посидим. Патронов у нас навалом. Воды тоже хватит.  -  Иван
поднял камушек, швырнул в ручей.
   Чеченец опять еле заметно усмехнулся.
   - Мой народ нэ воюет с сусликами. Воины нэ сидят в норе. Воины выходят на
бой.
   Иван тоже улыбнулся - зло, вызывающе.
   - Сами вы суслики. И в норе сами сидите. Хуже сусликов  -  шакалы.  Взять
нас не можете. Боитесь.
   - Мой народ нэ боится воинов. Я умэю драться. Я нэ умэю ловить  трусливых
мышей. Выходи из своей норы. Я буду драться с тобой. Эсли умрешь ты  -  твои
люди сдадутся. Эсли умру я - мои люди уйдут. Думай,  кто  ты  -  суслик  или
воин?
   Чеченец встал.
   - Чэрэз дэсять минут, - сказал он.
   Иван тоже встал.
   - Я буду с тобой драться, - ответил он. - Но ты же обманешь.  Я  не  верю
тебе.
   - Нэ вэрь сэбэ. Эсли я обману - ты эбал мою мать. Я слово давал. Ты слово
давал. Что эще, э-э?
   - Хорошо, - кивнул Иван. - Через десять минут.
   "Суслик, говоришь? - думал Иван, идя к своим. - Посмотрим, какой ты воин,
азиат хвастливый. Может быть, и не обманет. Ребятам-то  все  равно  хуже  не
будет, даже если он убьет меня. Их положение не изменится. Но этого быть  не
может - я убью его".
   Для Ивана принятие предложения чеченца было лучшим выходом  из  ситуации.
Оно освобождало его от  необходимости  решать  проблему  выхода  из  ущелья:
"...По крайней мере, на какое-то время. Если чеченец меня убьет, решать, что
делать дальше, будет уже кто-то другой. Скорее всего - Андрей.  Если  победа
будет за мной, тогда посмотрим... Может быть, и не обманет азиат, уйдут  его
люди. Хотя - коварные они, суки..."
   - Ну что, командир? - спросил Кузьмич, едва Иван  оказался  в  укрытии  и
сел, привалившись спиной к скале.
   - Сусликами нас обзывает. Я покажу ему  сусликов...  Андрей,  что  там  с
ребятами?
   - Ждут ребята. Пострелять рвутся.
   - Попридержи их. Зря под пули не подводи... Я сейчас выйду, один на один,
с этой черной обезьяной. Он слово дал, что нас выпустят отсюда, если  я  его
убью.
   Андрей схватил его за плечо.
   - Ты дурак, Ваня. Если ты его убьешь, в  тебя  тут  же  килограмм  свинца
всадят... А если он тебя - на хрен нам такой расклад нужен? Я тебя не пущу.
   - Молчи, Андрюша... Я должен идти. Понимаешь? Должен. Я себя  уважать  не
буду, если не пойду. Жить не смогу, Андрюша...
   Андрей молчал, глядя на камни под ногами. Кузьмич крутился  за  укрытием,
поглядывая то в чеченскую сторону, то на Ивана с Андреем.
   - Все, ребята, мне пора, - сказал Иван. - Держитесь тут...
   Он стиснул зубы и  сделал  первый  шаг  из-за  обломка  скалы  в  сторону
чеченцев. В ту  же  секунду  на  противоположной  стороне  каменной  площади
появилась фигура чеченца.
   Они сходились медленно,  приглядываясь  друг  к  другу,  как  два  зверя,
готовые вступить в схватку. Иван забыл, что за спиной чеченца  остались  его
вооруженные до зубов головорезы,  что  они  могли  в  любой  момент  открыть
пальбу. Он не думал об этом - просто выбросил из головы.  Сейчас  перед  ним
стояла одна задача, была одна цель - убить этого мужчину-чеченца,  убить  на
его земле... Отобрать у него право на эту землю, право на жизнь. Хотя  какая
тут земля? Голые камни. Да и зачем она нужна была Ивану? Он и сам  не  знал.
Но древний инстинкт требовал - в бою выяснить, кто хозяин  на  этом  зажатом
среди скал клочке пространства. И толкал Ивана вперед, наполняя его  мускулы
силой, а голову - всеми вариантами атаки, какими только он владел...
   Для победы в  рукопашной  схватке  важно  одно  -  знать,  каким  оружием
располагает противник... Ни у Ивана, ни у  чеченца  не  было  копий,  мечей,
крепких сеток, остро заточенных  трезубцев  -  всего  того,  чем  мужчины  в
древности убивали друг друга на полях сражений, на гладиаторских  аренах,  в
пьяных драках или при разборках из-за женщин.  Не  имелось  даже  ножей,  не
говоря уже об огнестрельном оружии. Только их собственные тела, которые  они
должны были сделать орудиями убийства. Если у противника нет  иного  оружия,
кроме рук и ног, главное - выяснить, как он  умеет  их  применять.  Если  ты
знаешь о противнике  все  -  ты  его  победил.  Так  учили  Ивана  в  лагере
спецподготовки, и он не раз убеждался в справедливости этого утверждения...
   ...Иван не знал о своем враге практически  ничего.  Лишь  то,  что  боец,
по-видимому, опытный - раз предложил Ивану  встретиться  один  на  один.  Но
какими приемами он владеет, чего именно следует опасаться? И самое важное, -
чего он не умеет? Где его слабое место?.. Противники  остановились  шагах  в
четырех-пяти друг от друга и посмотрели в  глаза,  стараясь  внушить  страх,
победить взглядом. Иван не мог представить себе, что выражал его собственный
взгляд, но не сомневался - это все, что угодно, только не страх. И еще  Иван
был уверен - там не отражалось даже малейшего сомнения, даже намека  на  то,
что он, Иван, может быть побежден...  Взгляд  победителя,  брошенный  им  на
противника за несколько мгновений до победы.
   Глядя в глаза чеченцу, Иван интуитивно почувствовал,  что  схватка  будет
короткой, очень  короткой.  Глаза  его  врага  были  непроницаемы,  темны...
Чеченец сознательно тушил их блеск, не пуская взгляд Ивана  вглубь,  скрывая
что-то от него. Иван вдруг понял, что чеченец его боится. Вряд ли он  боялся
Ивана осознанно, вряд ли признался бы в этом самому себе, но чувство  страха
в нем жило, и Иван это уловил.
   Страх! Великое чувство, спасающее  человеку  жизнь  и  толкающее  его  на
гибель. Дающее человеку  энергию  и  парализующее  его  волю.  Страх  -  это
спасение или смерть. И тут не угадаешь, что ждет тебя через мгновение,  твой
страх сам выберет тебе судьбу. Иван понял это давно, еще на спецтренировках,
когда их  учили  преодолевать  трех-четырехметровые  пролеты  между  крышами
домов. Те, кому страх мешал набрать  нужную  скорость  перед  прыжком  через
зияющую впереди пропасть, срывались вниз с высоты восьми-девяти  этажей,  не
имея никакой страховки. А ты должен был прыгнуть следом, сразу, когда еще не
успел затихнуть внизу вопль сорвавшегося, и забыть о своем страхе, чтобы  не
повторить его ошибки... Сорвавшиеся - это был "брак", неудачники, не сдавшие
теста или экзамена, а у  "брака"  в  лагере  спецподготовки  одна  судьба  -
"естественная убыль", как писали в отчетах начальники. Из лагеря существовал
только один путь - в профессионалы.
   Вот и теперь у Ивана  лишь  один  путь,  один  выход  -  победить.  И  он
привычным усилием воли отбросил свой  страх  перед  смертью,  забыл  о  нем,
загнал глубоко внутрь.
   У чеченца же страх был где-то совсем рядом, близко - вот-вот отразится  в
глазах, и потому он гасил их  лихорадочный  блеск,  чтобы  не  давать  Ивану
преимущества в схватке. Но Иван, хоть и не разглядел этого  страха,  все  же
почувствовал его. "Если враг  тебя  боится,  значит,  он  захватил  с  собой
дубину", - этой мудрости боя их тоже учили в лагере. С "дубиной"  даже  трус
чувствует себя героем.
   Посмотрев чеченцу в  глаза,  Иван  через  мгновение  уже  знал,  что  тот
вооружен. "Нож?" - промелькнуло в голове у Ивана.  Да,  это  был  нож.  Иван
краем глаза заметил его в правой руке чеченца, когда тот бросился  на  него,
сделав ложный выпад влево и затем атакуя справа. Атака чеченца не отличалась
большой изобретательностью. "Великий воин"  надеялся,  вероятно,  больше  на
свой нож, чем на свою ловкость. Хотя в этом был смысл, и  если  бы  Иван  не
приготовился к появлению ножа, он позволил бы чеченцу ударить себя кулаком в
живот - сконцентрировавшись и превратив его в непробиваемую стену  мускулов.
Ивану требовалось только войти в контакт с противником, дальше тренированное
тело само выбирало один из уже известных ему вариантов  борьбы.  Но  чеченец
выдал себя, и страх вел его  к  смерти,  а  не  к  победе...  Под  нож  Иван
подставлять свое тело, конечно, не стал.  Противник  с  оружием  -  это  уже
другие правила игры. Он слегка ушел влево, пропуская руку  чеченца  с  ножом
мимо своего тела, но к нему. Затем обхватил его руку  обеими  своими  руками
снизу и резко дернул вверх, одновременно  ударив  чеченца  головой  в  лицо.
Кровь, хлынувшая у того из носа, залила лицо Ивана, попала в  глаза,  лишила
возможности видеть. Нужно было сделать лишь  одно  движение,  чтобы  стереть
кровь с глаз, но у Ивана не было времени на это  движение.  Вывихнутая  рука
чеченца обвисла, но он не  выпустил  ножа,  а  рванулся  всем  телом  назад,
выдирая руку из Ивановой хватки, вспарывая ему ножом  мускулы  предплечья  и
кожу на груди. Иван успел  перехватить  руки  и,  уцепившись  за  кисть,  не
выпускающую нож, дернул чеченца на себя и ударил его коленом в пах.
   Чеченец согнулся, подняв плечи и втянув голову, и упал  на  колени.  Все.
Следующий последний удар был за Иваном. Уже повернувшись, чтобы нанести его,
Иван на долю секунды замедлил свое дыхание - в  голове  его  вдруг  возникла
картина: переполненные народом трибуны, тысячи  разодранных  в  крике  ртов,
тысячи  рук  с  опущенными  вниз  большими  пальцами...  Он  будто   услышал
оглушающий, на весь мир разносящийся единый вопль: "Убей его!"
   Чеченец уже почти пришел в себя, когда Иван, резко  очнувшись  от  своего
видения, носком армейского ботинка сломал ему грудную клетку.  Чеченец  упал
навзничь, выпустив наконец нож, сослуживший ему плохую службу.  Вопль  "Убей
его!" все еще звучал в ушах Ивана. Он сделал шаг к  лежащему  чеченцу,  упал
рядом с ним на колени и взял в руки увесистый валун размером со свою голову.
   - Ты слово давал, - сказал Иван. - Сейчас я убью тебя.
   Чеченец лежал с открытыми глазами, глядя на Ивана уже без страха,  только
с ненавистью.
   - Там никого нэт. Я одын. Они ушли. Вчера. Я хотэл взять вас в плэн. Я нэ
вэликий воин. Убэй мэня...
   Иван опустил валун на его голову.
   - А-а-а! Су-у-ки! - заорал Кузьмич,  поливая  свинцом  скалы  и  скачками
приближаясь к позиции чеченцев. За ним, тоже с  воплем,  выскочил  Андрей  и
помчался вслед за Кузьмичом. Он не стрелял, но сорвал кольцо с гранаты и  на
бегу замахивался, намереваясь всадить ее прямо в чеченскую щель.
   С криком "Стой!" Иван еле успел подскочить к нему и, перехватив его руку,
сжать кулак Андрея сверху пальцами обеих своих рук.
   - Ты же нас похоронишь тут. Щель сейчас завалит  и  сдохнем  все,  как  в
могиле... Нет там чеченцев.
   Кузьмич перестал палить из автомата, выглянул  из  щели,  которую  раньше
занимали чеченцы, и сказал удивленно:
   - Командир, тут нет никого...
   - Кузьмич, быстро выводи наших, пока мы с Андрюхой отдохнем на  камушках,
- сказал Иван и усадил Андрея на валун, где еще  недавно  сидел  чеченец.  -
Извини, Андрюша, я тебе помогу ее держать.
   Через две минуты остальные восемь человек Ивановой группы уже  перебежали
каменную площадку и скрылись в щели, ведущей к выходу  из  ущелья.  За  ними
двинулись и Иван с Андреем, в три руки неся одну гранату. Когда они вышли из
ущелья, Иван отпустил руку Андрея и скомандовал:
   - Бросай!
   Грохнул взрыв, скалы дрогнули, глыбы чуть сдвинулись,  и  вход  в  ущелье
перестал существовать. Ручей, отрезанный  от  своих  истоков,  убежал  вниз,
оставив в своем русле только мокрые камни...
   Через пять минут около ущелья не было  ни  души  -  группа  Ивана  быстро
уходила подальше от этого места. Ведь  никто  не  знал  -  надолго  ли  ушли
чеченцы, оставив часового сторожить попавших в  ловушку  русских?  Тишина  и
покой  на  какое-то  время  завладели  пространством,  даже  звенящий  ручей
укатился вниз по склону горы.
   Только за стеной скал - на месте поединка Ивана с чеченцем  -  обстановка
все время менялась: поток прибывающей  с  гор  воды,  не  находя  привычного
выхода, останавливался перед каменной преградой, вода  непрерывно  заполняла
ущелье, постепенно покрывая каменное дно,  труп  убитого  Иваном  чеченца  и
валун у бывшего русла ручья, глыбы гранита, за которыми прятался  Кузьмич  с
автоматом... Вода поднималась все  выше  и  выше,  ища  выхода  из  запертой
камнями теснины, и пока, не находя его, скапливала энергию для  того,  чтобы
потом, когда будет найдено слабое место в стене камней, обрушиться  вниз  по
склону все сметающим на своем пути потоком...

***

   Да, убивать врагов Иван умел. Но чеченцы научили его убивать друзей.
   Вскоре после поединка с чеченцем в ущелье Иван и попал в плен,  вместе  с
Андреем и Кузьмичом.
   Чеченец все же основательно попортил Ивану руку. Рана  была  не  особенно
глубокой, но длинной, с неровными краями. А главное, Иван потерял  порядочно
крови, пока возились с гранатой и уходили от ущелья,  пока  он  окончательно
пришел в себя и вспомнил об израненной  руке.  Серьезных  опасений  рана  не
внушала, но тем не менее Ивана лихорадило, бросало то в жар, то в  холод,  а
отлеживаться и лечиться не было возможности. Как  всегда,  раны  приходилось
зализывать на ходу.
   В ту злополучную ночь он пошел проверить пост: как там Андрей,  не  уснул
ли  на  дежурстве.  За  последние  дни  они  все  основательно   вымотались,
поднимаясь на перевал, и заснуть каждый мог в любой момент - не  то  что  на
посту, а даже просто  на  ходу.  Добравшись  с  группой  до  перевала,  Иван
убедился, что дальше его люди идти не смогут, необходимо дать им  отдохнуть.
Впереди, в долине, уже  лежала  Грузия,  где  можно  было  и  отлежаться,  и
подлечиться, да и вообще - там заканчивался их чеченский поход.
   Возможно, кто-то из его группы и добрался до  Грузии  -  Иван  этого  так
никогда и не узнал. Андрей с Кузьмичом стояли в дозоре с  чеченской  стороны
перевала, все у них было в  порядке,  если  не  считать  крайней  усталости,
написанной на лицах и у того, и у другого...
   Чечня осталась позади, впереди ждал отдых: возможность впервые за  долгие
месяцы нормально помыться, поесть, выспаться  в  постелях,  а  не  на  голой
земле... Иван сел, прислонившись спиной к скале, прикрыл глаза и, послав всю
эту войну к чертям собачьим, на секунду, как ему показалось, расслабился...
   Иван не мог  потом  найти  объяснение  тому,  как  это  чеченцам  удалось
незаметно подойти вплотную к их посту. Видно, усталость сказалась на остроте
внимания, а близость Грузии расслабила обоих часовых, и Андрея, и  Кузьмича.
Что стало с остальными, Ивану было неясно...

***

   С разбитым в кровь лицом Ивана волоком отволокли в  какой-то  сарай,  так
как сам он идти уже не мог. С трудом приподнявшись, Иван сел и оперся спиной
о стену. Посредине помещения  он  увидел  обнаженного  Андрея,  привязанного
колючей  проволокой  к  столбу.  У  противоположной  стены   лежал   бревном
обмотанный все той же "колючкой" Кузьмич... Разговаривать не хотелось. Да  и
о чем было говорить. О том, что им неповезло? Или о том, что они  проиграли,
не дойдя нескольких шагов до своей цели? Или о  том,  что  теперь  им,  всем
троим, конец? Зачем говорить об этом, когда и без слов все ясно.
   Их продали через сутки, так ни разу и  не  освободив  от  "колючки"...  В
сарай вошел старик чеченец, долго по очереди их разглядывал: щупал  мускулы,
цокал языком, рассматривал рану Ивана, проверял, целы ли зубы, мял  зачем-то
яйца Андрею, поглядывал на его  рост  и  качал  головой,  вздыхая  и  что-то
бормоча по-своему...
   Старик был старейшиной в своем ауле и даже вождем племени или рода в этом
селении. Но война и неуемная агрессивность его сыновей, внуков  и  правнуков
"очистили" селение от мужчин почти полностью. В живых остались,  кроме  него
самого, лишь старший сын с женой и старший  внук.  А  остальные...  Те,  кто
уцелели на войне, поубивали друг друга. Поделив и земли, принадлежащие роду,
и награбленные деньги, они не поделили власть - не смогли миром решить, кому
она достанется, когда старик чеченец умрет. Умнее всех оказался старший сын:
воевал только с русскими и не лез в  междоусобицы,  потому  и  остался  жив.
Старик возглавлял хиреющий, можно сказать умирающий, но чрезвычайно  богатый
чеченский род. Кроме всего прочего,  он  еще  и  выращивал  опийный  мак  на
плантации в горах, в укромном месте, а сын возил сырье  на  продажу,  причем
хорошо умел находить покупателей, преимущественно русских,  а  не  чеченцев.
Сами они на поле, естественно, не работали, старик покупал  рабов  из  числа
пленных русских солдат, благо денег у него  хватало.  Конечно,  он  старался
брать что подешевле, ведь товар был специфический, чаще всего  подпорченный,
мало кто сдавался в плен без драки. А где драка, там и  увечье  -  какой  из
пленного после этого работник? Если и стоит приобретать, то за гроши. Но  за
хороший товар старик денег не жалел. У хороших, сильных, здоровых рабов  был
всего один недостаток - они постоянно норовили удариться  в  бега,  а  то  и
убить хозяина. Чтобы беглых рабов ловить - держали собак. А насчет  убийства
хозяина... Чеченцы врагов-то не боятся, что уж про рабов говорить.
   В итоге старик купил их, всех троих. Причем каждого со своим прицелом, со
своей тайной мыслью. Он заранее  все  обдумал.  Кузьмича  брал  работать  на
плантации - у того  были  широкие  крестьянские  ладони,  и  вообще  Кузьмич
выглядел мужиком крепким. Ивана старик приглядел  как  "бойцового"  солдата,
которого можно  выставлять  в  "солдатьих  боях"  -  новой  забаве  военного
времени, распространившейся в чеченских селениях. Эти "бои"  рассматривались
не только как забава, но и как  достойный  способ  заработать,  поставив  на
хорошего бойца. А то и  разбогатеть,  если  боец  принадлежит  тебе.  Андрей
должен был пока дожидаться своего часа. Его старик купил,  исходя  из  своих
далеко идущих планов. С деньгами всегда расставаться было жалко,  даже  если
они шли на дело. Старик решил разводить рабов дома. Вот и купил  Андрея  "на
племя". Какая-то русская баба с широкими бедрами, большой грудью, крепкая  и
здоровая у него уже была, на заказ брали для него в одной из  ставропольских
станиц. Вот ее-то Андрей и должен был "покрыть". А что с ним делать дальше -
потом видно будет? Может быть, тоже "бойцовым" станет.
   Старик погрузил их всех в телегу и увез высоко в горы, в свой аул. Неделю
они там подлечивались, отлеживались. Кормили  их  полным  дерьмом,  но  зато
давали много: вонючей похлебки приносили по  полведра  на  каждого.  Однажды
утром сначала увели на работу Кузьмича и притащили волоком  часа  через  два
назад, жестоко избитым. Работать, как видно,  он  отказался.  Потом  Андреем
занялись - и тоже получился облом: не годился он "на племя", не стоял у него
вообще, хоть ты тресни. Его тоже измочалили основательно. Бил рабов  старший
сын старика - сорокалетний, "черный", как все чеченцы, и бородатый. Он и  от
роду был злобен, а уж русских ненавидел всей  своей  чеченской  душой.  Иван
ожидал, что вот-вот будет очередь и за ним, но его пока не трогали.
   Кузьмича так и не сумели заставить работать на поле. Избив  пару  раз  до
полусмерти, оставили в покое. От Андрея тоже отстали, тут вмешался случай...
   Внук старика, четырнадцатилетний пацан,  сам  каждый  день  забавлялся  с
запуганной насмерть русской женщиной, лупя ее  плеткой,  если  она  пыталась
сопротивляться. И когда она ему надоела, придумал новое развлечение: затащил
ее в сарай, где ночевали собаки, привязал "раком" к каким-то перегородкам  и
помог трем своим кобелям по очереди вскочить на нее. Пацан  просто  млел  от
удовольствия, глядя, как кобели уже сами обнюхивают и лижут ее, а затем сами
вскакивают передними лапами ей на спину. Он даже  кончил  два  раза  подряд,
наблюдая за всем этим... Когда он отвязал женщину, она уже вряд ли понимала,
что делает: как была  раздетая,  она  вышла  из  сарая  и  с  остановившимся
взглядом, не ускоряя, но и не замедляя шагов, направилась прямо к  обрыву  в
пропасть. И не дрогнув, сделала  последний  шаг...  Сознательно  ли  или  же
находясь в беспамятстве она так поступила - кто знает?..
   Старший сын - отец парня  -  сильно  кричал  на  него,  ругая  по-своему,
по-чеченски, и  даже  отстега