пустя
эшафот, на  котором закончил свои дни Людовик XVI столь же  трагично, как  в
свое время их закончил гроссмейстер Храма".
     Ренэ   Жилль   в  известной  степени  прав:  запрет  ордена  тамплиеров
способствовал   укреплению   французской  короны,  однако  прошли  столетия,
монархия изжила себя, и Людовику XVI пришлось заплатить головой не только за
свои преступления, но и за преступления своих предшественников.
     Современным  церковным  апологетам приходится  весьма туго,  когда  они
касаются скандального дела тамплиеров,  в истреблении которых такое активное
участие принимали инквизиция и папство. Один из них, Марсель Лобэ, ссылается
на  неисповедимость   путей  господних.  "Тамплиеры,-  философствует  Лобэ,-
погибли подобно мученикам в  огне  костров, возможно, за интеллектуальные  и
"телесные" страсти, проявленные их многочисленными собратьями в левантийских
походах".
     "Сила" подобных  аргументов заключается в том, что с  их  помощью можно
списать  любое  преступление  инквизиции  и  церкви  на  счет  божественного
провидения...
     На Вьеннском соборе Климент V заявил, что "впредь под страхом отлучения
название  ордена  тамплиеров не будет  больше  упоминаться,  никто больше не
станет в его  ряды,  никто больше не станет носить  его одежду". Этот приказ
наместника  божьего на земле оказался не выполнен. Орден  тамплиеров, правда
уже  как полусветская организация, был восстановлен во Франции при Наполеоне
I в 1808 г. Формально он продолжает  существовать  в виде аристократического
клуба по сей день.
     Прошло свыше шести столетий после  процесса  над орденом  тамплиеров  и
казни  его руководителей, а  книги об этих событиях продолжают появляться. О
них  пишут,  как  будто  они  произошли только  вчера,  Мудрая богиня  Клио,
всевидящая и всезнающая,  действительно никого и ничто не забывает, никому и
ничего не прощает...

        ЯН ГУС И ИЕРОНИМ ПРАЖСКИЙ - ЖЕРТВЫ СОБОРНОЙ ИНКВИЗИЦИИ.
     В начале XV в. католическая церковь представляла собой весьма печальное
зрелище.  В  церкви  все  еще  продолжался  "великий раскол"  -  в  Авиньоне
находился один папа, в Риме - другой, и оба яростно враждовали между собой.
     В 1409  г. собор  в Пизе низложил авиньонского  папу  Бенедикта XIII  и
римского -  Григория XII и  избрал на их место Александра V. Но  низложенные
папы  не  признали решения собора, они прокляли  всех  его участников. Таким
образом,  вместо  того, чтобы покончить с великим расколом, Пизанский  собор
только углубил его:
     теперь не два, а уже три папы претендовали на звание наместника бога на
земле. Год спустя после Пизанского собора умер Александр V и его место занял
бывший  пират  Бальтазар  Косса,  принявший  имя  Иоанна  XXIII,-  "циник  и
развратник с  противоестественными  похотями",- как  его называет  Маркс  2.
Многие считали избрание Коссы  на папский престол незаконным.  В официальном
церковном списке  Б.  Косса  (Иоанн 23) числится как антипапа. Это позволило
кардиналу Ронкалли  после  своего  избрания  на  папский престол в  1959  г.
принять  имя  Иоанна  XXIII. Вскоре  Иоанн,  потерпев поражение  в  войне  с
неаполитанским королем, вынужден был оставить Рим и бежать во Флоренцию.
     Ожесточенная  грызня  за папскую тиару была только  одним  из  моментов
кризиса,  охватившего как верхи, гак и низы католической церкви. Несмотря на
костры  инквизиции, в недрах  церкви росла  оппозиция к  церковной иерархии,
всюду  раздавались  требования  ограничить ее  власть,  лишить  колоссальных
мирских  богатств,  в  частности  земельной  собственности. В начале  XV  в.
центром церковной оппозиции в Европе стала Чехия, где местное духовенство во
главе  с  последователем  Уиклифа  Яном  Гусом  (1369-1415),  поддерживаемое
чешскими  крестьянами,  мелкой  шляхтой,  городской  беднотой  и  бюргерами,
выступало, с одной стороны, против роскоши и жадности высшего духовенства  и
продажи индульгенций, с другой  - против немецких помещиков и дворян. Против
гуситов об®единились немецкие феодалы во главе с  императором  Сигизмундом и
церковные иерархи во главе с папой римским.
     Чтобы покончить со смутой в  церкви и расправиться  с гуситской ересью,
Сигизмунд  и  Иоанн   XXIII  созвали  в  Констанце   XVI  вселенский  собор.
Констанцский  собор  открылся  5 ноября  1414  г.  На  нем присутствовали  3
патриарха, 29 кардиналов, 35 архиепископов, более 150 епископов, 124 аббата,
578 докторов богословия, множество других церковников, которых  сопровождала
огромная  челядь-около  18  тыс.  человек.  Среди  светских  делегатов  были
император Сигизмунд, посланцы 10 королей, 100 графов и князей, 2400 рыцарей,
116 представителей  городов.  Вместе  с  участниками  собора, их  слугами  и
сопровождавшими  военными  отрядами,  гостями,  бродячими  артистами  (одних
игроков на флейте было 1400) и проститутками в Констанцу с®ехалось около 100
тыс.  человек.  Джон  Уиклиф  (1320-1384),  английский  богослов,  оспаривал
принцип непогрешимости  пап, отвергал культ святых, торговлю индульгенциями,
требовал  отказа церкви  от  земельной  собственности.  Католическая церковь
осудила  учение  Уиклифа  как  еретическое.  Однако  сам  Уиклиф,   которому
покровительствовал английский король,  избежал  участи  других  ересиархов и
умер   естественной   смертью.   Это   действительно  был   один   из  самых
представительных соборов католической церкви.
     На повестке дня  собора  было три основных  вопроса:  борьба с  ересью,
восстановление единства церкви, Церковные реформы.
     Констанцский собор заседал три года. Дебаты на нем носили весьма бурный
характер,  острых моментов было много.  Собору подчинился  и представил свое
отречение папа Григорий XII. Однако авиньонский папа Бенедикт XIII отказался
признать  авторитет  собора; он  укрылся в Испании, откуда продолжал, правда
безуспешно,  настаивать  на своем праве  носить папскую тиару.  Обвиненный в
различных преступлениях, сбежал с собора Иоанн XXIII. По дороге его поймали,
возвратили в Констанцу (в 1415 г.) и заточили в замок. Из заточения  он  был
освобожден  только  три года спустя  папой Мартином V,  избранным на папский
престол Констанцским собором.
     Самым драматическим, "памятным",  по словам хронистов, моментом  собора
был  суд над  выдающимся  представителем  реформационного движения  в Чехии,
мыслителем  и гуманистом Яном  Гусом и  его  казнь,  являющиеся  характерным
примером деятельности соборной инквизиции.
     Гус был  вызван  на  собор  Иоанном XXIII; до этого он был  отлучен  от
церкви  и  предан  анафеме,  однако  в  Проле,   поддерживаемый  населением,
продолжал свою  реформаторскую  пропаганду. Гус решил явиться на собор,  тем
более, что неоднократно сам  требовал его созыва и получил охранную  грамоту
императора Сигизмунда, гарантировавшую  ему  неприкосновенность. Ответить  в
этих условиях отказом означало не только проявить трусость, что для борца за
правое дело, каким являлся Гус, было немыслимо,  но и заранее  признать себя
виновным  в  еретических проступках.  Между  тем  Гус себя считал  подлинным
христианином,  а несогласных с ним церковных иерархов винил в отступлении от
"истинного" учения Иисуса Христа.
     25 дней спустя после прибытия  в Констанцу Гуса по приказу Иоанна XXIII
и  кардиналов  заточили в подземелье доминиканского  монастыря,  в  позорное
помещение - в келью рядом с отхожим местом. Арестовав Гуса, папа и кардиналы
нарушили охранную грамоту, данную ему императором Сигизмундом.
     Последний,  тоже присутствовавший на соборе,  с  присущей  коронованным
особам  в таких  случаях  щепетильностью заявил,  что  его  охранная грамота
имела, так  сказать, "целевое  назначение", а именно: должна была обеспечить
Гусу   "справедливое  разбирательство"  его  дела  на  соборе  и  дать   ему
возможность  выступить  перед  соборными отцами в свою  защиту, а  вовсе  не
спасти  его  от  наказания  за  еретические  воззрения.  "Если  же,-  заявил
Сигизмунд,  кто-либо будет  продолжать упорствовать  в  ереси,  то  я  лично
подожгу (костер) и сожгу его".
     Впрочем,  напрасно Сигизмунд оправдывался перед Гусом: церковь считала,
что нарушение любого обещания, договора или соглашения оправданно и законно,
если оно  в интересах  папы  и  веры. Что касается  еретиков,  то,  согласно
существовавшей церковной доктрине,  все верующие автоматически освобождались
от каких-либо обязательств по отношению к ним. В данном случае Сигизмунд мог
не  испытывать  никаких угрызений совести,  ответственность за  его действия
ложилась на самого папу римского, наместника бога на земле...
     Арестовав  Яна Гуса, собор присвоил себе  функции трибунала инквизиции.
Он  выделил  следователей и  фискалов,  которые  состряпали  против чешского
богослова  обвинительный  акт  из  42  пунктов.  Собор  поручил  специальным
комиссариям  произвести  допрос  арестованного.  Допросы  Гуса  продолжались
несколько месяцев. В  этот период и произошло бегство Иоанна XXIII с собора,
о котором мы уже упоминали.
     С уходом  Иоанна XXIII  со сцены можно было  ожидать освобождения Гуса,
однако его  всего лишь перевели  из одного места  заточения  в  другое  - из
доминиканского  монастыря   в  замок   Тотлебен,  да  заменили  комиссариев,
назначенных бежавшим папой, новыми.
     В Тотлебене Гуса держали  днем в ножных оковах,  а  ночью приковывали и
его руки к  цепи,  вделанной в  стену.  Вскоре в  тот же  замок  был посажен
пойманный Иоанн  XXIII, но  его  держали здесь со всеми  удобствами.  И  это
естественно,  ведь Иоанн XXIII  выступал  в роли раскаявшегося  грешника, он
признал все  выдвинутые  против него собором обвинения; Гус  же настаивал на
своей   невиновности,  то   есть,  по  мнению  церковников,  вел  себя   как
упорствующий еретик. Гус обличал продажность, распущенность, стяжательство и
жадность церковников. Но в этом ничего еретического не было. Многие соборные
отцы выступали против пороков духовенства, и сам собор  был созван для того,
чтобы найти этому какое-нибудь противоядие.
     Ересь Гуса  заключалась в том,  что  он требовал  от духовенства строго
придерживаться   провозглашенных    церковью    христианских   добродетелей.
"Церковные  иерархи выдают себя за  наследников апостолов Христа? - вопрошал
Гус и отвечал: - Если они ведут  себя соответственно, то таковыми  являются;
если  же  наоборот, то они лжецы и обманщики. И тогда светская власть вправе
лишать их церковных титулов и бенефиций".
     Слушая на соборе выступления Гуса, один  венецианский кардинал отметил,
что еретики примешивают долю истины к своим ложным доктринам,  надеясь таким
образом обмануть простых людей. Соборных  отцов, ненавидевших Дольчино и его
последователей, осудивших  за подобную же проповедь Уиклифа, нельзя было  на
этот счет  ввести в  заблуждение цитатами из евангелия  и  трудов  церковных
авторитетов. Они прекрасно знали,  что в  лице Гуса  перед ними выступает не
мнимый, а подлинный, причем грозный и непримиримый противник.
     Соборным отцам не представляло особого труда доказать это. Ведь Гус был
не  только  магистром  богословия, но и неутомимым  сочинителем богословских
трактатов. Даже  будучи в  заключении в Констанце,  он с согласия тюремщиков
продолжал писать  на богословские  темы.  И  каждая написанная  им  страница
давала его врагам новые основания для его обвинения в ереси.  "Дайте мне две
строчки любого  автора, и я докажу,  что  он еретик,  и сожгу его",-  не без
основания  похвалялся  один  средневековый  инквизитор.  Действительно,  при
желании  можно  было  любой  текст  истолковать  во  вред  автору,  учитывая
противоречивость  Библии, многочисленных  соборных  постановлений  и папских
энциклик и  булл.  Тот  же,  кто  пытался подвергнуть  критике  или сомнению
канонические тексты  или официальные  папские  высказывания и заявления, был
подобен  самоубийце: инквизиторы бросали  смельчака  в  костер или заключали
пожизненно  в один из  своих казематов,  если нервы  подобного "еретика"  не
сдавали  и  он в  последний  момент не  отрекался от  своих  "отвратительных
заблуждений". В  руках же  врагов Гуса  были не  "две строчки",  а гора  его
сочинений, из  которых при  желании можно было без  особого  труда надергать
ворох цитат, обличающих их автора в ереси.
     Следует  ли удивляться, что  соборные отцы легко состряпали против Гуса
обвинительный акт, напичканный  цитатами из  его сочинений. Но если написать
такое обвинение было  детской забавой для противников Гуса, то заставить его
признать   свои   "омерзительные  ошибки"   оказалось  для  них   совершенно
недостижимой задачей.
     Между  тем именно в  этом заключалась основная  цель  суда над Гусом. В
начале  июня  1415 г. дело по обвинению Гуса  в  ереси было закончено и его,
закованного  в  цепи, перевели во францисканский монастырь в  Констанце, где
заседал собор. 6  июня Гус предстал перед собором.  Епископ Лоди выступил  с
обвинительной речью.
     Все попытки  Гуса  доказать  необоснованность  выдвинутых  против  него
обвинений  решительно пресекались соборными отцами.  Ему  попросту не давали
возможности  говорить.  На  него кричали,  плевали,  его  поносили,  ругали,
осыпали проклятиями. Соборные  отцы провозглашали, что он хуже, чем содомит,
Каин, Иуда,  турок, татарин и еврей. Они  его  сравнивали  с "пресмыкающимся
змием" и "похотливой гадюкой". Его выступления прерывались свистом, топаньем
ног, воплями: "В костер его! В костер!"
     Так продолжалось изо дня в  день  в течение  месяца, но Гуса невозможно
было запугать,  сломить. Мужественно  и  настойчиво требовал  Гус от  собора
разбирательства своего  дела  по  существу.  "Докажите,-  говорил  он  своим
судьям,- что мои воззрения еретические, и я от них отрекусь".
     Император  Сигизмунд и соборные отцы не жалели усилий,  чтобы заставить
своего узника принести повинную и  отречься от приписываемых ему еретических
заблуждений. Если бы им удалось  вырвать у  своей жертвы публичное покаяние,
этим  они  нанесли  бы  удар  по  его сторонникам  в  Чехии.  Гус  отказался
подчиниться их требованиям. Взамен  он согласился присягнуть, что никогда не
разделял и не проповедовал приписываемых ему заблуждений и никогда не  будет
разделять или проповедовать их. Собор отверг эту формулу.
     Гусу предложили заявить, что он  никогда  не разделял приписываемых ему
заблуждений, но тем не менее отказывается, отрекается и отрешается от них  и
принимает  любое духовное наказание, которое собор  "по  доброте своей" и во
имя его же  спасения найдет нужным наложить  на  него.  Гус  ответил, что не
может  выполнить  требуемого,  не  согрешив  против  истины  и  не  совершив
клятвопреступления. Ему сказали, что, произнеся требуемое собором отречение,
он  перенесет  на  собор  ответственность  за  этот  акт,  что  же  касается
клятвопреступления, то  ответственность  за  него  понесут те,  кто составил
формулу отречения. Гус остался  непреклонным.  Как и в большинстве подобного
рода дел, в деле Гуса не обошлось без Иуды-предателя.
     Врагам  Гуса   удалось  перетянуть  на  свою  сторону  Стефана  Палеца,
единомышленника  Гуса,  выступившего против него в роли свидетеля обвинения.
Были использованы и некоторые друзья Гуса, чтобы убедить его покориться воле
собора.  Этого же требовал от него и  император  Сигизмунд. Чешский богослов
решительно отвергал какой-либо компромисс со своими врагами.  Он предпочитал
мученическую  смерть на костре  малодушному  отречению  от  своих убеждений.
Убедившись, что от Гуса не удастся добиться самообвинения и отречения, собор
об®явил его  упорствующим еретиком,  лишил священнического сана,  отлучил от
церкви и приговорил к сожжению на костре.
     Казнь Гуса  была назначена  на 6  июля 1415  г. В этот день  состоялось
самое торжественное в истории инквизиции аутодафе.
     На  аутодафе  явились   все   соборные  отцы,  император   Сигизмунд  в
сопровождении  блестящей свиты,  князья,  рыцари  и  другие  почетные  гости
собора. Во время богослужения Гуса держали под охраной у дверей храма. Затем
подвели  его к  алтарю и зачитали  приговор собора. Гус  громко отрицал свою
виновность.
     Гусу дали в руки так называемую чашу искупления, и  один  из  епископов
провозгласил формулу  проклятия:  "О проклятый Иуда!  За  то, что ты покинул
совет  мира и  перешел  в  стан  иудеев,  мы  отбираем  от  тебя этот  сосуд
искупления!"  Но Гус не  оставался  в долгу: "Я верю во  всемогущего господа
бога, во имя которого я терпеливо сношу  это унижение,  и уверен, что  он не
отберет от меня его чашу искупления, из которой я надеюсь пить сегодня в его
королевстве".
     Ему  приказали замолчать, а когда он  отказался повиноваться, стражники
зажали  ему  руками  рот.  Семь  епископов  сорвали  с  него  священническое
облачение и вновь призвали его отречься. Гус, повернувшись к присутствующим,
заявил, что не может покаяться в заблуждениях, которых никогда  не разделял.
Присутствующие криками заставили его замолчать.
     Прежде чем бросить осужденного в  костер, следовало его соответствующим
образом  подготовить к этому "акту  веры".  Гусу обрезали  ногти и  остригли
тонзуру. Затем увенчали его  голову шутовской бумажной тиарой, разрисованной
чертями, на которой красовалась надпись "Се ересиарх".
     При этом возглавлявший эти колдовские действа епископ  сказал Гусу: "Мы
поручаем  твою  душу дьяволу!"  Но Гус продолжал со стойкостью  и упорством,
вызывавшими уважение даже его врагов,  отвечать на каждый удар  контрударом:
"А я посвящаю свою душу самому всепрощающему господу Иисусу Христу!"
     Когда в возникшей сутолоке с головы Гуса упал шутовской колпак, один из
стражников приказал служке:
     "Напяльте снова  на  него этот колпак, чтобы его  сожгли с чертями, его
повелителями, которым он служил здесь на земле".
     На  этом  церковная  часть  аутодафе  закончилась.  Теперь   предстояло
совершить  казнь  над отлученным, предать его  "грешное" тело  костру с тем,
чтобы "спасти"  его  душу. Гусу предстояло  испить свою  чашу  искупления до
дна...
     Император  Сигизмунд  передал  осужденного   графу  палатину  Людовику,
который приказал прево  г. Констанцы Гансу Газену: "Возьмите этого человека,
осужденного нами обоими, и сожгите его как еретика!"
     Петр из  Младеновиц (около 1390-1451), очевидец  казни  Гуса, оставил в
назидание  потомству  ее  детальное  описание: "А место,  на котором  он был
замучен, было нечто  вроде луга среди садов  констанцского предместья. Итак,
сняв с него верхнюю черную одежду, в рубашке, крепко привязали его веревками
в  шести  местах  к  какому-то  толстому  бревну,  руки  скрутили  назад,  и
заостривши бревно с одного конца, воткнули его в землю, а так  как лицо Гуса
было  обращено к  востоку, некоторые стоявшие  тут  сказали:  "Поверните его
лицом на запад, а не на восток, потому что он еретик".
     Так и сделали. Он был привязан к этому бревну за шею черной закопченной
цепью, на которой какой-то бедняк вешал свои котелки на огонь. И увидев  эту
цепь, он сказал  палачам: "Господь Иисус  Христос,  мой милый  искупитель  и
спаситель, был связан за меня более жесткими и тяжелыми путами, и я, бедный,
не стыжусь за  его  святое  имя быть  привязанным этой  цепью".  А под  ноги
положили  ему  две  вязанки  дров, а  на ногах  у него были  башмаки и  одна
колодка. Обложили  его со всех сторон этими дровами,  вперемежку с  соломой,
близко к телу, до  самого  горла. А  до того,  как  поджечь, под®ехал к нему
имперский маршал Таппе из Попенгейма  и с ним  сын Клема, увещевая  магистра
отречься от своего учения и проповедей и подтвердить это присягой. А магистр
Гус, подняв глаза к небу,  торжественным и ясным голосом  ответил:  "Бог мне
свидетель, я никогда не учил и не проповедовал всего того, что несправедливо
приписали  мне,  использовав  лжесвидетелей. Первой  мыслью моей  проповеди,
учения и писания и всех моих прочих поступков бы