вил плечи.
   - Ну, ладно,  пойду предупрежу  наших ребят,  чтобы были готовы к
восьми часам.
   - Правильно! - обрадовался  Филипп. - Обязательно  предупреди.  И
вы,  Симон,   Габриель,  тоже  ступайте -  переоденьтесь,  отдохните
немного.
   Обреченно вздохнув,  Габриель  направился  к  выходу.  Симон  же,
напротив, не сдвинулся с места.
   - А зачем? -  спросил он. - Мне и здесь хорошо. Одет я очень даже
прилично и чувствую себя превосходно.
   - В таком случае, - нетерпеливо произнес Филипп, - разыщи Эрнана.
   - Но ведь Гастон...
   - Гастон предупредит  тех, кто сейчас находится в своих покоях. А
Эрнан, по  всей видимости,  осматривает  винные  погреба.  Когда  мы
уходили с обеда, он что-то втолковывал королевскому кравчему.
   - И ты  предлагаешь мне  тащиться  черт  знает  куда? -  искренне
возмутился Симон. -  В какие-то  погреба, пусть даже винные! Нет уж,
спасибочки, как-нибудь обойдусь. Это работа для слуг.
   - Вот и пошли своего слугу.
   - А у твоего Гоше что, ноги отсохли?
   - Наверное,  я   пойду,  монсеньор, -   нерешительно   произнесла
Матильда, однако пылкий взгляд Филиппа приковал ее к месту.
   - Все, хватит! -  об®явил д'Альбре. -  Прения  окончены.  Ты  сам
выйдешь, Симон, или мне взять тебя на руки?
   Трезво  оценив   реальное  соотношение  сил,  Симон  счел  лучшим
повиноваться и неохотно последовал за Габриелем.
   - Вот ты какой! - обиженно пробормотал он.
   - Да,  я  такой! -  Гастон  плотно  затворил  за  собой  дверь  и
добавил: - Ну, ты и дурачина, дружок!
   Стоявший в углу передней Марио д'Обиак (он только что отпрянул от
двери, возле которой подслушивал разговор в гостиной) издал короткий
смешок. Габриель исподлобья бросил на него хмурый взгляд и торопливо
вышел в коридор.
   - Что-то он  не в  духе, - тихо  заметил Гастон, выходя следом. -
Об®елся, видать.
   Симон хмыкнул.
   - А кто-то  еще называет  меня дурачком, -  прошептал он себе под
нос. - Чья бы корова мычала...
   - Что ты говоришь?
   - Да так,  ничего особенного...  Эй,  Габриель! -  повысил  голос
Симон. - Куда ты так спешишь? Обожди, пойдем вместе.
   Весь путь от апартаментов Филиппа до покоев, отведенных под жилье
для знатных  гасконских дворян,  они прошли молча. Возле своей двери
Симон остановился и взял Габриеля за локоть.
   - Загляни ко мне на минуту, ладно?
   Тот безразлично кивнул.
   - Не забудь про Эрнана, - бросил на ходу Гастон.
   - Иди-иди. Будь покоен, не забуду.
   Симонова квартира  состояла из двух жилых комнат, одна из которых
была спальней, другая - чем-то вроде прихожей, а также передней, где
за тонкой  перегородкой находилось крохотное помещеньице для личного
слуги. Войдя  в прихожую,  Габриель плюхнулся  в ближайшее  кресло и
тупо уставился  в противоположную стену. Симон первым делом осмотрел
свое жилище  и обнаружил, что все его вещи уже разобраны и аккуратно
разложены по шкафам и сундукам, повсюду царит отменный порядок, а на
столике в  прихожей стоит  полный кувшин  красного вина. Он похвалил
своего камердинера  за проявленную  расторопность и  отправил его на
поиски Шатофьера.
   Когда слуга  ушел, Симон  наполнил два кубка вином, протянул один
Габриелю и устроился в кресле напротив него.
   Габриель залпом  осушил свой  кубок и  даже не  поморщился. Симон
укоризненно показал головой.
   - Ну? - произнес  он, медленно потягивая вино. - Вот так и будешь
сидеть, сложа  руки? А  между тем  Филипп пытается  соблазнить  даму
твоего сердца. И вряд ли он встретит должный отпор с ее стороны.
   Габриель судорожно сглотнул и закашлялся.
   - О чем ты толкуешь?
   - Да брось  ты! - отмахнулся Симон. - Меня не проведешь. Может, я
прост и наивен, но отнюдь не толстокож. За толстой кожей обращайся к
Гастону, этого  добра у него навалом. Он так и не понял, что с тобой
происходит.
   - А ты понял?
   - Конечно! Я же все видел.
   Габриель промолчал.  Симон пытливо  смотрел на  него и  покачивал
головой.  Наконец   Габриель  сообразил,  что  молчанием  он  только
усугубляет возникшую  неловкость, с  трудом оторвал  взгляд от своих
башмаков  и,   стараясь  придать  своему  голосу  как  можно  больше
безразличия, осведомился:
   - Ну, и что ты видел?
   В его  безразличии было столько наигранности и неискренности, что
Симон фыркнул.
   - Ой, прекрати,  друг! Из  тебя никудышный  лицемер. Ты  с самого
начала пялился  на эту  девчушку так,  будто собирался изжарить ее и
с®есть. Причем  ни с  кем не  делясь. - Он  немного помолчал,  затем
добавил: - Это  я так,  в шутку  сказал. А если серьезно, то ты меня
обижаешь.
   - Обижаю?
   - А разве  нет? Разве не обидно, когда тебя принимают за дурачка,
которого ничего не стоит обвести вокруг пальца?
   - Ошибаешься, Симон. Я вовсе не считаю тебя дурачком.
   - Однако считаешь, что меня легко обмануть. Черта с два! Не такой
уж  я  наивный  простачок!  Сколько  бы  ты  не  убеждал  меня,  что
равнодушен к... как бишь ее зовут?.. ага! - к Матильде де Монтини, -
я этому  вовек не  поверю. Потому  что ты  влюблен в нее. Это так же
верно,  как   и  то,   что  Филипп   собирается  ее...  гм...  имеет
относительно  нее  вполне  определенные  намерения,  с  которыми  ты
решительно не  согласен. И тебя приводит в отчаяние мысль о том, что
сейчас они остались наедине и...
   Габриель  резко  вскочил  на  ноги;  щеки  его  вспыхнули  густым
румянцем.
   - Прекрати, Симон! Ты преувеличиваешь.
   Тот с сомнением покачал головой:
   - Так-таки преувеличиваю?
   - Да.  Не   буду  скрывать,   что  она   мне  понравилась,  очень
понравилась. Но чтобы влюбиться... Да что и говорить! Я же ничего не
знаю о ней. А разве можно полюбить совершенно незнакомого человека?
   Симон допил  вино, поставил  бокал на  стол  и  вернулся  в  свое
кресло.
   - Извини, Габриель, -  сказал он. - Я ошибался. У тебя и в мыслях
не было обманывать меня...
   - Я же говорил тебе...
   - Погоди, друг,  я  еще  не  закончил.  Ты  и  в  самом  деле  не
обманываешь меня -  потому что  обманываешь себя. Со мной тоже такое
бывает, в  частности, когда  дело касается  Амелины.  Она  врет  мне
напропалую, и  я знаю  это, и  она знает,  что я знаю. Однако мы оба
делаем вид,  что не знаем ничегошеньки: я - о том, что она врет мне,
она - что  я знаю, что она врет. Мало того, мы не просто делаем вид.
Я пытаюсь  убедить себя  в том,  что Амелина говорит правду, а она -
что я  принимаю ее  ложь за чистую монету. Странно, не так ли? Эрнан
как-то сказал мне, что это в порядке вещей, что человеку свойственно
обманывать не  только других,  но и  самого себя -  и, прежде всего,
себя. Дескать,  трудно быть  честным перед другими, но быть всегда и
во всем  честным перед  собой - мучительно.  Не знаю,  возможно,  он
прав. Во  всяком случае,  я лично  не могу  обойтись без того, чтобы
время от  времени  не  солгать  себе.  Так  жить  становится  легче.
Безмятежнее, что ли.
   Габриель слушал Симона с нарастающим изумлением.
   "Этого еще  не хватало! -  удрученно подумал  он. - Уж  если  наш
простачок Симон ударился в философию, то дело явно дрянь".
   - Вот так  и ты, - между тем продолжал Симон. - Пытаешься внушить
себе, что  эта девушка ничего для тебя не значит, выдумываешь всякие
отговорки, вроде  того, что  совсем не  знаешь ее... А все для того,
чтобы не  так сильно  страдать. Ведь не исключено, что сейчас, в это
самое мгновение, Филипп завлек Матильду в свою спальню... Согласись,
на такие дела он скор и времени зря не теряет... Итак, они оказались
в спальне,  он резкими, похотливыми движениями срывает с нее одежду,
она обхватывает  руками его  шею, их губы сливаются в поцелуе, а тем
временем его руки скользят по ее бедрам, раздвигая ей ноги...
   Тут Симона прервал жуткий, пронзительный вой. От неожиданности он
даже не сразу сообразил, что это взвыл Габриель. Где-то с минуту они
молча смотрели  друг на  друга. Взгляд  Габриеля был исполнен боли и
отчаяния. Наконец  он с  тихим стоном  упал  в  кресло  и  утомленно
произнес:
   - А я и не думал, что ты можешь быть таким жестоким.
   - Я, конечно,  приношу свои  извинения, - ответил Симон. - Но это
было необходимо.
   - Зачем?
   - Чтобы растормошить тебя. Побудить к решительным действиям.
   - К каким же?
   Симон передернул плечами.
   - Это я  оставляю на твое усмотрение. Не в пример мне, ты смышлен
и находчив. Тут тебе и карты в руки.
   Габриель энергично вз®ерошил волосы.
   - О Боже! Ну что, что я могу сделать?
   - Прежде всего,  помешай Филиппу сейчас, - посоветовал Симон. - А
дальше видно будет.
   - Но как я могу ему помешать? - с горечью произнес Габриель.
   - Гм... Видать,  ты и  в правду  потерял голову.  Разве я не ясно
сказал:   п о м е ш а т ь . Пойти и помешать. В наглую. Хотя бы так,
как пытался  сделать я,  по  собственной  инициативе.  К  сожалению,
Гастон ничего не понял и, естественно, принял сторону Филиппа.
   Габриель удивленно поднял брови:
   - Так значит, ты...
   - Ясное дело! А ты что, думал, я просто дурачусь?
   - По правде говоря, да.
   - Вот и  ошибся. Я  собирался пререкаться  с Филиппом до тех пор,
пока Матильда  не  почувствовала  бы  себя  неловко  и  не  убралась
восвояси. Дурак,  не додумался  обвинить их  в  стремлении  остаться
наедине - тогда  бы  она  точно  ушла. -  Симон  сокрушенно  покачал
головой, - И  все-таки я  тугодум... Ну,  так что  решить? Пойдем  к
Филиппу или  махнешь на  все рукой? Последнее, кстати, тоже неплохое
решение. Пускай  он всласть  позабавится с  ней, пока она не надоест
ему - держу  пари, долго  ждать не  придется. В  конце концов, ее не
убудет. Вряд  ли она  девственница; боюсь, эта добродетель при дворе
Маргариты не  в почете.  К тому  же нет  худа без добра - с Филиппом
твоя Матильда  наберется немного  опыта, научится некоторым штучкам,
которые, возможно, придутся тебе по вкусу...
   - Это ты  по своему  опыту судишь? - едко осведомился Габриель. -
Насчет некоторых  штучек... - Увидев  кислую мину на лице Симона, он
злорадно ухмыльнулся. -  Это я так, в шутку сказал - чтоб жизнь тебе
медом не  казалась. Хватит  меня раззадоривать, я уже завелся... Да,
вот еще  что. Когда  Гастон станет  называть тебя  дурачком, не верь
ему. Это неправда.
   Симон застенчиво улыбнулся:
   - А я и не верю.



        Глава 26
                  ГРЕХОПАДЕНИЕ МАТИЛЬДЫ ДЕ МОНТИНИ

Когда  дверь   за  Гастоном  д'Альбре  затворилась,  Филипп  ласково
обратился к Матильде:
   - Прошу садиться,  барышня.  Выбирайте,  где  вам  удобнее. -  Он
заговорщически подмигнул  ей, всем  своим видом показывая, что самое
удобное место у него на коленях. - Официальная аудиенция закончена и
нам больше нет нужды следовать протоколу.
   - Благодарю вас,  монсеньор, вы  очень милы, -  смущенно ответила
девушка. - Но  лучше я  постою. Тем  более что  мне,  пожалуй,  пора
возвращаться к госпоже.
   - Тогда я  тоже постою, - сказал Филипп, поднимаясь с кресла. - И
кстати, я вас еще не отпускал.
   - Да, монсеньор?
   - Я хотел  бы узнать,  кто будет  присутствовать  на  сегодняшнем
приеме. Из знати, разумеется.
   - Ну, прежде всего, госпожа Бланка Кастильская. Не исключено, что
будет и ее брат, дон Фернандо.
   - Вот как! - удивился Филипп. - Граф де Уэльва уже приехал?
   - Да, монсеньор.  Ее высочество  как раз  давала  мне  поручение,
когда ей доложили о прибытии господина принца.
   - Гм. А  мне казалось,  что он  должен сопровождать  свою сестру,
принцессу Нору.
   - Госпожа Элеонора  приедет несколько  позже, вместе  со  старшим
братом, королем доном Альфонсо.
   - Даже так!  Ну что  же... Итак, на приеме будут принцесса Бланка
и, возможно, граф де Уэльва. Еще кто?
   - Госпожа Жоанна, сестра графа Бискайского.
   - А сам граф?
   - Нет, он не... мм... Вчера поздно ночью он только возвратился из
Басконии, и у него накопилось много неотложных дел.
   "Ясненько, - подумал  Филипп. - Маргарита и ее кузен настолько не
переваривают друг  друга, что  даже избегают личных встреч. Боюсь, в
самом скором  времени я  буду втянут  в  эту  семейную  вражду...  А
жаль, - решил он, вспомнив о Бланке. - Очень жаль... Впрочем, это мы
еще посмотрим. Монтини писал, что Бланка не в ладах с мужем и весьма
близка с Маргаритой. Так что все может быть..."
   - Благодарю вас, барышня. Продолжайте, пожалуйста.
   - Из всех,  достойных вашего  внимания, остались  только господин
виконт Иверо и его сестра, госпожа Елена.
   - Виконт   по-прежнему    дружен   с    госпожой    принцессой? -
поинтересовался Филипп. Он не спеша расхаживал по комнате, медленно,
но верно приближаясь к Матильде.
   Девушка стыдливо опустила глаза.
   - Ну, собственно... В общем, да.
   - А ваш брат?
   Если  предыдущий   вопрос  привел  Матильду  в  легкое  и  вполне
об®яснимое замешательство, то упоминание об Этьене явно обескуражило
ее.
   - Прошу прощения, монсеньор. Боюсь, я не поняла вас.
   "Вот так  дела! - изумился  Филипп. - Неужели  Маргарита изменила
своим принципам  и завела себе сразу двух любовников?.. Но с этим мы
разберемся чуть позже".
   Он подступил  к Матильде вплотную и решительно привлек ее к себе.
Девушка покорно, без всякого сопротивления, отдалась в его об®ятия.
   - Монсеньор!.. - скорее простонала, чем прошептала она.
   - Называй меня Филиппом, милочка... О Боже, какая ты хорошенькая!
   Матильда подняла к нему лицо. Глаза ее томно блестели.
   - Филипп, - нараспев,  как бы смакуя это слово, произнесла она. -
Я люблю вас, Филипп. Я так вас люблю!
   - А ты  просто сводишь  меня с ума, - пылко ответил Филипп. - Да,
да, сводишь  с ума! И я вправду рехнусь... если сейчас же не поцелую
тебя.
   Что он  и сделал. Его поцелуй был долгим и нежным; таким долгим и
таким нежным, что у Матильды дух захватило.
   Потом они  целовались жадно,  неистово. Отсутствие опыта Матильда
восполняла самоотверженностью  влюбленной женщины.  В каждый поцелуй
она вкладывала  всю свою  душу и  с каждым новым поцелуем все больше
пьянела от  восторга, испытывая  какое-то  радостное  потрясение.  В
действительности любовь  оказалась еще  прекраснее,  чем  она  могла
представить даже в самых смелых мечтах.
   Филипп подхватил  полубесчувственную девушку  на руки, перенес ее
на диван и, весь дрожа от нетерпения, лихорадочно принялся стягивать
с нее  платье. Немного придя в себя, Матильда испуганно отпрянула от
него и одернула юбки.
   - Что вы,  монсеньор! - в  смятении произнесла  она. - Это  же...
Ведь сюда могут войти... И увидят...
   - Ну, и  пусть видят...  Ах, да,  точно! - опомнился Филипп. - Ты
права, крошка.  Прости, я  совсем потерял голову. Говорил же, что ты
сводишь меня с ума. - Он обнял ее за плечи. - Пойдем, милочка.
   - Куда? - трепеща спросила Матильда.
   - Как это куда? Разумеется, в спальню.
   Матильда вырвалась из его об®ятий.
   - О Боже! -  воскликнула она,  отступая все  дальше от  него. - В
спальню?!.. Нет, не надо! Прошу вас, не надо...
   Филипп озадаченно глядел на нее.
   - Но  почему   же? -  удивился  Филипп. -  Сейчас  только  начало
шестого, времени  у нас  вдоволь, чтобы успеть приятно его провести.
Будь хорошей девочкой, пойдем со мной.
   Он встал  с дивана и направился к ней. Матильда пятилась от него,
пока не  уперлась спиной  в стену.  Она сжалась,  точно затравленный
зверек; взгляд ее беспомощно метался по комнате.
   - Прошу вас, монсеньор, - взмолилась Матильда. - Не надо!..
   Филипп приблизился к ней вплотную.
   - Надо, милочка, надо. Если, конечно, ты любишь меня.
   - Я люблю вас! - горячо заверила она. - Я вас очень люблю.
   - Так в чем же дело?
   - Я... я боюсь. Мне страшно.
   Филипп рассмеялся и звонко поцеловал ее дрожащие губы.
   - Не бойся,  со мной  не страшно.  С кем,  с кем - но не со мной.
Поверь, крошка,  я не  сделаю тебе  больно. Напротив -  ты  получишь
столько удовольствия, что тебе и не снилось.
   Матильда в отчаянии прижала руки к груди.
   - Но ведь это такой грех! - прошептала она. - Страшный грех...
   Филипп все понял.
   "Ага! Она,  оказывается, не  только невинна, что уже само по себе
удивительно, она  еще и  святоша. Вот  уж никогда бы не подумал, что
Маргарита держит  у себя  таких фрейлин... Гм... А может быть, они с
ней нежнейшие подружки?.."
   С разочарованным видом он отошел от Матильды, сел в кресло и сухо
промолвил:
   - Ладно, уходи.
   Матильда побледнела. В глазах ее заблестели слезы.
   - О, монсеньор! Я чем-то обидела вас?
   - Ни в  коей мере. Я никогда не обижаюсь на женщин, даже если они
обманывают меня.
   - Обманывают! - воскликнула  пораженная Матильда. -  Вы считаете,
что я обманываю вас?
   - Да, ты  солгала мне.  На самом  деле ты  не любишь меня. Уходи,
больше я тебя не задерживаю.
   Девушка сникла и тихонько заплакала.
   - Вы жестокий,  вы не верите мне. Не верите, что я люблю вас. А я
так... так вас люблю...
   Филипп застонал.  У многих  женщин  слезы  были  единственным  их
оружием - но они сражали его наповал.
   - Ты заблуждаешься, -  из последних  сил  произнес  он,  стараясь
выглядеть  невозмутимым. -   У  тебя  просто  мимолетное  увлечение,
которое вскоре пройдет, может быть, и завтра.
   Матильда опустилась  на устланный коврами пол и безвольно свесила
голову.
   - Вы ошибаетесь.  Это не  увлечение, я действительно люблю вас...
По-настоящему... Я  полюбила  вас  с  того  мгновения,  как  впервые
увидела ваш  портрет. Госпожа  Бланка много  рассказывала про вас...
много хорошего.  Я так  ждала вашего  приезда, а  вы... вы не верите
мне!..
   Не в силах сдерживаться далее, Филипп бросился к ней.
   - Я верю тебе, милая, верю. И я тоже люблю тебя. Только не плачь,
пожалуйста. Прошу тебя, не плачь.
   Лицо Матильды просияло. Она положила свои руки ему на плечи.
   - Это правда? Вы любите меня?
   - Конечно, люблю, -  убежденно ответил  Филипп и  тут же виновато
опустил глаза. - Но...
   Быстрым движением Матильда прижала ладошку к его губам.
   - Молчите, не  говорите ничего.  Я и так все понимаю. Я знаю, что
не ровня  вам, и  не тешусь  никакими иллюзиями.  Я не глупа... Но я
дура! Я дура и бесстыдница! Я все равно люблю вас... - Она прильнула
к нему,  коснулась губами  мочки его  уха и страстно прошептала: - Я
всегда буду  любить вас.  Несмотря ни на что! И пусть моя душа вечно
горит в аду...
   Филипп промолчал, и только крепче обнял девушку, чувствуя, как на
лицо ему  набегает жгучая  краска стыда.  Он всегда  испытывал стыд,
когда ему  удавалось соблазнить  женщину. Но  всякий раз,  когда  он
терпел поражение, его разбирала досада.
   - Мне пора  идти, -  отозвалась  Матильда. -  Госпожа,  наверное,
заждалась меня.
   - Да, да,  конечно, - согласился  Филипп. -  О  ней-то  я  совсем
позабыл. Когда мы встретимся снова?
   Матильда немного  отстранилась от  него и  прижалась губами к его
губам. Ее поцелуй был таким невинным, таким неумелым и таким жарким,
что Филипп чуть не разрыдался от умиления.
   - Так когда же мы встретимся? - спросил он.
   - Когда вам угодно, Филипп, - просто ответила она. - Ведь я люблю
вас.
   - И ты будешь моей?
   - Да, да,  да! Я ваша и приду к вам, когда вы пожелаете... Или вы
приходите ко мне.
   - Ты живешь одна?
   - Да, у меня отдельная комната. Госпожа очень добра ко мне.
   - Сегодня вечером тебя устраивает?
   - Да.
   - Жди меня где-то через час после приема.
   Матильда покорно кивнула:
   - Хорошо. Я буду ждать.
   - Да, кстати. Как мне найти твою комнату?
   Она об®яснила.

   Когда Габриель  и Симон  явились к  Филиппу с намерением устроить
маленький дебош, Матильды там уже не было.
   - Ну и  ну! - изумился  Симон, который снова впал в привычное для
него состояние  умственной полудремы. -  Оказывается, не  перевелись
еще на свете женщины, способные противостоять чарам Филиппа.
   Но Габриель  не питал  по этому  поводу особых  иллюзий. За лето,
проведенное при  дворе  Филиппа,  в  нем  прочно  укоренился  вполне
естественный скептицизм  в отношении  такой женской