Виктор Доценко. Команда Бешенного

-------------------------------------------------------------------
     OCъ: Сергей Бережной, Хабаровск
-------------------------------------------------------------------

        Похищение из больницы

     Здание больницы было одним из самых старых в Москве. Оно сохранилось аж
с  Елисаветинских  времен  и  представляло  из  себя, пожалуй,  единственное
строение в столице,  которое ни разу не использовалось не по назначению: при
любой власти там была больница.  Самое  большое изменение, какое допускалось
при смене власти,  --  это замена одного слова  в  названии:  "Императорская
больница", "Военная  больница", "Революционная  больница", пока, наконец, не
пришло  название  "Городская  больница". Названия  менялись,  но суть, слава
Богу, оставалась прежней -- лечить людей.
     Да,  суть оставалась прежней,  но отношение властей города  становилось
все  хуже и хуже.  И если первые  градоначальники, соорудившие это здание по
велению  Ее Императорского  Величества, не оставляли больницу без внимания и
постоянно заботились о ней, то с момента взятия власти  "всем народом", она,
как и  вся  страна,  перешла на "голодный паек" и постепенно превратилась  в
самую заштатную "больничную единицу".
     В конце концов здание, двести лет простоявшее без капитального ремонта,
развалилось  бы  от   варварского  к  нему  отношения,  но   его   создатели
действительно  строили "на века", и  оно,  благодарное своим "прародителям",
упрямо противостояло как времени, так и безалаберному к себе  отношению. Его
обдували ветры и обмывали дожди, становившиеся с каждым годом все опаснее не
только для всего  живого,  но  и для  строений. Больницу  обстреливали и  во
времена  Наполеона, и  во  время Революции, и во время Великой Отечественной
войны, и ей едва не досталось во время "августовского путча"  1991  года. Во
всяком  случае, персонал больницы готовил на одном из этажей несколько палат
для приема раненых.
     Все приготовления  мог  бы  видеть  и  наш герой  --  Савелий Говорков,
привезенный  как  раз на тот  самый  этаж, если  бы это  с ним  не случилось
намного позднее... Он уже  несколько дней находился в беспамятстве. Его тело
было  продырявлено в нескольких  местах и  изо  всех  сил боролось за жизнь,
забыв  на  время о мозге, словно инстинктивно пытаясь  оградить рассудок  на
какое-то время от лишних перегрузок.
     В реанимационной палате находились двое: пожилой  мужчина с кислородной
маской на лице и Савелий, утыканный иглами, катетерами, трубками, ведущими к
бутылочкам с питательными растворами и лекарствами. Его голова, грудь и нога
были  перебинтованы.  За те несколько  суток, что он  здесь  находился после
вполне удачной операции, он не издал ни звука и лежал неподвижно.
     За  окном  стояла  ночь,  и палата  была  освещена небольшим  ночником,
расположенным прямо над входной дверью.  Палата была небольшой, но создатели
этой больницы не экономили  на  здоровье будущих больных, и потому потолки в
ней были около пяти метров высотой, украшенные красивой лепниной.
     Мозг Савелия  настолько устал, что  он как бы отключился  не  только от
внешней среды, но и от своего тела. Он совершенно  не ощущал боли, ничего не
слышал и не видел.
     Было около,  двух  часов ночи, когда он впервые за  двое суток  захотел
пошевелить рукой, чтобы снять  нестерпимый зуд за ухом, но от сильной боли в
плече застонал. Этот стон совпал  с посещением дежурного врача с молоденькой
черноглазой медсестрой.
     Услышав стон,  врач,  мужчина  лет сорока,  недовольно  поморщился,  но
взглянул на медсестру и сразу же изобразил улыбку.
     --  Надо же! Первый звук, который издал  наш раненый, -- Затем взял его
за руку и пощупал пульс. -- Так... -- удовлетворенно проговорил он, и в этот
момент  Савелий открыл глаза. -- Ну,  вот, уже  и глаза открылись. -- Однако
радости в его голосе не было. -- Что, очень больно?
     -- Ничего... терпимо,  -- чуть слышно прошептал Савелий, заставив врача
нахмуриться: тот был явно  недоволен, но, с трудом пересилив себя, улыбнулся
и весело сказал:
     -- Сейчас сделаем укольчик  --  и вмиг  полегчает! --  Он  повернулся к
сестре, взял  у нее шприц, с  подноса --  какую-то  ампулу, но  вдруг бросил
взгляд на второго больного. -- Что это с ним?
     Девушка подошла ко  второй кровати,  склонилась над больным, а  в  этот
момент врач сунул  ампулу  в  карман, вытащил другую, быстро отломал  у  нее
кончик и набрал лекарство в  шприц,  после  чего  спрятал  остатки ампулы  и
сделал Савелию укол.
     -- Ну вот, Савелий,  теперь немного поспите. -- Он  дружески  подмигнул
ему и повернулся к медсестре. -- Что там, Анечка?
     --  Все хорошо, Алексей Дмитриевич,  просто лежал  не  очень удобно. --
Тогда пошли?
     Савелий  хотел  о чем-то спросить  и  уже  открыл  рот,  но  неожиданно
навалилась такая тяжесть, словно па него надели свинцовые доспехи, а к векам
привесили грузики. Он прикрыл глаза, а открыть их уже не смог.
     Медсестре  все же показалось, что он хочет что-то сказать. Она подошла,
но  увидела,  что Савелий уже спит. Подоткнув  ему  одеяло,  она улыбнулась,
выключила свет в палате и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.
     Когда  она вошла в  ординаторскую,  Алексей  Дмитриевич как-то  странно
посмотрел на нее и тут же спросил с некоторой шутливой настороженностью:
     --  Что  это  вы,  сударыня,  так задержались?  Или  парень  уже  успел
захватить ваше сердечко?
     -- Скажете тоже, Алексей Дмитриевич!  -- смущенно  воскликнула девушка.
Надо  заметить,  что   она  действительно  уделяла  Савелию  гораздо  больше
внимания, чем остальным  споим  подопечным, старательно убеждая  себя в том,
что раненый находится в тяжелом состоянии и  потому ему требуется  и больший
уход. -- Он еще и  слова-то не сказал  за двое суток, все время  без памяти.
Сейчас вроде хотел что-то сказать и тут же уснул.
     -- Да не смущайтесь вы так, Анечка, шучу я. Обход сделали, теперь можно
и  о  себе  позаботиться.  --  Он подмигнул и  вытащил из портфеля термос  и
небольшой сверток. -- Несите чашки -- кофе будем пить и бутерброды жевать.
     -- Есть не хочется, а вот кофейку выпью. Вы делаете такой замечательный
кофе, что отказаться от него,  Алексей  Дмитриевич,  выше  моих сил. --  Она
встала из-за стола и направилась к шкафу.
     Алексей  Дмитриевич  развернул  сверток с  бутербродами, затем  вытащил
полиэтиленовый пакетик с сахаром.
     -- А ложечки? -- улыбнулся он, когда девушка поставила чашки на стол
     -- Я думала, что вы, как обычно, сахар туда положили...
     -- Сегодня  я этого не смог сделать по очень  важной причине...  --  Он
заговорщически понизил  голос, и  она невольно  наклонилась  к  нему,  чтобы
услышать "тайну". -- Сегодня...  -- Он огляделся,  чтобы удостовериться, что
их никто не подслушивает, -- сегодня  я обнаружил, что в  доме нет ни грамма
сахара  -- закончил он  и заразительно  рассмеялся. -- Пришлось одалживать у
нейрохирурга.
     -- Да ну вас! Я-то думала... -- усмехнулась девушка и снова направилась
к шкафу.
     Алексей Дмитриевич быстро вытащил из кармана какой-то пузырек и плеснул
из него в чашку девушки. Когда она вернулась к столу, Алексей Дмитриевич уже
разливал  кофе.  Он  не  успел доесть  первый  бутерброд, как девушка  вдруг
уткнулась  носом в  стол, едва не столкнув  чашку. Алексей Дмитриевич быстро
подхватил ее, вылил "хитрый" кофе в раковину, тщательно промыл чашку и вновь
плеснул в нее из термоса. Затем хлопнул пару раз в ладоши у  уха девушки, но
она никак не реагировала.
     Доктор  подошел к двери, повернул ключ в замке, потом подхватил девушку
на руки и отнес на кушетку, стоящую возле  окна за ширмой.  На  этой кушетке
дежурные  врачи часто отдыхали в ночную смену. Уложив девушку, он  уже хотел
уйти, но тут его взгляд упал на  ее ноги:  коротенький халатик распахнулся и
обнажил  красивые  бедра. Чисто  машинально он провел рукой  по  бархатистой
коже, но,  когда  прикоснулся  к ажурным трусикам, его  неожиданно  охватило
страстное  желание. Он расстегнул ее халатик. У  молоденькой  медсестры было
удивительно  соблазнительное  тело:  тонкая  талия  особенно  подчеркивалась
довольно крутыми бедрами, а грудь  выглядела очень аппетитно. Он наклонился,
притронулся языком к -- одному  соску, потом к другому, искоса поглядывая на
ее лицо. Глаза Ани были совершенно неподвижны. Она спала глубоким сном.
     Не в силах бороться с желанием, он осторожно снял с нее трусики и начал
ласкать языком промежность. Девушка от этих ласк чуть дернулась и раздвинула
ноги  пошире,  обхватила его голову  руками и сильнее  прижала к  себе. Чуть
простонав,  она  попыталась чтото сказать,  но  губы не слушались, а  вскоре
перестали подчиняться и руки...
     Алексей Дмитриевич быстро скинул брюки, трусы, лег на девушку и с силой
направил  свою  плоть  в  нее. Она вдруг  негромко вскрикнула  и  попыталась
открыть глаза.
     -- Господи,  да ты  же еще  девушка! --  растерянно  прошептал  он,  но
остановиться уже не мог, да это было уже и не важно, он с первого раза вошел
в нее до конца. Алексей Дмитриевич впился в ее губы, обхватил полные ягодицы
ладонями и продолжил "внутреннее знакомство".
     Аня не отвечала  на его поцелуи, снова  погрузившись  в глубокий сон, и
только в какой-то момент несколько раз конвульсивно дернула бедрами, помогая
ему дойти до края блаженства, затем ее тело  обмякло. Она глубоко и, как ему
показалось,  счастливо   вздохнула,  и  вновь  ее  дыхание  стало  ровным  и
спокойным.
     Качнув еще пару раз, до  конца освобождаясь от  своей жидкости, Алексей
Дмитриевич   поцеловал  ее  грудь,   как  бы   благодаря   за   доставленное
удовольствие, встал и с ужасом заметил, что не только он и девушка в  крови,
но   и  простыня.  Да,  дела...  "Только  этого  еще  мне  не  хватало!"  --
промелькнуло у него в мыслях. Он вздохнул, покачал головой, но  тут же  стал
действовать.
     Первым  делом  он  подмылся  сам,  оделся,  вытащил  из-под   медсестры
простыню, намочил ее и тщательно подмыл девушку. Убедившись, что кровь более
не выступает, врач  вытер кушетку, обитую, к счастью, дерматином, натянул на
Аню трусики, стараясь не порвать их, потом застегнул халатик.
     Сложив простыню, он сунул ее в  свой портфель и  осмотрелся. Все было в
порядке,  и  он  пошел  открывать  дверь, но  тут вспомнил, что в  одном  из
отделений  шкафа  видел белье.  Он  подсунул  простыню  почище  под девушку,
поцеловал ее на прощание, не удержавшись, погладил  грудь, потом взглянул на
часы.
     --  Пора,  а  жаль...  --  сказал он, глядя на свою сослуживицу.  -- Но
хорошего помаленьку, а то потом хлопот не оберешься. Это было очень здорово,
Анечка! -- бросил он, подхватил портфель и быстро вышел.
     В коридоре, за столиком,  сидела пожилая  медсестра  и  что-то писала в
журнале.
     -- Полина Александровна,  сходите, пожалуйста, в приемное  отделение  и
проверьте вновь прибывших. Анечка пока  подежурит. Если что, я в терапии. --
Алексей Дмитриевич  дождался, пока женщина выйдет, снова взглянул на часы  и
быстро  направился к  грузовому  лифту.  Прислушавшись  и не услышав  ничего
подозрительного, он стукнул негромко три раза по двери лифта, который тут же
натужно загудел, а сам начал спокойно подниматься по лестнице, минуя стрелку
с надписью: "Терапевтическое отделение -- "3 этаж".
     Двери лифта  распахнулись, из него вышли двое мужчин в  белых  халатах.
Они были мало похожи на врачей или медбратьев -- скорее напоминали  портовых
грузчиков, -- однако, судя  по уверенным  движениям, работу свою знали.  Они
выкатили из лифта медицинскую каталку, быстро, но не суетливо подкатили ее к
знакомой  уже палате и приблизились к кровати Савелия. Все это они проделали
настолько бесшумно, что никто не проснулся: ни пожилой мужчина, ни Савелий.
     Он  спал глубоким сном,  широко  раскинув  руки. Дыхание  было ровным и
спокойным. И только в тот момент, когда один из непрошеных гостей наклонился
над  ним,  его  веки  чуть  дернулись,  а пальцы  сжались в кулак, словно он
почувствовал грозящую ему опасность.
     Они профессионально отсоединили  от его тела иглы с трубками, заботливо
смазали места проколов спиртом, аккуратно переложили безвольное тело Савелия
на каталку и вывезли  из палаты,  не забыв прикрыть за собой дверь.  Коридор
был пуст, и  "грузчики" без всяких помех вкатили своего  подопечного в лифт.
Вскоре Савелий оказался в машине "скорой помощи",  которая сразу сорвалась с
места.
     Буквально через  несколько  минут Алексей  Дмитриевич вернулся  в  свое
отделение. Осторожно заглянув в палату, где лежал Савелий, он удовлетворенно
кивнул головой  и  прикрыл  дверь. Он  хотел  тут же  уйти, но вспомнил  про
Анечку,   оставленную   в  ординаторской.  Сердце   учащенно  забилось:  ему
захотелось  вновь испытать сладостные мгновения.  Но  может ли он подвергать
себя  такому  риску?  Во-первых,  кто-нибудь  может  их застукать, и  прощай
работа, если не хуже.  Во-вторых, еще неизвестно, как поведет себя  девушка,
когда придет в себя и осознает,  что с ней  произошло. Кстати, она наверняка
вспомнит, что отключилась сразу  после того, как выпила кофе. Выпила кофе...
Отличная мысль! Алексей Дмитриевич  обрадовано потер  руки: он всегда брал в
ночную  смену коньяк, и  сейчас тот может сослужить  отличную службу. Но для
этого нужно придумать  -- где?  И быстрее: в  любой  момент  может вернуться
вторая медсестра. Единственное место, куда никто не войдет  до девяти  утра,
--  кабинет  заведующего  отделением.  В  последнее   время   они  настолько
сдружились,  что  однажды,  когда  их ночное  дежурство  совпало и оказалось
удивительно  спокойным, оба  заперлись у него в кабинете и  довольно  сильно
набрались.  Эта  выходка  могла грозить  неприятностями,  особенно  Анатолию
Викторовичу. Он срочно понадобился  в приемном покое для консультации, а его
не  могли  найти.  Выручил   Алексей  Дмитриевич,  пояснив,  что  заведующий
отделением   почувствовал  себя  плохо  и  потому  он  сам  посмотрит  вновь
поступившего больного. В пылу благодарности Анатолий Викторович показал, где
прячет дубликат ключа от кабинета.
     До  сегодняшней  ночи  Алексей Дмитриевич  ни  разу не пользовался этим
ключом, а сегодня -- сам Бог велел!
     Так, с  этим вроде бы все  ясно. Он  закрыл  на всякий  случай дверь  в
отделение, вытащил  из тайника ключ, открыл кабинет  и быстро перенес спящую
девушку на  широкий  кожаный диван.  Сюда же принес термос и  чашки,  но тут
вдруг   вспомнил,   что   бутылка   коньяка   находится   в   ординаторской.
Чертыхнувшись, он побежал  туда и сунул  бутылку в карман  брюк, под  халат.
Едва  он   успел  это  сделать,  как  в   ординаторскую   заглянула   Полина
Александровна.
     --  Алексей  Дмитриевич,  в приемном отделении все  в  полном  порядке.
Одного привезли, но оказался не нашим больным: отправили в  Боткинскую... --
Очень хорошо. Других  поступлений не было? -- Пока нет и, кажется, не будет:
месяц  только  начался,  до зарплаты  далеко,  погода хорошая... --  Вы  так
думаете? -- Он улыбнулся. --  За  двадцать с лишним лет работы здесь  у меня
выработалась не только интуиция -- опыт тоже чтото значит.
     --  Не  сомневаюсь,  Полина Александровна. -- Он почувствовал  в голосе
медсестры некоторую обиду и постарался ее успокоить. -- С вашим опытом давно
пора старшей медсестрой быть.
     -- Мне это уже ни к чему, скоро на пенсию. Пусть уж молодые вверх идут.
-- Ей явно было приятно услышать неприкрытый комплимент от врача. -- Кстати,
Алексей Дмитриевич, а где Анечка? Вы ее никуда не посылали?
     -- Ох,  совсем  из головы  вылетело!  -- вздохнул он. -- Она плохо себя
почувствовала и попросила отпустить ее на пару часов. Вы не против?
     --  Ничего,  Алексей Дмитриевич, справлюсь... Молодежь  какая-то  пошла
совсем хилая.  Мы,  бывало, пахали часов по десять-двенадцать, потом еще  на
танцы успевали, а утром  снова на работу. Вы бы тоже отдохнули, кликну, если
что, а то от вас одни глаза остались. Небось еще где подрабатываете?
     -- Разумеется, разве можно сейчас на одну зарплату прожить? -- вздохнул
он и  деланно зевнул. -- Вы правы: вздремну пару-тройку  часиков. Только  не
здесь  --  звонками  замучают.  Пойду-ка я в  кабинет Анатолия  Викторовича.
Будить  только  в  крайнем случае,  при пожаре  выносить первым! --  шутливо
приказал он.
     --  Есть,  товарищ  генерал!  --  поддержала   она  шутку  и  вышла  из
ординаторской.
     Алексей Дмитриевич был очень доволен собой:  сумел обойти все подводные
камни. Он снова посмотрел  на часы. Осталось минут двадцать-тридцать до того
момента,  когда  девушка  придет  в  себя.  Подумав  о  ней,  он  сразу   же
почувствовал, как участился пульс, и поспешил в кабинет заведующего.
     Девушка  продолжала  спать в том же  самом  положении,  в  каком он  ее
оставил. Закрыв  дверь  на  ключ,  он  включил  настольную лампу, опустив ее
настолько,  чтобы создать интимный полумрак. Потом вытащил из шкафа рюмочки,
из которых они пили с Анатолием  Викторовичем, плеснул в обе коньяку и  одну
залпом  опрокинул в  рот.  Живительная  влага обожгла  язык,  и теплая волна
прокатилась  по  всему телу.  Взяв с полки  над раковиной  граненый  стакан,
Алексей  Дмитриевич  приступил к главной части  своего  плана.  Он приподнял
голову  девушки и начал медленно вливать ей  в  рот стакан коньяка.  Девушка
дернулась, но сделала  непроизвольный глоток. Он ее крепко держал,  не давая
отвернуться, и  волей-неволей  ей пришлось  допить  коньяк  до  дна. Алексей
Дмитриевич  поставил бутылку, рюмки  и бутерброды на стул рядом с  диваном и
начал спокойно раздеваться, предвкушая уже испытанное удовольствие.
     Девушка продолжала спать, но ее ресницы нервно подергивались. Оставшись
в костюме Адама,  доктор на этот раз более уверенно раздел Аню, сел рядом  и
начал  ласково поглаживать  нежное тело.  Когда его  пальцы  прикоснулись  к
нижним  губам,  она вдруг открыла глаза  и  уставилась  на  пего  ничего  не
понимающим взглядом.
     -- Алексей Дмитриевич?! -- пьяным и чуть взволнованным голосом спросила
девушка. -- Что  со мною?.. -- Она попыталась встать, но ни руки, ни ноги не
слушались ее.
     --  Ты  что,  Анечка, ничего не помнишь?  -- ласково проговорил Алексей
Дмитриевич, продолжая ласкать ее.
     -- Что... что вы делаете? -- тихо проговорила девушка. Ее дыхание стало
прерывистым  и частым:  было видно,  что  его  руки  привели  в  действие ее
потайные  чувственные  механизмы.  Кроме  того,  не совсем  прошло  действие
снотворного, да и алкоголь давал о себе знать -- ее тело поддалось ласкам.
     --  Может,  не нужно  больше пить? -- полуспросил  Алексей  Дмитриевич,
наклоняясь к ней. Он говорил тихо и ласково, чуть прикасаясь к ее уху.
     Для девушки  это  было  настолько  непривычно и приятно,  что  она  уже
совершенно не понимала, что говорит и что делает.
     -- Нет, я еще хочу  выпить, -- тяжело дыша проговорила она и обняла его
за шею. --  Как мне хорошо! -- Как хочешь, милая: желание дамы  -- закон для
джентльмена!  --  Он  нежно  поцеловал  медсестру  в  губы,  затем  налил ей
полстакана коньяку, сам взял рюмку. -- Хочу предложить тост за то, чтобы нам
было всегда хорошо вдвоем, -- прошептал он ей на ухо и добавил: -- До дна!
     -- Хорошо, Алексей  Дмитр... --  томно ответила девушка, но он  прервал
ее: -- Алеша, милая, Алеша!
     -- Алеша, -- согласно повторила Аня  и не сопротивлялась уже более. Она
закашлялась  от  крепкого  напитка, а он  впился  в  ее  губы,  одной  рукой
продолжал ласкать ее  между ног, другой  --  взял  ее руку и положил на свой
возбужденный  орган. Пальцы девушки  вздрогнули от прикосновения  к  горячей
мужской  плоти,  хотели оттолкнуть  ее, но его рука заставила их подчиниться
призыву, и девушка,  разгоряченная желанием и  алкоголем,  обхватила нежными
пальцами его член и стала