ря... -  Филипп покачал  головой в знак осуждения
образа жизни,  который ведет  наследник могущественного дона Армана,
маркиза Готии,  графа Перигора и Руэрга. - Я познакомился с виконтом
Готийским в Андалусии, где он примкнул к нашей армии во главе отряда
наемников.
   - И какое впечатление он на тебя произвел?
   - Весьма  противоречивое.  Он  загадочный  человек,  сущая  серая
лошадка. Никому  не ведомо,  что у  него  на  уме,  и  я  не  берусь
предсказывать, как он поведет себя, когда станет маркизом Готийским.
Будет ли  он, подобно своему деду, твердым сторонником сохранения на
престоле тулузской  династии, поддержит ли меня, или же переметнется
в стан  провансцев - вот вопрос вопросов. Что до савойцев, то с ними
все ясно.  Они либо  примут сторону сильнейшего, либо - если увидят,
что  назревает  грандиозная  междоусобица, -  быстренько  выйдут  из
состава Галлии и попросятся под руку германского императора.
   Герцог кивнул, соглашаясь с рассуждениями Филиппа.
   - В свете  этого у  нас есть  два  варианта  возможных  действий.
Первый, который избрал бы я: вне зависимости от того, будут у короля
дети  или  нет,  оказать  безусловную  поддержку  ныне  царствующему
дому...
   - Такой путь для меня неприемлем, - решительно произнес Филипп.
   - В этом  я не сомневаюсь. Хотя ты мой сын и, по идее, должен был
бы подчиниться  моей воле,  я уступаю  тебе инициативу  и, так  уж и
быть, пойду  у тебя на поводу. - Герцог вздохнул, затем продолжил: -
Наш род  могуществен, он самый могущественный среди галльских родов,
однако  нам   будет  не  по  плечу  противостоять  возможному  союзу
Прованса,   Савойи    и   Лангедока.    Следовательно,   нам   нужны
могущественные  союзники,  чтобы  по  силе  мы  могли  сравниться  с
об®единенной мощью этой троицы.
   - И тогда  равновесие мигом  нарушится в  нашу пользу, -  заметил
Филипп. - Думаю,  что герцог  Савойский и  часть лангедокских графов
переметнутся к нам.
   - Вне всякого сомнения, так оно и будет. Герцог Савойи, насколько
мне известно,  не в  восторге от человеческих качеств молодого графа
Прованского, и  я рассматриваю их союз лишь гипотетически, как самый
неблагоприятный  для  нас  расклад,  который,  надеюсь,  никогда  не
выпадет. Далее,  виконт Готийский. Он и герцог Савойи - две ключевые
фигуры в предстоящей игре, и от их позиции будет зависеть исход всей
партии. А  их позиция,  в свою  очередь, будет  зависеть от  нас,  в
частности  от   того,  насколько  удачно  ты  выберешь  себе  жену -
предполагаемую королеву  Галлии. Для  этой  роли  как  нельзя  лучше
подходили обе кастильские принцессы, особенно старшая, Бланка - ведь
она еще  и графиня  Нарбоннская. Увы,  не сложилось...  А восемь лет
назад король Арагона сделал мне весьма заманчивое предложение. Такое
заманчивое,  что   с  моей   стороны  было   чистейшим  самодурством
отвергнуть его -  и все же я отверг... Да ладно! Кто старое помянет,
тому глаз вон.
   Филиппу, конечно,  было интересно, почему отец так сокрушается по
поводу того,  что некогда отказался принять старшую дочь Хайме III в
качестве своей  невестки. Однако  он решил  не  уводить  разговор  в
сторону и  умерил свое  любопытство, отложив выяснение этого вопроса
до лучших времен.
   - Что было,  то было,  отец. Коль  скоро на  то пошло,  я тоже не
безгрешен. Мой  первый брак  нельзя назвать удачным, и ваши упреки в
тот  памятный  день  были  оскорбительны  по  форме,  но  совершенно
справедливы по  сути. Тогда  я был  безумно влюблен  и поступил  как
обыкновенный человек,  а не  как государственный муж, не задумываясь
над последствиями  своего поступка. Друзья пытались образумить меня,
даже Эрнан, и тот вынужден был признать... - Филипп не закончил свою
мысль и  махнул рукой, будто отгоняя от себя грустные воспоминания и
тяжелые думы. -  Но  сейчас, -  твердо  продолжал  он, -  я  намерен
выбрать себе  жену, исходя  сугубо из  государственных  соображений,
руководствуясь интересами всего нашего рода.
   - Вот исходя  из таких  соображений, -  с  готовностью  отозвался
герцог, - я  предлагаю  на  твое  рассмотрение  два  варианта:  либо
брачный   и   политический   союз   с   могущественным   европейским
государством, либо  брак с  богатой  наследницей,  который  позволит
нашему роду  стать не просто самым влиятельным, но и доминирующим во
всей Галлии.
   - Богатая  наследница,   это  Маргарита  Наваррская? -  догадался
Филипп.
   - Да, она, - подтвердил герцог. - Дочь Александра Десятого.
   - Гм... Говорят, дикая штучка.
   - И очень  выгодная для  нас партия. Во всех отношениях выгодная.
Правда...
   - Правда, - живо  подхватил Филипп, - с добродетелью Маргариты...
как бы сказать поприличнее?.. словом, не все в порядке.
   - Ты тоже  не монах,  сын мой, -  с добродушной улыбкой парировал
герцог. -  Полагаю,  что  наследство -  целое  королевство,  хоть  и
небольшое, - дает  нам веские  основания для снисходительности. Меня
же волнует  не  сомнительная  добродетель  наваррской  принцессы,  а
некоторые другие особенности ее характера.
   - А именно?
   - То, что ты сказал. Она дикая штучка.
   Филипп самоуверенно усмехнулся:
   - Ну, это уже моя забота. Я ей быстро когти обломаю.
   Герцог покачал головой:
   - Не так  все просто,  Филипп. Чтобы  обломать ей  когти, как  ты
выражаешься, нужно  сперва жениться на ней. А с этим как раз и может
возникнуть заминка.
   - Да, да,  в самом деле, - произнес Филипп, ероша свои золотистые
волосы. - Говорят,  что Маргарита  и слышать  не желает  ни о  каком
замужестве, а  королю не достает решительности своей волей принудить
ее к браку.
   - То-то и оно. С тех пор, как умер принц Рикард и Маргарита стала
наследницей престола, дон Александр почти ежемесячно получает весьма
заманчивые предложения - и все их отклоняет. Сначала он поступал так
по  собственной   инициативе,  дескать,  его  дочь  еще  юна,  пусть
подрастет немного, а потом уже заартачилась сама Маргарита: не хочу,
говорит, замуж,  и хоть  ей что -  видать, еще  не нагулялась вволю.
Всякий раз,  как только отец заводит с ней разговор на эту тему, она
устраивает ему  бурные  сцены -  то  с  криками  и  руганью,  то  со
слезами - в  зависимости от  настроения. Когда  же  король  пытается
настоять на  своем,  Маргарита  и  вовсе  выходит  из  себя  и  либо
закатывает истерику,  либо учиняет  форменный погром,  разбивая все,
что подвернется ей под руку.
   - М-да... Слыхал  я, что  характер  у  Маргариты  не  ангельский,
однако не думал, что она сущая фурия.
   - Можешь не  сомневаться, фурия,  каких мало.  В частности потому
король и  мечтает поскорее  выдать ее  замуж, надеясь, что тогда она
остепенится. - Герцог  скептически усмехнулся. - Блажен, кто верует.
Лично я  полагаю, что  ее только  могила исправит. Маргарита пошла в
свою мать  не только  внешностью, но  и нравом - такая же неуемная и
сварливая, своенравная  и капризная, без постоянных скандалов просто
жить не  может, как  рыба без  воды.  Взять  хотя  бы  ее  последнюю
выходку.
   - Какую?
   - Ну, с Инморте.
   - С Инморте? - переспросил Филипп. - А что между ними произошло?
   Герцог удивленно приподнял бровь:
   - Неужели ты ничего не слышал?
   - Да вроде  бы ничего...  Нет, все-таки  слышал. Говорят, в марте
наваррский король  крепко поссорился  с  гроссмейстером  иезуитов...
Стало быть, и здесь не обошлось без Маргариты?
   - Ясное дело. В последнее время ни один громкий скандал в Наварре
не обходится  без участия  Маргариты. А  этот был  особенно громким.
Странно, что ты так мало слышал о нем.
   - Тогда я был на войне, - коротко ответил Филипп.
   - Ах да,  конечно, - согласился герцог. - Как раз тогда ты воевал
в Андалусии. -  Вдруг он хитро прищурился и добавил: - Бои, а в часы
затишья -   хорошенькие   мавританочки.   Воистину,   некогда   было
прислушиваться к сплетням.
   Филипп покраснел.
   "Вот те  на! - изумленно  подумал  он. -  Гастон-второй  нашелся!
Чудеса, да и только..."
   - А что  до скандала, -  герцог вновь  принял серьезный вид, - то
приключился  он   вследствие  того,  что  Инморте  попросил  у  дона
Александра руки принцессы. Для своего сына, разумеется.
   - Ба! Для Хайме де Барейро?
   Герцог утвердительно кивнул:
   - Гроссмейстер обратился  к королю с этим нелепым предложением во
время официального приема, в присутствии многих блестящих вельмож и,
что самое  прискорбное,  в  присутствии  Маргариты.  Дон  Александр,
понятно, был возмущен...
   - Еще бы! Эка честь - породниться с самим Вельзевулом.
   - Не в  том дело,  Филипп. До  сих пор  наваррский король лояльно
относился к  иезуитам, чего я не одобряю. Однако он, как тебе должно
быть известно, муж весьма набожный и благочестивый.
   - Чересчур набожный,  по моему  мнению, -  заметил  Филипп. -  До
смешного благочестивый.  Вот уже третий год кряду он заказывает всем
монастырям Памплоны еженедельные молебны во спасение души Маргариты,
а еще  постоянно натравливает на нее епископа Франческо де Арагона с
его ханжескими проповедями.
   Герцог слегка усмехнулся:
   - Насчет молебна  я того  же мнения -  это сверх  всякой разумной
меры. По  мне, уж лучше бы он употребил свое благочестивое рвение на
искоренение иезуитской  заразы на наваррской земле. Будем надеяться,
что недавний  инцидент заставил  его  призадуматься,  и  он  все  же
пересмотрит свое  отношение к  рыцарям Сердца  Иисусова. Ну, в самом
деле,  где   это  видано,  чтобы  брака  с  принцессой,  наследницей
престола,  добивался   ублюдок  воинствующего   монаха  и   какой-то
неотесанной крестьянки...
   - Дочери мелкого  ростовщика, - внес уточнение Филипп. - В Толедо
говорят,  что   мать  графа  де  Барейро  была  наполовину  еврейка,
наполовину мавританка.
   - Тем хуже... Нет, подумать только, граф де Барейро! В свое время
я воспринял  это как  пощечину, нанесенную  Иннокентием  Пятым  всей
европейской аристократии.  Да простит  меня Господь,  но,  по  моему
убеждению, папа  Инокентий был  не в  себе, присваивая этому ублюдку
графский титул.
   - Так  что  было  дальше? -  нетерпеливо  спросил  Филипп. -  Что
ответил гроссмейстеру король?
   - А ничего.
   - Как так?
   - Он просто  не успел  ответить, вместо  него ответила Маргарита.
Дон Александр  собирался указать  Инморте  на  дверь,  но  принцесса
опередила его.
   - Представляю, что она сказала!
   - Пересказывать ее слова не буду. Однако слова еще полбеды. Кроме
всего прочего, Маргарита отлупила Инморте.
   - Отлупила?! -  рассмеялся  Филипп. -  Отлупила!..  О,  это  было
незабываемое зрелище!
   - Да уж,  точно. Во  всяком случае, Инморте надолго запомнит свое
сватовство. Взбешенная  Маргарита выхватила  из рук  графа  де  Сан-
Себастьяна жезл  верховного судьи  и не в шутку, а всерьез принялась
лупить им гроссмейстера.
   - Ну и  ну! - фыркая  со  смеху,  произнес  Филипп. -  А  что  же
Инморте?
   - Как ты  понимаешь, он попал в весьма затруднительное положение.
Стража и  не помышляла  вступаться за  него, а  вздумай он  или  его
спутники применить  силу  против  Маргариты,  они  были  бы  тут  же
изрублены в  куски.  Так  что  гроссмейстеру  не  оставалось  ничего
другого, как позорно бежать. И что уж самое занимательное, принцесса
преследовала его  на всем пути от тронного зала до ближайшего выхода
из дворца,  гналась за  ним, задрав  юбки выше колен, а когда начала
отставать, что было силы швырнула жезл ему в спину.
   Филипп откинулся  на спинку  кресла и  громко  захохотал.  Герцог
подождал, пока он немного успокоится, а когда смех Филиппа перешел в
тихие всхлипывания, продолжил свой рассказ:
   - После  этого   инцидента  Инморте   заявил,   что   расценивает
случившееся как  оскорбление, нанесенное  в его лице всему ордену, и
намерен об®явить Наварре войну.
   - Ага! Теперь  понятно, зачем  ему понадобился  этот спектакль со
сватовством. Он  хотел  спровоцировать  Маргариту  к  оскорбительной
выходке, правда,  недооценил ее бурного темперамента. И тем не менее
она попалась на его уловку.
   - Мне тоже  так кажется, - сказал герцог. - Инморте можно назвать
кем угодно,  только не  глупцом. Делая  это абсурдное,  смехотворное
предложение, он,  безусловно, рассчитывал  на скандал,  который даст
ему повод  к войне. К счастью для Наварры, папский нунций в Памплоне
ни на  мгновение не  растерялся и  решительно предостерег Инморте от
об®явления войны, угрожая ему санкциями со стороны Святого Престола.
Гроссмейстер был  вынужден  подчиниться,  поскольку  папа  Павел  не
разделяет весьма  благосклонного отношения  своих предшественников к
иезуитам и  уж тем  более не  считает их  передовым отрядом воинства
Божьего на  земле. Где там! По моей информации, Святой Престол очень
обеспокоен стремительным ростом могущества ордена Сердца Иисусова, и
папские нунции  при всех  европейских дворах получили тайное задание
выяснить,  какова  будет  реакция  светской  власти  на  официальное
об®явление иезуитов еретической сектой и наложение Интердикта[23] на
все три области ордена - Лузитанскую, Мароканскую и Островную.[24]
--------------------------------------------------------------
 24 Имеются в виду Азорские острова.

   --------------------------------------------------------------
 23  Интердикт -  отлучение от  церкви целой  территории. В  области
действия  Интердикта   запрещены  все   виды  богослужений,  включая
крещение и отпевание.

   - Это будет  мудрое решение, -  одобрительно  произнес  Филипп. -
Хоть и  запоздалое. Теперь  иезуиты большая сила, и единственно лишь
Интердиктом их не усмиришь.
   - Поэтому святейший отец направил особые послания тем владыкам, в
резко  негативном   отношении  которых   к  иезуитам  он  ничуть  не
сомневается...
   - И, разумеется,  вы были  в  числе  первых,  кто  получил  такое
послание.
   - Естественно. Папа  предложил нам  воспользоваться  предстоящими
празднествами по  случаю восемнадцатилетия  Маргариты  Наваррской  и
направить в  начале сентября в Памплону своих представителей, или же
самим явиться  туда, чтобы  обсудить  план  совместных  действий  по
ликвидации ордена иезуитов.
   - Вот это  правильно, -  сказал  Филипп. -  Давно  бы  так...  Но
вернемся к Маргарите. Вижу, она презабавнейшая особа.
   "И тебе под стать, - подумал герцог. - Два сапога пара".
   - И что ты думаешь о моем предложении? - спросил он.
   Филипп поднял к своему лицу сжатую в кулак руку.
   - При  всех   ее  недостатках,   Маргарита  наследует  наваррскую
корону, - он  выпрямил один  палец. -  Она  знатного  рода  и  имеет
выдающихся предков, -  второй палец. -  Красива, - третий. - Умна, -
четвертый. -  Хоть   и  не  добродетельна,  но  знает  меру,  весьма
осмотрительна и,  надеюсь, не  будет так  глупа,  чтобы  родить  мне
наследника  от   кого-то  другого. -   Филипп  хлопнул   ладонью  по
подлокотнику кресла. -  А что  она  вертихвостка  и  баламутка,  это
стерпеть можно. В конце концов, я тоже не ангел.
   - Итак, -   подытожил   герцог. -   С   одной   кандидатурой   мы
разобрались.
   - А кто  вторая?  Кого  вы  имели  в  виду -  внучку  германского
императора или Анну Римскую?
   - Принцессу Анну,  конечно. Что  касается Марии Геннегау, то я не
считаю ее  перспективной для  нас партией.  Ее дед  слишком  стар  и
недолго протянет,  а ее  отца, герцога  Зеландского, вряд ли изберут
германским императором.  По всей видимости, преемником Карла Шестого
станет эрцгерцог Баварский.
   - Значит,  Анна   Юлия,  дочь  Августа  Двенадцатого  и  Изабеллы
Французской, - задумчиво проговорил Филипп. - Но ведь она еще дитя.
   - Не такое  уж дитя. Она одного возраста с Элеонорой Кастильской,
даже чуть старше. В середине лета ей исполнится четырнадцать.
   - Это не  суть важно,  отец. Принцесса  Анна менее  перспективная
невеста,  чем   Маргарита  Наваррская.   Брак  с   ней  будет   лишь
политическим союзом, но ни на пядь не увеличит наши владения.
   - Точно так  же, как  и в случае с Элеонорой, - заметил герцог. -
Однако ты  был не  прочь жениться на ней. Боюсь, ты опять поддаешься
эмоциям. Тебя отталкивают некоторые странности Анны, все эти сплетни
о ней...
   - Отнюдь, - живо  возразил Филипп. -  Дело  вовсе  не  в  том.  И
вообще, с  недавних пор  я не склонен доверять сплетням. Я по своему
опыту знаю,  как они  бывают несправедливы...  Вернее,  по  горькому
опыту Бланки - ведь ее оклеветали совершенно безосновательно.
   - Даже так? -  герцог посмотрел  на Филиппа  с таким недоверчивым
видом, словно  тот сообщил  ему, что  луна упала  на землю. -  Но...
Впрочем, ладно,  не будем  уходить от темы нашего разговора. Ты сам,
когда сочтешь  нужным, расскажешь  мне эту историю... и если сочтешь
нужным. А  пока  вернемся  к  принцессе  Анне.  Почему  ты  считаешь
политический союз с Италией малоперспективным?
   Филипп понял,  что отец  решил устроить ему небольшую проверку на
способность трезво оценивать политическую ситуацию.
   - Один союз  другому рознь, -  уверенно заговорил  он. - В случае
моего брака  с Бланкой  или Норой  Кастилия оказала  бы  безусловную
поддержку  моим   притязаниям  на   галльский  престол.  Кстати,  на
моральную поддержку  со стороны  Альфонсо, как  моего друга,  я могу
рассчитывать и  сейчас. Но  Италия - совсем  другое дело.  Итальянцы
никак не  могут оправиться  от сокрушительного  поражения в  войне с
галлами двести  пятьдесят лет  назад и  до сих пор относятся к нам с
опаской. Римский Сенат неизменно блокирует любые попытки императоров
вмешаться во  внутренние дела  Галлии, и надо сказать, не без веских
на то  оснований.  С  тех  пор  как  Карл  Великий  заявил  о  своих
претензиях на  роль всемирного  самодержца и  наградил себя  титулом
императора Священной  Римской Империи, Германия и Италия находятся в
состоянии   перманентной    войны.   Рим    немало   поспособствовал
преждевременному распаду  империи Карла,  в результате чего возникли
королевства Наварра,  Арагон, Франция, Хорватия и великое герцогство
Австрийское, а  также доминион  Галлия  под  римским  протекторатом.
Образование   в   начале XIII   века   самостоятельного   Галльского
королевства произошло  не без  содействия Германского Союза, и после
этого между  Италией и  Германией установился  довольно шаткий  мир,
основанный на  невмешательстве как  той, так и другой стороны в дела
Галлии, Австрии  и Хорватии.  А ежели  Рим, в  случае моего  брака с
Анной Юлией,  паче чаяния  окажет мне  более осязаемую,  чем  просто
моральную поддержку в борьбе за галльский престол, германские князья
также не  останутся в  стороне и  в пику  Италии поддержат  Людовика
Прованского. Нет,  на это  ни Римский Сенат, ни император не пойдут.
Хоть как  бы Август  Двенадцатый не любил свою единственную дочь, он
ни за что не решится на разжигание новой войны с Германией - а вдруг
она закончится претворением в жизнь планов Карла Великого о создании
Священной Римской Империи.
   Герцог усмехнулся.
   - Ты  совершенно   прав,  Филипп, -   в  голосе   его   слышалось
облегчение. - Прости, что я подверг тебя этому маленькому испытанию,
но мне  хотелось выяснить,  отдаешь ли ты себе отчет в том, на какую
зыбку почву  становишься, претендуя  на галльский престол, и с какой
осторожностью  тебе   следует  выбирать  союзников.  Итак,  решено -
Маргарита Наваррская.
   - Да, отец. Я женюсь на ней.
   - Гм... Только  не обольщайся  раньше времени.  Она девица  очень
вздорная и вполне способна отказать тебе. С нее станется.
   - Даже несмотря  на галльскую корону, которую я предложу ей вкупе
со своей рукой и сердцем?
   - Даже несмотря  на это, - подтвердил герцог. - Маргарита властна
и честолюбива,  этих качеств  ей  не  занимать.  Но,  насколько  мне
известно,  ее   честолюбие  не   безгранично,  как   у   тебя,   оно
довольствуется существующими  пределами маленькой Наварры. Год назад
Хайме Арагонский  просил руки  Маргариты для  своего  сына,  но  она
наотрез отказалась,  хотя э