дропов провел интенсивные беседы с некоторыми руководителями  советских
учреждений в  Кабуле,  с  Б.  Кармалем  и  Наджибуллой.  В  результате  была
сформулирована стратегическая задача советско-афганской  стороны  -  в  1982
году покончить в основном с банддвижением на  территории  Афганистана.  Упор
при этом делался на военную силу...
   ... Андропов покидал  Кабул  во  время  жестокой  снежной  бури.  Тяжелые
военные  снегоочистители  не  успевали  сгонять  снег  со  взлетной  полосы,
видимость приближалась к нулевой, ни один летчик не рискнул  бы  взлетать  в
горах в такую погоду. Но председателя КГБ уже  ничто  не  могло  удержать  в
Кабуле. Он выполнил здесь свою  миссию,  в  Москве  ждали  неотложные  дела.
Андропов  был  человеком  решительным  и  нетерпеливым,  летчики  -   людьми
мужественными,  дисциплинированными  и  умелыми.  По  приказу   председателя
самолет взлетел и взял курс на Москву.
   Для  Юрия  Владимировича  короткий  визит  в  Кабул  имел  неожиданные  и
неприятные  последствия.  Редкому  посетителю  афганской  столицы  удавалось
покинуть ее хотя бы без желудочного заболевания. Андропову не повезло  -  он
заболел оспой. Видимо, врачи не сразу поняли, с каким заболеванием они имеют
дело. По  рассказам,  состояние  больного  быстро  становилось  безнадежным.
Каким-то чудом жизнь Андропова  была  спасена,  но  предстояло  ему  прожить
меньше двух лет.
   Из донесения агента ленинградского управления КГБ
   (Приводится в книге Олега Калугина "Прощай, Лубянка! ".
   Калугин Олег Данилович - бывший генерал-майор КГБ.
   Прославился  в  конце  восьмидесятых  годов  обличением   нравов   своего
ведомства. Живет в США.)
   Среди персонала  1-го  Медицинского  института,  связанного  с  Четвертым
Главным управлением при Минздраве СССР, циркулируют разговоры о загадочности
смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Андропова.
   По мнению ряда специалистов в ГУ (Главном управлении), есть люди, которые
на ранней стадии болезни Андропова умышленно вели неправильный курс лечения,
что впоследствии привело к его кончине.  На  более  поздней  стадии  ведущие
специалисты страны были бессильны что-либо сделать...
   Люди,  залечившие  Андропова,  связаны  с  группировкой  некоторой  части
партийных аппаратчиков в Москве, которым пришлись  не  по  вкусу  позитивные
изменения и реформы, начатые  Андроповым,  в  частности  намерение  отменить
"кремлевский  паек",  призывы  к  личной  скромности  партийных  работников,
обращение к ленинским идеалам коммуниста.
   Т)дин бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил  изложенное
выше и добавил, что Андропова убрали. Мне трудно было оценить  достоверность
информации...
   Приложение N 24: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
   Рассказывает экс-секретарь ЦК КПСС
   Н. Мухитдинов
   (Мухитдинов Нуриддин Акрамович - в 1957-1961 гг, секретарь  ЦК  КПСС.  На
XXII съезде КПСС в 1961 году он, Фурцева и ее муж Фирюбин  не  были  избраны
членами ЦК. По версии Мухитдинова - за то, что появились  на  заключительное
заседание съезда. С 1987 года на пенсии. Живет в Ташкенте.)
   Последний раз я был в своем кабинете, в здании ЦК  на  Старой  площади  в
восемь часов утра 31 октября 1961 года, то есть в день закрытия XXII съезда.
После этого не заходил туда и никому из секретарей и работников ЦК партии не
звонил.
   Третьего ноября к концу  дня  ко  мне  приехал  работник  общего  отдела,
занимавшийся документами и другими делами Президиума  ЦК.  Сказал,  что  ему
поручено привезти ключи от моего кабинета и сейфа в ЦК, а также имевшиеся  у
меня  на  руках  документы  Президиума  и  Секретариата.  Отдал.   Это   был
воспитанный, культурный человек, с ним у меня были добрые отношения. Он-то и
сообщил  мне  доверительно  в  тот  день,  что  Суслов,  Козлов  и   Рашидов
подготовили и передали Хрущеву проект постановления о выводе меня и Фурцевой
опросным путем из состава членов ЦК КПСС.
   Четвертого марта 1962 года мне позвонили на работу (Мухитдинов  приступил
к исполнению обязанностей заместителя председателя Центросоюза. - Н. З.)  из
общего отдела ЦК и сообщили:
   - Завтра в девять часов прибыть в Кремль на заседание Президиума ЦК.
   Конечно, не сказали - по телефону не положено, - по какому вопросу.
   Наутро у подъезда Свердловского зала меня встретил подполковник:
   - Товарищ Мухитдинов, я провожу вас.
   Не задавая вопросов, прошел с ним, вдвоем поднялись  на  лифте,  вошли  в
приемную Президиума. Там уже сидели несколько  человек.  Дежурный  секретарь
зашел в зал и, выйдя, пригласил:
   - Входите.
   Вошел. Все члены,  кандидаты  в  члены  Президиума,  секретари  в  сборе,
председательствует Хрущев. В конце длинного стола стоит  Фурцева  и,  рыдая,
говорит что-то. Я сел с краю, в  углу.  От  Фурцевой  требовали  объяснений,
почему не явилась на заключительное заседание съезда. От волнения и слез она
еле говорила, и ей предложили сесть. Вызвали и ее мужа Фирюбина, заместителя
министра иностранных дел, избранного на этом съезде кандидатом в  члены  ЦК.
Оказалось, он тоже не присутствовал на заключительном заседании съезда.
   Никита Сергеевич крепко ругал его. Напомнив прежние ошибки, он сказал:
   - Как партийный работник в прошлом, как  муж,  вы  должны  были  проявить
волю, ум, - не только самому явиться на съезд, но и  предотвратить  позорные
действия жены.
   Он извинялся, выражал раскаяние. Никита Сергеевич дал знак мне.  Подошел,
остановился у края длинного стола.
   - А вы почему не пришли?
   В ответ произнес одно слово:
   - Заболел.
   При общем молчании он продолжил:
   - Мы вас так высоко подняли,  создали  условия,  прислушивались  к  вашим
предложениям, высказываниям. У нас были на вас большие надежды. Как вы могли
так поступить?!
   Я не  сказал  ни  слова.  Видимо,  мое  молчание  подействовало  на  него
раздражающе, он даже побагровел. Никто из присутствовавших  не  произнес  ни
слова. Никита Сергеевич завершил обсуждение словами:
   - Давайте проинформируем Пленум о их поведении.
   Так закончилось обсуждение. Фурцева, Фирюбин и я  вышли  из  кабинета.  В
приемной нам сказали, что в  десять  часов  открывается  Пленум.  До  десяти
оставалось несколько минут.
   Открывая Пленум, Никита Сергеевич сказал, что на обсуждение вносится один
вопрос: "Современный этап коммунистического строительства и задачи партии по
улучшению руководства сельским хозяйством". Участники Пленума согласились  с
этим. Далее он предложил:
   - Прежде чем мы приступим  к  обсуждению,  хочу  проинформировать  вас  о
поведении  некоторых  членов  ЦК,  которые  не  явились  на   заключительное
заседание XXII съезда партии, тем самым не выполнили свой партийный долг как
делегаты и члены ЦК. Вот товарищ  Фурцева...  -  говорил  он  резко.  -  Она
пользовалась  большим  уважением,  возглавляла  столичную   парторганизацию,
входила в состав Президиума и Секретариата ЦК, в  последнее  время  являлась
министром  культуры  Союза.  Но  после  организационного  Пленума   проявила
безволие только из-за того, что не избрана членом Президиума,  нанесла  себе
телесные повреждения. На Президиуме ее резко критиковали. Она признала  свои
ошибки, обещала сделать выводы.
   Недостойно  повел  себя  Фирюбин.  Несмотря  на  его  ошибки  в  прошлом,
утвердили  заместителем  министра  иностранных  дел,   на   съезде   избрали
кандидатом в члены ЦК. Вы  знаете,  он  муж  Фурцевой.  Тоже  не  явился  на
заседание съезда, хотя никаких веских причин у него к этому не было. Он  был
обязан не только явиться сам, но и воздействовать на жену. Не  знаю,  сможет
ли он попартийному оценить свой поступок, сделать нужные выводы.
   Не пришел на заключительное заседание и товарищ Мухитдинов. Вы знаете, мы
его  выдвинули,  пригласили  из  Узбекистана  в  центр,  поручали   крупные,
ответственные дела, оказывали полное доверие, всяческую  поддержку.  К  нему
серьезных  замечаний  или  претензий  нет.   Но   руководители   Узбекистана
неоднократно сообщали нам о том, что он вмешивается в дела республики,  дает
свои установки, что создает им трудности в работе.
   Кроме того, он сам не раз ставил  вопрос,  в  силу  своих  разногласий  с
некоторыми членами Президиума, о переводе из ЦК на другую работу. В связи  с
этим и не был избран в новый состав Президиума и Секретариата ЦК.  Очевидно,
решил свою обиду на это показать неявкой на заседание съезда.
   Мы обсудили на Президиуме его  поступок,  прямо  все  высказали.  Думаем,
понял.  Он  молодой,  образованный,  энергичный,  принципиальный   работник.
Надеемся, извлечет уроки, сделает выводы на будущее из того, что  говорилось
на  Президиуме  и  в  личных  беседах.  Думаю,  что  Мухитдинов   приобретет
соответствующую служебную форму как член ЦК КПСС.
   Далее Никита Сергеевич спросил, надо ли обсуждать этот  вопрос.  Из  зала
ответили:
   - Нет.
   - Видимо, нет нужды принимать решение? - обратился Хрущев к залу.
   - Нет, - ответил зал.
   - Тогда, - сказал он, - приступим к рассмотрению повестки дня.
   Хрущев подошел к трибуне и сделал большой обстоятельный доклад.
   Запомнился мне один характерный момент. Когда я вошел в  зал,  то  увидел
несколько свободных мест, но никто не пригласил сесть рядом, не  среагировал
на мое появление, опальный ведь. Я прошел  в  конец  зала  и  сел.  А  когда
наступил перерыв, многие стали подходить,  здороваться,  поздравлять.  Таков
финал  моего  восхождения  на  кремлевский  Олимп  и  преодоления   опасного
спуска...
 
 
   Глава 14
   ТЕРРОРИСТ ИЗ ПРОСТОКВАШИНА И ДРУГИЕ ИСТОРИИ
 
   "МИЛИЦАНЕР" С ОБРЕЗОМ
 
   Празднично разукрашенные колонны одна  задругой  вкатывались  на  Красную
площадь. Демонстранты  двигались  восемью  потоками.  Реяли  красные  флаги,
колыхались  плакаты,  транспаранты.  В  воздухе  крупными  гроздьями  висели
разноцветные шары. На шеях родителей, крепко обхватив их  ручонками,  сидели
дети и завороженно смотрели на веселящееся человеческое море.
   Конечно, ощущение праздника было.  Гремели  марши,  из  громкоговорителей
разносились здравицы в адрес вступавших на площадь представителей московских
предприятий и организаций, колонны откликались  многоголосым  "ура".  Однако
степень народного ликования была уже не та,  что  прежде.  Шел  ноябрь  1990
года, и от перестроечных иллюзий уже почти ничего не оставалось.
   Если быть точным, то событие, о котором пойдет речь, случилось 7 ноября.
   О том, что это предпоследняя демонстрация, не подозревал  никто:  ни  те,
кто стоял на трибуне Мавзолея, ни те, кто проходил мимо  них  в  праздничных
колоннах. Радостно-возбужденные демонстранты, вступив  на  Красную  площадь,
как по команде, поворачивали головы  направо,  стараясь  получше  разглядеть
находившихся вблизи трибуны.
   Больше всех везло крайнему, восьмому  со  стороны  ГУМа,  потоку.  Людям,
которые шествовали в нем, ничто не загораживало вида. Они по давней привычке
досадно впивались глазами в членов кремлевского ареопага  с  их  неизменными
красными бантиками на лацканах черных пальто, вполголоса  произносили  имена
узнанных по телеэкранам вождей.
   Священный трепет, испытываемый при благоговейном созерцании  стоявших  на
трибуне Мавзолея небожителей,  который  отчетливо  читался  на  простодушных
лицах многих демонстрантов, вдруг  начал  понемногу  исчезать.  Вместо  него
появлялось  удивление,  недоумение.   Среди   публики   помоложе   раздались
приглушенные смешки. Еще нисколько мгновений, и вот уже посыпались колкости,
остроты.
   Объектом шуток был  постовой  напротив  Мавзолея.  Милицейская  шинель  с
широкой нашивкой старшего сержанта, шапка с кокардой, в одной руке -  рация,
в другой... Текущие возле него колонны демонстрантов невольно  улыбались:  в
другой  руке  странный  постовой  держал...  обрез.   Остроты   относительно
необычного "табельного" оружия достигали ушей милиционера - действительно, в
тот день иметь с  собой  пистолеты  им  не  полагалось,  -  он  сам  понимал
нелепость своего положения, но оставить пост без приказа не имел права.  Так
и стоял некоторое время с охотничьим ружьем со спиленным прикладом на виду у
не скупящихся на остроты демонстрантов, пока не сообразил связаться по рации
с дежурным:
   -  Докладывает  старший  сержант  Мыльников.  Так  что   мне   делать   с
двустволкой-то? Народ глазеет. Смеется...
   - Как, ружье еще у тебя? - прохрипела рация. - Сейчас решим.
   Минут через десять к Мыльникову подошел человек в штатском.
   - Давай свой трофей, герой. Я из КГБ.
   Теперь Мыльников ничем не отличался от  других  постовых.  Новые  колонны
демонстрантов,   вкатывавшиеся   на   Красную   площадь,    скользили,    не
останавливаясь, по его  фигуре  равнодушным  взглядом  и  вытягивали  шеи  в
сторону тех, кто стоял на трибуне Мавзолея.
   В тот же день, 7 ноября, в вечернем выпуске  телепрограммы  "Время"  было
передано такое вот сенсационное сообщение ТАСС, напечатанное назавтра  всеми
центральными и региональными газетами: "Во время праздничной демонстрации  7
ноября на Красной площади в районе ГУМа прозвучали  выстрелы.  Как  сообщили
корреспонденту ТАСС в пресс-службе управления Комитета госбезопасности  СССР
по городу Москве и Московской области, задержан  житель  города  Ленинграда,
произведший из обреза охотничьего ружья два выстрела в воздух.  Пострадавших
нет. Ведется расследование".
   Наверное, не один гражданин, проходивший в восьмом  потоке  демонстрантов
с11.15 до 11.25, услышав или прочитав это сообщение, вздрагивал  в  страшной
догадке, вспоминая бросившуюся всем в глаза  фигуру  странного  постового  в
милицейской форме с обрезом охотничьей двустволки в руке.
   Не то ли ружье стреляло? И в кого?
 
   В ПАРИКЕ И ГРИМЕ
 
   А теперь перекинем листки  календаря  в  обратном  направлении,  на  семь
месяцев назад.
   Глухая мартовская ночь. По грязным улицам города  Колпино,  раскисшим  от
неубранного мокрого снега, бредет одинокий гражданин. Время  от  времени  он
пугливо  озирается  по  сторонам  и,  не  заметив  ничего   подозрительного,
направляется к ближайшему  зданию.  На  ходу  расстегивает  сумку,  еще  раз
бросает настороженный взгляд назад. Взмах кисточкой - и белая полоска бумаги
остается на стене.
   Расклеив поблизости еще три  листовки,  гражданин  счел,  что  для  этого
района достаточно. Зайдя в подъезд заранее облюбованного дома,  сделал  вид,
что хочет открыть "свой" почтовый ящик. По замыслу, это  не  должно  вызвать
подозрений у  какого-либо  припозднившегося  жильца,  если  бы  такой  вдруг
появился  в  подъезде:  высотка  новая,  соседи   еще   не   успели   толком
перезнакомиться.
   Косясь на входную дверь, гражданин сделал вид, что  ищет  в  сумке  ключ.
Убедившись, что вокруг тихо, быстрым движением извлек парик и надел  его  на
голову. Порывшись в  сумке,  вынул  еще  какие-то  коробочки  и  флакончики.
Взглянув в зеркальце дамской пудреницы, удовлетворенно хмыкнул.
   Человек, который вышел спустя несколько минут из подъезда на  улицу,  был
совершенно не похож на того, который  входил.  Грим  и  парик  изменили  его
внешность до неузнаваемости. На голове  красовалась  шляпа  вместо  кепочки,
короткую куртку сменил плащ.
   Незнакомец, не оглядываясь, уверенно двинулся по улице. Шаг  у  него  был
крупный, размашистый - не то что у  недавнего  гражданина,  мелкими  шажками
скользнувшего в подъезд несколькими минутами раньше.
   Человек в парике и гриме был единственным пешеходом в этот  поздний  час.
Шел он довольно долго, и никто не встретился ему на пути.  Следующую  партию
листовок наш незнакомец расклеил в другом районе города, чтобы запутать тех,
кто будет искать его следы. Сделав свое дело, он опять  зашел  в  намеченную
раньше высотку и там повторил процедуру с переодеванием и гримом. И снова из
подъезда вышел человек, не похожий на того, в плаще и шляпе.
   Остаток листовок он расклеил в новом месте. Домой возвращался под утро  в
своем обычном обличье, в котором привыкли  видеть  его  соседи  по  рабочему
общежитию Ижорского завода. Кепка, куртка, джинсы - так экипированы  десятки
тысяч людей.
   И хотя по его расчетам все должно было обойтись  благополучно,  поскольку
он предпринял все мыслимые меры предосторожности, несколько  дней  провел  в
тревожном ожидании.
   Однако беспокойство вскоре улеглось. Наш герой торжествовал. Оказывается,
если хорошенько пораскинуть мозгами,  вполне  можно  обвести  вокруг  пальца
всесильный КГБ.
   Чем чаще перебирал он в памяти детали  осуществленного  наконец  замысла,
тем сильнее утверждался  в  своих  исключительных  умственных  способностях.
Пусть покрутятся гебисты! Следов  он  не  оставил  практически  никаких.  По
почерку его никогда не вычислят, пусть хоть  сто  графологических  экспертиз
устраивают! Листовки не от руки написаны и  не  на  машинке  напечатаны.  Он
подбирал текст буквально по буквам из разных газет.  Потом  монтировал  -  в
перчатках, чтобы  не  оставить  отпечатков  пальцев.  Расклеивал  в  парике,
загримированный.
   В  Ленинградском  областном  управлении  КГБ,  куда  бдительные  граждане
доставили несколько из четырнадцати расклеенных  в  темную  мартовскую  ночь
1990  года  листовок  угрожающего  характера   в   отношении   руководителей
государства, изумлялись особой ухищренности, с  какой  действовал  анонимный
автор.  Немедленно  был  разработан  широкий  комплекс  оперативно-розыскных
мероприятий, направленных на выявление  личности  автора  угроз.  Дело  было
нешуточное: опасности подвергалась жизнь самого М. С. Горбачева.
   Однако сотрудники органов госбезопасности вскоре поняли,  что  их  задача
крайне осложнена. Неизвестный, к их глубокому сожалению, не оставил  никаких
следов, ни одной, даже самой тонкой, ниточки.
   Розыскная машина крутилась вхолостую.
 
   ГЕРОЙ ДНЯ
 
   Командир   отделения   из   1-го    полка    патрульно-постовой    службы
Мосгорисполкома  старший  сержант  Андрей   Мыльников   получил   приказание
сопровождать на милицейской машине колонну демонстрантов Бауманского района.
   Каждый  год  1  мая  и  7  ноября  личный  состав  полка  привлекался   к
мероприятиям, связанным с проведением  демонстраций  трудящихся  на  Красной
площади. Участие патрульных и постовых  сводилось  к  тому,  что  их  машины
становились во главе колонн и задавали им определенный  темп  движения.  Это
делалось для того, чтобы представители  трудящихся  разных  районов  столицы
подходили к Красной  площади  в  точно  отведенное  им  время  во  избежание
столкновений колонн на перекрестках.
   В соответствии с полученным приказом  Андрей  Мыльников  прибыл  к  месту
сбора колонны бауманцев в шесть утра. Стоял легкий  морозец,  на  душе  было
легко и празднично.
   В девять сорок он  получил  по  рации  распоряжение  о  начале  движения.
Сидевший за рулем милицейской  машины  сержант  Сергей  Романовский  включил
двигатель, и "газик" тронулся с места.
   Андрей Мыльников еще не знал, что он движется навстречу своей славе.
   Перед вступлением колонны бауманцев на Красную площадь милицейская машина
свернула в сторону, и Мыльников, как ему и предписывалось,  некоторое  время
шагал вместе с демонстрантами.  Как  только  первые  шеренги  поравнялись  с
Мавзолеем,  сержант  в  соответствии  с  инструкцией  отошел  от  колонны  и
остановился, пропуская ее.
   Часы на Спасской башне показывали десять минут двенадцатого.
   Дальнейшее происходило,  как  в  замедленной  съемке.  Взгляд  Мыльникова
внезапно обнаружил разрыв в рядах демонстрантов - метров  пять,  не  больше.
"Непорядок" - зафиксировал опытный милицейский глаз.  Мыльников  хотел  было
подать знак, чтобы отстающие ускорили шаг и ликвидировали разрыв, как  вдруг
увидел нечто невероятное.
   Один из демонстрантов, в длинном до пят пальто, отстал от своей  шеренги,
замедлил шаг и, оказавшись в  центре  образовавшегося  разрыва,  молниеносно
распахнул полу одной рукой, а второй выхватил обрез и прицелился  в  кого