, как вы, это ни к чему, а мне надо.
     Лобо пропустил это мимо ушей. Он намеренно поддразнивал Брэди.
     - На заре продолжим. К тому времени пришлите Чэда меня сменить. Брэди ушел, качая головой, и Лобо был рад остаться в одиночестве с покоем ночи: это было единственное, что он понимал.

***

     Когда Мариса приехала, Салливэна не было на месте. Вместо этого на двери висела записка. Уехал на ранчо Эпплтона. Не знаю, когда вернусь.
     Она подергала дверь. Может, она немного подождет. Было еще светло, а отец в любом случае разозлится. Несколько минут не имеют значения.
     Дверь оказалась не заперта, и она зашла внутрь. Обстановка кабинета была самой простой, и она заинтересовалась остальными комнатами. Она понимала, что не должна совать туда нос, но не могла оторвать взгляда от двери, ведущей, она знала, в его жилые комнаты. Там она никогда не была.
     Повторяя про себя, что не должна этого делать, она взялась за ручку двери и повернула ее, чувствуя угрызения совести. В комнате обставленной так же просто, как и кабинет, пахло мылом и пряностями.
     В комнате царил необычайный порядок - но, с другой стороны, ее нечему было загромождать, кроме книг вдоль стены. В ней стояла кровать, и поблизости от нее столик. Керосиновая лампа располагалась рядом с аккуратной стопкой книг. В середине комнаты был стол с двумя стульями, и на нем еще книги. Она подошла к столику у кровати, взяла один из томиков и посмотрела название. Стихи Уолта Уитмена. Она открыла книгу на месте, отмеченном клочком бумаги, и стала разглядывать заглавие над словами "О, капитан, мой капитан!"
     Прочтя грустные слова, она ощутила ужасную печаль.
     - Он был санитаром в гражданскую войну, - послышался голос от двери, и Мариса выронила книгу. Она знала, что краснеет от смущения за свое подглядывание, но была так рада его видеть, и даже еще больше обрадовалась, заметив усмешку в его глазах, как будто он понимал ее потребность больше знать о нем.
     - Кто? - спросила она, не поняв.
     - Уолт Уитмен.
     - А вы... вы были на войне?
     - Да.
     - Доктором?
     Он кивнул.
     - Это было ужасно, да?
     - Хуже всего, что можно вообразить.
     - Это там... там вы заболели малярией?
     - Нет. Я подцепил ее в Луизиане. Это где я вырос.
     Мариса вдруг поняла, как мало она о нем знает. Он приехал в Ньютон вскоре после войны и никогда много о себе не рассказывал. Горожане были так рады иметь настоящего доктора, что не задавали слишком много вопросов.
     - Вы были с южанами? - Большинство людей в Колорадо поддерживали Север. Он кивнул. Ее глаза вернулись к книге.
     - Уиллоу читала это стихотворение в классе. Оно об Аврааме Линкольне.
     - Да, - негромко сказал он. - На обеих сторонах были хорошие люди, Мариса.
     - Большинство из тех, кого я знаю, кто воевал, ненавидели мятежников.
     - Боюсь, что так.
     - И поэтому?..
     - Я не рассказываю о войне, потому что не хочу о ней думать. Мой отец погиб при Филоне, а моя мать, сестра и... невеста были убиты на лодке, которую обстреляли войска северян. После войны, когда я вернулся, то узнал, что землю, которой моя семья владела несколько поколений, отобрали в уплату налогов. Наверное, меня это должно было бы огорчить, но когда всех, кого я любил, не стало, мне же было просто все равно. Я был сыт по горло ненавистью и смертями и знал, что климат в Колорадо был чертовски полезнее для моего здоровья. А теперь вы все знаете, моя маленькая любопытная Мариса.
     Она знала и жалела об этом.
     - Невеста? - спросила она. Он кивнул.
     - Это было очень давно, Мариса.
     - Как ее звали?
     - Юлия, - мягко ответил он. Мариса ощутила боль глубоко внутри.
     - И поэтому... вы не женились?
     - Нет, - сказал он и помолчал, прежде чем продолжить. - Мы были... обручены до того, как я заразился малярией, как раз перед тем, как поступить в медицинское училище. За время войны приступы стали хуже. Я подумывал о том, чтобы разорвать помолвку, но прежде чем я смог получить увольнение, она... погибла.
     - Вы ее любили?
     Мариса знала, что это был глупый вопрос, и ей сразу захотелось, чтобы его можно было взять обратно. Но Салливэн только задумчиво смотрел на нее.
     - Да. Мы выросли вместе. У нас было много общего.
     У Марисы перехватило дыхание. Ей не требовалось объяснять, что у нее с Салливэном было мало общего, только сила взаимного влечения. Но больше чем за себя, она почувствовала огромную грусть за него. Он потерял все.
     - Не смотрите на меня так, Мариса, - сказал он, как будто читая ее мысли. - Сейчас у меня очень насыщенная жизнь.
     - Вы не сказали счастливая.
     - Очень счастливая жизнь, если так.
     - Это не правда.
     Он сдвинул брови, притворяясь расстроенным.
     - Вот как, мисс Мариса? И что, вы считаете, могло бы сделать меня счастливым?
     - Я. - Ну вот, она все высказала. И была рада этому. Насмешка исчезла из его глаз, сменившись чем-то гораздо более резким.
     - А как мог бы такой старик, как я, сделать счастливой вас?
     - Вы совсем не старый.
     - Достаточно стар, чтобы быть вашим отцом.
     - Только если бы вы были чересчур развитым ребенком.
     Он хмыкнул.
     - Так же, как вы очень развитая молодая леди? - Но в его словах не было издевки, только смесь удивления и одобрения.
     - Я знаю, что хочу.
     - Действительно знаете, Мариса? Или это просто вопрос, кто кого?
     - Думаю, что нет, - честно созналась она. Он откинул голову и засмеялся.
     - Мариса, вы замечательная юная леди.
     - Настолько замечательная, чтобы поцеловать?
     - О да, конечно. - Наклоняясь, чтобы ее поцеловать, он все еще посмеивался.
     Он собирался только чуть поцеловать ее, чтобы стереть память о другом поцелуе, но это была напрасная надежда. От вкуса ее губ вся его решительность пропала. От ее прикосновения он снова почувствовал себя молодым-молодым, восторженным и полным надежды.
     Его губы прижались к ее губам, и он почувствовал, как ее руки обвились вокруг него. Ему было тридцать шесть, и он жил по-монашески больше лет, чем хотел бы помнить. И теперь его тело откликалось энтузиазмом, о котором он и не подозревал. Уже много лет, как он погрузился в свою практику, в свои книги, и лишил себя удовольствий такого рода. Давным-давно он принял решение не жениться, чтобы не вынуждать какую-нибудь женщину страдать от приступов его болезни, появлявшихся и исчезавших без предупреждения. И еще он решил не позволять себе полюбить, чтобы не делать это решение еще болезненнее.
     Но теперь он понял, что всегда любил Марису Ньютон, еще с того времени, когда она была маленьким чертенком, полным проказ, но не зловредным. Она была так полна жизни, так полна света, и смеха, радости. Он видел, как она росла и когда она стала прелестной молодой женщиной, он вынужден был признать в глубине себя существование тихой безответной любви. Страдая, он наблюдал ее возрастающий интерес к нему, как она старалась быть ближе к нему на вечеринках, как старалась затянуть разговор при встрече на улице, как теплели ее глаза, когда она смотрела на него.
     Он пробовал убедить себя, что Мариса хотела только добавить его к списку неженатых мужчин, добивавшихся ее благоволения, но с неохотой должен был признать, что для такой игры она была слишком честной.
     Все же он считал, что из увлечения ею ничего хорошего не выйдет. Он никогда не станет полностью здоровым, таким, какого заслуживала Мариса. Он думал, что не мог бы перенести вида ее лица, если заболеет, когда ей может потребоваться делать для него все, самые интимные вещи. При этих приступах у него часто бывали припадки бешенства, когда его охватывала черная ярость из прошлого. Однажды, когда Уиллоу за ним ухаживала, он, придя в сознание, заметил на ней синяки. Он так и не смог простить себе этого.
     Но когда его и Марисы губы встретились, он не мог думать ни о чем, кроме сладости этого мгновения, кроме того, каким сильным, желанным и необходимым он себя чувствовал - не доктором, а мужчиной. Поцелуй стал крепче, и он познал грызущий голод, только отчасти утоляемый потоком тепла, распространявшимся от каждой точки контакта.
     Она чуть приоткрыла рот, и его язык легонько стал играть с ее губами, потом продвинулся внутрь. Она прижалась ближе, и он почувствовал, как трепещет ее тело, тогда как его собственное в ответ напряглось и сжалось.
     Его руки охватили ее, держа крепко, как будто боясь, что она исчезнет. Но потом годы самоконтроля взяли свое. Он замер, отпустил руки и отодвинулся, но одна ладонь поднялась и дотронулась до ее рта, сжавшегося от разочарования и неожиданности.
     - Не уходите от меня, - сказала она.
     - Я не хочу, - честно признался он. - Но иначе мы можем совершить такое, о чем потом оба будем жалеть.
     - Вы меня любите, - обвинительным тоном произнесла она.
     - Может, и люблю.
     - Тогда почему...
     - Милая Мариса, вам может казаться, что сейчас вы меня любите. Но что если вы должны будете заботиться обо мне, как мать о младенце?
     - Я бы любила вас еще больше.
     - Потому что вам было бы меня жаль. - До этого она никогда не слышала горечи в голосе Салливэна и вся сжалась.
     - Нет, - возразила она, - никому бы в голову не пришло вас жалеть.
     Ее ответ доставил бы ему удовольствие, если бы он мог ей поверить. Может быть, она сама в это верила, но он не мог.
     - Милая Мариса, - повторил он. - Думаете, вы могли бы быть женой доктора?
     - Я могу стать всем, чем захочу.
     - Без большого ранчо? Без конюшни, полной лошадей? - Он немножко посмеивался над ней, и она почувствовала, что начинает злиться.
     - Вы обо мне не слишком высокого мнения, да?
     Насмешка мгновенно исчезла.
     - Я о вас очень высокого мнения, Мариса. Если бы не это, я хоть сейчас женился бы на вас.
     Она широко улыбнулась при этом признании.
     - Правда?
     Он кивнул.
     - Отлично, значит, я должна сделать что-то, чтобы изменить это ваше хорошее мнение обо мне.
     Она озорно улыбнулась и повернулась на каблуках.
     - Мариса!
     - До свиданья, Салливэн.
     Салливэн смотрел на закрывшуюся дверь, раздумывая, что же, черт побери, она собиралась устроить на этот раз. Он готов был избить себя за некоторые вещи, которые он говорил, за признание в глупых чувствах. Но они слишком долго были заперты в нем и теперь попросту взорвались.
     Он подошел к окну и смотрел, как она уезжает, увозя с собой частицу его сердца.

***

     Домой Мариса ехала медленно. Она знала, что когда приедет, то разразится буря, и не слишком стремилась ее встретить, особенно в нынешнем ее настроении.
     Больше всего ей требовалось с кем-то поговорить. О ее отце. О Салливэне. Она несколько лет пыталась привлечь внимание Салливэна. Еще девочкой она была зачарована высоким, спокойным, красивым доктором, который, казалось, был всегда так собран, но всегда одинок. У нее замирало сердце при виде его серых глаз, спокойных, но таких заботливых, когда их взгляд останавливался на детях или на ком-то, нуждавшемся в помощи. А потом, когда она подросла, зачарованность перешла во что-то большее, во что-то, вызывавшее томление внутри.
     Дорога шла мимо ранчо Уиллоу, и она решила заглянуть туда. Ее не заботило, что об этом мог узнать ее отец. Она любила отца независимо оттого, что он делал, и знала, что нужна ему. Но она не могла соглашаться с ним в его одержимости мщением.
     Уже стемнело, и окна в доме Уиллоу сияли, как огни маяка. Мариса только успела доехать до коновязи, как дверь быстро распахнулась и появилась Уиллоу. На ее лице было написано нетерпение. Мариса заметила, как часть предвкушения пропала, но улыбка осталась.
     - Мариса, как я рада вас видеть.
     Мариса спешилась и подошла к Уиллоу.
     - Может, пройдемся и поговорим? - спросила она.
     Уиллоу нуждалась, в этом не менее, чем ее гостья.
     - Конечно, - сказала она, закрывая дверь
     Они молча дошли до сарая, и Мариса с изумлением уставилась на него. Так много было сделано с начала стройки несколькими днями раньше.
     - Лобо, - объяснила Уиллоу. - Лобо вместе с Брэди.
     Этим вечером после ухода Лобо она решила, что вернуть его можно было, только дав понять, что она принимает его таким, каков он есть.
     Она все думала и думала о нем, пытаясь понять, действительно ли она любит все в нем? Или она любила только Джесса, который появился в ее жизни силуэтом на фоне неба и сияющего солнца, подобно золотому рыцарю?
     Могла она любить запятнанного рыцаря? Человека, представлявшего то, с чем ее учили бороться? Насилие. Смерть.
     Тогда она чувствовала драгоценность вызванного им в ней тепла, общения взаимности, нежности. Но могла ли она примириться с другой частью?
     Может, ее завороженность была поверхностной, скрывающей потребность залечивать раны, чем она всегда занималась? Было ли это просто женской потребностью спасти заблудшую душу?
     Но она полюбила его раньше, чем узнала темную сторону. И когда она узнала об этой другой его части, она продолжала любить его.
     Но это было до того, как она увидела его с Кантоном, увидела смертоносность, какой не встречала до этого.
     Так много "но". Разговор с самой собой продолжался до вечера. Она видела, как он вернулся за Брэди и опять уехал. И она не могла ничего поделать, только смотреть, потому что не решила, что она чувствует.
     В конце концов она сторговалась с собой. Она должна принять его как Лобо. Она попытается. Все остальное было бы вопиющей несправедливостью по отношению к нему.
     - Каков Лобо на самом деле? - с любопытством спросила Мариса, временно отбросив собственные заботы. Уиллоу мечтательно улыбнулась.
     - Он похож на ветер, такой же изменчивый. Сейчас нежный, через мгновение бурный и непредсказуемый.
     - Нежный? - переспросила Мариса.
     Она не могла забыть резкое лицо и холодные глаза, циничный взгляд, раздевавший ее тем утром на ранчо отца.
     Уиллоу усмехнулась. Казалось, всякий видел Лобо по-своему.
     - Угу, - подтвердила она преувеличенно весело.
     - Не могу этому поверить.
     Но, снова взглянув на лицо Уиллоу, Мариса поверила.
     - Как вы думаете, он останется?
     - Нет, - тихо произнесла Уиллоу, - но пока я возьму все, что могу.
     Мариса посмотрела на нее внимательнее. Уиллоу влюбилась? В наемника? Это казалось невероятным.
     - Вы любите Лобо?
     Любила ли она Лобо, а не только Джесса? Ответ нашелся быстро.
     - Даже хотя...
     - Даже хотя, - подтвердила Уиллоу. Внезапно, несмотря на свой вечерний спор, она поняла, что любит его, невзирая на все оговорки.
     Совершенно зачарованная Мариса выразила все свое удивление в одном невольном восклицании:
     - Но ведь он наемник!
     - Он гораздо больше этого, Мариса. Я не встречала никого, кто так хорошо обходился с лошадьми, а дети... они его обожают. Даже Брэди переменился, с тех пор как он здесь.
     - Но ведь он убийца.
     На это Уиллоу сразу не нашлась, что ответить. Несмотря на ее смелые высказывания, она мало знала об этой его стороне, только то, что рассказывали, что она сама видела сегодня. Способность. Легкость самого убийства она не видела. Она сомневалась, что действительно в это верила. Она знала только человека, которого видела, с которым была, которого любила.
     - И что вы собираетесь делать?
     - Любить его, пока он меня любит, - сказала Уиллоу. - Если он мне позволит, - добавила она, не зная, позволит ли он, видя ее реакцию этим вечером.
     - А потом?
     Уиллоу беспомощно взглянула на Марису.
     - Продолжать его любить, я думаю.
     Мариса не могла сдержать вздоха.
     - А я-то приехала к вам за помощью.
     Уиллоу сразу же повернулась к ней с озабоченным видом.
     - Что-то неладно?
     - Салливэн.
     Уиллоу покачала головой.
     - Упрямится, как всегда.
     - Я только что сделала ему предложение.
     - И что случилось?
     - Он сказал, что я слишком хороша, чтобы на мне жениться.
     Уиллоу улыбнулась.
     - Вряд ли он это имел в виду. Что именно он сказал?
     - Что он меня очень высоко ценит, а если бы не ценил, то женился бы, не раздумывая.
     - Идиот, - заметила Уиллоу.
     - Не правда, - с негодованием возразила Мариса.
     - Нет, конечно нет. Он просто упрямый, как еще один, кого я знаю. Должно быть, это чисто мужская черта.
     - Вы и сами упрямы-таки, - хихикая, сказала Мариса. Они посмотрели одна на другую и расхохотались.
     - И что же мне теперь делать? - спросила Мариса, когда их веселье поутихло.
     - Наберитесь терпения. Я видела, как Салливэн смотрит на вас. Думаю, в глубине сознания он ждет, пока вы подрастете и точно решите, чего вам хочется.
     - Я знаю, чего хочу.
     Улыбка на лице Уиллоу чуть померкла. И она изучающе взглянула на Марису.
     - Вы уверены, совершенно уверены? Быть женой доктора не просто.
     Мариса остановилась.
     - Так же как и дочерью Алекса Ньютона. Теперь я ненавижу этот городишко. Я ненавижу этих... наемников. Ненавижу, что происходит с моим отцом и со всей округой.
     Уиллоу невольно съежилась от силы этих слов.
     - Хотите перебраться ко мне? Здесь мало места, и это может оказаться опасным, но...
     Мариса положила ладонь на руку Уиллоу.
     - Спасибо, но боюсь, что так вышло бы только хуже для вас.
     - Не думаю, что может быть еще хуже, - ответила Уиллоу.
     - И кроме того, я могу попробовать убедить отца.
     - Но вы только что сказали...
     - Не думаю, что сейчас кому-то это удастся, Уиллоу. Он как будто с ума сошел. Для него ничто не имеет значения, кроме этого ранчо и разорения мистера Морроу. Но я - единственная, кто может попробовать.
     Уиллоу покачала головой.
     - Вы всегда были хорошим другом, Мариса.
     - Не больше, чем вы. Если мой отец что-то предпримет, я постараюсь вас предупредить. Я не позволю ему нанести вред вам или детям.
     - Теперь у нас есть Лобо.
     - А вы не подумали, что он может оказаться искрой, от которой все вспыхнет?
     - Он сам ничего не будет затевать, Мариса. Он здесь только чтобы защищать маленьких. Он... он как будто очень заботлив к детям.
     - И к вам, - сказала Мариса.
     Уиллоу не ответила, но даже в мягком сиянии луны было видно, как она покраснела.
     - Мне пора возвращаться, - сказала Мариса, - спасибо, что выслушали.
     - Салливэн одумается.
     - А ваш Лобо?
     Уиллоу медленно покачала головой. Может, на день, на несколько дней, но не больше.
     - Нет, не думаю.
     - Ладно, я буду молиться за вас обоих, - неожиданно сказала Мариса.
     - Будьте осторожны.
     Мариса быстро обняла ее, вдруг осознав, что раньше никогда так не поступала. До Уиллоу у нее никогда не было близкой подруги.
     - Буду, - повторила она и быстро ушла, пока Уиллоу не заметила ее дрожащих губ.

Глава 22

     Чэд появился на холме как раз тогда, когда из-за горизонта на западе выглянул краешек солнца. Глаза у него были еще сонные, но с губ не сходила улыбка радости быть полезным.
     - Брэди сказал мне принять наблюдение.
     Брэди, подумал Лобо, вдруг стал слишком много брать на себя, но он знал, что бывший законник прав. Лобо устал как собака, и телом и душой, и в этом ничего хорошего не было.
     Разглядывая лицо Чэда, Лобо опять вспомнил своего брата. Ему этого не хотелось, но теперь отрывки воспоминаний возникали чаще, как будто исчезло какое-то препятствие. Он ворчливо сказал:
     - Думаю, на тебя вполне можно положиться, - и был вознагражден сияющей улыбкой.
     Полный отвращения к себе за моментальную слабость, он взлетел в седло. Что ему требовалось - так это несколько часов сна.
     Ему не хотелось возвращаться на ранчо, но, возможно, ему больше некуда было ехать. Потом он вспомнил рощицу, где он и Уиллоу занимались любовью. Не имело значения, где он будет спать, в сарае или на открытом воздухе, лишь бы это было достаточно близко, чтобы услышать выстрелы.
     Лобо повернул лошадь к реке. Вскоре Уиллоу отправится в школу, тогда он вернется, захватит Брэди и что-нибудь поест,