леднюю минуту вырвать у
своих жертв отречение. О желании раскаяться осужденный мог дать знать только
знаком,  так как, опасаясь, что он будет агитировать  перед народом в пользу
ереси, его часто вели на казнь с кляпом во рту.
     Когда  зажигался  костер,  особо  уважаемым прихожанам  предоставлялось
почетное право  подбрасывать  в огонь  хворост,  чем они  приумножали  перед
церковью свои добродетели.
     Хотя палачи пытались так устроить  костер, чтобы он пожрал осужденного,
не оставив и  следа от него, эта цель не всегда достигалась. В таких случаях
обуглившиеся останки  рвались палачами  на мелкие части, кости  дробились, и
это ужасное  месиво  повторно  предавалось огню.  Затем тщательно  собирался
пепел и выбрасывался в реку. Подобной процедурой инквизиторы пытались лишить
еретиков возможности заручиться останками своих мучеников и поклоняться им.
     Если  осужденный  на  костер  умирал до  казни,  то сжигали  его  труп.
Сожжению подвергались и останки тех, кто был посмертно  осужден. В испанской
и   португальской  инквизиции  было   принято   сжигать  на  костре   куклы,
изображавшие  осужденных  (казнь  in  efigie).   Такой  символической  казни
подвергались осужденные на пожизненное заключение, а также бежавшие из тюрем
или от преследований инквизиции ее жертвы.
     Костер  использовался  инквизицией  и  для  другой  цели  - уничтожения
сочинений вероотступников, иноверцев и неугодных церкви писателей.
     Считала   ли  инквизиция  себя   безгрешной,   не   способной   осудить
невиновного, бросить в костер ни  в чем не повинного человека? Вовсе нет. Но
"если невиновный несправедливо осужден, он не должен жаловаться  на  решение
церкви,   которая   выносила   свой   приговор,   опираясь   на  достаточные
доказательства, и которая не может заглядывать в сердца, и если лжесвидетели
способствовали его осуждению,  то он обязан принять приговор со  смирением и
возрадоваться тому, что ему выпала возможность умереть за правду".
     Возникает вопрос, продолжает рассуждать  на ту же тему Николас Эймерик,
вправе ли оговоренный лжесвидетелем верующий, пытаясь  спастись от смертного
приговора,  признаться  в несовершенном преступлении,  то есть  в  ереси,  и
покрыть себя в результате  такого признания  позором.  Во-первых,  об®ясняет
инквизитор,   репутация  человека  -   внешнее  благо,  и   каждый  свободен
пожертвовать ею с  тем, чтобы  избежать  пыток,  приносящих  страдания,  или
спасти свою  жизнь,  являющуюся самым драгоценным  из всех благ;  во-вторых,
потерей  репутации не  наносится никому  вреда. Если же,  заключает Эймерик,
такой  осужденный откажется "пожертвовать своей репутацией" и признать  себя
виновным, то  исповедник обязан  его  призвать встретить пытки  и смерть  со
смирением, за  что ему будет  уготовлена  на  том свете "бессмертная  корона
мученика".
     Эти  рассуждения Эймерика наглядно свидетельствуют  о преступной морали
инквизиторов  и   их  покровителей.  В  конце  концов,  рассуждали  адвокаты
инквизиции, "священный"  трибунал  действовал с попущения  божьего  и за его
поступки конечную ответственность нес сам бог.
     Деятельность  инквизиционного трибунала наложила зловещий  отпечаток на
теорию и практику гражданского судопроизводства, из которого исчезли под  ее
влиянием  зачатки   об®ективности  и  беспристрастности,   свойственные  еще
римскому  праву. Как справедливо  отмечает  Г. Ч. Ли, до конца  XVIII  в.  в
большей части Европы инквизиционное  судопроизводство, развивавшееся в целях
уничтожения ереси, сделалось обычным методом, применявшимся в отношении всех
обвиняемых.  В глазах светского судьи  обвиняемый был человеком, стоящим вне
закона, виновность его  всегда предполагалась, и из него надо было во что бы
то ни стало, хитростью или силой, вырвать признание.
     Такова была  порожденная  церковью машина инквизиции,  о "благотворном"
влиянии которой на судьбы общества все еще пишут некоторые церковные авторы.

        ЕРЕТИКИ ПОДЛИННЫЕ, ЕРЕТИКИ МНИМЫЕ.
     Расправа над нищенствующими праведниками.
     Создав инквизицию,  церковь и ее светские союзники - короли -  получили
мощное  и  грозное  оружие для  быстрой  и  решительной расправы  со  своими
идейными противниками, политическими  врагами и любыми другими неугодными им
лицами. Используя инквизицию,  церковь  и  королевская  власть подавляли  не
только различные  оппозиционные народные  движения, но  одновременно успешно
пополняли  свою  вечно пустующую  казну,  грабя под  "благородным" предлогом
преследования ереси свои жертвы и деля между собой награбленное.
     Правда,  в  этом   богоугодном   и   прибыльном  деле,   коим  являлась
деятельность  инквизиции,  церковь и королевская власть  выступали не только
союзниками, но и соперниками. Церковь стремилась использовать инквизицию для
укрепления своих  позиций, часто в ущерб королевской власти, последняя же не
менее  упорно  добивалась  превратить  эту  полицейскую  машину,  освященную
церковным авторитетом, в инструмент своей абсолютистской политики.
     В  любом случае, однако, деятельность инквизиции была направлена против
народных низов и народных движений,  против всех  тех, кто  оспаривал сперва
феодальный,  а потом абсолютистский порядок,  выступал против  безграничного
господства церкви.
     В XIII - начале XIV в. во многих местностях Центральной Европы получило
широкое распространение движение против  феодального  гнета, проходившее под
знаком  идеалов  первоначального  христианства.  Участников  этого  движения
называли  по-разному  - бегинами, бегардами, лоллардами.  Их основную  массу
составляли крестьянско-плебейские  элементы.  Это  и подобные  ему  движения
являлись  революционной  оппозицией  феодализму  и  его  институтам, церковь
активно  боролась  против  них  и против  них раньше  всего  пустила  в  ход
инквизицию. Одной из таких ересей, на которую обрушились  гонения инквизиции
в XIII  в.,  было  амальрикианство.  Его  придерживалась  радикальная  секта
Братьев  и  сестер  святого  духа.  Это  движение   возникло  под   влиянием
осужденного  церковью  учения   французского  богослова  Амальрика   (Амари)
Венского.  Вероучение секты носило пантеистический характер.  Бог -  во всем
сущем и живущем, проповедовали  Братья и сестры святого  духа.  Они отрицали
церковную  обрядность,  осуждали  церковные  таинства,  почитание  святых  и
реликвий. Они отрицали частную собственность, утверждая, что все принадлежит
всем, и требовали, чтобы церковная иерархия, подобно евангельским апостолам,
отказалась от мирских
     благ.
     Последнее  требование  больше всего  раздражало римских пап и церковную
верхушку.  "Множество  монахов  и анахоретов были свободны истязать и морить
себя  голодом и  дурачиться, как им  вздумается,- писал итальянский  историк
прошлого столетия Мариотти.-  Считалось, что они своими страданиями  славили
бога и церковь, которая наживалась на их скромности. Исходивший  от них свет
отражался  на церкви лучезарным  сиянием.  Эти  аскеты выполняли в интересах
церкви "грязную работу"". Пока эти люди  истязали себя, церковь не только не
преследовала их,  но  всячески восхваляла  и прославляла. Но  как только они
предлагали превратить свой образ жизни в общую норму поведения, обязательную
если не для всех верующих, то по крайней мере для тех, кто провозгласил себя
"солью  земли",  то  есть   священников,  церковная  иерархия  об®являла  их
еретиками.  Учение  амальрикиан  было осуждено при папе  Иннокентии  III  на
соборах в Париже в 1210 г. и Латеранском (вселенском) в 1215 г. Папство дало
задание инквизиции стереть их с лица земли.
     Учение  амальрикиан,  покушавшееся  на  святую святых церковной веры  -
частную собственность  и  тем самым  отрицавшее  божественность  феодального
порядка,  не могло не всполошить и не обеспокоить  и  светские  власти,  тем
более что оно быстро привлекало на свою сторону массы обездоленных в городах
и  сельских  местностях  Франции. Машина  инквизиции при поддержке  светских
властей обрушилась на  Братьев и  сестер  святого  духа своей  тяжестью.  Их
ловили, пытали, сжигали.
     Особенно    зверствовал,   преследуя    еретиков,   инквизитор   Конрад
Марбургский. Подвергая свои жертвы изощренным пыткам (за что он и был убит в
1233  г.  несколькими  рыцарями), этот  палач  в  сутане  добивался  от  них
фантастических признаний в поклонении Люциферу. На этом основании церковники
стали  именовать  сторонников   многих  сект   "люциферианами",  особенно  в
Германии.
     Вот как изображался культ люцифериан инквизиторами. Посвящение  в секту
якобы  начиналось   с  того,  что  неофит  целовал  жабу  в  зад.  Таким  же
непристойным  поцелуем наделял  неофит человека-призрака с черными  глазами,
холодной  кожей.  Это  был   не  то  сам  Люцифер,  не  то  его  полномочный
представитель, перед ним  неофит  отрекался от католической веры.  Следовала
сатанинская  трапеза с участием  членов секты  вместе  с  неофитом.  Невесть
откуда  появлялась  огромная кошка,  величиной  с собаку,  и  ее  награждали
присутствующие  отвратительными поцелуями. Затем  тушили  свет и  начиналась
оргия.
     Инквизиция обвиняла люцифериан и в том,  что они  пасхальное  причастие
уносили из церкви во рту, чтобы выплюнуть его в отхожее место, и в других не
менее кощунственных профанациях  церковных таинств.  Собственно  говоря, эти
фантастические измышления ничего оригинального и нового в себе не заключали.
Это  было повторением  уже ставших  "классическими"  обвинений,  которые  на
протяжении  столетий  выдвигались  церковью  против  еретиков  всех  школ  и
направлений.
     С  незапамятных времен церковная верхушка шельмовала своих противников,
обвиняя  их  в  половой распущенности, кровосмешении,  убиении  младенцев  в
ритуальных целях, профанации таинств, как бы говоря верующим:
     "Смотрите:  эти  праведники,  обвиняющие  нас  в  беспутстве  и  прочих
смертных грехах, суть лицемеры, обманщики  и притворщики, они сами повинны в
чудовищных  извращениях!"   Этот   "метод"  клеветы   и  шельмования   своих
противников был заимствован  церковниками  у  римских  язычников  и  римских
властей,  обвинявших первоначальных христиан в подобного же рода злодеяниях.
Эта  клевета,  приукрашенная  и  пополненная  необычайными  подробностями  и
гнусными  сценами,   с  успехом  применялась  церковной  верхушкой  ко  всем
еретикам,  а  также  к   евреям  и  другим   иноверцам  на  протяжении  всей
многовековой истории церкви.
     В начале XI в. орлеанские еретики были обвинены, согласно свидетельству
современника, в  том,  что  они  "собирались ночью  с  зажженными  факелами,
вызывали дьявола. Затем гасили  свет  и, отбросив всякий стыд и самые святые
законы самой природы, предавались разнузданному разврату. Плоды этих ужасных
сцен в восьмидневном возрасте убивались и сжигались, а пепел, добытый  таким
образом, составлял их  чудодейственную пищу, которая была столь действенной,
что любой, вкусивший ее, превращался  в ревностного члена их секты, и только
в редких случаях потом он обретал здравый рассудок".
     Такого  рода "разоблачения"  пускались  в  ход  против  катаров, против
различных течений спиритуалов, затем  против  тамплиеров, "ведьм",  масонов,
деятелей  просвещения.  Позже  это  испытанное  оружие  лжи  мировая реакция
использовала против большевиков в первые годы после победы Октября, когда их
обвиняли в "общности жен", "отмене" стыда и прочих аморальных действиях.
     Но   вернемся  к  Братьям  и  сестрам  святого  духа.  Упомянутые  выше
клеветнические  подробности  поведения,  вызывающие отвращение и  осуждение,
должны были  дискредитировать  перед верующими участников  этого  движения и
дать "законные" основания "священному" трибуналу для расправы с ними. И  все
же  инквизиция  оказалась не  в  состоянии покончить  с народным  брожением.
Правда, Братья и сестры святого духа были истреблены, но вместо них возникли
другие  крамольные движения  - Люди  божьи,  Друзья  бога,  Люди  ума,  тоже
черпавшие   свое    вдохновение    в   легендарных   эгалитарных   традициях
первоначального   христианства.  В  народных  низах,   несмотря   на  террор
инквизиции,  ширилось  недовольство погрязшей  в  мирской  скверне церковной
верхушкой, которым в период  реформации  воспользовались  немецкие князья  и
богатые бюргеры...
     Немало усилий тратила инквизиция и на подавление крамольных элементов в
самой церковной организации, число которых  росло по мере углубления кризиса
феодального общества. Неблагонадежным оказался францисканский орден, влияние
которого в конце XIII в. особенно сказывалось в Италии, Франции и Испании. К
францисканцам сначала  тянулись все те  верующие, которые  надеялись изнутри
реформировать, оздоровить церковь. Францисканцы обязывались соблюдать  обеты
нищеты, повиновения и целомудрия, и это привлекало народные низы.
     Однако  францисканский орден  не избежал судьбы своих предшественников.
Он,   как  и   они,  быстро   превратился,  благодаря  мирским  дарениям   и
покровительству  папского  престола,  в обладателя огромных богатств, а  его
руководители,  извлекавшие немалую личную  выгоду  из этого  обстоятельства,
стали послушными и верными слугами церковных и светских князей. Естественно,
что  такое быстрое перерождение или вырождение ордена  не могло не вызвать в
нем  глубоких  трещин,  не могло не встретить  решительного сопротивления со
стороны тех его членов, которые продолжали отстаивать необходимость строгого
соблюдения обета нищеты.
     Орден   францисканцев  не  замедлил  расколоться   на  два   течения  -
конвентуалов  и  спиритуалов.  Первые  -  сторонники  монастырской  жизни  -
представляли  верхушку ордена, выступавшую  за  отмену  строгого  орденского
устава.  Это   были  политиканы,  тесно  связанные  с  церковной  иерархией,
жаждавшие  власти, мирских почестей, богатств  и наслаждений.  Спиритуалы же
продолжали  желать неосуществимого -  возврата к первоначальному  порядку  в
ордене, выступали  против  богатств церкви и требовали превращения  ордена и
всей  церкви в  сообщество  праведников. Особенно решительно за это боролось
радикальное   крыло   спиритуалов  -  так  называемые  фратичелли  (братцы),
создавшие  свою  полутайную организацию  Братьев  бедной  жизни (Fratres  de
paupera  vita), и  флагелланты (бичующиеся),  которые, как отмечал  Энгельс,
продолжали революционную традицию в периоды, когда оппозиционное антипапское
движение было подавлено.
     Борьба между  этими течениями длилась  десятилетия,  принимая временами
весьма  острые  формы. Папский престол лавировал, хитрил, пытаясь  приручить
спиритуалов,  а  вместе с ними и их многочисленных последователей из  мирян.
Спиритуалы то подвергались строгим  внушениям и цензурам, то на них сыпались
различного рода  поощрения и милости. В тех случаях, когда папству удавалось
перетянуть на свою сторону влиятельных спиритуалов, это еще более ожесточало
против церкви  тех, кто продолжал отстаивать необходимость для членов ордена
вести  аскетический образ жизни  и  полного отказа от мирских благ. Бессилие
спиритуалов добиться претворения в жизнь своей  программы традиционными  для
церкви средствами в конечном счете привело их в стан еретиков.
     В 1254  г.  в Париже появилась книга "Вечное Евангелие", состоявшая  из
крамольных сочинений богослова (около 1135-1202)  Иоахима Калабрийското (или
Флорского), быстро взятая" на вооружение  спиритуалами.  Иоахим предсказывал
наступление   тысячелетнего  царства  справедливости,  которому  должен  был
предшествовать  "страшный  суд  над  выродившейся  церковью  и  развращенным
миром". Учение  Иоахима призывало  к  открытой  борьбе со злом мира.  Иоахим
отрицал  необходимость  церковной  обрядности,   в  том  числе  таинств,   и
проповедовал  в  качестве  высшего идеала христианства  - бедность.  "Вечное
Евангелие" стало библией спиритуалов. Хотя папство  официально и не об®явило
эту  книгу  еретической,  инквизиция   преследовала  верующих,  уличенных  в
симпатиях к учению Иоахима Калабрийского.
     Особенно жестоким преследованиям подверглись спиритуалы при папе Иоанне
XXII  (1316-1334), издавшем  против них буллу "Quoramdam", которая кончалась
следующими словами: "Бедность  - вещь великая, но выше ее невинность, а выше
всего  -  полное послушание".  Эта булла  предавала отлучению  спиритуалов и
грозила  им казнью на  костре, в  частности, за то, что они осуждали ношение
широкой одежды (тогда признак богатства) и накопление продуктов в житницах и
погребах.  Комментируя  содержание  буллы,  Г.  Ч. Ли  писал:  "Человеческая
извращенность проявлялась в тысяче различных форм,  но  никогда, быть может,
не  принимала она  более  отвратительного и  в то  же  время более  смешного
проявления,  как  в  ту  эпоху,  которую мы  рассматриваем.  С трудом  можно
поверить, чтобы люди могли сжигать себе  подобных на основании таких мотивов
и чтобы  находились непреклонные люди, готовые  пренебречь  пламенем костра,
защищая подобные принципы" Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века.
     И тем не менее факт остается фактом - именно за это  сотни спиритуалов,
отказавшихся,  несмотря на  пытки  инквизиции, признать  подобные  убеждения
еретическими,  встретили   смерть  на  костре.  "Священному"   трибуналу  не
представляло особого труда расправиться с ними. Достаточно  было инквизитору
спросить спиритуала,  согласится ли  он нарушить  обет нищеты  и целомудрия,
если   папа   прикажет   ему  жениться   или  принять   доходную  должность.
Отрицательный ответ влек за собой отлучение от церкви и передачу осужденного
светским властям, которые его незамедлительно сжигали на костре.
     О преследовании  спиритуалов и других ересей сохранились далеко  не все
данные.  Но и  те,  что имеются в  распоряжении историков, свидетельствуют о
том, что  папство и инквизиция  преследовали  их  с не меньшим рвением,  чем
катаров.
     В 1318 г. папа  Иоанн  XXII  вызвал в Авиньон  65 видных спиритуалов во
главе  с   францисканцем   Бернаром   Делисье,  открыто  требовавшим  отмены
инквизиции.  Папе  удалось угрозами  заставить 40 из них отказаться от своих
взглядов и подчиниться  церковной дисциплине. 25 во главе с Делисье остались
на  прежних  позициях. Они были  переданы  на  расправу  инквизиции, которая
четырех сожгла  в Марселе, а остальных, в том числе Бернара Делисье, осудила
на пожизненное  заключение. Известно, что в  Нарбоне  были сожжены в 1319 г.
три нераскаявшихся  спиритуала,  в 1321 г.-  17; в Каркассоне с 1318 по 1350
г.- 113.
     Костры пылали в  Тулузе и других городах Франции  и Испании,  причем  с
особой  жестокостью инквизиторы преследовали спиритуалов,  принадлежавших  к
течению фратичелли.
     Еще больше кровавой  работы прибавилось у  инквизиции в XIII-XIV  вв. в
Италии,  где  оппозиционные движения  народных  низов,  направленные  против
церковной  иерархии  и  феодальной эксплуатации,  принимали  форму различных
ересей.  Среди  них  особую  опасность  представляли  для   церкви  движения
гиллельмитов и дольчинистов, или апостольских братьев.
     Гиллельмитами  называли  последователей  Гиллельмины,   о  которой  нам
известно лишь то, что она жила в 1260- 1281 гг. в Милане, отличалась большой
набожностью, помогала бедным и страждущим. Ее  считали чудотворицей, женским
воплощением св. духа,  одновременно и богом и человеком.  Среди приверженцев
гиллельмитов инквизиция обнаружила спиритуалов. В конце XIII в. руководители
гиллельмитов,  отказавшиеся   раскаяться,  были  брошены  в  костер,  другие
подверглись различного  рода наказаниям, после  чего секта  прекратила  свое
существование.
     Приблизительно в то  же  самое время,  что  и гиллельмитская секта,  на
севере  Италии  возникло, не без влияния  иоахимизма  и  спиритуалов, другое
еретическое движение апостольских братьев. Апостольские братья проповедовали
общность  имущ