Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Криминал
      Зенькович Н.А.. Покушения и инсценировки: от Ленина до Ельцина -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  -
т. Появился Болдин. - Нет его, пойди найди. - В спальную комнату не пойду. Опять подключился Плеханов, в два голоса они настояли: - Ну посмотри. Люди же ждут. Вместе с ними я снова поднялся в дом. Вся группа попрежнему сидела в холле. О чем-то негромко переговаривались, вполне спокойно, без видимого напряжения. Я уловил главное: в Москве что-то случилось. Но нашей службы это не касается. Болдин и Плеханов присоединились к группе, а я направился в кабинет. Опять - пусто. С минуту постояв, развернулся и мимо всех молча направился к себе. Вскоре вернулся Плеханов. - Что случилось-то? - снова попытался я выяснить. - Да дела какие-то у них... Заговорили о радикулите, как это произошло. Как еще раньше Раиса Максимовна вызвала начальника отдела и велела заменить хрустальные люстры в домике на пляже на другие - попроще. И опять в тон общего разговора спросил: - Для чего группа-то, Юрий Сергеевич? Он снова засмеялся и повторил: - Да успокойся ты, успокойся, все в порядке. Тут я снял домофонную трубку. У Горбачева должен загореться огонек, если он на месте - поднимет трубку... Но Плеханов объявил: - Не трогай. Телефон не работает. Тут я понял: хрущевский вариант. Вся связь отключена. Мы вышли на улицу, остановились возле нашего подъезда. На выходе из гостевого дома появились визитеры. Плеханов громко, через дорогу, спросил: - Ну, что там? Болдин так же громко ответил: - Да ничего... Нет, не подписал. Ответил разочарованно, но спокойно, как будто и предполагал, что так оно, вероятно, и будет. Плеханов двинулся им навстречу, и они о чем-то беседовали. Если бы Михаил Сергеевич хотел изменить создавшееся положение! Ребята были у меня под рукой. В моем подчинении были резервный самолет Ту-134 и вертолет. Технически - пара пустяков: взять их и в наручниках привезти в Москву. В столицу бы заявились, и там еще можно было накрыть кого угодно. Было еще только 18-е... Что же Горбачев - не смекнул? Не знал исхода? Но как же тогда мы, охрана, могли догадаться? Для меня, как начальника охраны, главный вопрос: угрожало ли что-нибудь в тот момент жизни президента, его личной безопасности? Смешно, хотя и грустно: ни об угрозе жизни, ни об аресте не могло быть и речи. Прощаясь, обменялись рукопожатиями. Делегация вышла от Горбачева хоть и расстроенная, но, в общем, довольно спокойная: не получилось, и ладно, они этот исход предполагали. Что будет дальше, не знали ни Горбачев, ни те, кто к нему пожаловал. О чем они там советовались после неудавшейся беседы - не знаю. Плеханов двинулся ко мне и завел в кабинет. - Михаил Сергеевич продолжит отдых. Генералов остается начальником охраны на объекте, а вместо тебя... Кого ты оставляешь? Вошел Климов. - Вот, Олег будет выполнять твои обязанности. А тебе - три минуты на сборы, полетишь с нами в Москву. Я - работник КГБ. Генерал КГБ. Там, в КГБ, я получал зарплату, много лет назад там, в КГБ, я давал присягу и этой могущественной организации был всецело подчинен, более того, именно Плеханов непосредственно ввел меня в кабинет Горбачева, и он же своей властью отстраняет меня от работы. Разговоры о том, чтобы вывести охрану президента СССР из-под крыши КГБ, велись давно. Александр Николаевич Яковлев убеждал в этом Горбачева. Во всех цивилизованных странах охрана подчинена президенту. Мы, охрана, и я в том числе, были "за". А Плеханов - против. - Президента станет охранять только его личная охрана, - говорил он Горбачеву, - а так этим занимается весь КГБ. Теперь с моей стороны речь шла об элементарной воинской дисциплине. - Это приказ? - спросил я. - Да! - ответил Плеханов. - Вы меня отстраняете? За что? - Все делается по согласованию. - Давайте письменный приказ, иначе не полечу. Дело серьезное, вы завтра откажетесь, а я как буду выглядеть? Плеханов взял лист бумаги, ручку, сел писать. - У меня веыя на пляже, - сказал я. - Пришлют. Три минуты на все. Я собирал то, что было под рукой, а он писал приказ. Вошел Болдин. - Поехали! Плеханов: - Сейчас. Один момент. Он протянул мне письменный приказ. - На, ознакомься. Арест - не арест? Оружие не отобрали. Я достал из сейфа пистолет и подвесил его на ремне. У выхода из дома увидел доктора. - Не поминайте лихом, будьте здоровы. Конечно, мои начальники хорошо понимали, что оставить меня на даче нельзя, на сговор с ними я бы никогда не пошел, продолжал бы служить президенту верой и правддй, как это было всегда. Это значит, что я обязательно организовал бы отправку Михаила Сергеевича в Москву, не говоря уже о налаживании связи со всем миром, повторяю, и экипажи дежурных самолета и вертолета, и все наличные силы на территории дачи подчинялись мне. Могу поставить себе в достоинство: мои шефы, зная меня хорошо, даже не пытались войти со мной в сговор. Выехали на трех "Волгах". На заднем сиденье возле меня сидел Плеханов, впереди начальник крымской "девятки" полковник Лев Толстой. По дороге ни с кем не обмолвился ни словом... ... Много я размышлял потом. А если бы Горбачева действительно приехали арестовывать? Силой? Мы бы не дали. Завязалась бы борьба. Но если бы Крючков или его заместитель, или тот же Варенников предъявили ордер - мы бы подчинились. Подчинение воинской дисциплине - мой долг, этому я присягал. Если суждено было случиться тому, что случилось, хорошо, что все произошло именно так. Без замыслов ареста, угроз, насилия, шантажа. То есть в данном случае подчинение дисциплине не разошлось с нравственным пониманием долга. Какая там физическая угроза устранения... Даже душевный покой президента в тот день че нарушили. Мы улетели, а он отправился на пляж. Загорал, купался А вечером, как обычно, в кино. Забеспокоился он много позже, спустя более суток. То есть вечером 19 августа, когда Янаев на пресс-конференции объявил его, Горбачева, больным... Ельцин, придя к власти, быстро сделал правильный, очень важный шаг - личную охрану вывел из-под власти КГБ, сделал ее действительно личной, подчиненной только ему... ... Внуково - 2. Суета. Бегают солдаты. Баранников. Шахрай. Станкевич. Подъехал Бессмертных. Меня удивило, что Баранников - министр внутренних дел, не знал, в каком самолете летит Горбачев. - Во втором? - спросил он меня. - В первом. Подошел Станкевич. - Вы разве здесь? А я думал - там. - Меня отозвали. Прилетел самолет, и начался спектакль. Могу в чем-то ошибиться, но, всю жизнь профессионально занимаясь безопасностью первых лиц страны, утверждаю: был поставлен спектакль. Самолет приземлился и встал, чуть дальше, чем обычно. Как объяснял потом всей стране Руцкой: "Если вдруг аэропорт блокирован, тут же прямо и взлетаем". Глупость! У них же связь с землей. Там, в воздухе, они все знали - кто встречает, кто где стоит. Подали трап. Открылась дверь. В проем выглянул начальник личной охраны Руцкого и с автоматом наперевес картинно сбежал по трапу вниз. Подошел к Баранникову, о чем-то пошептался с ним и также картинно вбежал обратно - в самолет. Только после этого снова открылась дверь. Появилась личная охрана Горбачева, все - с автоматами наиеревес, как будто только что вырвались с боем из тяжелого окружения, за ними появился сам Горбачев, за ним Бакатин, Раиса Максимовна... Далее - интервью, его знаменитые слова, которые войдут в историю, о том, что там, в Форосе, он "... контролировал ситуацию". Спустили и задний трап, там тоже охрана... Потом Голенцов, мой второй заместитель, сопровождавший президента, рассказывал, что, когда самолет приземлился, Раиса Максимовна спросила: - Кто встречает? Голенцов перечислил всех, в том числе и меня. - А этому что здесь надо? - спросила она. Сойдя по трапу, Михаил Сергеевич прошел взглядом мимо меня, поздоровался с моим заместителем Пестовым. Я спросил Голенцова: - Как обстановка? - В машине поеду я, - ответил он коротко, - остальное расскажу на даче. Я понял, что моя песенка спета... Из интервью Р. М. Горбачевой газете "Труд": Корр.: Раиса Максимовна, думали ли вы когда-нибудь прежде о возможности такого поворота событий - изоляции, а по сути аресте президента страны? P. М.: Нет, я никогда не думала, что на нашу долю выпадет и такое испытание. Эти дни были ужасны... Корр.: Как вы реагировали на сообщение об ультиматуме заговорщиков? Р. М.: Испытания начались для нас не с предъявления ультиматума, а раньше, в тот момент, когда 18 августа, где-то около пяти часов вечера, ко мне в комнату неожиданно вошел взволнованный Михаил Сергеевич. Он сказал: "Произошло что-то тяжелое, может быть, страшное. Медведев доложил, что из Москвы прибыла группа лиц. Они уже на территории дачи, требуют встречи. Но я никого не приглашал. Поднимаю телефонную трубку - одну, вторую, третью... - все телефолы отключены. Даже красный..." Корр.: Простите, нельзя ли пояснить, чю это за красный телефон? Р. М.: Это особый аппарат Главнокомандующего Вооруженными Силами страны. "Отключена и внутренняя связь, - продолжал Михаил Сергеевич. - Это изоляция. Или даже арест. Значит, заговор..." Да, все было отключено, в том числе телевизор и радио. Ситуацию мы поняли сразу. Помолчав, Михаил Сергеевич сказал мне: "Ни на какие авантюры и сделки я не пойду. Не поддамся на шантаж. Но нам все это может обойтись дорого. Всем, всей семье. Мы должны быть готовы ко всему..." Я быстро позвала Ирину и Анатолия - наших детей. Сказала им о случившемся. И вот тогда мы высказали наше мнение - оно было единым, все поддержали Михаила Сергеевича: "Мы будем с тобой". Это было очень серьезное решение. Мы знаем свою историю, ее страшные страницы... Психологически эти двадцать или тридцать минут, когда Михаил Сергеевич стремительно вошел ко мне, когда позвали детей, когда говорили о ситуации, были очень трудными. Может быть, это был один из самых тяжких моментов, А потом, когда решение уже приняли, не только я, но все мы почувствовали как будто какое-то облегчение. Михаил Сергеевич пошел на встречу с путчистами. Подтвердились самые худшие предположения: приехавшие сообщили о создании ГКЧП, предъявили Михаилу Сергеевичу требование о подписании им Указа о введении чрезвычайного положения в стране, передать полномочия Янаеву. Когда это было отвергнуто Михаилом Сергеевичем, ему предложили подать в отставку. Михаил Сергеевич потребовал срочно созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов. Корр.: Какие чувства владели вами в те первые часы - возмущение, страх, отчаяние? Р. М.: Нет, не это. Мучила горечь предательства... Какое-то время мы думали, что решение Михаила Сергеевича, сообщенное заговорщикам, его позиция, требования, которые он непрерывно передавал в Москву, остановят путчистов. Но уже последующие события, в том числе и проведенная девятнадцатого августа прессконференция членов ГКЧП, показали, что они пойдут на все. Корр.: Вы видели пресс-конференцию по телевизору? Р. М.: Да. К вечеру 19-го после настойчивых требований удалось добиться, чтобы телевизор включили. Но атмосфера вокруг нас постепенно сгущалась. Мы уже находились в глухой изоляции. С территории дачи никого не выпускали и никого туда не впускали. Машины закрыли и опечатали. Самолет был угнан. На море мы уже не видели движения гражданских судов. Знаете, обычно идут баржи, сухогрузы, другие суда. Зато появились дополнительные сторожевые и военные корабли. "Корр.: Когда вы в первый раз заметили их? Р. М.: В ночь с 18 на 19 августа, примерно в половине пятого утра. И вот эти военные корабли то приближались к нашему берегу, то удалялись от него, то вообще исчезали... Чувство нарастающей опасности заставляло действовать. Вся личная охрана президента СССР работала практически круглосуточно. А затем часть охраны ввели и в дом. Уже рассказывалось, что мы не пользовались продуктами, доставленными после 18-го. В ночь с 19-го на 20-е с помощью нашей видеокамеры делали записи Обращения и Заявления Михаила Сергеевича. Работали всю ночь, чтобы было несколько пленок. Эти документы, в том числе и письменное заключение нашего врача о состоянии здоровья Президента, мы распределили среди тех, кому полностью доверяли. Корр.: Кто эти люди? Р. М.: Я бы не хотела называть имена, чтобы не обидеть других. На даче оставалось немало людей - помощник Президента СССР, стенографистки, обслуживающий персонал... Мы отдали им пленки, чтобы они сохранили их. А потом, когда представится возможность, вынесли видеозаписи с территории и когда-нибудь предали гласности. Корр.: То есть вы рассчитывали на самое худшее, хотели, чтобы правда о президенте и его семье, даже если вас уже не будет, дотла до людей? Р. М; Да, мы хотели именно этого. Корр.: Теоретически заговорщики могли уничтожить всех, кто был на даче, чтобы не оставлять свидетелей... Р. М.: Но это уже сложнее... Мы выходили на территорию дачи и к морю с определенной целью - чтобы как можно больше людей видели: Президент жив и здоров... Ведь за нами вели постоянное наблюдение - со скал, со стороны моря - с кораблей. Чем больше людей увидят нас, тем труднее потом будет скрыть правду... И еще: старались держаться как обычно, спокойно, чтобы морально поддержать всех, кто был вместе с нами задержан, а по сути интернирован. Корр.: Вы были полностью уверены в той охране, которая осталась с вами на даче? Р. М.: Вечером и ночью 18 августа, после того как мы узнали о поведении Плеханова - начальника управления охраны КГБ, и о том, что Медведев уехал (это два главных лица, ответственных за охрану Президента), скажу откровенно, не давала покоя мысль: будет ли выполнять оставшаяся охрана указания своего руководства или будет защищать нас? И очень важно, что уже утром 19-го мы знали: наша охрана осталась с Михаилом Сергеевичем. Пришел старший и сказал: "Михаил Сергеевич, мы с вами". Корр.: Как вы возвращались в Москву? Р. М.: Вызволение из блокады... Это произошло вечером 21-го. Об этом уже рассказывалось. Мы полетели вместе с российской делегацией на их самолете. Сидели все вместе - А. Руцкой, И. Силаев, Е. Примаков, В. Бакатин, наш доктор, вся наша семья. Крючков тоже летел в этом самолете, но был изолирован. "Труд", 3 сентября 1991 года Глава 15 "В СЛУЧАЕ МОЕЙ ВНЕЗАПНОЙ СМЕРТИ..." Солнечным июньским утром 1992 года высокопоставленный квартиросъемщик одного из самых элитных домов в Москве проснулся как всегда рано. Была суббота, располагавшая к некоторому расслаблению, но хозяин квартиры не терпел праздности. Он очень много в жизни работал и потому во многом преуспел, особенно на политическом и научном поприще, достигнув в них наивысших результатов. Намереваясь спуститься вниз, чтобы забрать из почтового ящика корреспонденцию, он открыл дверь на лестничную площадку. То, что открылось глазам, заставило невольно отпрянуть. К дверям его квартиры был прислонен... похоронный венок. Совладав с собой, бывший член Политбюро, академик Александр Николаевич Яковлев через минуту уже иронично улыбался, глядя на столь неожиданный сюрприз, красноречиво свидетельствовавший о политических воззрениях тех, кто его приготовил. Жена выходила из шокового состояния дольше. СЕНСАЦИОННОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ Двенадцатого октября 1992 года в Конституционном суде России продолжались слушания по "делу КПСС". В качестве свидетеля в этот день на заседание прибыл один из отцов-основателей перестройки и гласности Александр Николаевич Яковлев. Слушания начались с изменения регламента. Суд проявил к именитому свидетелю завидную почтительность, мягкость и терпимость, перенеся начало заседания на час раньше. Причина уважительная: Александр Николаевич в тот день собирался лететь в Сорбонну читатьлекции, надо было собрать чемодан, и высшая российская судебная инстанция сочла данный повод веским и убедительным. Регламентом поступились еще раз, когда председатель суда Валерий Зорькин на два часа увеличил время для ответов свидетеля на вопросы представителей КПСС. Это было абсолютно безопасно для президентской стороны, потому что, свидетельствуя, Яковлев не сказал ни слова в защиту партии, в руководстве которой он состоял тридцать три года. Наоборот, яростные наскоки представителей КПСС лишь вынуждали бывшего члена Политбюро выкладывать одну за другой тайны высшего партийного синклита, которые выбивали у его оппонентов почву изпод ног. Яковлев умел держаться на трибуне, мастерски владел ораторскими приемами, позволявшими постоянно подогревать внимание аудитории. Остроумные колкости в адрес КГБ вызывали улыбки. - Была ли прелюдия августовского путча? Да, нечто подобное происходило 28 марта, когда в Москву были введены войска. Зачем? Я спросил об этом Горбачева, и тот сказал, что есть информация КГБ: демократы готовятся к захвату Кремля. На предприятиях куются крюки. Мэр столицы Попов эту информацию прокомментировал так: "Да у нас даже веревок в Москве не хватит, чтобы забросить крюки на кремлевскую стену..." Затронув тему КГБ, свидетель подробно поведал суду о практике борьбы с некоторыми инакомыслящими из партийной верхушки. Подслушивание и прослушивание было в порядке вещей. Иногда даже генсек не мог объяснить, по чьей инициативе это делалось. Доведенный до кипения разоблачениями политического расстриги, один из представителей КПСС, профессор Рудинский, в упор, бездипломатничанья, спросил: - Вы агент ЦРУ? Свидетель умел держать удар. Под смех президентской стороны он сказал, что его американские хозяева считают Рудинского сотрудником израильской разведки. Взаиморазоблачения агентов прекратил председатель суда Зорькин. К числу сенсационных разоблачений, которые сделал Яковлев, относилось и заявление о готовившемся на него в недрах КГБ покушении. Оно замышлялось зимой девяносто первого года, после того как Яковлев побывал в Прибалтике. Вернувшись в Москву, он вскоре убедился, что его телефон поставлен на прослушивание. А один старинный друг, генерал КГБ, предупредил: - На тебя готовится дорожно-транспортное происшествие. Берегись. И тогда еще не исключенный из КПСС Яковлев подошел к председателю КГБ Крючкову и сказал: - Передай своим - они просчитаются. Я оставил письмо, и его опубликуют по трем адресам. Письмо начиналось словами: "В случае моей внезапной смерти..." ОПРОВЕРЖЕНИЕ ИЗ ТЮРЬМЫ В момент, когда Яковлев озвучивал свое сенсационное разоблачение, касающееся намерения Крючкова, эксглава КГБ находился в следственном изоляторе "Матросская тишина", куда был помещен еще в августе девяносто первого года по делу ГКЧП. То есть пребывал под стражей четырнадцать месяцев - более года. Услышав в тюремной камере о том, что Яковлев обвинил его в организации автомобильной катастрофы, Крючков изумленно всплеснул руками. - Поразительная по своей беспардонности ложь! Причем не выдерживающая никакой критики! Но кто мог услышать голос узника? Разве что его адвокат Иванов. Толстые тюремные стены отделяли подследственного от прессы. Адвокат внимательно слушал своего подзащитного, который отрицал даже

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору