а  именно  разговор  по  душам  с  Матильдой,
состоявшийся спустя  несколько дней  после знаменательной  проповеди
архиепископа, явился  той самой  каплей,  которая  переполнила  чашу
терпения Бланки.
   В тот  день, в  десятом часу  утра, Бланка уже проснулась, но все
еще нежилась  в постели,  ожидая теплую  купель, когда  в ее спальню
вошла Матильда.  Сдержанно пожелав  ей доброго утра и извинившись за
вторжение,  девушка   присела  на   край  кровати   и  устремила  на
кастильскую принцессу укоризненный взгляд.
   - Рада тебя видеть, душенька, - спросонья улыбнулась ей Бланка. -
Но почему ты такая хмурая?
   - Я хочу поговорить с вами, сударыня, - сказала Матильда.
   - О чем? - спросила Бланка, протирая глаза.
   - О моем братике.
   Бланка явно смутилась:
   - Об Этьене?
   - Да, о нем. Ведь скоро он придет к вам, верно?
   - Придет, - в  замешательстве  подтвердила  Бланка,  выбираясь  с
постели. Она  набросила на  себя пеньюар,  села рядом  с  Матильдой,
взяла ее за руку и ласково спросила: - К чему ты клонишь, детка?
   - А то вы не знаете, сударыня! Сегодня я разговаривала с Этьеном.
Он признался, что любит вас.
   К  щекам   Бланки  прихлынула   кровь,  а  глаза  ее  лихорадочно
заблестели. Она обняла Матильду и после минутного молчания сказала:
   - Я тоже люблю твоего брата, золотко. Очень люблю.
   - Но так нельзя, сударыня. Это неправильно.
   - Почему?
   - Потому что  ваша любовь  грешна. Вы  не можете любить Этьена, а
Этьен не должен любить вас.
   Бланка тяжело вздохнула:
   - А если  я не  могу не  любить его?  Если твой  брат не может не
любить меня? Тогда что?
   - Вы   д о л ж н ы , сударыня.  Вы должны  остановиться, пока  не
поздно. Пока  не произошло  непоправимого, пока  вы еще  не погубили
свою душу, и пока Этьен не погубил свою.
   Бланка пристально посмотрела Матильде в глаза.
   - А ты  уверена, что  твой брат,  как ты  это называешь,  еще  не
погубил свою душу?
   Девушка вздрогнула.
   - О Боже! -  воскликнула она. -  Это уже  случилось!  Значит,  он
обманул меня...  Как  вы  могли,  сударыня?  Как  же  вы  могли  это
допустить?
   - Ты неверно  истолковала мои  слова, Матильда, -  вновь краснея,
произнесла Бланка. - Я совсем не то имела в виду.
   - А что же?
   - Что у Этьена... Словом, у него уже были другие женщины.
   Матильда отрицательно покачала головой:
   - Неправда. Это  вам сказала  госпожа Маргарита - но вы не верьте
ей. Она  умышленно наговаривает  на моего  братика, чтобы  вам легче
было ступить  на путь прелюбодеяния. Чтобы вы меньше пеклись про его
душу, считая  его распутным  и непорядочным.  Я знаю, какие цели она
преследует, убеждая вас в этой лжи, возводя на Этьена напраслину.
   - Да? И к чему же она стремится, по-твоему?
   - Она рассчитывает,  что, согрешив,  вы найдете себе оправдание в
том, что будто бы Этьен соблазнил вас.
   - Что за  глупости, в  самом деле! - искренне изумилась Бланка. -
Не бери  себе дурного в голову. Ты слишком мнительна, Матильда. Я не
нуждаюсь в  таких  оправданиях,  это  недостойно  меня.  Не  в  моих
привычках перекладывать  ответственность за свои поступки на кого-то
другого. И если я решусь...
   - Но, сударыня! -  взмолилась  Матильда. -  Ведь  вы  замужем,  а
Этьен... Он  вам не  ровня. Даже  будь вы  свободны, все равно между
вами не могло бы быть любви.
   - Однако она  есть. Мы  с Этьеном любим друг друга. Теперь я знаю
это точно.
   - Это неправедная  любовь, сударыня.  Это губительная страсть. Вы
должны вырвать ее из своего сердца.
   Бланка рывком прижала голову Матильды к своей груди.
   - Слышишь? Это  бьется мое  сердце. Оно  живое,  оно  страдает  и
любит. Оно  много страдало,  но любовь  к твоему  брату,  пусть  она
грешна, неправедна,  пагубна, излечила  его, избавила меня от боли и
страданий. Как же я могу вырвать то, что стало частичкой меня самой?
Ты всего лишь на полтора года младше меня, Матильда, но ты еще дитя,
ты чиста  и невинна, ты не испытала того, что довелось испытать мне,
и сейчас  ты не  способна понять  меня. Ты осуждаешь нас с Этьеном -
что ж, ладно, я на тебя не в обиде. Не приведи Господь, чтобы когда-
нибудь ты  поняла меня  ценой своего  горького опыта. -  На  секунду
Бланка умолкла,  переводя дыхание. -  И я благодарю тебя за все, что
ты мне  сказала. Ты  помогла мне  лучше понять  себя, разобраться  в
своих чувствах  и смириться  с  неизбежным.  Чему  бывать,  того  не
миновать, дорогая.  Я очень  люблю тебя,  но также  я люблю и твоего
брата...
   - Сударыня, - отозвалась  Матильда, подводя голову. - Убедительно
прошу вас опомниться. Не берите грех на душу, не губите Этьена.
   - Нет, - твердо  ответила Бланка. -  Я уже  все решила.  Рано или
поздно это  должно произойти,  так пусть же это произойдет как можно
скорее. У меня больше нет сил мучить себя...

   Искупавшись и  приодевшись, Бланка вошла в гостиную своих покоев,
где ее  уже ждал  Монтини. В  комнате больше  никого не  было, и как
обычно при  их утренней  встрече, после  вежливых приветствий  между
ними  воцарилось  неловкое  молчание.  Этьен  смотрел  на  Бланку  с
восхищением и  обожанием, она же откровенно любовалась им, его ладно
скроенной фигурой,  его  правильными  чертами  лица,  его  красивыми
черными глазами...
   Наконец Бланка  подступила к  Монтини и  взяла его  за руки.  Она
хотела спросить, любит ли он ее, но слова вдруг застряли в ее горле.
Этот вопрос  показался ей  слишком банальным, мелодраматичным и даже
пошлым. Внезапно  с ее  губ сорвалось  нечто уже совсем неожиданное,
ошеломляющее по своей прямоте:
   - Этьен, у вас... У тебя раньше были женщины?
   Монтини на  мгновение опешил  и недоуменно  уставился на  Бланку.
Затем в смятении опустил глаза.
   - Да, - виновато пробормотал он и хотел было броситься ей в ноги,
но Бланка, пытаясь удержать его, очутилась в его об®ятиях.
   - И сколько? - спросила она.
   Этьен еще больше смутился, не зная, что ей ответить. Он уже давно
потерял счет молоденьким служанкам и жившим по соседству благородным
дамам и  девицам, с  которыми за  последние два  года  имел  близкие
отношения.  Его  замешательство  невесть  почему  привело  Бланку  в
восторг, и,  так и  не дождавшись ответа, она прижалась губами к его
губам.
   Первым делом  Монтини научил  Бланку целоваться,  и в  тот  день,
вопреки обыкновению, она не пошла на обедню.



        Глава 21
                       БЕЗУМИЕ РИКАРДА ИВЕРО

В то  лето виконту  Иверо шел  двадцать первый год. Он был внучатным
племянником   короля    Наварры,   сыном    и   наследником   самого
могущественного после  короля наваррского  вельможи - дона  Клавдия,
графа Иверо, а по линии матери, Дианы Юлии, он приходился двоюродным
братом ныне  царствующему императору  Августу XII. Был  он  высокого
роста, строен,  светловолос и красив, как античный бог, правда, не в
пример  богам,   он  не   мог  похвастаться   физической   силой   и
выносливостью - и  это, пожалуй,  был единственный  его  недостаток.
Рикард,  казалось,   имел  все,  что  нужно  для  полного  счастья -
молодость,  красоту,   здоровье,  знатность  и  богатство, -  однако
счастливым он  себя не чувствовал. В четырнадцать лет его угораздило
без памяти влюбиться в свою троюродную сестру Маргариту, и с тех пор
вся  его   жизнь  была   подчинена  одной  цели -  добиться  от  нее
взаимности.
   Шли годы.  Рикард взрослел,  вместе с  ним взрослела Маргарита, и
все длиннее становилась вереница ее любовников, на которых он взирал
со стороны,  снедаемый ревностью и отчаянием. Маргарита относилась к
нему лишь как к брату, наотрез отказываясь видеть в нем мужчину. А в
то же  самое время  его родная  сестра Елена  была просто без ума от
него, и  вряд ли  бы ее  остановил страх перед грехом кровосмешения,
если  бы  не  упрямство  Рикарда,  для  которого  во  всем  мире  не
существовало другой женщины, кроме Маргариты. Вдобавок ко всему, еще
одна троюродная  сестра Рикарда,  Жоанна Бискайская, с некоторых пор
всерьез вознамерилась  стать его  женой и  с  этой  целью  старалась
настроить против  него Маргариту,  чтобы  та  случайно  не  вздумала
ответить взаимностью на его любовь. А поскольку Жоанна не отличалась
особым умом  и в  своих интригах была слишком прямолинейна, вскоре о
ее кознях  прознал Рикард  и всеми силами души возненавидел ее, хотя
внешне этого не выказывал.
   Когда же,  наконец, его мечта осуществилась, и Маргарита (отчасти
назло Жоанне)  подарила  ему  свою  любовь,  Рикард  совсем  потерял
голову. Если  раньше он обожал Маргариту, то после первой близости с
ней он  стал обожествлять  и боготворить  ее, и  с каждой  следующей
ночью  все  неистовее.  Впрочем,  и  Маргарита  со  временем  начала
испытывать к Рикарду гораздо более глубокое чувство, чем то, которое
она привыкла  называть любовью.  Все чаще Маргарита стала появляться
на людях  в обществе Рикарда, а с конца июня они проводили вместе не
только ночные часы, но и большую часть дня, словно законные супруги.
Многие  в   Наварре  уже  начали  поговаривать,  что  наконец-то  их
наследная принцесса остепенилась, нашла себе будущего мужа, и теперь
следует ожидать об®явления о предстоящей свадьбе.
   Однако сама  Маргарита о  браке не помышляла. До Рождества, когда
она обещала  отцу выйти  замуж,  как  ей  казалось,  была  еще  уйма
времени, спешить с этим, по ее мнению, не стоило, и все разговоры на
эту тему,  которые  то  и  дело  заводил  с  ней  Рикард,  неизменно
заканчивались бурными  ссорами. Обычно  это случалось  по утрам, а к
вечеру они  уже мирились,  и в качестве отступной Рикард преподносил
Маргарите в подарок какую-нибудь сногсшибательную вещицу, все глубже
погрязая в трясине долгов.
   В тот  июльский вечер,  о  котором  мы  намерены  рассказать,  он
подарил ей  в знак их очередного примирения после очередной утренней
ссоры изумительное  по красоте  жемчужное ожерелье,  влетевшее ему в
целое состояние - свыше пяти тысяч скудо.
   Почти час  потратила наваррская  принцесса, вместе  с  Бланкой  и
Матильдой,  изучая   подарок  Рикарда,  рассматривая  его  в  разных
ракурсах и  при различном освещении и примеряя его друг на дружке. С
этой целью Маргарита трижды, а Матильда дважды меняли платья. Бланка
не переодевалась  только потому,  что ей  было далеко  идти до своих
покоев, а  все платья  наваррской  принцессы  были  на  нее  слишком
длинными.
   Рикард весь  сиял. Он опять был в ладах с Маргаритой, критическое
восприятие действительности,  которое обострялось у него по утрам, к
вечеру, как  обычно, притупилось,  все тревоги,  опасения  и  дурные
предчувствия были  забыты, будущее виделось ему в розовых тонах, а в
настоящем он был по-настоящему счастлив.
   Вволю налюбовавшись  собой и  своим новым  украшением,  Маргарита
звонко поцеловала Рикарда в губы.
   - Это задаток, -  пообещала она. -  Право, Рикард,  ты  прелесть!
Таких восхитительных  подарков я не получала еще ни от кого, даже от
отца... Между  прочим, сегодня  и папуля  мне кое-что  подарил. Вот,
говорит, доченька, взгляни. Может, тебя заинтересует.
   - А что за подарок? - спросила Бланка.
   - Сейчас покажу.
   Маргарита вышла  из комнаты,  а спустя  минуту вернулась, держа в
руках небольшой, размерами с книгу, портрет.
   - Ну как, кузина, узнаешь?
   Невесть  почему  (а  если  хорошенько  вдуматься,  то  по  вполне
понятным причинам) Бланка покраснела.
   - Это Филипп Аквитанский...
   - Он самый.  Нечего сказать,  отменная работа.  Только, по-моему,
художник переусердствовал.
   - В каком смысле?
   - Слишком смазлив  твой Филипп  на портрете.  Вряд ли  он такой в
жизни.
   - А вот  и ошибаешься, -  пожалуй,  с  излишним  пылом  возразила
Бланка. - На  мой взгляд,  этот портрет  очень удачный,  и  художник
нисколько не польстил Филиппу.
   - Вот как! -  произнесла Маргарита,  облизнув губы. - Выходит, не
зря его прозвали Красавчиком.
   - А положа  руку на сердце, - язвительно заметил Рикард, глядя на
портрет с откровенной враждебностью, - следует признать, что гораздо
больше ему подошло бы прозвище Красавица.
   Бланка укоризненно посмотрела на Рикарда, а Маргарита улыбнулась.
   - И в  самом деле.  Уж больно  он похож  на девчонку.  Если бы не
глаза и  не одежда...  Гм. Он,  наверное, не  только женщинам,  но и
мужчинам нравится. А, кузина?
   Бланка  смутилась.   Ее  коробило  от  таких  разговоров,  и  она
предпочла бы  уклониться от  ответа, однако  опасалась, что  в таком
случае  Маргарита   обрушит  на  нее  град  насмешек  по  поводу  ее
"неприличной стыдливости".
   - Ну... в  общем... Был  один, дон  Педро де Хара, прости Господи
его грешную душу.
   - Он что, умер?
   - Да. Филипп убил его на дуэли.
   - За что?
   - Ну... Дон  Педро попытался... это... поухаживать за Филиппом. А
он вызвал его на дуэль.
   - За эти самые ухаживания?
   - Мм... да.
   - Какая жестокость! -  отозвался Рикард. -  Мало  того,  что  дон
Педро  страдал  из-за  своих  дурных  наклонностей,  так  он  еще  и
поплатился за это жизнью.
   Бланка смерила Рикарда испепеляющим взглядом.
   - Прекратите язвить,  кузен! -  резко  произнесла  она. -  Прежде
всего, Филипп  понятия не  имел о  дурных наклонностях дона Педро, а
его... его ухаживания он расценил как насмешку над своей внешностью.
Это во-первых.  А во-вторых,  вас ничуть  не трогает  горькая участь
незадачливого дона Педро де Хары. Вы преследуете вполне определенную
цель - очернить кузена Аквитанского в глазах Маргариты.
   - Ладно,  оставим   это, -   примирительно   сказала   наваррская
принцесса. - Тебе,  Рикард, следует  быть осторожным  в  выражениях,
когда речь идет о кумире Бланки...
   - Кузина!... - в замешательстве произнесла Бланка.
   - А ты,  дорогуша, не  лицемерь, -  отмахнулась  Маргарита. -  Не
пытайся убедить  меня в  том, что Красавчик тебе уже разонравился...
Гм. И  он нравится не только тебе. Матильда, как ты находишь Филиппа
Аквитанского?
   Девушка с  трудом оторвала  взгляд от  портрета и в растерянности
захлопала ресницами.
   - Простите?.. Ах, да... Он очень красивый, сударыня.
   - И совсем не похож на девчонку?
   - Нет, сударыня. Он похож на Тристана.
   - На Тристана? -  рассмеялась Маргарита. -  Чем же  он  похож  на
Тристана?
   - Ну... Он красивый, добрый, мужественный...
   - Мужественный? - скептически переспросила наваррская принцесса.
   - Да, сударыня.  Госпожа Бланка  как-то  говорила  мне,  что  дон
Филипп Аквитанский считается одним из лучших рыцарей Кастилии.
   - А по его виду этого не скажешь.
   - Тем не  менее,  это  так, -  заметила  Бланка. -  Филипп  часто
побеждал на турнирах, которые устраивал мой отец.
   - И чаще  всего тогда, - усмехнулась Маргарита, - когда королевой
любви и красоты на турнире была ты... Да, кстати. Ты знаешь, что мой
папочка пригласил его быть одним из зачинщиков турнира по случаю дня
моего рождения?
   - Что-то такое я слышала.
   - И  это   симптоматично.   Похоже,   отец   намерен   превратить
праздничный турнир  в  состязание  претендентов  на  мою  руку.  Уже
доподлинно известно,  что как минимум четыре зачинщика из семи будут
мои женихи.
   - Аж четыре?
   - Да. Пятым,  по-видимому, станет  твой муженек -  как ни как, он
первый принц  крови. А  еще два места папуля, очевидно, приберег для
Рикарда и  кузена Арагонского,  буде они  из®явят желание  преломить
копья в мою честь... Гм, в чем я позволю себе усомниться.
   Рикард покраснел.  Он никогда не принимал участия в турнирах, так
как от  природы был  физически слаб -  что,  впрочем,  нисколько  не
мешало ему быть пылким любовником.
   - Один из  тех четырех,  как  я  понимаю,  Филипп  Аквитанский, -
пришла на помощь Рикарду Бланка. - Второй граф Оска. А еще двое?
   - Представь себе, - сказала Маргарита. - Будет Эрик Датский.
   - Тот самый бродячий принц?
   - Да, тот самый.
   - Прошу прощения, сударыни, - вмешалась в их разговор Матильда. -
Но почему его называют бродячим принцем?
   - Потому что  он постоянно  бродит по свету, то бишь странствует.
Странствует и  воюет. Кузен  Эрик шестой  сын  датского  короля,  на
родине ему  ничего не  светит, вот  он и  шастает по  всему  миру  в
поисках какой-нибудь  бесхозной короны.  Недавно его погнали в шею с
Балкан, так что теперь он решил попытать счастья на Пиренеях.
   - А четвертый  кто? - спросила  Бланка. - Случайно, не Тибальд де
Труа?
   Маргарита усмехнулась:
   - Он самый. Моя безответная любовь.
   - Как так? Ведь он влюблен в тебя.
   - Это я  имела в  виду. Он  любит  меня -  а  я  не  отвечаю  ему
взаимностью
   - В таком случае, ты неправильно выразилась, - заметила Бланка. -
Это ты его безответная любовь.
   Маргарита пожала плечами.
   - Какая разница! -  сказала она. -  И  вообще,  не  придирайся  к
словам. Ты сама не больно хорошо говоришь по-галльски.
   - Зато правильно.
   - А вы  знаете, сударыня, - вновь вмешалась Матильда, обращаясь к
Бланке. - В  прошлом году  госпожа Маргарита послала господину графу
Шампанскому...
   - Замолчи! - резко  перебила ее Маргарита; щеки ее заалели. - Что
послала, то послала. Он сам напросился.
   - А в чем, собственно, дело? - поинтересовалась Бланка.
   - Да ни  в чем.  Просто Тибальд  де Труа -  настырный тип. Четыре
года  назад   он  совершал  паломничество  к  мощам  Святого  Иакова
Компостельского, чтобы  помолиться за  выздоровление своей  жены, и,
естественно, проездом  побывал в  Памплоне.  Тогда-то  мы  с  ним  и
познакомились. И  представь себе:  на второй день он признался мне в
любви - а  в это самое время его жена была при смерти. Он, наверное,
здорово обрадовался, когда вернулся домой и узнал, что она умерла.
   - Не суди  опрометчиво, кузина.  Откуда  тебе  известно,  что  он
обрадовался?
   - А оттуда!  Потому что спустя два месяца он попросил у отца моей
руки. Когда  же я  отказала ему,  он принялся  терроризировать  меня
длиннющими письмами  в стихах.  У меня  уже скопилось целое собрание
его сочинений. Ума не приложу, что мне делать с этим ворохом бумаги.
   - Вели переплести их в тома, - посоветовала Бланка. - Это сделает
честь твоей  библиотеке.  Тибальд  де  Труа,  несмотря  на  все  его
недостатки, выдающийся поэт.
   - Может быть,  может  быть, -  не  стала  возражать  Маргарита. -
Правда, ваш Руис де Монтихо ни во что его не ставит.
   Бланка пренебрежительно фыркнула:
   - Тоже мне, авторитет нашла! Его просто снедает зависть к таланту
дона Тибальда. По мне, Руис де Монтихо - несерьезный поэт.
   - А   граф    Шампанский,   по-твоему,    серьезный?   Да   более
легкомысленного человека я еще не встречала!
   - С ним  лично я  не знакома, -  ответила  Бланка, -  поэтому  не
берусь  судить,  какой  он  человек.  Но  поэт  он  серьезный,  даже
гениальный. Хотя  я не  считаю себя  большим знатоком поэзии, все же
осмелюсь предположить, что потомки поставят Тибальда де Труа на одну
доску с  такими видными фигурами в литературе, как Вергилий, Гомер и
Петрарка.
   Слова "доска"  и "фигуры"  вызвали у  Маргариты странную  цепочку
ассоциаций. В  отличие от  Бланки,  страстной  любительницы  шахмат,
наваррская принцесса терпеть не могла эту игру - за шахматной доской
она откровенно скучала, и ее клонило ко сну. Вслед за словом "сон" в
ее голове  завертелось слово  "постель", повлекшее за собой приятные
мысли о том, чем люди занимаются в постели помимо того, что спят.
   Маргарита томно посмотрела на Рикарда и сладко зевнула.
   - Ну все,  друзья, - заявила  она. - Хорошего  понемногу.  Поздно
уже, пора  ложиться баиньки.  Рикард, проводи  кузину до  ее покоев.
Господин де Монтини, небось, заждался от нее весточки.
   Лицо Бланки  обдало жаром, и чтобы скрыть смущение, она торопливо
направилась к  выходу. Исполняя просьбу Маргариты, Рикард последовал
за ней.
   Весь путь  они прошли молча, думая каждый о своем. Но возле своей
двери Бланка задержала Рикарда.
   - Кузен, - сказала  она. - Вы  знаете, что ваша двоюр