ло желание спасти  людей  от
греха.  За эту  правду  закона божьего и  толкований святых  и ученых мужей,
которой я  учил, о которой  писал и которую  проповедовал,  хочу  сегодня  с
радостью  умереть". Услышав это, маршал  с сыном Клема  хлопнули в  ладоши и
от®ехали от  него прочь. И тогда палачи подожгли  костер. А  магистр высоким
голосом запел: "Христос, сын бога живого, помилуй нас!"
     Затем поднялся ветер, и повеявшие в  его лицо огонь и дым заставили его
замолчать. Палачи долго копошились  в  догоравшем костре.  Голову  мученика,
повествует тот  же  Петр  из  Младеновиц, они разбили  кольями  на  куски  и
забросали их  головешками.  Во  внутренностях нашли  сердце,  проткнули  его
острой  палкой  и старательно сожгли.  Обуглившееся  тело разорвали клещами,
чтобы  облегчить  работу огню.  В костер  полетели  и личные  вещи пражского
магистра. Когда же огонь  потух, то палачи старательно собрали пепел и  даже
землю с  места казни и бросили  их в Рейн. От сожженного  еретика  не должно
было остаться и помину.
     На  другой  день после казни  соборные отцы  устроили  благодарственный
молебен,  в котором участвовали Сигизмунд и королева, князья и вельможи,  19
кардиналов, 2 патриарха, 70 епископов и все духовенство, присутствовавшее на
соборе.
     Казнь Гуса вызвала волну  гнева в Чехии, она оказалась пирровой победой
для  собора. Но в руках собора находился  еще  один  еретик,  правая рука  и
сподвижник  Гуса  -   тоже  чешский  богослов,  Иероним  Пражский.  Потерпев
поражение с Гусом, соборные отцы  решили взять реванш с Иеронимом: заставить
его отречься и подчиниться их воле.
     Иероним,  как  и  Гус,  был  последователем  Уиклифа, идеи которого  он
блестяще пропагандировал и защищал в университетах Германии, Польши, Франции
и  Англии.  Возвратившись после долгих  странствований  по  Европе  в Прагу,
Иероним примкнул к  Гусу, сделавшись его восторженным поклонником. Страстный
оратор, непревзойденный  полемист, превосходный знаток богословских текстов,
Иероним Пражский был грозой  папистов,  которые ненавидели  его больше,  чем
Гуса.
     Когда Гус отправился в Констанцу, Иероним оставался Праге. Арест, суд и
нависшая над его учителем  угроза смертной  казни побудили Иеронима покинуть
Прагу  и тайно явиться в Констанцу  в надежде вырвать Гуса  из рук  соборных
отцов или оказать ему какую-либо помощь.
     Двухнедельное  пребывание  в  Констанце убедило его в  тщетности  таких
надежд. Иероним решил  вернуться в Чехию но по дороге в Прагу его схватили и
в цепях доставили на собор, где ему пред®явили те  же обвинения, что и Гусу.
Иероним отказался покаяться, и его  заточили в  башню на кладбище св. Павла,
где держали  скованным по  рукам  и  ногам в согнутом положении, на  хлебе и
воде.
     Расправившись   с  Гусом,  инквизиторы  принялись   за  соответствующую
обработку Иеронима. Потрудились они основательно и небезуспешно. Их угрозы и
запугивания, казнь его соратника  и друга, ужасные условия заключения -  все
это, по-видимому, надломило волю  Иеронима,  и он 11 сентября 1415 г. заявил
соборным  отцам, что  готов осудить  учение  Уиклифа  и  Гуса,  а также свои
собственные  еретические ошибки, отречься от них и подчиниться воле  собора.
23 сентября Иероним перед  собором  подтвердил свое отречение. Соборные отцы
присудили его  к  ссылке в один из монастырей в  Швабии, потребовав написать
своим  единомышленникам  в  Чехию  письмо,  осуждающее учение  Гуса  и  свои
собственные еретические ошибки. Иероним вновь подчинился и требуемое от него
письмо написал.
     И тем не менее соборные отцы продолжали держать Иеронима в  заключении.
Это  дало повод  его  друзьям,  присутствовавшим  на  соборе,  требовать его
освобождения,  а врагам,  которых  было  большинство,  настаивать  на  более
строгом осуждении последователя  Гуса.  Последние  добились назначения новой
следственной комиссии, что было  равносильно  отмене  уже принятого по  делу
Иеронима соборного решения.
     Когда  инквизиционные комиссарии начали новый  допрос  обвиняемого, они
были поражены: перед ними предстал прежний Иероним -  беспощадный обличитель
язв и пороков церковной иерархии, антипапист, друг и последователь Уиклифа и
Гуса. Момент слабости прошел, и обвиняемый вновь "впал в ересь".
     23 мая 1416 г. Иерониму на соборе был зачитан  новый обвинительный акт,
на  который  он  под  улюлюканье,  злобные  выкрики и  брань  соборных отцов
ответил,  что  берет обратно  свое  отречение, вырванное у  него под угрозой
костра. Передаем слово официальным актам  собора:  "Что касается  отречения,
прочитанного публично и высоким голосом, подписанного рукой самого Иеронима,
этот  Иероним сказал, что действительно по-белому подписался под отречением,
но, однако, совершил это из страха пред наказанием огнем. Однако сказал, что
обманывался,  как  безумный,  когда  подписывал вышесказанное  отречение,  о
котором  чрезвычайно скорбит. И прежде всего о том, что отрекся от учения Я.
Гуса и Дж. Уиклифа и согласился с осуждением  Я.  Гуса,  который, как верит,
был справедливым и святым человеком.  Совершил самое скверное..." Цитируется
по: Руколь Б. М.  Письмо Поджио Браччиолини к Леонардо Аретинскому и рассказ
Младеновица  как источники об  Иерониме  Пражском.- Ученые записки Института
славяноведения.
     Выступление  Иеронима  было  столь впечатляющим,  что  даже  его  враги
прониклись  к нему  уважением.  Секретарь папской  курии Поджио  Браччиолини
(1380-1459), участник собора, писал своему другу Леонардо Аретинскому:
     "Никогда  я  не  видел  столь  красноречивого  человека,  столь  близко
стоящего к ораторам древности,  как этот Иероним. Враги его выставили против
него  целый  ряд обвинений, чтобы уличить его  в ереси, а он  защищался  так
красиво, скромно  и умно, что я не могу тебе  выразить... Иероним тронул все
сердца; если  бы он хоть чем-нибудь попытался оправдаться, хоть раз попросил
о милости, то, конечно, его  выпустили бы на свободу. Но он говорил о Гусе и
называл его  благочестным и святым человеком,  который был осужден  и казнен
невинно,  так  как он  боролся только  с  пороками  церкви,  с  гордостью  и
высокомерием прелатов, с их роскошью, расточающей  достояния бедняков,  с их
блудом, чревоугодием, пьянством, игрой и охотой. Иероним просидел в тесной и
сырой  башне 340 дней - и после этого  он смог произнести столь блестящую  и
убедительную речь, полную примеров из жизни знаменитых мужей и  положений из
трудов отцов  церкви. Имя его достойно бессмертной славы..."  Цитируется по:
Розенов Э. Против попов (Очерки религиозной борьбы XVI-XVII веков).
     30 мая  рано  утром  собор  после  обедни заслушал  обвинительную  речь
епископа  Лоди  против  Иеронима,  этого  еретика-рецидивиста,  отплатившего
собору  за  "снисходительное"  к нему  отношение "черной  неблагодарностью".
"Тебя  не подвергли  пытке,-  воскликнул  в  порыве  священного  негодования
епископ, обращаясь к обвиняемому,- а  я очень желал бы, чтобы ты испытал ее:
это заставило  бы  тебя  изрыгнуть все твои  заблуждения; подобное обращение
открыло бы тебе глаза,  которые ослепило преступление".  Ли  Г.  Ч.  История
инквизиции  в  средние века.  Епископ Лоди потребовал от Иеронима, чтобы тот
подтвердил свое прежнее отречение.  Иероним отказался. Это отречение, заявил
он, было  вырвано  у  него  под угрозой  костра. Тогда  главный  комиссарий,
константинопольский  патриарх  Иоанн,  зачитал приговор инквизиции, согласно
которому Иероним  об®являлся  еретиком-рецидивистом,  отлучался от церкви  и
предавался анафеме. Собор единодушно подтвердил приговор.  Иероним сам надел
на  свою голову шутовскую тиару,  разукрашенную  чертями. Так как он  не был
священником,  то расстригать его  не  полагалось. Оставалось только передать
"отторгнутого" от церкви еретика в руки светской власти, чтобы она, отнесясь
к нему с "чувством христианского милосердия", то есть без членовредительства
и кровопролития, отправила бы его на тот свет...
     Приготовления  к казни были закончены еще накануне. Инквизиторы  знали,
что на  этот  раз  Иероним  не  испугается  костра. Сразу же после  зачтения
приговора  Иеронима  увели с собора на то самое  место,  где  был сожжен  10
месяцев тому  назад Гус  и где предстояло теперь  принять мученический венец
его ученику и последователю.
     Было  10  часов  утра  30 мая  1416  г.,  когда  палач раздел  Иеронима
Пражского  донага, обернул вокруг его бедер кусок  белой материи и  привязал
осужденного к  столбу,  обложенному  сухим  хворостом  и  соломой.  Согласно
легенде, когда сердобольный палач предложил своей жертве зажечь огонь за его
спиной, то Иероним  отказался от  такой  "услуги": "Пойди сюда,  зажги перед
лицом  моим, если бы я боялся твоего огня, то никогда  бы не  явился  сюда!"
Руколь Б. М. Письмо Поджио Браччиолини к Леонардо Аретинскому.
     Иероним держался мужественно и стойко до последнего вздоха. Инквизиторы
сожгли все его личные вещи и тюремную постель, а пепел бросили в воды Рейна.
     Собор не удовлетворился  казнями  Гуса  и  Иеронима, так  как гуситская
ересь продолжала распространяться, несмотря на гибель вождей.
     Соборная инквизиция решила  разделаться еще  с одним  видным  гуситом -
Яном  Хлумским, прибывшим вместе со своим  учителем в Констанцу. Он тоже был
схвачен, заточен в темницу,  подвергнут допросам с пристрастием. Хлумский не
выдержал выпавших на его долю испытаний и  отрекся от своих воззрений. Собор
сохранил ему  жизнь. Но после  героической гибели гуситских вождей вырванное
силой  раскаяние  Хлумского  не могло  оказать какого-либо  влияния  на  ход
событий.  Гуситы  продолжали  стойко держаться  в  Чехии, борьба против  них
только начиналась... В  1420-1431  гг.  папа Мартин V и  император Сигизмунд
предприняли против непокорных гуситов пять крестовых походов  и не смогли их
одолеть. Папство и император вынуждены  были пойти на уступки  правому крылу
гуситского движения - чашникам, представлявшим бюргеров и  шляхту.  Заключив
союз  с зажиточными участниками движения,  церковники разгромили таборитов -
радикальное крыло гуситов, представлявшее крестьянско-плебеискии лагерь.
     Расправившись  с   гуситскими   вождями,  Констанцский  собор   занялся
"реформаторской" деятельностью,  которая  оказалась  весьма  скудной.  Собор
несколько ограничил права пап и  поднял значение кардинальской коллегии, без
согласия которой папа не мог впредь устанавливать новые  налоги на церковные
доходы  или  низлагать  и перемещать  прелатов. Папа также  был  лишен права
присваивать  себе  имущество  умершего  духовного лица.  Кроме  этого,  было
принято по существу еретическое с точки  зрения  ортодоксальной католической
доктрины  решение  о  том,  что  собор  стоит   выше  папы,  который  обязан
подчиняться  его  постановлениям.  Чтобы  подвергнуть  папу  более  строгому
контролю со стороны  высшего духовенства, Констанцский собор  обязал папский
престол периодически  созывать соборы (следующий собор должен  был собраться
через пять лет, затем через семь лет, остальные через каждые 10 лет).
     Однако Мартин V и следовавшие за ним понтифики всемерно отстаивали свои
права  на  неограниченную  власть   и  уклонялись  от   выполнения  принятых
Констанцским  собором   решений  и   постановлений,   в  какой-либо  степени
ограничивавших  власть  папы.   Немаловажную  роль   в  укреплении  папского
абсолютизма продолжала играть инквизиция, полномочия которой своей расправой
над Гусом и Иеронимом Констанцский собор только подтвердил и расширил, сведя
тем  самым  на  нет  попытки  ограничить всевластие "наместников божьих"  на
земле...
     История  инквизиции  показывает,  что споры  вокруг ее кровавых  "актов
веры" не утихают столетиями даже в лоне самой католической церкви. Дело Гуса
не  является  исключением.  По сей  день  вокруг  него  бушуют  богословские
страсти.
     Как же сегодня оценивают церковники или процерковные историки  расправу
над  Гусом,  учиненную Констанцским  собором? В основном  по  этому  вопросу
имеются две точки зрения.  Одна из  них  оправдывает  казнь Гуса под разными
предлогами. Уже цитированный нами историк инквизиции Хэйуорд об®являет  Гуса
опасным  бунтарем,  проповеди   которого   угрожали   социальному   порядку,
освященному католической церковью, а значит, и самим богом. Церковь не могла
допустить  этого,  а посему  правильно поступала  инквизиция, расправляясь с
Гусом и ему подобными ересиархами и их последователями. Хэйуорд пишет:
     "Разумеется, содрогаешься от  ужаса при мысли, что человека  сжигают за
его идеи,  даже если они ошибочны; но с другой стороны, невозможно  отрицать
зло  и  беспорядки, порождаемые распространением таких  идей, в  особенности
среди легко воспламеняемых масс".
     Итак, цель оправдывает средства, такова точка зрения этого современного
защитника инквизиции.
     Таких  же взглядов придерживается и французский  иезуит  Жозеф Жилль. С
чисто   иезуитской    изворотливостью   он   утверждает:    "Призывы    Гуса
противопоставить   св.  Писание  церкви,   практически  ограничить  церковь,
превратив  ее в  невидимый корпус  избранных (праведников), отсутствие в его
проповеди  уважения  к  юрисдикции  и авторитету  церкви, его упрямая защита
осужденного  церковью  Уиклифа   -  все  эти  и  другие  соображения  делали
необходимым прекращение его проповеди  в Богемии и возможным его осуждение и
передачу  в  распоряжение светских  властей.  Его  искренность и  набожность
делали это осуждение более жестоким и достойным всяческого сожаления, но эти
его  свойства не  превращали вынесенный  ему  приговор в нечто принципиально
несправедливое по отношению к критериям эпохи".
     Кто же виновен в гибели Гуса? Сам Гус, отвечает иезуит  Жилль. Знакомый
тезис   средневековой   инквизиции,   сваливавший   на  ее  же   жертвы  всю
ответственность  за ее преступления, за  то,  что происходило  с ними  в  ее
застенках...
     Другой  точки  зрения  придерживается,  например,  бенедиктинский монах
бельгиец Поль де  Воогт. Он утверждает,  что Гус  был правоверным католиком,
еретиком же, национальным героем, мятежником, первым мучеником  будущей идеи
протестантизма он  стал "вопреки самому  себе",  в результате стечения  ряда
неблагоприятных  для  него  обстоятельств  и  случайностей. Гус  -  католик,
ортодокс,  утверждает бенедиктинский монах,  и  только по  недоразумению  он
может сойти за противника католической церкви. И если все же Гус кончил свою
жизнь  на костре, то в неменьшей степени такого же  наказания заслуживали  и
его  судьи,  участники Констанцского собора, "торжественно провозгласившие в
качестве  символа  веры  еретический,  безбожный  и  скандальный  догмат  их
превосходства над суверенным понтификом".
     Почему  с таким  пылом  защищает Гуса  от него самого Поль де Воогт? Из
симпатии к  пражскому ересиарху?  Вовсе нет!  Он  считает,  что  в  нынешние
времена  католической  церкви выгодно реабилитировать  Гуса, ибо  существует
опасность "увидеть в один прекрасный день Гуса возведенным в роль  почетного
стахановца большевистской пропаганды".
     Поль де  Воогт, судя  по его книге,  рассуждает  "вопреки  самому себе"
приблизительно   так:  католическая  церковь   казнила  Гуса,   значит,   он
принадлежит ей и только ей одной. Правда, Гус - это блудный сын католической
церкви,  но  теперь  (то  есть  500  лет  спустя!)  пора вернуть  его  в  ее
всепрощающее материнское лоно.
     Де  Воогт  не  одинок, у  него  имеются  последователи.  Архивариус  г.
Констанца  Отто  Фегер обратился  в 1965  г. к папе  Павлу VI  с официальным
призывом не только реабилитировать Гуса, но и причислить его к лику святых.
     Времена ведь изменились, в том  числе и для католической церкви.  И еще
как!  II  Ватиканский  собор,   осуществивший  так  называемую  католическую
реформу, поставил  крест  на некоторых  решениях и постановлениях  не только
Констанцского,  но и  Тридентского  соборов.  Действительно,  доживи Гус  до
сегодняшнего  дня,  он  стал  бы  героем собора,  созванного  по  инициативе
"красного" папы Иоанна XXIII.  Может быть,  здесь и кроется разгадка, почему
Джованни Ронкалли, став папой, избрал себе имя того самого пирата Бальтазара
Коссы, который затеял Констанцский собор и превратил в его узника  Яна Гуса.
Не  хотел ли  Ронкалли, приняв  имя  Иоанна  XXIII, вычеркнуть тем самым  из
истории  католической  церкви  Коссу,  а созвав  второй  Ватиканский  собор,
отменить  одиозные  решения  Констанцского  собора  по  отношению  к Гусу  и
Иерониму Пражскому?
     И невозможное становится возможным, когда ладья св. Петра дает течь...

     ЖАННА Д'АРК - ГЕРОИНЯ, "КОЛДУНЬЯ", СВЯТАЯ.
     Пожалуй, ни одна из  жертв инквизиции не удостоилась такого внимания со
стороны  историков   и   богословов,  как  знаменитая  национальная  героиня
французского народа  Орлеанская дева,  погибшая на костре в Руане по решению
инквизиционного трибунала 30 мая 1431 г.
     Вольтер, Ф. Шиллер, Анатоль Франс, Марк Твен,  Бернард Шоу, Анна Зегерс
и  другие  известные  писатели  посвятили  ей  много  вдохновенных  страниц.
Живописцы,  скульпторы,  композиторы, артисты театра и кино  запечатлели  ее
образ, каждый  по-своему. До нас дошли многие документы ее процесса,  в  том
числе протоколы допросов, которым она  подвергалась со стороны инквизиторов.
В  данном  случае  богиня  Клио  действительно  позаботилась  сохранить  для
грядущих поколений все  факты,  проливающие свет на историю Жанны д'Арк. Эта
история,  пишет  один  из  современных  американских  философов,  Б.  Данэм,
"поразительна   потому,   что   при   всей  своей   кажущейся  невероятности
действительно  произошла; прискорбна потому,  что тогда  люди уничтожили то,
пред  чем  должны  были  преклоняться;  поучительна  потому,  что  учит  нас
сомневаться во всем, чему  мы верим,- во всем,  за  исключением великой силы
основных  человеческих  идеалов". Данэм  Б.  Герои  и  еретики. Политическая
история западной  мысли.  Это писал  человек, сам прошедший  сквозь  горнило
инквизиционного  судилища  -  комиссию сенатора  Маккарти,  которую роднит с
трибуналом,  осудившим  Жанну  д'Арк, то, что обе эти  "инстанции" судили  и
наказывали тех, кто выступал и отстаивал интересы нации, интересы народа.
     Жанна д'Арк была  сожжена  живой.  В день казни ей  едва исполнилось 19
лет. Ее осудили  якобы за ведовство  и ересь, в действительности же это была
расправа над патриоткой, единственное  "преступление"  которой заключалось в
том,  что  она подняла  французский народ  на  защиту  своей  родины  против
англичан,  захвативших  тогда  значительную  часть  французской  территории.
Орлеанская дева была "верной дщерью господа", и  тем не менее она погибла на
костре.
     Инквизиционный  трибунал,  судивший  ее, находился  на службе англичан,
которые   добивались   смерти   Жанны,  надеясь,   что   этим   они  нанесут
чувствительный  удар  своим французским противникам. Таким образом,  процесс
над  лотарингской крестьянской девушкой носил ярко  выраженный  политический
характер, хотя обвиняемую и  судили  за мнимые преступления  против церкви и
католической веры.
     С точки зрения  судебной  процедуры,  дело Жанны  д'Арк  представляется
весьма  типичным  для  инквизиции. В  нем  представлены все, за  исключением
пыток,  характерные  для  св.   трибунала   элементы  -   ложные  обвинения,
лжесвидетели,  допросы  с ловушками  и  пристрастием,  осуждение  на  смерть
обвиняемого,   его   раскаяние  и   замена   смертного   приговора  тюремным
заключением, повторное  впадение  в  ересь (рецидив) и, как следствие этого,
сожжение "еретика" на костре.
     Однако прежде чем перейти к  процессу над Жанной д'Арк, напомним,  хотя
бы  вкратце,  кем  она  была в действительности и  что привело ее на  скамью
подсудимых св. трибунала в Руане.
     Жанна  д'Арк родилась около  1412 г. в  крестьянской  семье  в