нагнувшись к послу,  шепнул
ему на ухо: - Но она умела пробуждать глубокую страсть.
     - Аллах велик! - воскликнул посол. - Это редкое достоинство!


        Глава четвертая. АБД АР-РАХМАН У ГАДАЛКИ


     Абд  ар-Рахман выпрыгнул из лодки на берег, -  на  тот  берег
таинственной  земли степных народов, куда он так давно  стремился,
совершив  длинный  трудный путь от Багдада, через  Курдские  горы,
путь, полный ужасов и опасностей.
     Теперь,  в  темноте, он чувствует под ногами  твердую  землю.
Ноги спотыкаются о кочки с кустами жесткой, режущей травы, - но он
ее ощущает как нового друга.
     - Хасан! Где Хасан? - крикнул он в темноту, призывая матроса,
обещавшего отнести его вещи до караван-сарая.
     -  Хасан  здесь! - ответил из мрака голос матроса. -  Постой,
ага.  Я  должен еще вытащить из лодки вещи и держать их  в  руках,
чтобы  здешние  злодеи не растащили их в темноте. Я  нашел  одного
бездельника, который согласился помочь мне нести тяжелый тюк, но я
должен на шею ему набросить петлю, чтобы он не убежал.
     Абд  ар-Рахман стоял, выжидая. Глаза привыкали к темноте. Две
фигуры  приближались: матрос и "бездельник", навьюченные дорожными
переметными  сумами,  в  которых  хранятся,  драгоценные   подарки
халифа.  Корабельщик  обещал дать надежного  провожатого,  который
укажет  дорогу  к арабским купцам. В темноте, в толпе  бегавших  и
кричавших, все перепуталось.
     Куда  идти? Холодный ветер сурово дул в лицо, засыпал .легкой
пылью.  Впереди,  где-то  далеко,  мигали  огоньки.  Черные   тени
проходили мимо. Нужно быть осторожным - всюду дикие люди,  готовые
убить  и  ограбить. Как жутко и неудобно идти одному, без  верного
Адсума,   уведенного  монгольской  стражей...  И  Абд   ар-Рахмана
охватило уныние.
     Не переждать ли на берегу, возле молчаливой реки, пока начнет
светать,  - и тогда приступить к розыскам гостеприимных  земляков,
арабских  купцов?.. Они дадут приют, безопасный шатер, расторопных
слуг  и  развернут на коврах расшитую цветными шелками скатерть  с
великолепными  разнообразными яствами  в  честь  него,  посланника
священного халифа.
     Маленькая, точно детская, рука коснулась мускулистой, крепкой
руки  Абд  ар-Рахмана, и нежный, певучий голос ласково и вкрадчиво
прозвучал  на  неведомом  языке. Потом тот  же  голос  сказал  по-
арабски:
     -  Достойный  путник!  Если  ты ищешь  теплого  крова  в  эту
холодную  ночь,  иди  за  мной.  Тебе,  неведомому  гостю,  опасно
проходить  ночью  через  это становище  суровых  воинов  различных
племен.  А совсем близко тебя ждет радостный приют. Там  тебе  уже
приготовлена  дружеская  встреча, чистый  мягкий  ковер,  шелковые
подушки, горячий ужин и желанный после дороги отдых. Доверься мне!
     Матрос проворчал:
     - Кто ты? Мы тебя не знаем, дочь мрака и греха?
     - Послушайся меня, путник! Я хочу тебе блага: не оставайся на
берегу!  А  переночевать тебе будет стоить совсем недорого  -  три
серебряных дирхема.
     - Хасан, пойдем за нею! Все равно надо же куда-нибудь идти! Я
решил довериться случаю.
     -  Я  повинуюсь,  ага! Да сохранит тебя  аллах  от  девяноста
девяти несчастий!
     Маленькая  рука настойчиво увлекала Абд ар-Рахмана вперед,  в
неизвестное.
     -  Я  иду  за  тобой! Я дам тебе пять серебряных  дирхемов  в
награду,  если  все окажется правдой. Ты приведешь за  собой  твое
счастье.
     -  А  ты  в  придачу  еще  получишь блаженство...  -  ответил
бархатный вкрадчивый голос.
     Они  шли  через  бугры,  между кустами.  Красные  огоньки  то
пропадали, то светились снова. Приходилось подниматься  по  склону
холма. Дорога казалась длинной, бесконечной.
     Впереди  выросли  черные шатры, знакомые  арабские  шатры  из
шерстяных  темных  тканей.  Сквозь  продранные  отверстия  мерцали
отблески красных огней.
     - Мы пришли! - сказала маленькая спутница и откинула полог.
     В  шатре  посередине  тлели угли небольшого  костра.  На  нем
грелся закоптелый бронзовый кумган.*
     Черные,  выцветшие,  задымленные ткани  крыши  поддерживались
деревянными   шестами.   Привешенный  на  одном   шесте   глиняный
светильник тускло озарял внутренность шатра.
     Абд  ар-Рахман  сбросил  на пестрый  бархатистый  ковер  свои
дорожные  сумы, колчан и пояс с кривым мечом в серебряных  ножнах.
Он опустился на ковер и, подняв руки к лицу, прошептал молитву.
     Молодой   матрос  и  "бездельник"  в  изодранной  одежде,   с
бегающими глазами, сбросили свою ношу при входе и, вытирая рукавом
пот с лица, остановились в ожидании платы.
     -  Нужно  прибавить,  ой,  какой тяжелый  вьюк!  -  простонал
"бездельник".  -  Можно думать, что гость  привез  в  этих  мешках
гвозди,  а  может быть, и золото. Да принесет тебе аллах  удачу  и
удвоит тяжесть вьюка!
     Абд ар-Рахман посмотрел внимательно на "бездельника": длинный
крючковатый нос, круглая шапочка, полуседая всклокоченная борода.
     - Как тебя зовут? - Абд ар-Рахман бросил каждому по нескольку
монет.
     -  Как  меня зовут? - "Бездельник" пожал плечами и  нагнулся,
подбирая деньги. - Зовут меня теперь Самуил Со Вздохом. А когда-то
я был Самуил бен-Абрам, имел в Иерушалайме свой дом с апельсиновой
рощей  и  торговлю редкими товарами. И сам я имел сотню  таких  же
слуг  Со  Вздохами, каким теперь я стал сам. Всему  виной  франки-
крестоносцы. Им не сидится спокойно в родной земле. И  они  решили
тревожить   мирных   жителей  Иерушалайма  и   освобождать   "гроб
господень". От чего освобождать? Гроб - это гроб, и, думаю, ему не
нужно  никакого  освобождения. А бедные люди  страдают  и  гибнут.
Сперва  меня  захватили в плен франки, и один  барон  сделал  меня
своим  поваром. Только варить и жарить было нечего, и я же  должен
был находить, а чаще воровать моему господину баранину и финики...
А  потом  я попал в плен к арабам, и они меня продали так  далеко,
что я оказался здесь, на берегу Итиля...
     - Сколько же тебе еще прибавить, почтенный Самуил бен-Абрам?
     -  Сколько?  Для меня чем больше, тем лучше! -  И  Самуил  Со
Вздохом развел руками.
     - Я не знаю, какие тут ходят деньги и сколько за что платят?
     -  Здесь  деньги  ходят всякие, лишь бы  это  было  настоящее
звонкое  серебро и золото... Ох, золото! Давно мне не попадался  в
руки  золотой динар! А когда-то у меня был свой особый  приказчик,
чтобы менять золото на серебро и серебро на золото. Знаете, что  я
вам скажу?
     - Что скажешь, Самуил бен-Абрам?
     - Если у вас есть горсть золота, то здесь в несколько дней вы
можете  обратить  эту  горсть  в  три  горсти  золота.  Тут  много
богатств,  награбленных... Ой, что я сказал! - не награбленных,  а
привезенных  храбрыми воинами Бату-хана из других  стран,  которые
они здорово пообчистили. Эти воины не знают цены того, что у них в
руках.  Сейчас  самое  мудрое: скупать по  дешевке  все,  что  они
привезли,  и  перепродавать по более дорогой цене. Где  же  делать
хорошую  торговлю,  как  не здесь?.. Вы увидите  завтра,  что  тут
начинает  вырастать большой город, замечательный город, где  много
людей, где все хотят есть, а пить еще более. Ой, бедный Самуил бен-
Абрам! О, если бы у тебя была свобода, а не медное кольцо в ухе  и
тавро  хозяина, выжженное раскаленным железом на правом бедре,  ты
бы стал первым купцом в этой молодой монгольской столице!
     - А кто твой господин?
     -  Не  господин,  а госпожа Биби-Гюндуз... Тсс!..  Она  живет
здесь.  Ой, какая она умная! Взглянет, и каждого человека насквозь
увидит и всю правду о нем скажет. Ей большие деньги платят за  то,
что она говорит, точно читает в "книге судеб".
     -  А  сколько  ты  стоишь?  Сколько надо  денег,  чтобы  тебя
выкупить из рабства?
     -  Денег?  Моя  госпожа  меня не продаст.  Я  ей  нужен.  Она
советуется  со мной во всех делах: что купить и что  продать.  Она
обещала,  что  сама меня освободит. - И он добавил шепотом:  -  Но
разве можно верить женщине? Тсс!.. Тише! Она сюда идет.

        Глава пятая. МУДРАЯ БИБИ-ГЮНДУЗ


     Приоткрыв ковровую занавеску, вошла женщина в длинной красной
шелковой одежде с пестрым тюрбаном на голове.
     -  Привет,  простор  и  благополучие  путнику  после  трудной
дороги'
     Хозяйка  опустилась  на колени на край  камышовой  циновки  и
ясным  проницательным взглядом окидывала прибывшего гостя. Взгляд,
прямой  и  смелый, точно говорил: "Я умнее тебя".  Лицо  арабского
типа,  с  правильными чертами, озарялось улыбкой. Блестящие  глаза
как  будто соперничали с блеском нитки изумрудов на смуглой шее  и
алмазных серег, вспыхивающих голубыми искрами.
     -  Ты, вероятно, приехал из счастливой Аравии или из далекого
прославленного  Багдада? Об этом говорит и  твоя  одежда  и  узоры
походных ковровых мешков.
     -  Все  разглядела,  все  поняла!  -  пробормотал  Самуил  Со
Вздохом.
     Оставив  без  внимания  замечание  слуги,  она  все  так   же
улыбалась, продолжая:
     - Если у тебя большие заботы здесь, в этом новом городе, и ты
меня  послушаешься, то получишь всяческие блага.  В  этом  военном
лагере  все  ново, все неведомо, и я хочу, чтобы  ты  не  совершил
непоправимых ошибок. Тот, кто выжидает и медлит, выбирая  наиболее
правильный  путь, - достигает исполнения надежды...  А  тому,  кто
торопится,  не  взвешивая на весах благоразумия  своих  поступков,
выпадет  на долю раскаяние... Здесь, в этом удивительном становище
удивительного  народа, уже имеются свои законы и свои  обычаи.  Их
надо  знать, чтобы не сделать непоправимого. Татары здесь владыки,
и если ты им не понравишься, они могут тебя схватить, отобрать все
твое достояние, и ты исчезнешь бесследно в холодных водах Итиля.
     -  Но  они  меня не посмеют тронуть! - воскликнул в бешенстве
Абд ар-Рахман. - Я послан святейшим халифом багдадским, - да будет
над ним мир!
     -  Я так и подумала, - сказала Биби-Гюндуз. Ее пронизывающий,
впивающийся взгляд и радостная улыбка становились утомительными, и
Абд  ар-Рахман  чувствовал  себя  скованным,  точно  под  взглядом
большой змеи, поднявшейся на хвосте и разглядывающей свою жертву.
     -  Самуил,  приготовь кебаб, как обычно для более знатных!  -
приказала  хозяйка,  не  пошевельнувшись, и продолжала  испытующим
взглядом рассматривать гостя.
     Абд  ар-Рахман  перевел глаза на старого  слугу.  Тот  достал
связку  железных  вертелов  и развернул  на  ковре  кусок  красной
полосатой ткани, в которой хранилось мелко нарубленное мясо.
     Оставаясь неподвижной, Биби-Гюндуз приказала слуге:
     -  Самуил,  достань запечатанный кувшин со сладким  ширазским
вином,  выжатым из белого винограда, который задерживает появление
седины. А пока поспеет ужин, не пожелаешь ли ты, почтенный  гость,
чтобы  моя  рабыня Зульфия спела тебе родные песни.  Я  бы  хотела
рассеять  тревоги,  которые написаны на  твоем  лице...  Не  бойся
ничего. Я вижу над тобой сияние больших удач...
     Абд ар-Рахман вздрогнул.
     - Моя девушка поет, как соловей. Не отказывайся от нее.
     -  Я не хочу песен!.. Если ты отличаешься проницательностью и
перед  тобою раздвигается завеса будущего, то лучше расскажи,  что
суждено мне в этом году?
     Лицо  Биби-Гюндуз вдруг стало строгим, улыбка исчезла, и  она
опустила свои блестящие, неотвязчивые глаза.
     - Я не хочу говорить тебе всего, что читаю на твоем лице. - И
Биби-Гюндуз  подняла  свой взор, ставший печальным.  -  Хочешь,  я
расскажу  тебе  только о светлых победах и умолчу о  днях  горя  и
позора?
     -  Позора?!  - воскликнул Абд ар-Рахман. - Какой позор  может
быть на моем пути? Я никогда не допущу ничего недостойного. Говори
мне все, ничто меня не устрашит. А будущее покажет, солгала ты или
нет.  Я  хочу знать, что мне грозит, чтобы с закрытыми глазами  не
шагнуть в пропасть.
     -  Не  поможет  ни  хитрость, ни смелость  против  того,  что
написано  в "книге судеб", и от этих огненных строк ты не  уйдешь.
Зульфия! - позвала она.
     Девушка,  приведшая  Абд ар-Рахмана,  завернувшись  в  черное
покрывало с серебряными блестками, сидела, собравшись в  комок,  в
глубине  шатра.  Она  откинула покрывало  и  бесшумными,  плавными
движениями достала замшевый мешочек, камышовую палочку и  глиняную
чашу с водой.
     Биби-Гюндуз поставила чашу перед собой. Доставая  из  мешочка
разноцветные камешки, всматриваясь в воду, она разбрасывала их  на
ковре.
     Абд  ар-Рахман почувствовал облегчение, не видя  перед  собой
пристального  взгляда  гадалки.  Он  наблюдал,  как  она  сгребала
камешки  и  снова  их разбрасывала. Низко склонившись  над  чашей,
всматриваясь в воду, которая вдруг стала закипать, точно  под  ней
был огонь, Биби-Гюндуз тихо зашептала:
     -  Я  вижу битвы, много битв... Скачущих и падающих  с  коней
всадников...  Зарево пожаров... Целые города пылают и  окутываются
черным дымом... Он возносится до багровых облаков... Будет столько
крови,  что  земля станет красной... Ни стрела,  ни  меч  тебя  не
коснутся  до черного дня... Я вижу, как молодой воин,  похожий  на
тебя,  поднимается все выше по лестнице, вырубленной в  скале.  Он
поднимается   высоко,  очень  высоко,  до  самой   вершины   горы,
засыпанной снегом... С тобою золотой талисман, оберегающий тебя...
Но   тучи  летят  таким  ураганом,  что  ты  шатаешься,  с  трудом
удерживаясь, чтобы не свалиться в пропасть... Я вижу башню...  Да,
это  каменная  башня... На верхней площадке стоит молодой  воин...
Рядом с ним женщина с золотистыми волосами... Воин любит ее, готов
ей поверить, - но бойся ее, как смерти... Она хочет тебя столкнуть
в  пропасть...  Гибель грозит тебе... Бойся женщины с  золотистыми
волосами!
     -  Ожидает ли меня смерть от этой женщины? - спросил Абд  ар-
Рахман дрогнувшим голосом.
     - Я только предостерегаю...
     - Буду ли я богат?
     -  Богат?.. Нет! Ты ищешь славы, а не богатства... Всю  жизнь
ты будешь скитаться по равнине вселенной и увидишь далекие края...
Богатство  потечет  между  твоими  пальцами,  как  песок,  но   ты
останешься суровым воином, завернувшись в плащ воздержания и надев
броню железной воли.

     Абд  ар-Рахман лежал на ковре. Костер догорал.  Красные  угли
покрылись   пеплом  и  угасали..  В  шатре  было   темно.   Сквозь
разорванную  ткань мерцали две бледные звезды. Сон не  прилетал...
Неясное  волнение... Тревоги о завтрашнем дне, когда  он  надеялся
добиться  свидания с ханом татарским... Предсказания, которым,  он
не  знал,  верить  или  не  верить... Воспоминания  о  проделанном
трудном  пути, где всюду грозили опасности и приходило неожиданное
спасение...  Ужин  с  гадалкой, ее пристальный  взгляд...  Неясные
движения  Зульфии, подававшей чаши с ароматным дурманящим вином...
Самуил  Со  Вздохом, его всклокоченная борода, железные вертела  с
поджаренным  кебабом...  Все вспоминалось,  все  всплывало  снова,
когда сон затягивал сознание легкой дымкой...
     Чуть   заметное  движение  воздуха  заставило  насторожиться.
Маленькая  бархатная  ладонь опустилась на губы  и  коснулась  его
глаз.
     Он  протянул  руку  и  почувствовал очертания  нежной  гибкой
женской  спины,  шелк вьющихся волос, заплетенных  в  две  косы...
Запах  гвоздики...  Маленький полураскрытый рот,  призывающий  без
слов, без звука...

     Кто-то  прищемил  большой палец правой  ноги.  Абд  ар-Рахман
быстро  приходил в сознание. Тени ночных снов бесшумно улетели.  В
шатре  слабо тлели угли костра, от него веяло теплом блаженства  и
уюта.
     - Кто это?
     -  Адсум!  Это я, господин! За тобою присланы верховые  кони.
Меня  отпустил татарский хан, узнав, что я преданный  слуга  посла
багдадского халифа.
     Воспоминания  ночи  обожгли Абд ар-Рахмана.  Он  приподнялся,
осматриваясь: где же она, с ароматом гвоздики?
     Слуга стоял на коленях с краю ковра, держа в руках медный таз
и кувшин с резным узором.
     -  Почтенный  ага, я принес свежую воду. Ты можешь  совершить
омовение и молитву.
     - Кто прислал коней?
     Голос за занавеской проговорил:
     -  Твои новые друзья. Мы ждем услышать от тебя вести о  нашей
далекой родине.
     Абд  ар-Рахман  совершил моление в три  раката*  не  сходя  с
ковра. Он был озабочен - искал глазами вчерашнюю душистую тень.
     Слуга принес большое глиняное блюдо с вареным рисом, изюмом и
кусками жареной курицы. Опустившись на колени, он поставил все это
перед  гостем,  вынул  из-за  пазухи сложенный  красный  платок  и
положил его рядом.
     - Какие будут твои приказания?
     - Где... - Абд ар-Рахман запнулся и с достоинством продолжал:
- ...хозяйка этого дома?
     Она   явилась  немедленно,  как  всегда  сияющая  изумрудами,
алмазными подвесками и ослепительной улыбкой.
     Расправив  пышные складки просторной шелковой  одежды,  Биби-
Гюндуз   опустилась  на  ковер.  Ее  голову  украшал  голубой,   с
оранжевыми полосками тюрбан, обвитый жемчужной нитью.
     Абд  ар-Рахман хотел задать несколько вопросов, но удержался:
"Нельзя вопросами раскрывать то, что обжигает сердце". Наконец  он
спросил:
     - Откуда кони? Кто ждет меня?
     Хозяйка  указала  величественным жестом на стоящего  у  входа
благообразного человека, почтительно скрестившего руки на животе.
     -  Вот это посланец от старшины арабских купцов. Он расскажет
то, что ему поручено.
     Склонившись к Абд ар-Рахману, как бы поправляя подушки, слуга
Адсум шепнул:
     -  Не  уезжай один. Возьми меня с собою. Я помогу  в  трудную
минуту.
     Абд ар-Рахман обратился к ожидавшему посланцу:
     - Найдется второй конь для моего писаря?
     -  Есть,  мой  господин! И кони достойны тебя - прекрасные  и
горячие.
     Адсум проворчал:
     -  Горячими я люблю только кофе и похлебку, а не диких коней.
Я не безумный джигит, а факих,* привыкший к спокойствию и книге.
     Абд ар-Рахман встал и властно приказал:
     -  Послушай, Дуда! Ты останешься здесь и не отойдешь от  моих
дорожных вещей.
     -  Слушаю!  - ответил слуга. Сердито вытащив из своего  мешка
книгу  в  кожаном переплете и калямницу,* он положил их  на  ковре
близ  костра.  Достав  шерстяной дорожный плащ,  он  помог  своему
господину  прицепить  к  поясу кривую саблю  в  зеленых  ножнах  и
засунуть  за  пояс  два  кинжала.  Натянув  ему  на  ноги  зеленые
сафьяновые  сапоги с загнутыми кверху острыми носками  и  красными
каблуками,  Дуда  почтительно,  как драгоценность,  подал  искусно
закрученный тюрбан - знак потомка великого пророка.
     -  Помни: не отходи от вещей. Может быть,. они мне. сейчас же
понадобятся, - сказал Абд ар-Рахман, выходя из шатра.
     Выйдя,  он  невольно  остановился. Два рослых  раба-негра,  в
красных  повязках на голове, крепко упираясь ногами в  землю,  изо
всех  сил старались сдержать бешено рвущегося прекрасного  жеребца
редкой игреневой масти. Изогнув шею, грызя удила, большой конь бил
передними ногами и поджимал широкий зад с длинным черным хвостом.
     Абд ар-Рахман, прищурив глаза, наблюдал за усилиями негров.
     "Они  хотят  испытать  меня: решусь ли я  справиться  с  этим
зверем?  Абд ар-Рахман не колеблется и страха не знает. Укротитель
коней рад лишний раз испытать свою силу..."
     Клочья  пены  падали  на  грудь коня, украшенную  серебряными
цепями.  Жеребец  казался особенно красивым  на  фоне  восходящего
алого  солнца,  прорезавшего розовыми лучами узкие  длинные  тучи,
низко протянувшиеся над горизонтом.
     Но  не конь привлек особое внимание Абд ар-Рахмана - за  ним,
на груде камней, вырисовываясь стройным силуэтом, стояла девушка с
кувшином на плече... "Аромат гвоздики"...
     Тени  ночных  снов  опять пролетели перед Абд  ар-Рахманом...
Уверенно  он  подошел  к коню, косившему черным  глазом,  подобрал
левой  рукой повод, легко отделился от земли и оказался в арабском
седле с широкими металлическими стременами.


        Глава шестая. У АРАБСКИХ КУПЦОВ


     Слуги  ехали  впереди,  пробираясь тропинками  между  низкими
хижинами