подбросила пучок  можжевеловых  веток  на
потухавшие  угли  маленького  костра посреди  юрты.  Вспышки  огня
озаряли все красноватым светом.
     -  Привет  тебе,  Юлдуз-Хатун! Что случилось с  моим  младшим
братом? Я боюсь... Он, кажется, теряет последние силы... Почему  у
него желтое лицо? Какие злые духи терзают его тело?
     - Ты нам привез надежду, пресветлый хан Орду.* Если сейчас не
помочь джихангиру - завтра будет поздно.
     Хан  Орду,  ворча  и  сопя, направился к  выходу,  постоял  в
раздумье.  Вернулся и снова сел около больного, заглядывая  ему  в
лицо.
     -  Что  делать? Говори. Кого призвать? Что принести в  жертву
подземным богам: по девять черных быков, коней и баранов?  Или  по
девяносто девяти?
     - Это все уже сделано...
     -  Что  же придумать? Я сам сяду на коня и помчусь. Но  куда,
зачем?..
     Юддуз смотрела глазами, полными слез.
     -  Надо  призвать  опытного, знающего  лекаря.  Надо  поднять
тревогу во всем войске... - дрожащим, хриплым голосом говорил  хан
Орду.  -  Пусть  мудрый строитель Ли Тун-по  даст  свои  китайские
лекарства:  толченый жемчуг, сердце летучей мыши, сушеных  морских
червей...
     -  Великий хан! И это все уже делалось. Мудрый Ли Тун-по  уже
сидел  здесь, испробовал все свои лекарства, но ничто не  помогло.
Ли  Тун-по,  извиваясь от страха, убежал в  степь,  и  теперь  его
разыскивают.  Он  сказал, что разобьет  себе  голову  о  камни  от
горя... Он не знает, как можно помочь джихангиру...
     Орду  неистовствовал:  сорвал шапку и  отбросил  ее,  колотил
кулаками по коленям, бил себя ладонями по щекам:
     -  Что  делать? Завтра будет поздно! Моего любимого брата  не
станет!  Кто же начнет великий поход на "вечерние страны"?  Никто,
кроме  него,  не удержит в руках золотые поводья могучего  войска!
Что делать?
     Юлдуз-Хатун   откинула   покрывало,   соединила   ладони    и
прошептала:
     - Еще есть одно, последнее средство: я его испробую.
     Хан  Орду  затих  и недоверчиво следил за маленькие  подругой
умирающего брата.
     Она  протянула вперед руки, подняла ясные блестящие  глаза  и
певучим голосом, полным мольбы, произнесла:
     -  Старый  праведный Хызр!* Пожалей нас, беспомощных,  щенков
слепых, незнающих, что делать!
     Точно отозвавшись на призыв, откуда-то послышался голос:
     - Да... Это я! Пропустите!
     Орду  резко  повернулся и уставился в  изумлении  на  дверной
ковровый полог. Вошел, низко склонившись, нукер. Он держал в  руке
меховой  колпак, на шее висел пояс - знак того, что  нукер  сейчас
молился.
     -  Сотник  Арапша  привел неведомых людей. Говорит,  что  они
нужны тебе, великий хан Орду.
     - Пусть войдут!
     Бату-хан заскрипел зубами и пошевелился, прошептав:
     - Холодно...
     Юлдуз-Хатун прикрыла больного двумя шубами.
     Неведомые  люди  вошли  и опустились на  колени  близ  входа.
Мрачный, очень истощенный человек, с растрепанной рыжей бородой, с
длинным крючковатым носом, смотрел сверкающими темными глазами из-
под  нахмуренных  бровей.  Костлявой рукой  он  прижимал  к  груди
кожаную  старую сумку. Рядом стояла на коленях молодая  женщина  в
длинной   светло-серой  одежде  странного  покроя.   На   бледном,
прозрачном,  как  воск, лице горели тревожным блеском  зеленоватые
глаза.  Третий  был  мальчик - негритенок в  полосатой  рубашке. С
веселым  любопытством  он вертел курчавой  головой,  стараясь  все
рассмотреть.
     Приведший их сотник Арапша ждал, преклонив левое колено.
     - Об®ясни, что это за люди? - приказал хан Орду.
     - Внимание и повиновение! - сказал, приглушая голос Арапша. -
Сюда  приплыл  двухмачтовый  парусник,  полный  ценных  купеческих
товаров.  На  нем  я  позволил воинам  сторожевого  поста  немного
подкормиться, - они давно уже голодали, - и я оставил  на  корабле
охрану,   а  этих  людей  приволок  сюда.  Эти  двое  -   знахари.
Краснобородый  -  арабский кятиб (писарь), ученый  лекарь,  резчик
печатей-талисманов и звездочет. Он слуга молодого арабского шейха,
который  приехал, по его словам, как посол от святого  и  великого
халифа багдадского...
     - А эта желтая, как собачья кость, женщина?
     - Она клянется, что родом из великого Рума,* что она царского
рода, излечивает самые трудные болезни, а терджуман еще слышал  от
владельца корабля, что эта румийка делает стариков молодыми.
     - А негритенок тоже знахарь?
     - Я притащил его на всякий случай, по просьбе нашего великого
шамана  Бехи. Он сказал, что если другие лекарства не помогут,  то
надо  вытопить жир из чернокожего мальчика и этим жиром  растереть
больного.
     Негритенок,  догадываясь, что речь .идет о нем, стал  жалобно
всхлипывать. Рыжий лекарь вмешался:
     -  Не  говори  при  ребенке  того, что  должны  знать  только
обросшие бородой.
     Хан  Орду  медленно и величественно повернулся к женщине.  Он
встретил ее смелый и уверенный взгляд.
     - Кто ты?
     -   Я  греческая  царевна  Дафни  из  Рума.  Говори  со  мною
почтительно: я из древнего рода царей Комиенов...
     - Садись ближе к огню, румийская царевна.
     Подобрав   длинное   платье,  Дафни  грациозными   движениями
приблизилась к огню и опустилась на колени.
     Ее  маленькие  ноги, обутые в красные башмачки, были  скованы
тонкой серебряной цепочкой.
     -  Как  же ты, румийская царевна, попала к нам сюда, в  дикую
степь? Где твои служанки, где евнухи и рабы и где военная охрана?
     -  Я ехала на корабле из Рума со свитой и охраной. Мой жених,
грузинский  царевич, должен был меня встретить,  чтобы  отвезти  в
свое  царство.  Буря  разбила  корабль,  но  святая  матерь  божья
сохранила меня. Я спаслась, ухватившись за сломанную мачту, и была
выброшена  на берег волнами. Там меня захватили дикие, как  звери,
курды  и  увезли к себе. Но мои хозяева не захотели меня  держать,
потому  что я, как царевна, не желала исполнять черной  работы.  Я
кусалась и не боялась плетей. Курды привезли меня в город  Казвин,
на  берегу Абескунского моря. Оттуда я бежала на корабле вместе  с
арабским послом Абд ар-Рахманом, который тоже приехал сюда, в твою
ханскую ставку.
     - Что же ты знаешь?
     -  Я  понимаю  книги мудрецов, в которых скрыто  тайное.  Мне
известно  учение  Гиппократа* о болезнях человека  и  способах  их
лечения...
     Хан  Орду  передвинул  на затылок меховой  треух  и  приложил
широкую  ладонь  к уху, чтобы лучше слышать. Но он  не  знал,  как
поступить.  Можно ли довериться румийской царевне?..  Он  взглянул
нанес и снова встретил острый взгляд зеленых неморгающих глаз.
     - Дзе-дзе! Чего бы ты хотела?
     -  Я устала от человеческой грубости. Я требую, чтобы со мной
обращались  достойно, как с царевной. Тогда  я  согласна  остаться
здесь,  при  дворе великого татарского полководца. Я  буду  лечить
страдающих,  залечивать раны... Но я могу сделать еще  большее:  я
умею раскрывать прошлое и приподнимать завесу будущего.
     -  Это  нам очень, очень нужно! - одобрительно кивал  головой
Орду.  Он  обратился  к Арапше: - Эта полезная  женщина  останется
здесь. - И, подумав, добавил: - Она будет жить около моего шатра.
     Больной шевельнулся. Послышался стон.
     Орду ткнул пальцем в сторону рыжебородого арабского лекаря:
     - Можешь ли ты вылечить больного?
     - Я не излечивал до сих пор только покойников.
     -  Если  вылечишь, получишь большую награду, а  если  больной
умрет - посажу на кол и сожгу на костре. Лечи! Начинай!
     Осторожными  движениями рыжий знахарь подполз к  неподвижному
Бату-хану.   Юлдуз-Хатун  встрепенулась,  готовая   своей   грудью
охранять  больного.  Хан  Орду вытащил из ножен  тонкий  блестящий
кинжал и тоже приблизился.
     Арабский  знахарь коснулся рукой щетинистого светлого  темени
Бату-хана. Он взял его исхудавшую руку - она была беспомощна,  эта
мускулистая  рука,  недавно  натягивавшая  могучие  поводья  всего
татарского войска.
     Знахарь  покачал  головой, приблизил ухо к  оскаленным  зубам
больного,  послушал  биение  сердца  и  резко  отшатнулся.   Снова
прислушался, сделался мрачным и стал дрожать.
     - Я боюсь! - прошептал он.
     -  Не смей отказываться! Лечи! - прохрипел, отдуваясь, Орду и
ткнул в плечо знахаря острием кинжала.
     -  Я  боюсь, что уже... Я боюсь... У меня нет с собой нужного
целебного зелья мудреца Сулеймана, сына Дауда, - да будет над ними
мир!
     Дафни воскликнула:
     -  А  византийская царевна Дафни лечить не боится! Я знаю эту
страшную болезнь, когда лицо больного покрывается золотисто-желтым
налетом. Это - "золотая лихорадка".
     -  Он  не  мудрый табиб,* а трусливый червяк! -  пробормотал,
отдувая  тубы,  хан  Орду. - Ты, румийская  царевна,  приступай  к
лечению.  Но  помни:  если джихангир умрет,  то  его  погребальный
костер будет полит твоей кровью. Если же мой младший брат встанет,
то ты получишь девяносто девять подарков и косяк отборных кобылиц.
     - И свободу?
     Орду на мгновение задумался и добавил:
     -  Клянусь  девять раз вечным синим небом, ты получишь  также
свободу.
     Загадочная улыбка скользнула по бледному лицу гречанки. Дафни
легко поднялась, притянула к себе ковровый мешок и достала из него
серебряную  коробочку.  Из нее она вынула девять  темных  шариков,
зажала в ладони и, приблизившись к больному, опустилась перед  ним
на колени. Нежными, тонкими пальцами она отодвинула черную жесткую
косу  Бату-хана и слегка прикоснулась к неподвижным векам закрытых
глаз... Затем резко повернулась к хану Орду:
     -  Теперь надо лечить быстро! Смерть надвигается! Пусть  этот
краснобородый знахарь тоже мне помогает.
     Рыжий лекарь замахал руками:
     - Невозможно! Ты взялась лечить, ну, сама и лечи! - Он поднял
глаза кверху и стал бормотать заклинания на непонятном языке.
     Орду,  подняв руку с кинжалом, другой дернул знахаря за рыжую
бороду и грозно закричал:
     - Помогай, рыжая лисица!
     Лекарь  замолк  и быстро подполз к гречанке.  Он  внимательно
стал рассматривать темные шарики, лежавшие на узкой ладони.
     - Что это?
     - Будто бы ты не знаешь? - певучим голосом усмехнулась Дафни.
     -  С  виду  мускатные  орехи... Но на каждом  нарисован  глаз
мудреца Сулеймана. Он один знал скрытое.
     -  Ты  сказал  истину. Теперь ты будешь исполнять приказания.
Поджарь  в  бронзовой чашке эти орешки. Истолки  и  разотри  их  в
порошок.  Разведи  в  чашке воды. Дай больному  отпить  три  раза:
сейчас, после полудня и под вечер. Мне, как дочери царского  рода,
не  подобает  заниматься простой работой,  какую  исполняют  такие
рабские   лекари,  как  ты.  Но  я  буду  сидеть  около  больного,
неотступно следить и ждать. Скоро великий джихангир будет здоров и
силен, скоро сядет на боевого коня.
     Дафни,  подобрав  под себя ноги, опустилась  рядом  с  Юлдуз-
Хатун, сложила руки на коленях и скромно опусти. глаза.
     Лекарь  принялся  за  работу. В  бронзовой  чашке,  на  углях
костра,  затрещали  девять  орешков. Они  затем  были  растерты  в
маленькой  медной  ступке.  Высыпаны в  чашку  с  водой.  Костяная
ложечка долго размешивала лекарство.
     -  Это  зелье ты сама попробуешь, первая! - свирепо прохрипел
хан Орду.
     -  Но  и  ты  попробуешь тоже, со мной  вместе!  -  воркующим
голосом пропела Дафни.
     Лекарь  дал отпить из чашки гречанке. Потом, сопя, отпил  хан
Орду. Причмокивая, он сказал:
     - Очень горько!
     Лекарь  нагнулся  к лежавшему неподвижно Бату-хану.  Повернул
его  беспомощную  голову  с закатившимися  полузакрытыми  глазами.
Долго  бился  он, пока удалось раздвинуть крепко  сжатые  зубы,  а
Дафни влила в рот лекарство, растекавшееся по щеке.
     Все ждали, впиваясь взглядами в суровое лицо Бату-хана.
     Дафни уверенно сказала:
     -  Теперь  он будет спать. Блуждавшая в заоблачном мире  душа
джихангира вернется в свое тело...
     Гречанка метнула загадочный, чарующий взгляд зеленых глаз  на
хана Орду и, вздохнув, снова их опустила.
     Орду  завозился,  оправляя пояс, и вложил в  ножны  блестящий
кинжал.
     Снаружи донеслись женские причитания и плач.
     -  Эй-вах!  Беда!  Какая  великая  беда!  -  простонал  Орду,
схватившись   за   голову.  -  Это  идут  "украшения   вселенной",
прекрасные  жены джихангира!.. Они своими жалобами и плачем  снова
погубят моего брата!..


        Глава четвертая. "УКРАШЕНИЯ ВСЕЛЕННОЙ"


     В  шатер  вошли три молодые женщины в пышных цветных шелковых
одеждах,  в златотканых шапочках, каждая из которых была  украшена
длинным  драгоценным  пером  белой  цапли.  Они  наполнили   шатер
громкими  стонами,  жалобным всхлипыванием и  причитали,  стараясь
перекричать друг друга:
     -  Наш  обожаемый повелитель умирает! Мы останемся  сиротами!
Кто станет о нас заботиться!.. Не покидай нас!
     -  Молчать! - заревел свирепо Орду. - Или сидите тихо, или  я
вас прикажу завернуть в ковры и отправить к вашим родителям.
     Три  жены  затихли  и,  переглядываясь,  уселись  в  сторону,
изредка  всхлипывая. Все молчали. Негритенок, обняв колени руками,
уже  спал. Царевна Дафни, грациозно облокотившись на свой ковровый
мешок,  как  будто дремала. Изредка она приоткрывала один  глаз  и
наблюдала, что происходит в шатре. Хан Орду лег на бок и захрапел.
За  ним,  с тонким присвистом, захрапел арабский лекарь.  Нукер  у
входа дремал стоя, опираясь на копье.
     Тогда  три жены стали подползать к Юлдуз-Хатун. Слышались  их
голоса:
     - Ты думаешь, что ты, Юлдуз-Хатун (госпожа)? Ты тварь подлого
происхождения навсегда останешься Юлдуз-каракыз (черная девка)!
     - Разве мы не знаем, что ты выделываешь тайком?
     - Ты всегда делаешь подлости!
     -  Ты обманываешь нашего доблестного повелителя с обласканным
и возвеличенным простым нукером, по имени Мусук...
     -  Он  так же подл и коварен, как кошка (мусук). Он не  знает
благодарности и преданности!
     - Джихангир болен потому, что ты его отравила?
     Юлдуз-Хатун, точно защищаясь от ударов, плотнее закуталась  с
головой в черное покрывало и молчала.
     - Ты давно околдовала джихангира, ты опасная змея!
     -  Уходи  отсюда, пока мы тебя не задушили! Это наша  забота,
старших жен, находиться около повелителя.
     - Мы его вылечим нашими молитвами, мы ему откроем правду!
     Внезапно  шубы отлетели в сторону. Бату-хан резко поднялся  и
выпрямился. Три жены припали к его ногам.
     -   Наконец  ты  очнулся,  ослепительный!  Ты  будешь   снова
сверкать, наш алмазный, драгоценный повелитель, и теперь  навсегда
останешься с нами!
     Бату-хан заговорил громко, твердым, звучным голосом:
     - Нукер, кто из высоких темников этой ночью в дозоре?
     Тот, очнувшись, ответил:
     -  Внимание  и  повиновение! Они в соседнем шатре:  Бурундай,
Курмиши и старый Нарин-Кэхэн.
     - Пришли их сюда. Скажи также Субудай-багатуру, брату Шейбани
и хану Мункэ, чтобы поспешили ко мне. Я созываю военный совет.
     -  Внимание  и повиновение! - ответил нукер и вышел.  На  его
место  встал  другой вошедший нукер. Хан Орду  очнулся  и  поводил
налитыми кровью глазами, еще не соображая, что произошло.
     Бату-хан, оттолкнув ногой цеплявшихся жен, шатаясь, подошел к
Орду, сел рядом и обнял его.
     -  Мой  почтенный старший брат, ты примчался издалека,  чтобы
спасти  меня и отогнать злых духов болезни. Ты всегда; был  мудрым
старшим  братом,  моим  верным защитником  и  спасителем.  Я  твоя
жертва, я твой нукер.
     Неуклюжий  толстый  Орду прижимался к  Бату-хану,  лизал  его
щеки* и шептал в ухо:
     -  Я  знаю,  что тебе суждены великие победы... Я  примчался,
чтобы убрать камни с твоего пути и отогнать желтоухих, завистливых
предателей!
     Юлдуз-Хатун подбросила сухих веток в костер. Тени забегали по
стенам шатра.
     Вошли  три  темника,  еще заспанные,  вытирая  рукавами  рты:
высокий, тощий и желтый, как луковичная шелуха, Бурундай; широкий,
коренастый,  с  длинными  лошадиными  зубами  Курмиши,  и  старый,
сморщенный, как гриб, Нарин-Кэхэн, с согнутой спиной и  шаркающими
слабыми  ногами.  За  ними  ввалился  грузный,  волочивший   ногу,
одноглазый полководец, знаменитый Субудай-багатур.
     Бату-хан выжидал, пока прибывшие пали ниц и выпрямились, сидя
на пятках. Затем заговорил торжественным голосом:
     -  Мои верные слуги, темники Бурундай, Курмиши и Нарин-Кэхэн!
В  походе  на  урусов и в боях с кипчакскими войсками  вы  оказали
сотни услуг. Вы не знали отступлений, вы приносили победы. Я давно
хотел  наградить вас достойно. Храбрый темник Бурундай, победитель
в  битве  с  урусами при реке Сить, тебе я уступаю  драгоценность,
одну из моих семи блистающих звезд - жену Ерке-Хара-Нюдюн ("Власть
черных   глаз")!  Тебе,  верный  сотник  Курмиши,  я  дарю  другое
сокровище  -  А-ля-Миндасун ("Шаловливую нитку"). Я знаю,  что  ты
будешь  эту  нитку  крепко держать в зубах, -  тебя  на  ласку  не
обманешь,  на  хитрость не возьмешь! А тебе, почтенный  сподвижник
моего  деда, великого воителя, храбрый Нарин-Кэхэн, - тебе я  дарю
эту самую молодую красавицу Набчи ("Сладость жизни"). Ты будешь  с
ней наслаждаться в благоденствии и радости...
     Три темника пали ниц, а жены стали отчаянно плакать и молить:
     -  Не  отдавай  нас!  Не отпускай нас от  себя!  Прости  наши
ошибки, вызванные любовью к тебе, наш светлый повелитель!
     -  Вы будете жить спокойно и счастливо у заботливых мужей.  А
здесь вы болтали, как сороки... Вы говорили слова нестираемые, как
царапины соколиных когтей... Уходите!
     - У нас не будет счастья без тебя! Верни нас! Не отдавай!
     Бату-хан махнул рукой.
     -  Нельзя  схватить  рукой сказанное  слово,  нельзя  метнуть
утерянный  аркан! Темники, уведите ваших жен! Сейчас  здесь  будет
военный  совет,  а на нем не могут присутствовать  жены  темников.
Скорее!
     Три  темника грубо ухватили женщин и поволокли из шатра.  Хан
Орду сказал:
     -  Нукер! Отведи рыжую лисицу и мальчика к ближайшему юртчи.*
Пусть  он  их  допросит. Потом я сам буду говорить с ними.  А  ты,
румийская царевна, получишь обещанный косяк отборных кобылиц.
     - И свободу и девяносто девять подарков? - пристально глядя в
глаза Орду, сказала Дафни. - Хан Орду двух слов говорит.
     -  Свою  судьбу ты узнаешь потом, а пока будешь жить соседней
юрте.
     Нукер  с гречанкой, рыжим лекарем и негритенком вышли.  Бату-
хан  опустился на подушки и стал смеяться сухим деревянным смехом.
Его лицо, всегда суровое и непроницаемое, избороздилось складками.
Довольный,  он  взглянул  маленькую жену Юлдуз-Хатун,  сидевшую  у
стенки.  Она испуганно смотрела ясными, недоумевающими глазами  на
своего господина. Бату-хан снова нахмурился и сказал:
     -  Для  того чтобы верно управлять, нужно все знать.  За  эти
тяжелые дни моей болезни, когда все думали, что я ничего не слышу,
я  узнал  многое и понял, как следует повести войска на запад,  на
"вечерние  страны",  до "последнего моря", где  каждый  день  тает
солнце, и на все земли опустить могучую лапу монгольского степного
беркута...


        Глава пятая. АРАБСКИЙ ПОСОЛ У ТАТАРСКОГО ХАНА


     Когда  Абд  ар-Рахман  вошел  в  просторный  шатер,  расшитый
цветами,  аистами и золотыми драконами, он остановился при  входе,
желая понять, кто из находившихся здесь был главный татарский хан?
     Около  десяти  монгольских военачальников, все в обыкновенных
долгополых,  синих одеждах, перетянутых ременный  поясами,  сидели
полукругом  на  большом  персидском ковре.  Абд  ар-Рахман  боялся
выразить  почет не тому, кому следует, и показаться  смешным..  Он
сделал  шаг  вперед, опустился на колени, сел на пятки  и,  смотря
прямо перед собой, не обращаясь ни к кому, заговорил:
     -   Великий   святейший  халиф  земель   и   народов   ислама
приветствует  храброе  татарское войско, его  молодого  владыку  и
желает ему здоровья и бесчисленных побед...
     Сидевший  в  стороне на коленях престарелый