ройство  на  почве  склероза  и   гипертонической
болезни.
   - Да, Лидия Феодосьевна,  придется  вам  переписать  свое  заключение,  -
поддержал Майорова начальник Лечсанупра профессор Егоров. -  Инфаркта  здесь
действительно нет.
   -  Но  ведь  показания  ЭКГ  не  совпадают  с  диагнозом  "функциональное
расстройство", - пыталась она возражать.
   - Ну, если вы  не  согласны,  -  примирительно  сказал  Егоров,  -  тогда
напишите не в такой категоричной форме, а более  осторожно.  Доктор  Карпай,
между прочим, так и поступала на предыдущих ЭКГ.
   Врач С. Е. Карпай, признанный специалист по  функциональной  диагностике,
была одним из авторов  "Атласа  электрокардиографии",  по  которому  учились
студентымедики.  Ее  авторитет  был  высок.   Выходит,   и   она   соблюдала
"осторожность"? Впрочем, речь шла не о рядовом пациенте...
   Каждый врач при осмотре больного находит "свою" болезнь и  доказывает  ее
приоритетность. Не был исключением и случай со Ждановым.  Трудно  объяснить,
чем вызвано расхождение в  диагнозе  -  ведомственными  или  начальственными
амбициями. Но уступать коллегам не хотел никто.
   После долгих споров и пререканий Егоров настоял,  чтобы  Тимашук  все  же
переписала диагноз,  исключив  из  него  упоминание  об  инфаркте  миокарда.
Кардиолог  указание  своего  начальника  выполнила.  В  конце  дня   высокая
медицинская комиссия благополучно отбыла в Москву.
   А назавтра  утром  Егоров  снова  пригласил  Тимашук  и  сказал,  что  на
аэродроме ждет специальный самолет и надо немедленно лететь на Валдай  -  со
Ждановым совсем худо.
 
   ПОВТОРНЫЙ ВЫЛЕТ
 
   В самолет поднялись той же группой, что и вчера. Тема разговора была одна
- причины резко ухудшившегося здоровья высокопоставленного пациента.
   Когда прибыли на место, узнали некоторые подробности.
   Рано утром больной встал с постели и направился в туалетную комнату.  Там
его и обнаружили в беспомощном состоянии.
   -  Тяжелый  сердечный  приступ,  -  доложил   начальнику   Лечсанупра   и
прилетевшим с ним консультантам лечащий врач Майоров. - Острый отек  легких,
резкое расширение сердечной мышцы...
   "Ну, а я что говорила? - прочли медицинские светила в глазах  Тимашук.  -
Теперь-то вы понимаете, кто был прав?"
   На торжествующего кардиолога старались не смотреть.
   - Петр Иванович, Владимир Никитович, -  обратилась  к  своим  начальникам
Тимашук. - Может, новую электрокардиограмму сделать?
   Тимашук показалось, что Егоров и Виноградов переглянулись.
   - Как можно, Лидия Феодосьевна, - укоризненно произнес Егоров. - Разве вы
не видите, в каком состоянии больной? Сделаете ЭКГ завтра.
   - Почему завтра? - возразила Тимашук. - Зачем тогда меня сюда привезли?
   - Лидия Феодосьевна, - мягко сказал  Виноградов,  -  есть  дела  поважнее
вашей ЭКГ. Вы уж извините...
   Тимашук обидчиво прикусила нижнюю губу. Снисходительный профессорский тон
покоробил. В груди всколыхнулось уязвленное ведомственное самолюбие.
   - Так что, сегодня здесь я не нужна?
   - Если хотите, поработайте еще раз со вчерашней ЭКГ, - рассеянно  ответил
Егоров.
   Он был очень  озабочен  ухудшившимся  состоянием  больного  и  напряженно
размышлял, что можно еще предпринять для его спасения.  Совет  поработать  с
данными вчерашней электрокардиограммы был  скорее  всего  формальный,  чтобы
хоть чем-то занять энергичную, искренне уверовавшую в исключительность своей
профессии женщину.
   Дорого обошелся Егорову этот рассеянный ответ!
   Уязвленная Тимашук восприняла его  как  предложение  подтвердить  диагноз
консилиума   -   "функциональное   расстройство   на   почве   склероза    и
гипертонической болезни" и  не  указывать  свой  -  "инфаркт  миокарда",  на
котором она настаивала вчера и из-за которого у них возник спор.
   Повторный сердечный приступ у Жданова вроде бы свидетельствовал в  пользу
ее диагноза. И тогда Тимашук решила доказать этим хваленым профессорам, чего
они стоят в действительности!
 
   ПОДОПЛЕКА ПОСТУПКА
 
   До сих пор не  ясно,  какими  мотивами  руководствовалась  скромный  врач
"Кремлевки",  сочиняя  свое  знаменитое  письмо  на  имя  Власика.   В   нем
содержались нешуточные обвинения и, в частности, то, что, прилетев  повторно
на Валдай двадцать девятого августа, по распоряжению академика Виноградова и
профессора Егорова электрокардиограмма в день сердечного  приступа  не  была
сделана, а назначена на тридцатое августа. "А мне вторично в  категорической
форме, - жаловалась Тимашук, - предложено переделать заключение, не указывая
на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова А. М."
   Майор Белов, как мы уже знаем, был "прикрепленным" к Жданову  -  то  есть
отвечал за его личную охрану.
   Наверное, это  обстоятельство  сыграло  определяющую  роль  в  хрущевской
версии подоплеки поступка Тимашук. По его  словам,  Лидия  Феодосьевна  была
негласным сотрудником органов госбезопасности. Если это так, то ее письмо  -
одно из обыкновенных  агентурных  донесений,  которые  секретные  сотрудники
составляли по любому, даже малозначительному поводу.
   Увы,  до  сих  пор  Лубянка  не  подтвердила  и  не  опровергла  слухи  о
причастности Тимашук к своей деятельности. Впрочем, такая практика принята в
спецслужбах всех стран - иначе кто будет предлагать им свои  услуги?  Списки
агентурного аппарата обычно хранятся за семью печатями.
   В архиве ЦК КПСС сохранились письма Тимашук, с которыми она обращалась ко
многим видным деятелям партии и государства в период с  1956  по  1966  год.
Среди высокопоставленных адресатов - секретарь Президиума Верховного  Совета
СССР Пегов, кстати, ее многолетний пациент; первый секретарь ЦК КПСС Хрущев;
министр здравоохранения СССР Ковригина; президиум XXIII съезда КПСС.
   Касаясь истории письма  относительно  неправильного  диагноза  и  лечения
Жданова, Тимашук постоянно подчеркивала, что ее заявление было  продиктовано
лишь исключительно врачебной совестью. Никаких иных причин не было.
   Кроме двух названных выше версий, есть и другие. Допускают,  что  Тимашук
могла написать свое заявление из  чувства  самосохранения.  В  пользу  этого
предположения говорит и  то  обстоятельство,  что  она  приложила  к  своему
заявлению и электрокардиограмму Жданова.
   Имеет право на существование и гипотеза уязвленного профессионализма, что
в медицинской среде встречается не так уж редко. Отстоять свою правоту любой
ценой! - этому принципу следовали многие самолюбивые специалисты  из  разных
областей знаний, вовлекая в свои профессиональные споры  Лубянку,  Кремль  и
Старую  площадь,  которые,  получив  очередной  сигнал   о   "вредительской"
деятельности  коллеги  автора   письма,   вынуждены   были   втягиваться   в
ведомственные распри. Нередко из-за пустяка возникали  громкие  политические
дела.
   Не из этого ли ряда и история с письмом Тимашук?
 
   ВЫ НЕ НАШ ЧЕЛОВЕК!
 
   Тридцатого августа Жданов умер.
   Если бы не эта внезапная кончина, письмо Тимашук, наверное,  легло  бы  в
одну из толстых папок с другими многочисленными  агентурными  донесениями  и
вряд ли когда-нибудь было бы востребовано. Но  Жданов  скончался,  и  сигнал
рядового кремлевского  врача  о  неправильном  лечении  больного  приобретал
другое звучание.
   В прессе писали, будто с письмом Тимашук был ознакомлен Сталин. Наверное,
это не так. Во всяком случае, на оригинале  письма  не  осталось  каких-либо
следов, свидетельствующих о том, что Сталину было доложено это заявление.
   Зато   есть   данные   об   опрометчивом   поступке   Власика,    который
конфиденциально ознакомил с  письмом  Тимашук  ее  начальника  -  профессора
Егорова. Руководителя охраны Сталина и главного кремлевского врача связывала
глубокая и давняя личная дружба.
   Получив от телохранителя Жданова майора Белова заявление Тимашук, генерал
Власик сначала не придал ему особого значения. О письме он  вспомнил,  когда
пришло сообщение о внезапной  смерти  Жданова.  В  свете  этого  неприятного
известия сигнал Тимашук уже не выглядел столь  безобидным.  Теперь  ему  при
желании можно было придать куда более зловещий смысл.
   И Власик пригласил к себе Егорова. О чем они говорили, оставшись наедине,
неизвестно. Но после их встречи для Тимашук наступили тяжелые времена.
   Сразу после похорон Жданова, четвертого сентября, ей позвонили и сказали,
что Егоров ждет ее в своем кабинете. Когда она пришла в назначенный  час,  в
кабинете,  кроме  Егорова,  находился  его  заместитель  Василий   Яковлевич
Брайцев.
   - Что я вам сделал плохого? - с укором обратился к ней Егоров.  -  Почему
вы пишете на меня разные заявления?
   Тимашук сказала, что она не понимает, о чем он говорит.
   - Не прикидывайтесь, коллега, - резко произнес Егоров. - Ваше письмо  мне
возвратили. Я коммунист,  и  мне  доверяют  партия,  правительство,  министр
здравоохранения.
   Тимашук поняла, что Власик ознакомил Егорова с ее письмом.
   - Нет, вы только представьте, Василий Яковлевич, -  повернулся  Егоров  к
молчавшему Брайцеву, - какая-то Тимашук не верит мне и другим консультантам,
имеющим мировые имена! Она строчит на нас жалобы...
   Егоров вновь перевел взгляд на Тимашук. Глаза его стали холодными:
   - Вот что, Лидия Феодосьевна, работать мы с вами  не  можем.  Вы  не  наш
человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов,  вы  опасны
для больных.  Это  же  надо  -  устроить  такой  переполох  в  семье  Андрея
Александровича!
   Обескураженная Тимашук только и смогла сказать в свое оправдание, что  ни
с кем из членов семьи Жданова не делилась подозрениями о неправильном режиме
его лечения. Но Егоров не стал ее слушать:
   - Все. Идите и подумайте о своем поведении.
   Через  два  дня,  шестого  сентября,  ее  снова  подвергли  "проработке".
Присутствовали академик Виноградов,  профессор  Василенко,  врач  Майоров  и
патологоанатом Федоров - все, кто летал на Валдай. Вел совещание Егоров.
   Он сообщил  присутствовавшим  о  заявлении  Тимашук.  После  дискуссии  о
расхождении в диагнозе все пришли к однозначному заключению: доктор  Тимашук
не  права,  ее  профессиональные  познания  недостаточны  для   медицинского
учреждения такого уровня, каковым является Лечсанупр  Кремля,  а  посему  ей
следует предоставить работу в соответствии с ее квалификацией.
   Назавтра Лидию Феодосьевну вызвали в отдел кадров Лечсанупра и ознакомили
с приказом, в соответствии с которым она с восьмого  сентября  освобождалась
от должности заведующей кабинетом электрокардиографии  Кремлевской  больницы
на улице Грановского и переводилась в филиал второй поликлиники.  В  приказе
содержалась щадящая формулировка - для усиления там работы.
   Вернувшись к себе на улицу Грановского, уязвленная Тимашук села за стол и
написала заявление на имя Алексея Александровича Кузнецова. В 1949  году  он
был арестован, а годом позже расстрелян по так  называемому  "Ленинградскому
делу". Но в 1948 году Кузнецов был одним из могущественных людей  в  Кремле.
Занимая пост секретаря ЦК ВКП(б),  он  курировал,  как  бы  сейчас  сказали,
силовые структуры СССР. Кроме того, как и  все  высшие  политические  фигуры
страны, Кузнецов был пациентом Тимашук. Долгое время он работал со  Ждановым
в Ленинграде и считался его человеком.
   Лидия  Феодосьевна  изложила  историю  лечения  Жданова,   рассказала   о
расхождениях в диагнозе. Новым по сравнению с  уже  известным  читателям  ее
аргументам в этом письме была ссылка  на  результаты  патологоанатомического
вскрытия - по словам заявительницы, они  полностью  совпали  с  выводами  ее
кардиограммы  от  28  августа  о  наличии  инфаркта  миокарда  -   диагноза,
отвергнутого профессорами.
   Тимашук сообщала, что перевод в филиал поликлиники - неправильный, он  не
имеет  какого-либо  законного  основания.  На  совещании  шестого   сентября
начальник Лечсанупра профессор Егоров всячески дискредитировал ее как врача,
наносил ей оскорбления, называл "чужим опасным человеком".
   Ответа на свое письмо и приложенный к нему подлинник электрокардиограммы,
отправленные в ЦК на имя Кузнецова, Тимашук не получила.
   Спустя  четыре  месяца,  в  январе  сорок  девятого  года,  она  вторично
обратилась с письмом к  Кузнецову  с  просьбой  принять  ее  лично  по  делу
покойного Жданова. И снова молчание. Несколько  раз  звонила  в  секретариат
Кузнецова, интересовалась судьбой своего послания.  Каждый  раз  ей  вежливо
отвечали:
   - Письмо получено. Ждите, вас вызовут...
   Не вызывали четыре года.
 
   НЕОЖИДАННЫЙ ВЫЗОВ
 
   Душным августовским днем пятьдесят второго  года  во  врачебном  кабинете
Тимашук раздался телефонный звонок.
   - Здравствуйте, Лидия Феодосьевна, -  уверенно  сказал  в  трубку  чей-то
мужской голос. - Это из МГБ говорят. Новиков моя фамилия. Я  следователь  по
особо важным делам.
   - Добрый день, товарищ Новиков, - поздоровалась Тимашук. - Слушаю вас.
   - Лидия Феодосьевна, не могли ли бы вы прийти к  нам  завтра,  часиков  в
десять утра? Пропуск на ваше имя будет заказан.  Не  забудьте  только  взять
паспорт...
   - А что случилось? - спросила встревоженная Тимашук. - По какому вопросу?
   - Придете, тогда и узнаете, - послышалось в телефонной трубке.
   Назавтра в десять она уже входила в кабинет следователя Новикова.
   -  Требуется  ваша  помощь,  Лидия  Феодосьевна,  -  сказал  он,   усадив
посетительницу напротив себя.
   - Если смогу, - произнесла Тимашук. - Что-нибудь по врачебной части?
   -  По  врачебной,  по  врачебной,  -  обрадовался  неожиданной  подсказке
следователь. - Вы ведь  имели  отношение  к  лечению  Андрея  Александровича
Жданова?
   - Имела, - осторожно сказала Тимашук, выжидательно глядя на следователя.
   - Не могли бы вы вспомнить, как проходило лечение?
   - Я уже писала. Сперва Власику, потом в ЦК, Кузнецову.
   - Придется еще раз потрудиться. Сейчас вас  проводят  в  другую  комнату.
Постарайтесь описать все, что вам известно об этом деле.
   Лидию  Феодосьевну  отвели  в  чей-то  пустовавший  кабинет,  усадили  за
письменный стол, принесли стопку писчей бумаги и оставили одну.
   Она  описала  все,  как  было  -  расхождение  в  диагнозе,  понижение  в
должности.
   Через некоторое время ее снова вызвали на Лубянку, на этот раз к  другому
следователю. Его фамилия была Елисеев. Тимашук подтвердила все,  что  писала
четыре года назад.
   После этого ее больше не беспокоили. Вплоть до января пятьдесят  третьего
года.
 
   СОВЕТСКАЯ ЖАННА Д'АРК
 
   Это был день, который она вспоминала сначала  с  гордостью,  а  потом  со
стыдом.
   Двадцатого января у нее  едва  не  выпала  из  рук  телефонная  трубка  -
настолько неожиданным был звонок.
   - Лидия Феодосьевна? Здравствуйте, это Поскребышев говорит. Вам  надлежит
приехать в Кремль к товарищу Маленкову. Он примет вас по  указанию  товарища
Сталина.
   И хотя Поскребышев не объяснил, почему  ее  вызывают  в  Кремль,  Тимашук
догадалась, что это связано все с той же историей, касающейся Жданова.
   В Москве только и разговоров  было,  что  об  аресте  группы  кремлевских
врачей. Сообщение об этом опубликовали центральные газеты  еще  тринадцатого
января. Среди арестованных фигурировали  имена  людей,  с  которыми  Тимашук
летала на Валдай к заболевшему  Жданову.  Виноградов,  Василенко,  Егоров...
Всех  их  обвинили  в  намерении  умертвить  ряд  советских  государственных
деятелей. В отношении секретаря ЦК ВКП(б) Жданова  этот  преступный  замысел
удался. Назывались и другие фамилии  -  Щербаков,  Димитров.  Они  стояли  в
списке погубленных "убийцами в белых халатах".
   Предчувствие не обмануло Тимашук - ее вызвали к Маленкову именно в  связи
с делом врачей.
   Грузный, расплывшийся Маленков с чувством пожал руку пожилой женщине,  не
скрывая своего восхищения:
   - Совет Министров СССР и лично товарищ Сталин благодарят вас за  то,  что
вы  проявили  большое  мужество,  выступив  против   профессоров,   лечивших
Жданова... Позвольте сообщить приятную новость: только что подписан  указ  о
награждении вас орденом  Ленина.  Завтра  он  будет  опубликован  в  печати.
Поздравляю, Лидия Феодосьевна!..
   Тимашук была потрясена неожиданным поворотом. Она  растерянно  уставилась
на Маленкова:
   -  Но  ведь  я  только  отстаивала  свое  врачебное  мнение  в  отношении
больного... Я не заслуживаю столь высокой награды...
   Тимашук  хотела  еще  добавить  -  она  ни  в  коем  случае  не   считает
"вредителями"  врачей,  лечивших  Жданова.  Она  лишь  настаивала  на  своем
диагнозе - и только. Но Маленков слушать не  стал,  объясняя,  наверное,  ее
замешательство волнением от услышанной новости.
   Назавтра, двадцать первого января, указ о награждении появился в газетах.
Имя Тимашук узнала вся страна.  В  многочисленных  публикациях  ее  называли
главной разоблачительницей врачей-убийц, горячей  патриоткой  своей  Родины,
человеком высочайших моральных качеств, образцом бдительности.  Один  видный
поэт сообщил о желании  посвятить  ей  поэму.  Писали,  что  Тимашук  -  это
советская Жанна д'Арк, спасшая Россию.
   Портреты  Лидии  Феодосьевны  не  сходили  с  газетных  страниц.   Широко
освещалось вручение ей ордена Ленина.
   Высшую награду страны она носила чуть  больше  двух  месяцев.  Четвертого
апреля пятьдесят  третьего  года  изумленные  читатели  увидели  в  "Правде"
постановление об отмене указа о награждении Тимашук как ошибочного.
   Рядом  с  этим  постановлением  было  помещено  "Сообщение   Министерства
внутренних дел СССР". Из  него  советские  люди  узнали,  что,  оказывается,
группа   кремлевских   врачей   была   арестована   неправильно.   Показания
арестованных, якобы подтверждающие выдвинутые против них обвинения, получены
путем недопустимых  и  строжайше  запрещенных  советскими  законами  приемов
следствия. Все арестованные из-под стражи освобождены, а  лица,  виновные  в
неправильном ведении следствия, привлечены к уголовной ответственности.
   А еще через два дня в "Правде" появилась передовица, в которой  начальник
следственной части  МГБ  Рюмин,  непосредственно  проводивший  допросы,  был
назван преступным авантюристом. Он был арестован  и  через  некоторое  время
расстрелян.
   Тимашук позвонили из наградного отдела Президиума Верховного Совета  СССР
и сказали, что ей следует вернуть орден Ленина.
   Принимали награду Пегов и Горкин. Пегов был новым  секретарем  Президиума
Верховного Совета, назначенным на эту должность после смерти Сталина в марте
пятьдесят третьего года. Горкин занимал эту должность ранее и  участвовал  в
церемонии награждения Тимашук.  Оба  заверили,  что  отмена  награждения  не
отразится на ее служебном положении и авторитете, что правительство  считает
ее честным советским врачом.
   Действительно, Тимашук оставили  на  прежнем  месте  работы.  Скандальная
история не муссировалась до 1956 года, когда Хрущев выступил  на  XX  съезде
партии со своим знаменитым закрытым докладом о культе личности Сталина,  где
вспомнил о роли Тимашук в деле кремлевских врачей.  После  съезда  доклад  в
виде закрытого письма ЦК КПСС был направлен  для  ознакомления  в  партийные
организации.
   Поступил он  и  в  парторганизацию  Лечсанупра  Кремля.  Коллеги  Тимашук
получили подтверждение - да еще из уст самого Хрущева! - о ее  неблаговидной
роли, о которой ходило множество самых невообразимых слухов и сплетен.
   Чтобы снять с себя обвинения в клевете, Тимашук обращается  с  письмом  к
Никите Сергеевичу Хрущеву. Письмо датировано двадцать вторым марта пятьдесят
шестого года. Она снова излагает обстоятельства возникновения этого  дела  и
подчеркивает очень существенную деталь: медицинский конфликт у нее произошел
только с академиком  Виноградовым,  профессорами  Василенко  и  Егоровым  по
поводу  диагноза  и  лечения  только  Жданова.  Что   же   касается   других
профессоров, упомянутых Хрущевым в деле  о  врачах,  пострадавших  во  время
борьбы с космополитизмом,