какого-нибудь серьезного сопротивления. Скучное занятие  -  убивать
таких  податливых  смерти  людей.  Но  Ивану   необходимо   было   тщательно
"зачистить" территорию, чтобы полностью обезопасить  свое  недолгое  на  ней
пребывание... Выскочившему  на  звук  выстрела  из  дверей  дома  мужику  он
прострелил лоб, и тот упал беззвучно. Мужик  оказался  русским,  чем  немало
удивил Ивана... Внутри дома завизжала женщина. Иван вошел в дом и  прекратил
ее визг еще одним выстрелом. Женщина была чистокровной чеченкой, в  этом  не
было никаких сомнений... Не было у Ивана сомнений и в том, правильно  ли  он
поступает. Не правильным, с его точки зрения, могло быть только одно  -  его
дальнейшая  задержка  в  Чечне.  Все  остальное  было  абсолютно  неважно  и
совершенно оправданно... В соседней комнате он нашел старуху, которая сидела
на каком-то сундуке, на котором, видно, только что лежала. Она слабой  рукой
попыталась перекрестить Ивана православным крестом,  злобно  шипя  при  этом
беззубым ртом:
   - Шатана... Шатана...
   Улыбнувшись, Иван покачал головой и застрелил глупую старуху.
   Больше в доме, кроме какого-то мелкого ребенка примерно году от роду,  он
не нашел никого. Ребенка Иван оставил жить, потому что  тот  не  обратил  на
него никакого внимания.
   Для того чтобы умереть, нужно сначала понять, что ты живешь.
   Бензин оказался в  сарае,  в  огромной,  вместимостью  не  меньше  тонны,
емкости. Иван разыскал в том же сарае с десяток канистр разной емкости,  все
их заполнил бензином и погрузил в  "уазик".  Потом,  прикинув,  что  впереди
пески, нашел в доме две молочные фляги и наполнил их водой.  Фляги  он  тоже
поставил в машину. Он еще забрал из дома  убитых  им  людей  кое-какую  еду.
Мертвецам она все равно была не нужна...
   Кажется, все. Он был готов  в  путь.  Теперь  Иван  окончательно  покидал
Чечню. Сожалений по этому поводу у него не было никаких.
   Иван