о. Не только глупо, но и под... - Тут она запнулась.
   - Так что же произошло?
   Немного помедлив, Бланка сказала:
   - Пожалуй, я  последую твоему  совету и  не  стану  увиливать.  Я
просто не отвечу. То, как отец обошелся со мной, не делает чести его
памяти.
   - Понятно, - кивнула Маргарита. - О мертвых только хорошее.
   - Да, - коротко ответила кастильская принцесса.
   Некоторое время  они молчали.  Бланка  теребила  кончик  носового
платка и  время от  времени грустно  вздыхала. Матильда  с искренним
сочувствием  глядела   на  нее.   Маргарита  напряженно   о   чем-то
размышляла.
   - Так это  правда? - наконец  отозвалась  она. -  Между  тобой  и
Филиппом Аквитанским ничего не было?
   - Я уже  сказала тебе,  что все  это досужие  вымыслы. Или  ты не
веришь?
   - Да нет  же, верю.  Кому-кому,  а  тебе  я  верю... -  Маргарита
тряхнула головой. -  Черт  возьми!  Это  во  многом  об®ясняет  твое
поведение. Теперь  все становится  на свои  места. Оказывается, дела
обстоят гораздо хуже, чем я думала раньше.
   - В каком смысле хуже?
   - В самом  прямом. Раньше  я  считала  тебя  просто  застенчивой,
ужасно скрытной, донельзя деликатной, стыдливой до неприличия; но на
поверку ты еще и забитая, невежественная девчонка. Теперь я понимаю,
что заблуждалась  относительно истинной  причины твоего отвращения к
мужу. На  самом деле  ты брезгуешь  Александром не потому, что после
Красавчика он  тебе неприятен. Тебе становится тошно при одной мысли
о близости  с ним  не только  потому,  что  некогда  он  согрешил  с
Жоанной. В конце концов, это не столь тяжких грех, чтобы...
   - Маргарита! - резко  оборвала ее  Бланка, встревожено  косясь на
Матильду. - Думай, о чем говоришь! И  п р и   к о м  говоришь.
   - А, вот оно что! - Маргарита тоже взглянула на Матильду. - Она и
так все  знает. Сегодня  я  ей  проболталась,  ты  уж  прости  меня.
Матильда с  таким жаром  говорила о том, как сильно она любит своего
брата, что  я взяла  и бухнула  ей про Александра и Жоанну. Дескать,
одни уже  доигрались, другие,  Елена и Рикард, на подходе, а тут еще
ты со  своим Этьеном.  Но  не  беспокойся,  кузина,  Матильда  умеет
молчать. Правда, Матильда?
   Девушка с готовностью кивнула.
   - О да,  сударыни, - заверила она их. - Я буду молчать. Никому ни
единого словечка, обещаю вам.
   - Вот  и   чудненько. -  сказала  Маргарита. -  Итак,  на  чем  я
остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве...
   - А может, не надо? - попросила Бланка, вновь краснея.
   - Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила
твою застенчивость.  Я не  сомневалась,  что  у  тебя  был  роман  с
Красавчиком, и  терпеливо ждала,  пока ты не забудешь его настолько,
чтобы завести  себе нового  любовника. Но  теперь, когда выяснилось,
что...
   - Кузина! Прекрати  немедленно, прошу  тебя.  Иначе  я  встану  и
уйду... К тому же мне пора в церковь.
   - Ну, нет,  тебе еще  не пора  в церковь. У нас впереди почти час
времени, и  если ты  останешься у  меня, мы пойдем в церковь вместе.
Добро?
   - Ладно, - кивнула Бланка. - Но если ты будешь...
   - Да, буду.  Ради  твоего  же  блага  я  продолжу  наш  разговор.
Разумеется, в  любой момент ты можешь уйти - воля твоя, и удерживать
тебя я  не стану.  Но я  настоятельно советую  тебе выслушать  меня,
старую блудницу.  Обещаю не  злоупотреблять твоим терпением, честное
слово. Я  лишь вкратце  выскажу то,  что сейчас  у меня на уме и что
меня очень беспокоит. Не заставляй меня впоследствии сожалеть, что я
не попыталась помочь тебе разобраться в твоих проблемах.
   Бланка обреченно вздохнула:
   - Хорошо, я  выслушаю тебя,  кузина.  Только  постарайся...  э-э,
поделикатнее.
   - Непременно, - пообещала  Маргарита. - Я буду очень разборчива в
выражениях. Но  прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский
был первым и единственным твоим мужчиной, не так ли?
   - Да, - с  содроганием  ответила  Бланка  и  тут  же  в  припадке
откровенности добавила: - Лучше бы вообще никого не было!
   - То-то и  оно, дорогуша.  Ты испытываешь  отвращение не только к
Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом
деле противен),  твое отвращение  к нему постепенно распространяется
на все  мужское. В  твоих глазах он становится как бы живым символом
мужской низости и подлости, олицетворением всего самого худшего, что
только может быть в мужчине.
   - Он мерзкий,  отвратительный негодяй! -  не сдержавшись,  гневно
произнесла Бланка. - Он подонок! Я так ненавижу его!
   - Я тоже  его ненавижу, -  спокойно ответила  Маргарита. - Но моя
ненависть к нему не грозит обратиться на других мужчин.
   - И моя...
   - Ну, не говори, душенька. Ты с таким отвращением сказала: "Лучше
бы вообще  никого не  было", - что  мне стало  не по  себе. Сама  не
подозревая о том, ты начинаешь ненавидеть всех мужчин без разбору.
   - Глупости! - запротестовала Бланка. - Ничего подобного...
   - Пока еще  нет. К  счастью, до этого еще не дошло. И я, кажется,
понимаю,  что   тебя  сдерживает,   что  мешает   тебе   сознательно
возненавидеть мужчин.  Это Филипп Аквитанский. Ведь ты была дружна с
ним, верно?
   - Да, мы были хорошими друзьями.
   - Но, увы, не любовниками.
   - Маргарита...
   - Не надо  лицемерить, кузина. Ведь теперь ты жалеешь об этом, не
так ли? Скажи честно - или промолчи.
   - Да, - потупив глаза, ответила Бланка. - Я жалею.
   - Мне тоже жаль.
   - А тебе-то что?
   - Ты моя  кузина и  подруга, и  мне небезразлична  твоя судьба. Я
очень  беспокоюсь   за  тебя.   Твой  опыт   близости  с   мужчинами
ограничивается одним  лишь Александром,  и этот  опыт нельзя назвать
удачным, а  тем более,  приятным - он внушает тебе отвращение. Добро
бы еще  ты была  флегматичной, но  нет - тут  ты похожа  на Елену. Я
заметила, что  так же,  как у нее, у тебя зажигается взгляд при виде
любого мало-мальски симпатичного парня...
   - Но я  не облизываюсь на них, подобно ей, - парировала Бланка. -
И подобно тебе, кстати, тоже.
   - Это неважно. И вообще, речь сейчас не о нас с Еленой, а о тебе.
В  отличие   от  нас,  у  тебя  очень  специфическое  воспитание,  и
навязанное тебе сестрами-кармелитками ханжеское мировоззрение вполне
может сыграть  с тобой  злую шутку.  Сознательно ты  понимаешь,  что
кузен Бискайский  не единственный  мужчина, с которым ты... которому
ты можешь подарить свою любовь...
   - Уж лучше  никому, - отрезала  Бланка. - Лучше никому, чем этому
мерзкому чудовищу.
   - Вот-вот! Где-то  в глубине  тебя очень  сильны предрассудки, не
позволяющие тебе  всерьез помышлять  о возможности  связи  с  другим
мужчиной, кроме  твоего мужа.  Я не  сомневаюсь, что рано или поздно
это пройдет,  но боюсь,  что тогда  будет  слишком  поздно.  К  тому
времени тебе могут опротиветь все мужчины и все мужское.
   - Глупости!
   - Отнюдь. Всякий  раз,  глядя  на  симпатичного  тебе  парня,  ты
невольно отождествляешь его, как мужчину, с Александром...
   - А вот и нет!
   - А вот  и да!  Ты у  нас фантазерка, у тебя богатое воображение,
но, с  другой стороны,  ты малоопытна,  вернее, совсем  неопытна,  и
полна предрассудков.  Эти последние  особенно сильно сковывают тебя,
разрушают  все   твои  фантазии.   Чтобы  не   совершить  в   мыслях
прелюбодеяния, ты,  разумеется, неосознанно,  стремишься  обезличить
понравившегося  тебе   парня,  выхолостить   в  своих   глазах   его
индивидуальность и,  давая волю  своему воображению,  тем не  менее,
представляешь его в постели в точности таким, каким был с тобой твой
муж.  Конечно,   если  отвлечься   от  человеческих  качеств  кузена
Бискайского и  от твоей  неприязни к  нему,  он,  говорят,  неплохой
любовник; во всяком случае, некоторые мои горничные от него без ума.
Однако  у   тебя  все,   что  напоминает  про  Александра,  вызывает
отвращение.  И  соответственно,  тот  парень,  который    в с е г о
л и ш ь    приглянулся    тебе,   становится    тебе      с а м у ю
ч у т о ч к у  неприятным.  Со временем  эта "самая  чуточка"  будет
возрастать,  пока   ты  не  проникнешься  отвращением  ко  всем  без
исключения мужчинам.  И тогда ты начнешь баловаться с девочками, вот
так-то. И не просто баловаться, что в общем простительно, а отдавать
им предпочтение  перед мужчинами. - В устах наваррской принцессы это
прозвучало как  суровый приговор судьбы, как самое худшее, что может
случиться с женщиной.
   - Маргарита! -  негодующе   воскликнула  Бланка. -  Прекрати!  Ты
такую... такую чушь несешь!
   - Так-таки и чушь? Поверь, я рада была бы ошибиться...
   - И ошибаешься!
   - Не спорю.  Может быть, в чем-то я ошибаюсь, многое упрощаю. Но,
без сомнений, главная твоя беда в том, что ты живешь как монашка.
   - А как мне, по-твоему, следует жить?
   - Как нормальной женщине.
   - То есть, ты предлагаешь мне завести любовника?
   - Ну да,  вот именно!  Найди себе  хорошего парня,  крути  с  ним
любовь, рожай  от него  детей - наследников Бискайи. Пусть дражайший
кузен Александр  хоть лопнет  от злости,  но он  даже пикнуть против
этого не  посмеет, не  говоря уж  о том,  чтобы требовать  признания
твоих детей  незаконнорожденными. Ах,  какая это  будет  жестокая  и
утонченная месть, подумай только!
   - Сударыня, - отозвалась  Матильда с  осуждением в  голосе. -  Вы
отдаете себе отчет в том, что говорите?
   - А?! - Маргарита грозно уставилась на нее. - Опять проповедь?
   - Вовсе  нет,   сударыня,  это   не  проповедь.   Я  просто  хочу
предупредить вас,  что вы, может быть по незнанию, совершаете тяжкий
грех, подбивая госпожу Бланку на прелюбодеяние.
   Маргарита удрученно покачала головой:
   - Ну, и  дура ты, Матильда, в самом деле! Ты ровным счетом ничего
не поняла  из того, что я сказала. Дитя малое! Неужели ты не видишь,
как Бланка  страдает? Неужели  тебе невдомек, что главная причина ее
страданий - неурядицы в личной жизни?
   - Я вижу, сударыня, я понимаю, но...
   - Ты предлагаешь  ей быть  верной женой  и снова пустить к себе в
постель мужа?
   При одной мысли об этом Бланка содрогнулась.
   - Ну... - Матильда  в  растерянности  захлопала  своими  длинными
ресницами.  Прежде   все  в   жизни  представлялось   ей  простым  и
однозначным. Было  зло и добро, черное и белое, грешное и праведное,
истинное и ложное - но теперь...
   - Кузина, - сказала  Бланка, выручая  Матильду из  затруднения. -
Если ты думаешь, что это решит все мои проблемы, то ошибаешься.
   - Я так  не думаю, -  покачала головой  Маргарита. - Я  знаю, что
тебя очень  тяготит твое  положение при  моем дворе. Он, конечно, не
столь блестящ, как кастильский...
   - Не преуменьшай, кузина, твой двор великолепен. Однако...
   - Однако хозяйка  в нем  я. А  при кастильском  дворе ты привыкла
повелевать, привыкла  быть в  центре внимания,  привыкла к всеобщему
поклонению. В  Кастилии тебя  любили и  почитали больше,  чем твоего
отца, Альфонсо и Нору, не говоря уж о Фернандо, Констанце Орсини или
Марии Арагонской.  Но тут  ничего не  попишешь. Это  мой двор  и моя
страна, и  даже при  всей моей  любви к  тебе я  не  потерплю  твоих
попыток играть  здесь первую  скрипку.  Ты  уж  прости  за  прямоту,
Бланка...
   - Все в  порядке, кузина,  я не в обиде. Ты совершенно права: это
твой двор,  и с  моей стороны было бы свинством претендовать на роль
хозяйки в нем.
   - Тем не  менее, - заметила  Маргарита. - Женясь  на тебе,  кузен
Бискайский рассчитывал,  что с  твоей помощью  он станет  королем, и
наверняка пообещал твоему отцу сделать тебя хозяйкой всей Наварры.
   Тут Бланка  гордо вскинула  голову. В  этот момент  она была  так
прекрасна в  своем  высокомерии,  что  наповал  сразила  четвертого,
пассивного участника их разговора (вернее, наблюдателя, о котором мы
поговорим чуть позже).
   - Кузина! Ты  же знаешь,  что я никогда не позарюсь на то, что не
принадлежит мне  по праву.  Со всей  ответственностью могу  заверить
тебя, что  в своих  притязаниях на  наваррский престол  мой  муж  не
получит никакой  поддержки ни  от меня  лично, ни от Альфонсо, ни от
Кастилии  вообще.   Более  того,   в  случае  необходимости  я  сама
воспрепятствую свершению  его честолюбивых планов, и пока я жива, он
будет оставаться  лишь графом  Бискайским и никем другим. Больно мне
нужна твоя  маленькая Наварра -  после всего, что я упустила в своей
жизни.
   Последние    слова     Бланка    произнесла     с     откровенной
пренебрежительностью, но  горечь, прозвучавшая в ее голосе, помешала
Маргарите обидеться.
   - Да уж, -  согласилась  она, -  ты  многое  упустила.  Однако  я
склонна считать, что в случае с кузеном Бискайским ты сама сглупила.
Ведь ты  у нас  такая властная  и решительная -  что  помешало  тебе
воспротивиться этому  браку? К  тому времени  тебе  уже  исполнилось
шестнадцать лет,  ты стала  полноправной графиней Нарбоннской, пэром
Галлии, и  даже отец  при всем  желании не  смог бы лишить тебя этих
титулов без  согласия галльского  короля и Сената. В крайнем случае,
ты могла  бы бежать  в Галлию  и попросить  покровительства у кузена
Робера Третьего.  Я уверена,  что он  не отказался бы помочь невесте
своего племянника.
   Бланка кивнула:
   - Да, кузина, тут ты права. Я сглупила, вернее, смалодушничала. Я
проклинаю себя  за ту  минутную слабость,  которая обернулась  такой
катастрофой. Да  простит меня Бог, порой я проклинаю отца за то, что
он сделал со мной. Я потеряла все... даже дружбу Филиппа.
   Маргарита хотела спросить почему, но потом сама догадалась.
   - Ага! - сказала  она. - Красавчик  предлагал тебе бежать с ним в
Галлию?
   - Ну... вроде  того. Был  один план,  но я,  дура,  отказалась...
Боже, какой я была дурой!
   Маргарита внимательно посмотрела ей в глаза.
   - Все-таки ты влюблена в него, правда?
   Бланка горько усмехнулась:
   - Какое теперь  это имеет  значение? Если  я и любила Филиппа, то
недостаточно сильно, чтобы воспротивиться воле отца.
   Но Маргарита отрицательно покачала головой:
   - Твои рассуждения  слишком наивны,  кузина. Это  в поэмах  моего
незадачливого поклонника,  графа Шампанского,  любовь придает  людям
силы, подвигает на героические поступки, а в реальной жизни сплошь и
рядом происходит  обратное. Не  исключено, что твои нежные чувства к
Филиппу Аквитанскому сыграли с тобой злую шутку, и ты...
   - Не надо, Маргарита, - перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот
заплачет. - Довольно.  К чему  эти разговоры?  Все равно прошлого не
вернешь. Теперь я замужем, а Филипп... Он просит твоей руки.
   - И  ты,  небось,  назовешь  меня  дурой,  если  я  отвергну  его
предложение?
   - Нет, не  назову, - ответила  Бланка и  улыбнулась  уже  не  так
горько, как  прежде. - Но  можешь не сомневаться, что именно это я о
тебе подумаю.
   Маргарита зашлась  звонким смехом.  Вслед за  ней позволила  себе
засмеяться и Матильда.
   - Кстати, сударыни, -  сказала она,  решив, что  до  сих  пор  ее
участие в  разговоре было  недостаточно активным. -  Вы знаете,  что
семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего?
   - Знаю, - кивнула  Маргарита. - Кажется,  я знаю про твоего брата
все, что знаешь ты.
   - Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете.
   - Неужели? -  шутливо   изумилась  наваррская   принцесса. -  Это
непорядок. Так что же я о нем не знаю?
   - Что он сегодня приехал.
   - В Памплону?
   - Да, сударыня.  Легок на помине. Вы даже не представляете, как я
рада! Братик вырос, еще похорошел...
   - Так где же он?
   - Совсем недавно  был здесь,  вернее, там. -  Матильда указала на
чуть приоткрытую  дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. - Мы с
ним так  мило беседовали,  но затем поднялся весь этот гвалт, пришли
вы...
   - Постой-ка! - настороженно  перебила ее  Маргарита. - Значит, он
был здесь?
   - Да.
   - А сейчас где?
   - Не знаю, сударыня. Он ушел.
   - Когда?
   - Когда вы  вернулись от  государя  отца  вашего  и  велели  всем
уходить.
   - А ты видела, как он уходил?
   - Нет, не видела. Но ведь вы велели...
   - Да, я  велела. Но,  как и  ты, я не видела, чтобы отсюда уходил
парень.  Я  вообще  не  видела  здесь  никаких  парней. -  Маргарита
перевела  свой  взгляд  на  указанную  Матильдой  дверь  и,  как  бы
обращаясь к  ней, заговорила: -  Вот интересный вопрос: мне придется
встать и  самой открыть ее, или же достаточно будет сказать: "Сезам,
откройся?"



        Глава 19
                         СЕЗАМ ОТКРЫВАЕТСЯ

Не  успела   Маргарита  договорить   последнее  слово,   как   дверь
распахнулась настежь, и красивый черноволосый юноша шестнадцати лет,
едва переступив  порог, бухнулся перед принцессами на колени. Был он
среднего роста,  стройный, черноглазый,  а его правильные черты лица
выказывали несомненное родственное сходство с Матильдой.
   - Вот это он и есть, - прошептала пораженная Матильда.
   - Что вы  здесь делаете,  милостивый государь? -  грозно спросила
Маргарита, смерив его оценивающим взглядом.
   "Ай,  какой   красавец! -  с  умилением  подумала  она,  невольно
облизывая губы. -  Парень, а  еще посмазливее своей сестры... Боюсь,
Рикарду снова придется ждать".
   - Ну, так  что вы здесь делаете? - повторила Маргарита уже не так
грозно.
   - Смиренно прошу  у ваших  высочеств прощения, -  ответил  юноша,
доверчиво глядя ей в глаза.
   Принцесса усмехнулась:
   "Ага! Так он еще и нахал!"
   - А что  вы, сударь, делали до того, как отважились просить у нас
прощения?
   - Смилуйтесь, сударыня!  Я здесь  человек новый и не знал о ваших
привычках...
   - О каких моих привычках?
   - Ну, о  том, как  вы  обычно  выпроваживаете  своих  придворных.
Поначалу я  не мог  понять, что  здесь происходит,  и  очень  боялся
некстати явиться  пред ваши  светлые  очи  и  подвернуться  вам  под
горячую руку,  ведь вы, сударыня, опять же прошу прощения, разошлись
не на шутку. Так что я решил обождать, пока буря утихнет...
   - А потом?
   - Потом вы разговорились...
   - А вы  подслушивали. И  не предупредили нас о своем присутствии.
Разве это порядочно с вашей стороны?
   - Но вы должны понять меня, сударыня, - оправдывался парень. - Вы
говорили о  таких вещах...  э-э, не  предназначенных для чужих ушей,
что я счел лучшим не смущать вас своим появлением.
   - Какая  деликатность! -   саркастически  произнесла   Маргарита,
бросив быстрый взгляд на обескураженную Бланку. - Стало быть, вы все
слышали... господин де Монтини, я полагаю?
   - Да, сударыня. И я, право, не знаю, что мне делать.
   - Прежде всего,  подняться  с  колен, -  посоветовала  Маргарита,
смягчая тон.
   Монтини без проволочек выполнил этот приказ, все так же доверчиво
глядя на наваррскую принцессу. А та между тем продолжала:
   - И хотя  ваше поведение, сударь, было небезупречно, особенно это
относится к  тому, что вы подглядывали за нами, а мотивировка вашего
поступка  весьма   спорна,  я  все  же  извиняю  вас.  Надеюсь,  моя
кастильская кузина  присоединится ко мне - при условии, конечно, что
вы тотчас забудете все  с л у ч а й н о  услышанное вами.
   Бланка утвердительно  кивнула, украдкой разглядывая Монтини. В ее
глазах зажглись те самые огоньки, о которых совсем недавно упоминала
Маргарита, сравнивая  ее с  Еленой. В  ответ юноша  бросил на Бланку
убийственный  взгляд,   повергнувший  ее  в  трепет,  и  почтительно
поклонился.
   - Милостивые государыни, я не могу ручаться, что позабуду о вашем
разговоре. Но  вместе с  тем осмелюсь заверить вас, что никто, кроме
ваших высочеств,  не  заставит  меня  вспомнить  хотя  бы  слово  из
услышанного.
   Это следовало  понимать так:  "Рассказать, я  никому не расскажу,
однако никто  не запретит  мне использовать  полученные  сведения  в
своих личных целях".
   - Хорошо, -  сказала   Маргарита,  приняв   к  сведению  хитрость
Монтини. - Прошу садиться, сударь.
   Юноша устроился  на  указанном  наваррской  принцессой  невысоком
табурете в  двух шагах от дивана, но при этом, как бы невзн