прочая утварь, но когда Дрю помогал ему вынимать голландскую духовку, повар прижал к груди руку и упал бы, если бы Дрю его не подхватил.
     Он осторожно опустил старика на жесткую землю, и Габриэль, которая уже отпрягла своих мулов, обеспокоенная, подбежала к ним.
     Джед с трудом сел, прислонился к колесу фургона. Увидев Габриэль, он нахмурился и раздраженно махнул рукой:
     - Нечего стоять без дела. Начинай готовить ужин.
     Дрю не сводил взгляда с девушки. Теперь в ее лице не было и следа скрытности и безразличия. Тревога светилась во взгляде.
     - Джед... - прошептала она.
     - Ты оглох, что ли? - буркнул старик. Сейчас он был бледен как мел, дышал тяжело и прерывисто. Рукой он держался за грудь, но взгляд был жесткий, как сталь.
     Она кивнула.
     - Сейчас разожгу огонь.
     Старик немного успокоился.
     - Да, ты теперь сумеешь. Все сумеешь. Ты ловкий парнишка.
     Он закрыл глаза и бессильно обмяк.
     Керби, торопливо выбравшийся из фургона, опустился возле него на колени и взял за руку:
     - Не надо, Джед. Проклятье, Джед, что ты со мной делаешь? Джед, не надо!
     Дрю наклонился, нащупал пульс - и не удивился, ничего не почувствовав. Он выпрямился, глубоко вздохнув и посмотрел на Габриэль.
     Она стояла как вкопанная. На глазах у нее блестели слезы. Потом она отвернулась и, споткнувшись, едва не упала. Прерывисто вздохнув, девушка выпрямилась и пошла к хозяйственному фургону.
     Дрю следовал за ней. Они подошли к фургону одновременно, и он смотрел, как, ослепнув от слез, она ощупью искала растопку и, роняя одни щепки, подбирала другие.
     Он положил руки ей на плечи, но она отшатнулась и уперлась спиной в фургон. Плечи задрожали.
     - Габриэль, - сказал он тихо.
     Девушка оглянулась и смахнула ладонью слезы.
     - Со мной все в порядке, - сказала она.
     - Мне так не кажется, - возразил Дрю.
     - А какое тебе до меня дело? - с горечью отозвалась она.
     - Да поможет мне бог, но мне есть дело до тебя.
     - А ты мне не нужен! - отрезала она. - Видеть тебя не хочу!
     - Ах, девушка...
     Круто развернувшись, она выпалила:
     - Я не твоя девушка!
     И нагнулась, чтобы подобрать упавшие щепки.
     - Джед, - сказала она с достоинством, - велел мне готовить ужин.
     И Габриэль быстро зашагала прочь, а он остался на месте, восхищенный ее мужеством, остался, изнывая от жгучего желания удержать ее и утешить.
***
     Джеда похоронили при последних лучах заходящего солнца, от которых горизонт стал бронзового цвета. Все, кто был способен, стояли у могилы, а Керби, с Библией в руке, прочел несколько строк из Книги Псалмов.
     Габриэль стояла вместе с другими ковбоями и судорожно теребила в руках шляпу. Она едва замечала любопытствующие взгляды, которые погонщики бросали на ее кудрявую голову. Все сняли шляпы, и она озадачила бы их еще больше, если бы не сняла своей. Сейчас ей было безразлично, что подумают о Гэйбе Льюисе. Она была сейчас так несчастна, что ничего хуже представить себе не могла.
     Кингсли читал сбивчиво, запинаясь. Габриэль уже знала, что он и Джед были давними друзьями. Горе Кингсли, когда он читал 23-й псалом, было так очевидно, что она невольно сочувствовала ему.
     Но вот он кончил читать, и каждый из присутствующих бросил в могилу по лопате земли. Дрожащими руками Габриэль взяла лопату у Дрю... На секунду их пальцы встретились. Она бросила землю и передала лопату Дэмиену, а Дрю запел гимн, и остальные присоединились к нему. Габриэль вторила шепотом, зная, что контральто выдаст ее с головой, если кудри уже этого не сделали. Затем люди медленно разошлись. Остались только Керби и Дрю. Они водрузили на могиле деревянный крест, наскоро сколоченный шотландцем.
     Габриэль приготовила солонину с бобами и подала свежеиспеченный хлеб. Он все еще не был так же пышен, как хлеб Джеда, однако никто не жаловался. Погонщики всегда ворчали, когда ели бобы, приготовленные Джедом, но сразу же просили добавки. Габриэль еще, наверное, не заслужила ворчанья: ведь это был знак признательности и уважения.
     Ничего... она еще добьется от них ворчания. Добьется, думала Габриэль, рукавом утирая слезы.
***
     Фактория Хэйли была разграблена и сожжена. Осталась в живых только собака. Она лежала около восьми свежих могил, положа голову на лапы, и едва шевельнулась, когда подъехали Дрю, Керби и Дэмиен.
     Дрю внимательно оглядел следы на земле - за последний месяц он научился их читать. Следы от неподкованных копыт были затоптаны подкованными лошадьми. Это. означало, что солдаты прибыли слишком поздно и, судя по направлению, помчались вслед за разбойниками.
     Следы шли на северо-запад, а путь перегона лежал прямо на север. Может быть, им повезет избежать беды... хотя, если учесть все обстоятельства, верится в это с трудом.
     Керби и Дэмиен не промолвили ни слова, когда, спешившись, пошли обозревать картину разрушения. Дрю понимал их. Тоже спешившись, он осмотрел пепелище. По всей вероятности, здесь стояли четыре дома и кораль. В воздухе еще чувствовался запах гари, но обуглившийся забор был холодным на ощупь. Уже два дня, подумал шотландец, возможно - три.
     Он взглянул на Керби, понуро стоявшего у могил со шляпой в руке. Вид у друга был усталый. Черт возьми, у него все еще болят раны и сердце болит, потому что умер Джед.
     Через пять дней после ранения Керби настоял на том, чтобы ехать верхом и тоже ездить на разведку. Дрю возражал и впервые за все время Дэмиен был на его стороне. Оба они убеждали Керби поручить это кому-нибудь другому, однако тот остался глух к их дружным уговорам. И уже то было хорошо, что Дрю уговорил Керби не ездить в одиночку.
     Дрю не понимал, почему Керби так неохотно идет на уступки. Всем участникам перегона было совершенно ясно, что кто-то задумал его убить. Может быть, он сам хочет, чтобы его убили? Очень похоже на это. Когда Кингсли в тот раз поехал в прерию, лицо его выражало мрачную обреченность, словно он знал, что едет навстречу смерти. Словно знал свою судьбу.
     Поежившись, Дрю попытался отогнать мрачные мысли. Наверное, он тоже поддался гнетущему зрелищу разоренной фактории, да и долгий, почти бесконечный перегон тоже не улучшал настроение. Как бы то ни было, вооруженных людей в окрестностях не видно и надо решать более насущные проблемы. Керби оставил стадо в пяти милях отсюда у водоема, а сами они приехали сюда, чтобы запастись провиантом, но, когда фургоны сюда прибудут, провианта не окажется.
     Он подошел к понуро стоящему Керби и взглянул на свежие могилы.
     - Друзья?
     - Да нет, не сказал бы. Хэйли вряд ли можно было назвать человеком дружелюбным. Он брал лишнее с погонщиков и продавал оружие и спиртное индейцам. Но он был единственным, кто снабжал провиантом на сто миль вокруг.
     Указав на остальные семь могил, Дрю спросил:
     - А здесь кто лежит? Керби вздохнул:
     - Когда я был здесь в последний раз, здесь жили пять мужчин и три женщины, которые у него работали. Один держал лавку, двое полукровок ведали товаром. Был здесь также кузнец. И еще - Бенедикт.
     - Бенедикт?
     - Лекарь. - Керби хрипло рассмеялся. - Он мог выпить столько, сколько никому другому не под силу, и все же оставался на ногах. Его обычный гонорар - бутылка дешевого виски. Зато трезвый он мог вылечить и человека, и животное лучше городских костоправов. Жил здесь, потому что был женат на индианке. Белые гнали их отовсюду, а Хэйли к ним не приставал.
     Керби покачал головой.
     - Из-за нее у Хэйли никогда не было никаких трудностей с индейцами. Она вроде бы приходилась дочерью вождю. Да и сам Хэйли в моральном отношении не был особенно строг.
     Дрю оглянулся. Какое же одиночество должен был испытывать человек, живя посреди этой бескрайней пустыни! Одиночество, которое хуже самой смерти. К ним подошел Дэмиен.
     - У нас почти не осталось припасов, дядя Керби. Что будем делать?
     - Меня сейчас больше беспокоят эти проклятые индейцы, - Керби махнул шляпой в сторону пепелища. - Это их визитная карточка.
     Дэмиен что-то буркнул себе под нос и добавил уже громче:
     - Но, сдается, военные у них на хвосте.
     - Гм!
     Дрю знал, что Керби разделял присущее всем техасцам презрительное недоверие к федеральной армии, которое шло от событий Гражданской войны Севера и Юга. Тот кровавый конфликт все еще возбуждал негодование и горечь.
     А потом их внимание обратилось к собаке, единственному существу, уцелевшему после избиения. Животное, лежавшее у крайней могилы, жалобно заскулило.
     Дрю подошел к роднику - тот пересох. Подойдя к лошади, он вынул фляжку и направился к собаке. Налив немного воды в шляпу, он протянул ее псу. Тот опять заскулил и попытался встать, но не смог. На лапе у него была глубокая рана. Дрю поставил шляпу на землю под самым носом собаки и смотрел, как та лакает воду - сначала недоверчиво, потом с безумной жадностью.
     Вылакав все до капли, животное снова улеглось, положив голову на могилу.
     Дэмиен вынул из кобуры шестизарядный кольт.
     - Нет! - резко сказал Дрю.
     - Да для него это лучше! Чего ты хочешь? Чтобы он здесь подох от жажды?
     Дрю посмотрел на неподвижного пса, верного стража хозяйской могилы. Мысль, что за свою верность и преданность пес получит в награду только пулю, не укладывалась у него в голове.
     - Шкет сможет о нем позаботиться.
     - Ха! - фыркнул Дэмиен. - Как о том проклятущем теленке, который все время шастает по лагерю? Кроме того, нам нужен новый повар, Шкету будет некогда заботиться еще и о собаке.
     Дрю искоса глянул на Керби.
     - Он прав, Скотти, ты же знаешь, - ответил тот. Дрю отрицательно помотал головой.
     - Все мы думали, что из Билли ничего хорошего не получится, а теперь смотреть любо-дорого, какой он стал. Через месяц он сумеет обогнать любого другого коня. Шкет умеет ухаживать за животными, и вы это хорошо знаете.
     Все трое снова поглядели на пса, а тот уставился вдруг на Дрю, в котором, наверное, почуял союзника. Влажные коричневые глаза были скорбны. Пес был средних размеров, черно-белый, с длинной мордой, умным взглядом. Наверное, помесь.
     Керби вздохнул, сдаваясь.
     - Ну, если сможешь сманить его от могилы, тогда забирай.
     Дрю благодарно улыбнулся своей ослепительной белозубой улыбкой и, опустившись на колено, погладил собаку. Та вздрогнула, но не пошевельнулась, не издала ни звука. Дрю потрогал раненую лапу. Кость была цела, но рана воспалилась.
     - Ну давай, мальчик, вставай, - сказал он, пытаясь поднять пса. Тот лишь смотрел на Дрю и не сдвинулся с места. Дрю нашел в кармане сухарь и протянул псу. Пес обнюхал его и снова опустил голову на лапы.
     Дэмиен, фыркнув от злости, пошел прочь.
     Дрю выругался, но потом вспомнил о Габриэль и мысленно представил, как она заулыбается при виде собаки. А он не видел ямочек на ее щеках с того краткого урока стрельбы.
     Шотландец почесал собаку за ухом.
     - Надо жить дальше, дружок, - тихо сказал он собаке, - я знаю одного человечка, которому ты нужен так же, как он тебе.
     Собака и ухом не повела.
     Дрю вздохнул, наклонился, подхватил собаку - и та моментально цапнула его за кисть руки.
     - Черт тебя побери!
     - Таковы все благие намерения, - сказал Керби, - но мы не можем тратить на них целый день.
     Дрю хмуро посмотрел на пса, затем оторвал полоску от рубашки и крепко замотал собачью морду, несмотря на глухое ворчанье.
     - Я не могу тебя оставить здесь одного, - сказал он собаке и взглянул на Керби. - Ты не знаешь, кому он принадлежал?
     Керби пожал плечами.
     - Здесь всегда было полно собак. Возможно, Бенедикту. Хэйли не питал привязанности ни к одному живому существу.
     Ну, это иногда ничего не значит. Дрю узнал это на собственном опыте. Он изо всех сил старался, чтобы его полюбили, но в ответ получал только подзатыльники и битье. И всегда он повторял одну и ту же ошибку. Все время сам напрашивался на тычки и "укусы".
     Он поднял собаку и взвалил ее на седло, левой рукой придерживая брыкающийся меховой сверток: пес изо всех сил пытался вернуться к могиле.
     - Он постарается убежать обратно, - предупредил Керби.
     - Может быть, - ответил Дрю, но в душе знал, что Габриэль приручит пса. Он был просто уверен в этом. Да, он не верил ее словам - но доверял ее дару нежности и сочувствия.
     Да, черт возьми, она тоже полюбит этого распроклятого пса!

13.

     Габриэль полюбила пса с первого взгляда. И полюбила еще сильнее, узнав скорбную повесть о его верности тому, кто лежал в могиле.
     Удивив ее взглядом, в котором светились нежность и любопытство, Дрю сунул собаку ей в руки.
     - Вот тебе еще одна головная боль, - сказал он подчеркнуто беспечно. - Думаю, твой фургон скоро превратится в Ноев ковчег.
     Радость охватила все ее существо. Она поняла: Дрю не совсем отказался от нее! И в то же время она боялась слишком надеяться, боялась поверить в возможность его любви. И еще страшилась, что сама полюбит его слишком сильно. Впрочем, и страшиться было уже поздно. Габриэль и так любила Дрю без памяти, и, когда их глаза встретились, по ее телу пробежала жаркая дрожь.
     Она прижала к груди живой комок меха и взглядом горячо поблагодарила Дрю.
     - Тебе придется как-то назвать пса, - сказал он, - никто не знает его имени.
     - Я назову его Верный, - сказала Габриэль, думая о преданности пса. - Да, я, наверное, так его и назову.
     И с Верным у нее не возникло никаких хлопот. Он только грустил, и Габриэль проводила с ним все свободное время, рассказывая о том, что прежний хозяин ушел в чудесные края, где ему теперь очень хорошо, и что у него, Верного, теперь будет новый дом.
     Все-таки пес причинил кое-какие неприятности. Она так о нем заботилась, что в тот вечер ужин запоздал, бобы превратились в месиво, а хлеб подгорел. Дэмиен ворчал, что всегда удавалось ему с большим успехом, и Керби тоже бормотал насчет того, какой он глупец и зачем позволил взять "проклятую животину". Однако он не попытался отнять у нее собаку.
     На следующее утро, когда стадо перешло реку вброд и двинулось на север, Верный уже сидел на козлах. Габриэль нахлестывала мулов, чтобы не отставали от главного фургона. Из-за угрозы нападения индейцев фургоны, вопреки обычаю, не удалялись от стада. Нервы у людей были напряжены до крайности, и после того как прошлым вечером Кингсли рассказал о том, что случилось в фактории Хэйли, в лагере начались перебранки и потасовки. Провиант подходил к концу, включая запасы кофе и сахара.
     Габриэль наклонилась и погладила собаку, которая сносила ее ласки без всякого ответного чувства. Пес, правда, перестал скулить и, по-видимому, немного успокоился. Она все еще держала его на привязи - боялась, что тот убежит на пепелище.
     Прерия казалась бескрайней. Теперь Габриэль была единственной, кто готовил пищу, и так будет, пока Кингсли не найдет нового повара. Поэтому она составила план, как использовать свое новое положение, чтобы проникнуть в главный фургон и порыться в личных вещах Кингсли. Габриэль вряд ли ожидала, что найдет прямое доказательство вины Кингсли в убийстве ее отца. Просто это было единственное, что она могла придумать, - хотя бы узнать об этом человеке побольше.
     Конечно, она была воспитана в правилах, не позволявших нарушать права личности на частную жизнь и тайны. Габриэль не могла отделаться от чувства, что предает своих родителей и собственные принципы, шпионя за Кингсли. Хотя последние слова отца постоянно звучали в ее ушах, у нее возникло невольное уважение к суровому скотоводу.
     Он нанял отчаявшегося, голодного юнца, позволил взять истощенную лошадь на перегон. Он не дал убить новорожденного теленка, которого пришлось затем везти в хозяйственном фургоне. Он дал приют собаке, обреченной на смерть, которую надо было теперь кормить из их скудных запасов, и едва не плакал над могилой человека, своего наемного рабочего, которого двадцать лет называл и считал своим другом. И считал искренно - в этом Габриэль не сомневалась.
     Она отчаянно хотела совместить этого Кингсли, с его добрым, внимательным отношением к людям и животным, с образом Кингсли - хладнокровного убийцы.
     Именно поэтому она забыла про щепетильность и самоуважение и решила порыскать в его личных вещах. У нее для этого в запасе оставалось почти десять дней пути до ближайшего городка, где Кингсли найдет нового повара. Десять дней, чтобы узнать правду.
     И десять дней полной ответственности за то, чтобы шестнадцать погонщиков были каждый день накормлены, а припасы все сокращались.
     Ее раздумья прервал стук копыт, и Габриэль увидела, что к ней скачет Кингсли.
     - Впереди, в миле от нас, Канадлен-Ривер! - крикнул он. - Заночуем на этом берегу. Переправимся завтра на рассвете.
     Она кивнула, и он поскакал дальше, чтобы оповестить остальных. После того как Габриэль едва не утонула, переправы внушали ей страх и отвращение. И она от всей души понадеялась, что Канадлен-Ривер будет неглубока, а течение медленное.
     Как бы не так! Река оказалась широкая, с сильным течением, и, хотя некоторые погонщики утверждали, что она неглубокая, утонуть в ней, как понимала Габриэль, труда не составит. Она приготовила ужин, все время бросая: невеселые взгляды на водную преграду.
     Погонщики особенно умаялись и устали за день. Постоянная угроза нападения индейцев заставляла их дежурить сверхурочно. И весь вечер Габриэль смотрела, как, с покрасневшими от недосыпания веками, они подходят за кофе и едой, чтобы потом соснуть пару часов - и снова отправиться в дозор.
     Кингсли вернулся из поездки на другой берег реки как раз перед рассветом. Налив себе кружку кофе, он жадно отпил глоток и одобрительно кивнул:
     - Кофе что надо.
     Габриэль отвела взгляд. Она была смущена и обрадована похвалой.
     Кингсли положил себе в миску тушеных бобов, взял кусок свежего хлеба и присел на корточки около костра, где уже ели Джейк и Долговязый.
     - Справляешься? - спросил он у Габриэль. Она кивнула.
     - Большая нагрузка для такого мальца.
     Девушка отвернулась.
     - Сможешь продержаться еще с неделю или немного подольше?
     Она снова кивнула.
     - Черт побери, парень, голос у тебя есть?
     Габриэль искоса глянула на него.
     - Я думал, вам нужен повар, а не его голос.
     Джейк и Долговязый хохотнули.
     Кингсли тоже улыбнулся, и его кривая усмешка показалась Габриэль очень привлекательной.
     - А ты колючий юнец, а?
     Она передернула плечами.
     - Нам еще предстоит месяц пути, - сказал Кингсли, - а может, и побольше. Тяжеловато тебе придется, малец.
     - А старику было легче, что ли? - не подумав, огрызнулась она.
     Кингсли оцепенел, лицо побледнело, и Габриэль поняла, что сболтнула лишнее. Он ведь любил Джеда. Ведь она все равно что обвинила его в убийстве старика, а это совсем не входило в ее намерения.
     Кингсли молча доел бобы, допил кофе, взял свежую лошадь и поехал проверить стадо.
     Джейк встал и потянулся.
     - Пойду сосну чуток. У меня ночное дежурство.
     Долговязый тоже встал, и они направились к своим одеялам.
     Габриэль осталась одна, рядом с главным фургоном. Сердце у нее гулко застучало, и она прикинула в уме, не наступил ли подходящий момент для "обследования" вещей Кингсли. Ведь более подходящего случая может и не представиться. А если кто неожиданно нагрянет, она скажет, что поднялась в фургон за патокой для кофе. Девушка сделала глубокий вдох, оглянулась - не смотрит ли кто. Погонщики спали, и она забралась в фургон через заднюю дверцу.
     У скамьи стоял большой ящик. Она уже не раз его видела, когда Джед посылал ее то за тем, то за другим. Габриэль наклонилась, чтобы получше разглядеть ящик в слабом отблеске костра. Ящик в фут длиной и дюймов шесть толщиной оказался заперт. Габриэль не знала, что хочет найти, но то, что ящик заперт, не ускользнуло от ее внимания. Наверное, в нем деньги... а может быть, Кингсли хранит здесь письма или дневник.
     Габриэль боязливо потрогала замок, не желая ни