л  розгами.  Тот  разревелся  и  долго  оглашал
окрестности противным визгом. Старик не ругался, не  бил  никого  розгами  -
просто сидел и смотрел в одну точку полдня. Затем что-то сказал своему сыну,
тот засобирался и отправился куда-то, а его жена принялась суетиться  больше
обычного по хозяйству.
   К вечеру сын старика вернулся с гостями. Зашел в сарай,  где  держали  на
привязи рабов, показал пальцем на Кузьмича и на Андрея и сказал:
   - Будэте драться пэрэд гостями. До смэрти.
   И ушел, хлопнув дверью.
   ...Иван не видел, как  дрались  Андрей  с  Кузьмичом.  Он  только  слышал
доносящиеся снаружи резкие выкрики чеченцев, мат Кузьмича и лай возбужденных
собак.
   А минут через сорок Андрей вернулся в сарай. И  Иван  ни  о  чем  его  не
спросил.
   Ивана заставили драться с Андреем на следующий день  вечером.  На  ровной
площадке, вдалеке от хижин чеченцев  и  других  строений,  с  одной  стороны
горели  полукругом  костры,  образуя  своего  рода   арену,   а   с   другой
расположились зрители. Их было человек десять. Лица рассмотреть было трудно,
лишь изредка пламя костра освещало бороды, суровые глаза, кулаки, сжатые  на
рукоятках кинжалов, винтовки и автоматы на груди, за плечами или в черных от
волос и копоти руках.
   Обрезком железной трубы чеченец разогнал "бойцовых"  по  разным  сторонам
круга и крикнул хриплым голосом:
   - Стоять здэсь. Гости будут дэлать ставки.
   Гости молча разглядывали Ивана и Андрея, пытаясь оценить силу и  ловкость
того и другого: щупали  глазами  их  тела,  прикидывали  объем  мышц,  рост,
пытались по выражению лиц понять, кто чувствует себя увереннее. Иван смотрел
на Андрея, плохо себе представляя, как будет драться... Драться с тем,  кого
он знал еще по лагерю спецподготовки, с кем не расставался больше года, кого
выручал не раз, спасая от верной смерти, уже здесь, в Чечне. И сам Андрей не
единожды заслонял Ивана от пули и от кинжала. Как же они будут убивать  друг
друга? Но... Убил же Андрей Кузьмича - не вернулся тот вчера  вечером  в  их
сарай...
   - Где Кузьмич, Андрюша? - крикнул Иван застывшему в ожидании Андрею.
   - Внизу, в ущелье, - хрипло отозвался Андрей. - Они  заставили  меня  его
убить.
   Чеченцы насмотрелись на них и загалдели по-своему, ударяя друг  друга  по
ладоням и плечам. В руках замелькали зеленоватые бумажки, в которых нетрудно
было узнать доллары.
   "Интересно, по скольку на нас ставят?" - подумал  Иван.  Он  все  еще  не
знал, что делать. У него было только два выхода  -  убить  Андрея  или  быть
убитым самому. Хотелось прямо сейчас броситься на чеченцев, расшвырять их  и
скрыться во тьме... Но Иван хорошо разглядел автоматные стволы, направленные
на него и Андрея: он успеет сделать не более одного шага в сторону гостей, и
тело его будет изрешечено пулями...  Понимал  он  и  то,  что  Андрей  хочет
остаться в живых, а значит, будет стараться убить  его,  Ивана.  По  крайней
мере, попытается это сделать, хотя и знает, что Иван сильнее...
   Ивана вывел из оцепенения легкий тычок железкой в плечо.
   - Давай! - крикнул ему чеченец. - Убэй его! - и,  огрев  по  пути  Андрея
обрезком трубы по плечам, присоединился к зрителям.
   Иван в растерянности смотрел на ограничивавшие  пространство  костры,  на
застывших в напряжении чеченцев,  на  Андрея,  который,  согнувшись,  легким
кошачьим шагом приближался к нему. Все  казалось  ему  каким-то  нереальным,
словно происходило  с  ним  во  сне  или  же  он  просматривал  голливудский
кинофильм о древнеримских  гладиаторах...  "Идущие  на  смерть  приветствуют
тебя!" - мелькнуло у Ивана в голове. И он расхохотался. Кого  приветствуют?!
Этих черных ублюдков с винтовками в руках, шелестящих бумажками и  бряцающих
кинжалами? Вот этих, которые боятся выйти в  круг  костров  сами,  а  потому
посылают туда Ивана и обезумевшего  от  страха  смерти  Андрея,  чтобы  быть
свидетелями смерти, испытать острое наслаждение, наблюдая чье-то мучительное
умирание?..
   Сын чеченца-хозяина поднял винтовку и выстрелил не целясь. Он  боялся  за
свои деньги, которые поставил на  Ивана.  Пуля,  чиркнувшая  Ивана  по  уху,
оборвала его смех. Только в голове застрял  обрывок  фразы:  "...  смерть...
приветствуют тебя!"
   Андрей был уже  близко,  в  трех  шагах  от  Ивана,  который,  ничего  не
предпринимая,  пока  только  следил   за   его   движениями   и   машинально
поворачивался к нему все время лицом. Иван в какой-то момент  поймал  взгляд
друга и поразился: никакие человеческие чувства не  отражались  ни  на  лице
Андрея, ни в его глазах. Словно Иван смотрел в глаза животному,  вступившему
в смертельную схватку с соперником...
   - Андрей, - тихо сказал он с каким-то недоумением в голосе,  -  я  должен
тебя убить...
   Он еще не успел договорить, когда Андрей бросился на него. Иван  встретил
его ударом колена в грудь и, упав на спину, перебросил через  себя  прямо  в
костер. Вопль Андрея слился с возбужденными криками чеченцев. Боль от ожогов
заставила Андрея выпрыгнуть из костра и вновь броситься на Ивана.  Тот  ушел
вправо, слегка дернул Андрея за плечо, разворачивая так, чтобы было  удобнее
нанести удар, и врезал ему в челюсть. Андрей покатился по земле, разбрасывая
в стороны свои длинные руки и ноги. Не докатившись до чеченцев метра два, он
сел на корточки, опираясь на руки, спиной к Ивану и,  постепенно  приходя  в
себя, уставился на зрителей. Седой чеченец, напротив которого сидел  Андрей,
поднял автомат и его стволом слегка качнул  в  сторону  Ивана  -  иди,  мол,
продолжай, мы на тебя деньги поставили.
   Андрей все сидел, не поднимаясь. Он был явно слабее Ивана и  понимал  это
сам. Понимали это и зрители-чеченцы. Седой и еще двое зрителей  вдруг  резко
заговорили, перебивая друг друга и показывая  руками  то  на  Ивана,  то  на
Андрея. Старший сын хозяина подошел к старику, своему отцу.  Они  посмотрели
друг на друга, сказали по паре непонятных  Ивану  фраз,  после  чего  старик
кивнул головой и что-то произнес скрипучим голосом - уже для  всех.  Чеченцы
опять возбужденно затараторили. Опять замелькали по рукам зеленые бумажки.
   Сын хозяина нырнул в темноту, вернулся всего через пару секунд и  воткнул
в землю рядом с Андреем обычные вилы с коротким  полутораметровым  черенком.
Андрей вцепился в черенок правой рукой и, развернувшись, уставился на Ивана.
Ивану вил не дали. "Вот как! - подумал он. - Уравняли, значит, силы".
   Андрей вскочил на ноги. Он приближался к Ивану, держа черенок вил  обеими
руками, - очевидно, намеревался не наносить  колющий  удар,  слишком  велика
вероятность промахнуться,  а  порезать  Ивана  острыми  концами  вил.  Такой
расклад заставил Ивана изменить тактику: он начал постоянно менять  позицию,
уклоняясь то влево, то вправо от  вил,  со  свистом  пролетающих  перед  его
грудью. Вскоре надоела эта игра. Он  уже  подумывал,  что  пора  отобрать  у
Андрея вилы и выкинуть их к едрене фене, а  самого  его  вновь  отправить  к
чеченцам, как вдруг Андрей после очередного взмаха вилами резко  развернулся
и черенком сильно  ударил  Ивана  по  лицу.  Иван  упал.  Он  еще  не  успел
сообразить, что произошло, а Андрей уже занес над ним вилы.
   И в этот момент Иван словно вынырнул из своего заторможенного  состояния.
Скорость его  реакций  резко  увеличилась.  Время  для  него  как  бы  почти
остановилось.  Он  видел  концы  вил,  которые  медленно,   очень   медленно
опускались в направлении его  живота.  Иван  просто  посторонился,  и  вилы,
звякнув о камни, отлетели в сторону. Иван поднялся, как ему  показалось,  не
торопясь. Однако он уже стоял на ногах, а Андрей еще только поднимался. Иван
сделал шаг к нему и подошвой ботинка толкнул в голову.  Андрей  попятился  и
сел на камни рядом с валявшимися на земле вилами.
   - Бери вилы! - заорал на него Иван. - Бери вилы! Иначе я  тебя  не  убью!
Бери вилы! Нападай! Ты же можешь убить меня! Можешь! Бей точнее и  попадешь!
Ну же! Андрюха! Вставай! Ты мужик! Пусть они обосрутся от страха, глядя, как
мы с тобой деремся. Вставай, Андрей! Все равно победит один  из  нас,  а  не
они. Вставай, Андрюша, пришла пора умирать...
   Андрей схватил вилы,  вскочил  на  ноги.  Иван  сразу  отметил  перемену,
которая в нем произошла.  Теперь  это  был  боец,  а  не  загнанное  в  угол
животное. Движения его стали четкими и выверенными, концы вил не дрожали, не
шарахались из стороны в сторону, а были точно нацелены  на  Ивана,  чтобы  в
подходящий момент мгновенно впиться в его тело.
   Иван понял, что только теперь началась настоящая схватка. И если он вдруг
вспомнит, что Андрей его друг, что сам Иван когда-то учил  его  обращению  в
бою с куском арматуры или ломом, то это будет конец  -  можно  считать  себя
покойником.  Иван  встал  в  стойку,  не  сводя  взгляда  с  глаз  Андрея  и
одновременно держа в поле зрения  вилы.  Андрей  в  глаза  ему  не  смотрел,
переводя взгляд с его живота на  грудь  и  обратно.  Значит,  туда  и  будут
направлены вилы - либо в живот, либо в грудь.
   Он спровоцировал Андрея на  атаку.  Выпрямившись,  опустил  руки,  создав
впечатление ослабленной защиты и рассеянного внимания. И  в  ту  же  секунду
последовал бросок Андрея, которого ждал Иван. Правда, Иван не угадал точного
направления броска и не сумел полностью уйти с линии атаки. Вилы всеми тремя
концами воткнулись ему в левое плечо. Чеченцы дико заорали, Андрей  -  тоже.
Иван молчал. Все шло почти  так,  как  было  им  задумано.  Ему  важно  было
обезоружить Андрея без серьезного для себя ущерба. Подставляя свое тело  под
удар, Иван хотел лишить противника оружия...  Выдернуть  вилы  обратно  Иван
Андрею не дал. Схватив правой рукой  руку  Андрея,  держащую  черенок,  Иван
дернул ее на себя и вправо и развернул таким образом Андрея спиной  к  себе.
Когда он ударил Андрея головой в затылок, у него уже не было сомнений в том,
что через мгновение тот будет мертв.
   Андрей рухнул ничком на камни. Иван  попытался  наклониться  к  нему,  но
вилы, торчащие из плеча, мешали.  Он  ухватился  правой  рукой  за  черенок,
сморщившись, выдернул вилы  и  зашвырнул  их  в  костер.  Затем  наклонился,
перевернул Андрея лицом вверх. Он хотел попросить у него прощения за то, что
забирает его жизнь, но... просить было уже не у кого.
   Плохо понимая, что он делает, Иван  взял  тело  Андрея  обеими  руками  -
здоровой правой и пробитой вилами левой, которая отозвалась жгучей болью, но
все же слушалась, - поднял его над  головой  и  повернулся  к  чеченцам.  Те
замерли, перестав возбужденно обсуждать  поединок.  Иван  сделал  шаг  в  их
сторону.
   - Ну что, суки? - хрипло сказал он. - Я убил его. Вы заставили  меня  его
убить. Но не заставите меня сдаться. Я обещаю вам всем,  всей  вашей  Чечне,
что убью вас, убью голыми руками. Так же, как убил сейчас Андрюху.
   Иван сделал еще шаг в их сторону. Чеченцы что-то заорали, повскакивали со
своих мест... Он же со всей силой, какая у него еще оставалась, швырнул труп
Андрея в их сторону, сбив с ног  троих  или  четверых.  Иван  услышал  звуки
выстрелов и одновременно почувствовал резкие удары в раненое  вилами  плечо,
будто каким-то молотком или ломом. Боль волной захлестнула его, Иван потерял
сознание...

***

   ...Второй звонок Ивана успокоил Крестного.  Иван  верил  ему.  На  данный
момент это было важнее всего. Слишком  большие  планы  Крестный  связывал  с
Иваном. Его нужно было оберегать...
   От кого именно оберегать, какие силы вступили в игру? Кое о чем  Крестный
догадывался. Но он не гадалка с Тишинского рынка,  чтобы  уверенно  выдавать
свои предсказания, а на самом деле столь же  верить  в  них,  сколь  адвокат
верит в искренность подзащитного! Крестный  хорошо  знал  цену  человеческим
заблуждениям.  Самообман,  к  примеру,  шел  по  твердой   таксе:   неверная
интерпретация важного факта - жизнь...
   - Ляг на дно, Ваня, - сказал Ивану Крестный по телефону. - На пару  дней.
Тебя ищут. Не  знаю  пока,  кто  именно.  Но  серьезные  люди.  Может  быть,
посерьезнее меня. Жди. Я постараюсь выяснить.
   Крестный рассчитывал на  встречу  с  Лещинским,  помощником  руководителя
аппарата правительства. От Лещинского  он  должен  был  получить  оставшуюся
часть вознаграждения за ликвидацию строптивого банкира. Аванс был получен до
операции, и Крестный уже перевел на секретный счет Ивана круглую  сумму.  Он
был в курсе, что Иван никогда не проверяет,  сколько  ему  заплатили.  Но  у
Крестного не возникло даже такой мысли - пожадничать, сэкономить  на  оплате
работы... За такую работу не жалко никаких денег!
   Лещинский, занимая достаточно скромную  должность,  на  деле  был  весьма
большим человеком в правительстве. Статус его даже превышал статус человека,
помощником которого он числился. Не все, правда, это знали. Ну и слава Богу!
Роль его Крестный сопоставил бы со своей ролью, только Лещинский  действовал
внутри правительства, а  он,  Крестный,  -  снаружи,  вне  системы...  Через
скромного помощника руководителя аппарата шли все заказы определенного  рода
от чиновников и часть  заказов  -  от  политиков.  Он  обладал  колоссальной
информацией о связях чиновничества с криминалитетом и  мог  утопить  любого,
кто захотел бы утопить его. Молодой и симпатичный Лещинский знал все  и  обо
всех, но это делало его существование не только в правительстве, но и вообще
на свете крайне неустойчивым. Жизнь его  могла  оборваться  каждую  секунду,
стоило лишь сделать неверный шаг, даже еще не сделать, а только ногу занести
для  неверного  шага,  только  захотеть  этого.  Опасность  исходила  не  от
"динозавров". Каждый из них своим кланом, своими  каналами  для  выкачивания
денег, своей охраной и даже своим спецназом, каждый любовно возделывал  свой
"огород", не допуская к своей "капусте" молодых и голодных "козлов"  и  ведя
регулярный отстрел "браконьеров". "Динозавры" поделили сферы влияния  давно,
еще когда он,  Лещинский,  был  сопливым  студентом  Плехановской  академии,
алчно, с голодным блеском в  глазах  поглядывал  на  их  вотчины  и  собирал
информацию о каждом. Эта-то информация и дала ему  возможность  понять,  что
соваться в их  закрытые  структуры  чужаку  не  следует  -  "динозавры"  все
страдали ксенофобией, и кадры для своих команд тщательно ковали и взращивали
сами, с соблюдением всех требований  современной  селекции.  Можно  обмануть
человека, но систему обмануть невозможно. Лещинский сделал такое  заключение
уже  через  пару  лет  своих  студенческих  исследований   правительственных
структур, настойчиво выявляя островки  стабильности  в  турбулентном,  вечно
штормящем море государственной  жизни  России  последних  лет.  Он  научился
понимать логику событий, в которых на первый взгляд вовсе  не  было  никакой
логики, научился видеть житейский  рационализм  в  государственном  абсурде.
Лещинский искал нишу или хотя бы точку безопасного существования в  условиях
постоянной деструктуризации жизни...
   Открытие,   которое   он   для    себя    тогда    сделал,    не    имело
"народнохозяйственного" значения. Это была, по существу,  банальная  аксиома
жизненного устройства, но по его личной  шкале  оценок  открытие  тянуло  на
Нобелевскую премию... Его место не "внутри",  а  "между"  -  вот  что  понял
Лещинский. Системе нужен координатор, одной из функций которого будет учет и
поддержание баланса интересов каждой  корпорации,  каждой  группы.  Пожалуй,
даже  главной  функцией,  от  выполнения   которой   станет   зависеть   его
существование, его безопасность,  его  уровень  доходов  и,  соответственно,
жизни. Что еще может входить в его задачи? Все, что  угодно.  Координатор  в
идеале способен подчинить себе структуру любого уровня, предназначенную  для
выполнения  любых  задач.  Нужно  только  не  увлекаться,  обуздывать   свое
тщеславие и не стремиться на самый верх.
   Крестному понравилась напористость Лещинского и интенсивность, с  которой
он поставлял заказы. Прежде приходилось держать целую команду, так  сказать,
менеджеров, осуществлявших связь с правительством. Теперь  всех  их  заменил
собой один Лещинский.
   Уже при втором контакте Лещинский изложил свою просьбу-предложение:  "Мой
начальник, руководитель аппарата, слишком  хорошо  знает  свою  работу.  Его
компетентность   -   реальная   помеха   нашему   столь   удачно    начатому
сотрудничеству. На его месте должен быть другой человек... Нет, я  вовсе  не
себя имею в виду. Нужен  такой  человек,  который  просто  не  будет  мешать
работать..." Эта-то фраза и убедила Крестного, что Лещинский именно  тот,  с
кем следует сотрудничать. Если бы он заикнулся о  собственной  карьере,  это
была  бы  последняя   их   встреча.   Крестного   всегда   убеждала   логика
целесообразности,  здравый  смысл.  В  Лещинском  этого  смысла  было   хоть
отбавляй. И Крестный пошел ему навстречу. Спустя сутки начальника Лещинского
нашли в самом центре Москвы, в Кремлевском переулке, с обширной гематомой  в
области затылка. Никто не  мог  ответить  на  вопрос,  как  он,  никогда  не
покидавший пределов Кремля  пешком,  без  машины,  попал  в  этот  аппендикс
Красной площади. Впрочем, голову над этим ломали недолго. Вскрытие показало,
что начальника хватил инфаркт, а гематома,  скорее  всего,  образовалась  от
удара головой об асфальт при падении... Еще через два дня на  освободившееся
место назначили человека, показавшегося Крестному вполне подходящим. Он  сам
его выбрал, надавил на кое-кого из должников, кое-кого попросил, кое  с  кем
попарился  в  Сандунах,  заплатил  кое-кому  -  короче,  кадровый   механизм
скрипнул,  шевельнулся,  и  нужный  человек  оказался  на  нужном  месте.  С
Лещинского не взял ни копейки. Во-первых, потому что сам был заинтересован в
конечном результате. Во-вторых, Крестный всегда предпочитал иметь кого-то  в
должниках, а не самому быть в долгу у кого-то. А потратив  некое  количество
долларов на нужное дело, он не обеднеет. Скорее - выиграет.
   Вот так Лещинский и обосновался на своем месте. И, надо сказать,  обжился
на нем неплохо. Для Крестного он был человеком из  правительства.  Для  тех,
кто обделывал через него свои дела, -  связным  с  криминальным  миром,  его
представителем. Лещинского и то, и другое вполне устраивало. На деле  он  не
собирался становиться ни чьим, хотел быть сам по себе. Все знать  обо  всех,
все или почти все мочь, видеть на много ходов  вперед  и,  благодаря  этому,
иметь возможность уходить от опасности.  Уже  через  полгода  Лещинский  мог
реально влиять на события в России, направлять их в нужную для себя сторону.
С "динозаврами" у него проблем не было. Он пас их "стада" и вовремя  отгонял
пытавшихся совершать набеги "хищников", подсовывая тем добычу попроще, менее
сытную, но более доступную. Старики были довольны и не доставляли ему особых
хлопот: со своими мелкими проблемами они справлялись самостоятельно. Гораздо
больше мороки было с функционерами новой формации, которые ворочали  мозгами
не хуже Лещинского, но так и не нашли кормушки, способной  удовлетворить  их
аппетиты. Да и аппетиты у них  были  -  не  сравнить  со  стариковскими.  Их
ненасытность его порой просто раздражала.  Если  у  стариков  мерки  хорошей
жизни были наши, российские, эталоны сохранились  еще  со  времен  Брежнева,
когда ограниченность закладывалась в самих эталонах,  то  новые  функционеры
ориентировались на  новые  мерки.  Представления  о  жизни  "новых  русских"
сформировались под воздействием двух факторов: эталоном служил для них образ
жизни миллионеров Нового Света; в их инфантильной психике сложился приоритет
ментального "Хочу!" над реальным "Возможно". В основном от них Лещинскому  и
поступали  заказы.  Иногда  они  оказывались  по   своей   сути   совершенно
неожиданными, даже для него, и, к сожалению, довольно часто - невыполнимыми.
Один  деятель,  например,  вызвался  оплатить  организационные   усилия   по
перемещению столицы на Урал.  Лещинский  был  несколько