ю - противнику Ивана, старик ринулся к нему  напрямую,  вскинул
свою плеть и принялся хлестать его, не разбирая, куда попадет.
   - Убэй его! - кричал он парню, и злость брызгала у него изо рта вместе со
слюной во все стороны. - Убэй его! Убэй!
   Каждый свой выкрик он сопровождал ударом плети. Парень,  вздрогнувший  от
первого удара, очнулся от своего оцепенения. Боль от удара  плетью  по  лицу
дала ему силу и способность к сопротивлению. Он закрывался от ударов руками,
уворачивался, но чеченец настойчиво хлестал и хлестал его плетью до тех пор,
пока боль не стала злостью. Дождавшись очередного удара,  он  подставил  под
плеть руку, ременный конец плети  обмотался  вокруг  нее,  и  парень  резким
движением  выдернул  рукоятку  плети  из   рук   чеченца.   Чеченец   что-то
удовлетворенно закричал по-своему и  выбежал  из  круга  за  линию  костров.
Парень побежал  было  за  ним,  но  вновь  поднявшаяся  автоматная  стрельба
остановила его.
   Его  злость  требовала  выхода,  но  рассуждать  он  не  мог.  Для  этого
необходимо было успокоиться, а едва бы он успокоился, к нему вновь  вернулся
бы страх смерти. Парень отшвырнул плеть в сторону и повернулся к Ивану.  Ему
даже не пришло в голову, что плеть можно использовать как оружие в  сражении
с Иваном. Парень просто шел навстречу Ивану, сжимая свои  пудовые  кулаки  и
бессмысленно ими размахивая. Попасться на  пути  этого  кулака  сейчас  было
равносильно самоубийству. Кулаки разнесли бы вдребезги все,  что  угодно,  -
голову так голову, грудную клетку, перемололи бы и руки и  ноги.  Как  сухие
прутья.
   Иван почувствовал, что теперь может вступить  с  этим  парнем  в  борьбу.
Жалость к беспомощному существу ушла,  как  только  он  увидел,  что  парень
представляет для него реальную опасность.
   Он  тоже  двинулся  навстречу  своему  сопернику.  Руками   тот   молотил
беспорядочно, но  на  близкую  дистанцию  к  себе  не  подпускал.  Иван  мог
надеяться только на свою мгновенную реакцию, на скорость движения своих рук,
на быстроту  и  резкость  своих  ударов.  Нужно  было  соблюдать  предельную
осторожность, чтобы избежать удара пудовых кулаков. Один такой удар  мог  бы
решить исход сегодняшнего поединка. Причем - не в пользу Ивана.
   Заметив, как медленно его соперник делает  замах,  Иван  решил  применить
боксерский прием по ослаблению удара противника.  Когда  правая  рука  парня
только начала движение в  его  сторону,  Иван  резким  и  точным  мгновенным
выпадом правой ударил по бицепсам правой руки парня. Рука у того дернулась и
обмякла. В глазах у парня появилось недоумение. Ивану показалось, что парень
сейчас вновь впадет в панику, и он слегка расслабился, совсем забыв  о  том,
что руки парня движутся почти без контроля со стороны его мозга.
   Мощный удар в плечо поднял Ивана в  воздух  и  отшвырнул  к  самой  линии
костров. Иван упал, прокатился  еще  несколько  метров  и  вытянулся,  попав
правой рукой прямо в угли прогорающего костра. Иван с удивлением смотрел  на
свою руку, которую лизали голубоватые огоньки пламени. Боли от ожога  он  не
чувствовал. Он попробовал убрать правую руку из костра и не  смог.  Рука  не
слушалась. Тогда он, опираясь на левую руку, поднялся, и правая рука, следуя
за его телом, выползла из костра и безжизненно повисла вдоль туловища.
   Парень, уже справившийся со своим удивлением от  падения  Ивана,  которое
для него самого было полной неожиданностью,  приближался.  Его  страх  перед
Иваном,   сначала   заглушенный   болью   от   ударов   и   страхом    перед
чеченцем-хозяином,  сейчас  и  вовсе  прошел.  Он  шел  к  Ивану  в   полной
уверенности, что идет его добивать. Иван знал эту эйфорию, наступающую после
первого, но далеко еще не окончательного успеха в схватке.  Чаще  всего  она
становится причиной краха, поражения, смерти. Иван  стоял,  приходя  в  себя
после легкой контузии от удара, и ждал  ошибки  своего  противника.  Он  был
уверен, что парень, судя по всему не искушенный в  единоборстве,  сейчас  ее
допустит. Ошибка противника была, собственно говоря,  единственной  надеждой
Ивана на победу.
   Опыт всех драк, боев, в которых ему приходилось за свою жизнь участвовать
и побеждать, не подвел Ивана. Едва парень приблизился на  расстояние  удара,
Иван схватился левой рукой за правое плечо и упал на колени. Зрители  завыли
и залаяли что-то на своем языке,  как  стая  шакалов.  И  тем  самым  только
помогли  Ивану.  Противник  полностью  поверил  в   его   беспомощность.   И
поторопился добить его. Ничего не опасаясь, он размахнулся левой  и  в  этот
момент оказался полностью открытым для удара.
   Уже занесенным направо кулаком левой руки Иван врезал ему  по  яйцам.  Он
ударил со всех сил, которые у него были, и в этот момент выиграл бой. Парень
так и остался стоять над Иваном - не закончив движения  левой  рукой,  не  в
силах вздохнуть, не в силах что-либо соображать. Он начал крениться  вперед,
и Иван едва успел уйти с того места, на которое упал его противник.
   Правила требовали добить его. Иван не стал ничего придумывать для  этого,
а просто пробил парню височную кость ударом тяжелого армейского ботинка...

***

   ...Но не только воспоминания отвлекали Ивана от того, что происходило  на
дне  выложенного  кафелем  бассейна.  Он  смотрел  на  все  это   рассеянно,
практически не интересуясь тем, что видит. Его все больше занимала  мысль  о
том, зачем все-таки Крестный привез его с собой?
   По его словам, вроде бы для тренировки в необычных условиях. Но пока  все
это, с точки зрения Ивана, походило на дешевый спектакль.  Для  тех,  кто  в
этом участвовал, дело обстояло вполне серьезно... Но для себя он не видел ни
в ком достойного соперника.
   Иван резко повернулся к Крестному:
   - Зачем ты меня сюда привез?
   Смех Крестного гулко разнесся по помещению бассейна, отразившись от стен.
Услышав смех, Второй оглянулся, ища глазами Крестного, и это  был  последний
его взгляд. Он тут же получил от Десятого удар по ногам  и  упал  на  спину.
Подняться ему Десятый уже не дал...
   - Заскучал ты все-таки, Ванюша, - смеясь, сказал Крестный и  сделал  знак
рукой, чтобы выходила последняя пара - Шестой и Восьмой. - Потерпи, сынок! -
Крестный оборвал смех. - Сейчас мы здесь закончим и пойдем ужинать. И я  все
тебе объясню...
   Закончили они минут через десять, когда Шестому наконец удалось  обмануть
Восьмого. Шестой сделал вид, что споткнулся  и  упал  на  спину.  Иван  ясно
видел, что он притворяется, но Восьмой,  обрадовавшись  подарку  судьбы,  не
обратил внимания на напряженную позу опасно  сгруппировавшегося  Шестого.  И
подошел слишком  близко,  уверенный,  что  нанесет  сейчас  последний  удар,
который решит исход поединка... Он тут же получил мощный удар ногой  в  пах,
от которого согнулся пополам и лишился на секунду способности вести бой.  За
полсекунды Шестой успел встать на ноги, еще через полсекунды он уже висел  у
Восьмого за спиной и обхватывал руками его голову... Резкий рывок  -  и  все
было кончено.
   Крестный подождал, когда Шестой выберется наверх, встал и окинул взглядом
забрызганный кровью кафель и пять трупов, валявшихся в лужах  крови  на  дне
бассейна. Он как будто собирался что-то  сказать,  но  только  усмехнулся  и
промолчал.
   Иван закурил свой любимый "Винстон". Вид крови и чужой  смерти  мало  его
волновал.
   - Пойдем, Ваня, перекусим. - Крестный взял его под руку и повел к выходу.
- Надеюсь, аппетит я тебе не испортил?
   Иван покачал головой:
   - Глупо все это, Крестный. Столько времени, столько сил ты тратишь на то,
чтобы дать возможность пятерым жеребцам загрызть пятерых меринов...
   - Ты даже не знаешь, насколько  ты  не  прав,  Ваня.  -  Крестный  тяжело
вздохнул. - Их ведь никто не  заставлял  лезть  сегодня  в  бассейн.  Они  -
добровольцы. Год прожили вместе. Тренировались, ели и отдыхали вместе...  На
заданиях  защищали  друг  друга  от  чужого  свинца,  если  этого  требовала
ситуация...
   Крестный сделал паузу, давая Ивану время  прочувствовать  значение  своих
слов. Однако у Ивана его слова никаких чувств не вызвали.
   - А сегодня ни один не отказался от поединка... Кому-то из  них  пришлось
убить сегодня своего друга, можешь быть в этом уверен.
   При этих словах Крестного что-то едва  забрезжило  у  Ивана  в  памяти...
Лагерь спецподготовки... Первые  месяцы  в  Чечне...  "Друг  -  это  мертвый
человек, который лежит с тобой рядом и убить которого ты уже  не  можешь,  -
подумал Иван. - Почему Крестный говорит, что эти, в бассейне, были друзьями?
Ведь они были живы... Друг - это тот, кто смотрит на тебя с той стороны,  со
стороны смерти... Оттуда смотрят еще многие, но все они молчат, а друг может
рассказать, что там, за чертой..."
   Иван пожал плечами.
   Крестный досадливо вздохнул. "Похоже,  для  Ивана  это  и  впрямь  только
театр, - подумал он. - Этим его не проймешь".
   Крестный уже около  года  пытался  разными  способами  воздействовать  на
Ивана, но все его попытки оказывались неудачными.
   Как управлять человеком, у которого есть душа,  Крестный  знал.  Он  умел
убивать душу и даже любил это делать, считая, что душа для дела -  вредна...
Доберись до души  человека  -  и  он  в  твоих  руках!..  Но  как  управлять
Гладиатором, оставалось для Крестного загадкой.  И  оттого  он  испытывал  к
Ивану противоречивые чувства: и уважал его, и ненавидел, и любил,  и  боялся
одновременно.
   - И все же, Ваня, - упорствовал Крестный, -  если  они  согласились,  то,
значит, поняли что-то. И теперь я этим пятерым  доверяю  больше,  чем  вчера
доверял всем десяти...
   - Ты меня утомил, Крестный, - покачал головой Иван, - давай ближе к делу.
   - Вечно вы, молодежь, спешите. Я старик,  и  потому  нетороплив.  Садись,
Ваня, бери шашлык, ешь и слушай меня, старика...
   Они сели за полусгнивший деревянный стол  в  какой-то  беседке,  где  уже
лежали приготовленные шампуры с мясом,  стояли  кувшин  с  красным  вином  и
высокие бокалы тонкого стекла. В нескольких метрах от беседки горел  костер,
возле которого возился с шампурами медведеобразный глухонемой из  арбатского
ресторана Крестного.
   - Ты прав, Ваня, - сказал Крестный, - не для того  я  тебя  сюда  привез,
чтобы показывать, как молодые бараны рогами сшибаются. Что  тебе  до  этого?
Мертвых баранов ты, что ли, не видел?
   Крестный налил себе и Ивану по половине бокала красного  вина,  кивнул  -
бери, мол, - и сам подцепил длинный шампур.  Провел  носом  вдоль  капающего
жиром мяса, вдыхая аромат:
   - Ах, как пахнет! В таком виде баранина аппетитнее и нравится мне гораздо
больше, чем в неразделанном, как там, в бассейне.
   Крестный посмотрел на Ивана и, поймав его удивленный взгляд, рассмеялся.
   - Да нет, шучу, шучу, что ты. - Он шутовски замахал на  Ивана  руками.  -
Это настоящие  бараны,  они  при  жизни  блеяли,  вот  тебе  крест...  -  Он
перекрестился. - Эдак ты меня заподозришь, что  я  вместо  вина  тебе  крови
налил.  Что  ты,  сынок,  еда  -  это  праздник,  не   порть   его   глупыми
подозрениями...
   Иван  поднял  свой  бокал,  попробовал,  что  в  нем:  оказалось,  вполне
приличная "Хванчкара". Он стащил зубами крайний кусок с самодельного шампура
из стальной проволоки и откинулся на спинку скамейки, стараясь не капать  на
себя жиром... Он уже понял, что Крестный никак не  решится  начать  какой-то
разговор - важный, давно, видимо, задуманный, но почему-то трудный для него.
"Что ж ты ломаешься, как целка, - думал Иван. - Неужто боишься меня?"
   - Крестный, может, мне раком встать, чтоб ты решился  наконец?  Или  ноги
пошире раздвинуть, чтобы не боялся, что у тебя не получится?
   - Фу, какой ты грубый, Ваня. Зачем ты так со стариком? Нам же,  старикам,
знаешь, надо не столько трахнуть, сколько поговорить об этом. - Он вздохнул.
- Ну, коли ты настаиваешь, можно и поторопиться.  Сегодня  ты  видел  только
одну из моих групп. У меня их много. Есть и элита, так сказать, высшая лига.
Человек  сорок  отличных  парней.  Те,  кто  дрались  сегодня,  -   Крестный
поморщился, - самые слабые. И главное, среди  них  нет  лидера.  Я,  правда,
ставил на этого, из первой пары, на Пятого. Но, как видишь, ошибся.  Хороший
парень, соображал быстро... Но он же мне всю Россию осеменит!..
   Крестный хихикнул, но тут же взял себя в руки и вновь заговорил серьезно:
   - ...Да и потом, над ним смеяться будут. Не удержится он в лидерах,  свои
же шлепнут. Не потерпят они извращенца  над  собой.  Договорятся,  например,
Шестой с Десятым и грохнут его за  милую  душу!  С  лидерами  у  нас  вообще
проблема. Что в нашем общем большом государстве, что в моем маленьком...
   - Давай ближе к  телу,  -  перебил  уже  слегка  раздраженный  старческой
болтовней Иван. - Или правильнее будет сказать - к трупу?
   -  А  вот  тут  ты,  Ваня,  ошибаешься,  и  сильно.  О  трупах  мы   пока
разговаривать не будем. Рано. Попозже - заказ  будет.  Очень  интересный.  И
очень сложный. Потому и надо вначале прикинуть - силенок хватит ли? Чтобы не
обосраться потом, как сегодня эти пятеро, в бассейне. Им-то простительно,  а
нам с тобой было бы стыдно. Не правда ли, Ваня?..
   Иван промолчал. Он постепенно заинтересовался разговором.  Сквозь  шелуху
бессмысленных слов начала проступать суть.
   - ...Так вот, о лидерах. Сорок человек - хорошая группа.  В  том  случае,
конечно, если эти люди подготовлены мной, а во главе  их  стоишь  ты.  Такой
отряд многое может сделать, очень многое. Тогда группе никакой заказ  отдать
не страшно... А ведь можно подготовить и еще сорок. И еще. Но есть проблема.
Она касается человека, который захочет стать в подобной  группе  лидером.  Я
хочу, чтобы лидером у них стал ты, Ваня. Я не спрашиваю тебя, хочешь  ли  ты
этого. Ты, Ваня, должен будешь поверить мне на слово, когда я скажу  тебе  -
надо! Поверишь?
   Внимательно слушавший Иван кивнул.
   Обрадованный  его  покладистостью  Крестный  воодушевился   и   энергично
продолжил:
   - Ну вот, ты же видишь, что я прав! Тогда послушайся меня  еще  в  одном.
Эти люди никогда тебя заочно, так просто не признают, будь  ты  хоть  трижды
Иваном Марьевым и четырежды Гладиатором. Они поверят в тебя,  только  увидев
твою силу и почувствовав смерть, которую ты посеешь рядом с ними. Ты  должен
завоевать их авторитет. Для этого нужно убить десятерых из  них.  Чтобы  они
убедились: ты один сильнее всего отряда...
   - Ты что же - хочешь пустить меня в бассейн одного против десятерых своих
головорезов? Пусти.  Можешь  даже  вооружить  их  какими-нибудь  вилами  или
мотыгами. Если, конечно, тебе своих головорезов не жалко...
   - Ну что ты, Ваня, как ты мог подумать... Нет, конечно. Игра,  в  которую
мы с тобой сыграем, будет называться "догонялки". Вот так, по-детски. Потому
что проста, как та самая детская игра: все убегают,  один  догоняет.  У  нас
наоборот: один убегает, а все догоняют...
   Крестный внимательно посмотрел на Ивана.
   - Убегать будешь ты, Ваня. А мои, как ты выразился, головорезы  догонять.
Догонят - убьют.
   Крестный тут же спохватился и поправился:
   - Конечно, конечно, может быть, и ты их убьешь. Но их сорок, а ты один. И
кроме того, если всех ликвидируешь, кем потом  командовать  будешь?  Это  же
твои будущие солдаты...
   Крестный помолчал, ожидая реакции Ивана.
   Но тот ничего не отвечал.
   - Ты, Ваня, подумай. Я  ведь  с  ножом  к  горлу  не  пристаю.  Хочешь  -
соглашайся, не хочешь - откажись, слова не скажу...
   Вот так. Крестный  расставил  свои  ориентиры.  Направо  пойдешь  -  коня
потеряешь...  и  так  далее.  Иван  подумал,  что  Крестный  загнал  его   в
своеобразную ловушку. Отказаться?.. Нет, отказаться он не мог.
   Наплевать, что подумают Крестный,  его  мальчики,  кто  угодно...  Мнение
других людей давно не волновало  Ивана.  Он  никогда  не  реагировал  ни  на
насмешки,  ни  на  восхищение.  Люди  слишком  многого  не  понимают,  чтобы
разобраться в мотивах его поступков и делать какие-то выводы...
   Собственное мнение было гораздо существеннее для него. Причем, не  в  том
обычном смысле, за которым, как правило,  скрываются  все  те  же  мнения  о
человеке других людей, только уже  воспринятые  и  переработанные  в  личные
ценностные установки и нравственные ориентиры...
   У Ивана сложилась принципиально иная система ценностей. В ней,  например,
не было места понятию трусости. Человек испытывает страх в ситуациях,  когда
ему грозит боль или смерть. Ни того ни другого Иван не боялся. После  Чечни,
ранения, плена и рабства болевой порог был у  него  настолько  высоким,  что
граничил с полной нечувствительностью. А смерть... Смерть была  не  страшна,
более того, желанна.
   Иван не ощущал страха  вообще,  но  обладал  гипертрофированным  чувством
опасности. Он мог идти ей навстречу, уходить от нее или  как  бы  совершенно
игнорировать  опасность  и  при  этом  не  давать  себе  никаких   оценочных
характеристик.
   Разве способность, например, учащать или задерживать дыхание влияет  хоть
как-то на самооценку человека? Разве его физиологические свойства могут быть
оценены с нравственной точки зрения? Их можно оценить только с точки  зрения
их роли в процессе выживания, в ситуации выбора между жизнью и смертью.
   Жизни  Иван  не  доверял:  жизнь  неустойчива,  ненадежна  и   преходяща.
Абсолютна и вечна только смерть. Смерть - хозяйка  жизней  людей  и  хозяйка
жизни  в  целом.  Мнение  Ивана  о  самом   себе   было   только   проекцией
предполагаемого мнения о нем Госпожи Смерти...
   Отказ от предложения Крестного означал попытку уклониться от близости  со
смертью, то есть, по существу, неуважение к смерти со стороны Ивана.  Обречь
себя на мучения  человека,  потерявшего  уверенность  в  себе,  не  имеющего
четкого представления ни о себе, ни о мире, ни о своем месте в  нем,  -  вот
что такое для Ивана отказаться!
   Но близость смерти действовала на  него  опьяняюще.  Фактически  Крестный
предложил Ивану уйти в запой. Иван же в своем  отношении  к  Госпоже  Смерти
стоял ближе не к  "алкоголикам"  или  "пьяницам",  а  скорее  к  "гурманам",
ценящим тонкий вкус точно дозированной смерти...
   Поразмышляв с минуту, он сделал выбор и, не глядя на  Крестного,  коротко
кивнул, уверенный, что тот все еще внимательно смотрит на него.
   Крестный обрадованно засмеялся, начал потирать  руки,  хлопнул  Ивана  по
плечу и тут же показал, что ни хрена в Иване не понимает, заявив:
   - Молоток, Ваня! Я знал, что ты не струсишь, не испугаешься...
   Ивану сразу стало скучно слушать его болтовню, и он перебил:
   - Заткнись, психолог... Давай подробности.
   - Даю, Ваня, даю-даю-даю, - засуетился  Крестный.  -  Только  сначала  ты
давай-ка покушай - Бог знает, когда теперь придется-то. Да и придется ли?
   Иван промолчал. Похоже,  Крестный  специально  старался  вывести  его  из
равновесия. Да и не задевало его это карканье Крестного.
   Поесть и вправду не мешало бы. Проголодавшийся Иван основательно принялся
за шашлык, запивая ароматное мясо терпким грузинским вином.
   А Крестный начал наконец излагать те подробности и детали, которые  имели
в этой игре определяющее значение...
   Иван уже догадался, что Крестный много треплется, потому что боится, и за
словами, за ерничанием пытается скрыть свой страх. Он по-прежнему не понимал
Ивана, и страх происходил именно от этого непонимания. Вот только раньше  он
страшился самого Ивана, а теперь вынужден бояться еще и за него.
   - Пошел ты со своим трепом, Крестный, - миролюбиво буркнул Иван. - Что ты
меня в могилу живьем суешь?  Ты  давай  плотнее,  плотнее.  И  поконкретнее,
старый болтун, поменьше пустых слов.
   - Золотой ты человек, Ваня. Как тебя трудно обидеть! Другой давно бы  мне
мозги вышиб... Ну да ладно. Пушечку ты, значит, мне отдаешь... Чтобы не было
соблазнов устроить разборку прямо здесь, на месте!..
   Вместо ответа Иван достал свой ТТ и бросил на колени к Крестному.
   - Играем по всей Москве,  -