ыла  единственным  местом,  где
собирались  люди;  только  бамбуковый  кинотеатр  в  Папеэте   мог   с   ней
конкурировать. У нас  создалось  впечатление,  что  наши  друзья-островитяне
обожают свой  храм  так  же  преданно,  как  норвежские  болельщики  -  свои
футбольные команды. В первый  же  день  Терииероо  спросил,  какой  веры  мы
придерживаемся.  Услышав,  что  в  Скандинавии   почти   все   от   рождения
протестанты, он просиял.  Свои  люди!  Мы  узнали  от  него,  что  на  Таити
протестанты в большинстве.
     И  вот  теперь  он  написал  в  таком  духе  рекомендательное   письмо,
адресованное его далекому знакомцу -  Пакеекее  на  Фату-Хиве.  Если  бы  мы
знали, какие последствия повлечет за собой это послание!
     За  неделю  до  отплытия  на  террасе  Терииероо  состоялся   небывалый
праздник. Длинный ковер из плотных  зеленых  банановых  листьев,  посыпанный
благоухающими цветами, играл роль скатерти-самобранки. Венки и  гирлянды  из
папоротника и белых цветков тиаре услаждали обоняние  и  глаз.  Когда  мы  с
Терииероо вернулись с реки,  неся  полную  корзину  беспокойных  раков,  нас
встретил заманчивый запах жареных поросят и цыплят, испеченных в  выложенных
камнем земляных печах. Женщины наловили рыбы, накопали корней; дети и  внуки
лазили на огромные деревья  за  хлебными  плодами  и  манго,  чтобы  в  этот
особенный вечер не было недостатка ни в чем,  что  только  может  порадовать
гурмана.
     Самый роскошный и  дорогостоящий  банкет,  устроенный  знатоками  этого
дела, не сравнится с благоухающим, сочным полинезийским  уму,  запеченным  в
зеленых листьях и поданным ликующему сборищу  могучих  едоков  под  открытым
тропическим небом. Кулинарное  искусство  всегда  занимало  видное  место  в
полинезийской культуре.  То,  что  предлагают  в  современных  "южноморских"
ресторанах, лишь жалкое подобие блюд, которые нельзя  воспроизвести  в  мире
пластика и бетона. Полинезийская кухня требует тропической земли и дымящихся
поленьев борао.
     В тот вечер Терииероо нарушил одно из своих правил.  Мы  уже  погрузили
пальцы в праздничное угощение, когда  он  взял  слово  и  произнес  речь.  В
любимом пареу, обвешанный цветными гирляндами, он встал во весь свой могучий
рост над зеленой лиственной скатертью и показал на меня и Лив. Мы  сидели  в
другом конце, на корточках, как принято в Полинезии. Сначала на  таитянском,
потом на французском языке Терииероо напомнил гостям, что его жены,  включая
покойных, принесли ему 29 детей. Но теперь он  решил  усыновить  еще  двоих.
Следовательно, им надо дать новые  имена,  потому  что  старые,  норвежские,
таитянину выговорить никак невозможно.  Вот  попробуйте  сказать  "Лив"  или
"Тур"? Все по очереди попробовали, получалось "Риви", "Тюри". Общий  восторг
вызывала каждая неудачная попытка.
     И вот Терииероо и Фауфау усыновили нас, наделив новыми именами, которые
шутя выговаривались всеми присутствующими, кроме нас самих: Тераиматеататане
и Тераиматеатавахине. Весь остаток вечера мы заучивали  новые  имена  и  при
этом изрядно повеселили гостей. Наконец  освоили  произношение  и  ударение,
правильно разделили слова, составляющие имя:  Тераи  Матеата  Тане  и  Тераи
Матеата Вахине.
     Господин и госпожа Синее Небо. Теперь мы могли сойти за приличных людей
в Полинезии.


                             Возврат к природе

     Острова нашей мечты поднялись из волн вместе с утренним солнцем. Восток
зарделся зарей, когда над горизонтом на севере  растопыренными  голубоватыми
тенями возникли первые из группы Маркизских островов. Крутые, дикие, грозные
горные массивы вздымались над гладью океана все выше и выше  по  мере  того,
как мы приближались к ним. Волны с ревом и грохотом обрушивались на  кусочки
тверди в этом мире вечно живой, бушующей воды. Издалека  острова  отнюдь  не
казались гостеприимными. Мы подходили к  ним  с  юго-запада,  и  первым  нас
встретил Хуа-Пу. Окутанные дымкой стройные пики  торчали  из  океана,  будто
опрокинутые сосульки, но, когда мы приблизились, холодная голубизна  перешла
в теплую лесную зелень. Еще ближе, и создалось впечатление, что  перед  нами
осажденные волнами развалины крепости, а клочки  облаков  были  точно  клубы
дыма над башнями. Затем показались пляжи с рядами пальм,  и  мы  заскользили
вдоль изумительного южно-морского острова,  пусть  меньше  Таити,  зато  еще
более дикого и очаровательного.
     Новый  остров  вырастает  над  морем,  а   предыдущий   скрывается   за
горизонтом. Здесь от острова до острова далеко. Между ними простиралась всех
оттенков синева  Тихого  океана,  но  около  берега  вода  была  окрашена  в
травянисто-зеленый цвет полчищами микроскопического  фитопланктона,  который
питался нескончаемым потоком  минеральных  веществ,  вымываемых  волнами  из
рыхлой  вулканической  породы.  К  этим  вечнозеленым  океанским   пастбищам
устремлялись  рыбьи  косяки,  преследуемые   кувыркающимися   дельфинами   и
крикливыми морскими птицами. Птицы сопровождали и маленькую  шхуну,  пикируя
на рыбу, польстившуюся на заброшенные с кормы крючки.
     Немного градусов отделяло нас от экватора, и, огибая острова, мы  снова
и снова видели, что здесь плодородие Южных морей особенно велико. Долина  за
долиной открывали нашему взгляду свои тайны, прежде чем скрыться за  кормой.
Глубоко врезанные в горный  массив,  они  поднимались  к  пикам  в  середине
острова. Лишь на отвесных стенках не смог зацепиться лес, и красные  бараньи
лбы нависали над хаосом пышной зелени, которая скатывалась по крутым склонам
к пальмам на дне долины.
     Не один тропический зной был причиной редкостного плодородия. В глубине
острова высокие вершины останавливают редкий, но непрерывный  поток  летящих
на запад пассатных облаков. Свежая дождевая вода непрестанно сбегает  с  гор
бурлящими ручьями и речушками, пронизывает темные леса и  светлые  долины  и
вливается в зеленый океан. Зуб  времени  жадно  точит  рыхлые  вулканические
породы. Пещеры и подземные потоки, каменные шпили и  причудливые  скульптуры
превращают каждый остров в фантастическую, сказочную страну.
     В этом экзотическом краю нам предстоит сойти на берег... Мы углубимся в
диковинный лес, а "Тереора" вернется в двадцатое столетие. После высадки  на
Фату-Хиве у нас не будет связи с  внешним  миром.  Никакого  радио,  никаких
известий, пока через много месяцев не придет какая-нибудь  случайная  шхуна.
Если разразится война, мы и знать не будем. На Таити нам рассказывали: когда
во время первой мировой войны  Папеэте  подвергся  обстрелу,  на  Маркизских
островах не подозревали, что идет война. Лишь много времени  спустя  явилась
шхуна с известием, что мировая война кончилась.
     По прямой линии до Таити было около полутора тысяч километров, но шхуна
потратила целых три недели. В пути мы заходили на атоллы Такароа и  Такопото
в архипелаге Туамоту и видели,  как  цивилизация,  от  которой  мы  задумали
скрыться, постепенно  распространяется  из  Папеэте  в  прилегающие  области
Океании. Торговая шхуна была источником прибыли  и  переносчиком  достижений
цивилизации. В трюмах лежали самые разнообразные товары,  и,  сбывая  их  за
высокую цену, владелец удваивал  свою  прибыль,  ведь  к  нему  возвращались
деньги, полученные островитянами за копру и погрузочные работы.
     -  Нелепо  все  это,  -  говорил  капитан  Брандер,  добродушный  седой
англичанин с красным носом, который обожал свое  виски  и  здешние  острова,
хотя ни разу не ступал на берег.
     Этакий  дед-мороз  Южных  морей.  На  Таити  нам  рассказывали,  что  в
молодости он бросил университет, порвал со всем, что  его  окружало,  однако
так и не нашел искомого. Почтенный ветеран и сам  откровенно  признавался  в
этом.
     - Нелепо это. Но они сами так хотят, им подавай  все  то,  что  есть  у
других. Мне противна наша цивилизация, потому я и  торчу  здесь.  И  сам  же
распространяю ее с острова на остров. Стоит им немного  отведать  -  подавай
еще. И ничто не спасет их от этой напасти. Ничто и никто, во  всяком  случае
не я. Ну зачем им швейные машины,  трехколесные  велосипеды,  нижнее  белье,
лосось в банках? Совершенно ни к чему. Нет, хочется сказать соседу: "Смотри,
у меня стул, а ты дома сидишь на корточках на полу". После чего сосед  бежит
покупать стул, а заодно прихватит что-нибудь,  чего  нет  у  других.  Растут
запросы, растут расходы. Приходится выполнять работу, к которой у них совсем
не лежит душа. Ради денег, которые им вовсе ни к чему.
     Как обычно, старина Брандер не сходил на берег, когда "Тереора" бросала
якорь в лагунах двух атоллов архипелага Туамоту, в 450 с лишним километрах к
северу от Таити. Всеми сделками на берегу занимался  его  опытный  казначей,
таитянин Теодор. Брандер заботился только о  том,  чтобы  привести  шхуну  в
нужное место. Вместе с Теодором мы спускались в шлюпку и подходили на веслах
вплотную к атоллу,  шлепая  вброд  последний  отрезок.  Нам  интересно  было
посмотреть, как идет торговля. Под  знойным  солнцем  островитяне  выгружали
железо и оконное стекло. Обратно на шлюпку они несли тяжелые мешки с копрой.
Когда  мы  воспользовались  любезным  приглашением  укрыться  в  хижине   от
полуденного  зноя,  Теодор  торжествующе  показал  на  старую,   бракованную
железную печь. Ни трубы, ни дымохода не было, ведь в  таком  жарком  климате
топить  незачем.  Ржавая  железка  просто  украшала  помещение  как  образец
драгоценного европейского инвентаря.
     На другом атолле не успели мы ступить на берег, как толпа  восторженных
полинезийцев увлекла нас с собой в пальмовую рощу. На прогалине, на  колючей
коралловой крошке стоял  высокий  старый  автомобиль,  напоминая  неуклюжего
жеребенка, у которого  вот-вот  разъедутся  ноги.  Шины  спущены.  Дорог  на
острове никаких. За скромную  плату  нас  усадили  на  этот  четырехколесный
престол,  гордость  всего  острова.  Под  завистливыми  взглядами   земляков
владелец каким-то чудом сумел  завести  мотор  и  в  сопровождении  пляшущих
пешеходов не столько прокатил, сколько  основательно  потряс  нас  по  кругу
между пальмами и обратно на стоянку.
     На Маркизских островах мы ничего такого не увидели. Первый заход  -  на
Нуку-Хиву, главный остров, расположенный на крайнем севере  этого  обширного
архипелага. Здесь помещалась резиденция главы французской администрации;  он
же был единственным на  весь  архипелаг  врачом.  Но  обслуживать  остальные
острова он не мог, потому  что  отсутствие  гаваней  вынуждало  пользоваться
только маленькими лодками. На Маркизских островах много пляжей с галькой или
черным вулканическим песком, но глубоких заливов  нет,  а  скалы  так  круто
вздымаются со дна Тихого океана, что здесь в  отличие  от  Таити  коралловым
полипам не удалось обнести берега защитными барьерами.
     Перед  отплытием  из  Европы  мы  заручились  разрешением  французского
министерства  по  делам  колоний  посетить  уединенные  Маркизские  острова.
Французский закон  запрещал  гостям  проводить  на  берегу  больше  двадцати
четырех часов. Во имя защиты островов? Или посетителя? Нам так  никто  и  не
смог объяснить причину.
     От Нуку-Хивы "Тереора" взяла курс на юг, чтобы зайти на другие  острова
архипелага, прежде чем возвратиться в Папеэте. Шхуна шла под парусами, но на
случай безветрия на ней был установлен мотор. Мы спали на крыше каюты в  два
ряда, в обществе полинезийских пассажиров  и  всякой  домашней  живности.  В
каюте было слишком тесно и душно, а чтобы  нас  в  сильную  качку  не  смыла
какая-нибудь шальная волна, мы привязывались веревкой, пропуская ее под мыш-
ками. Тучные мужчины с трубами и гитарами, смешливые красавицы,  кудахтающие
куры,  плачущие  ребятишки  и  насмерть  перепуганная  полинезийская  свинья
помогали ветру и волнам заглушать стоны тех  пассажиров,  которых  укачивало
под палубой.
     Днем, лежа на  животе,  мы  рассматривали  в  бинокль  скользящую  мимо
сплошную зеленую стену дождевого леса. Нам все было интересно. Ведь нам  тут
жить! Красиво и внушительно. Правда,  местами  пейзаж  производил  гнетущее,
мрачноватое впечатление.
     Брандер поглядывал на нас, увлеченных  новыми  видами.  Мы  чувствовали
себя совсем маленькими рядом с могучими горами, и все-таки они нас манили.
     - Мрачно и неуютно, -  приговаривал  капитан  Брандер.  -  Этот  лесной
массив, эти горы подавляют человека.
     Он уговаривал нас вернуться на Таити. Но мы не соглашались.
     Следующий заход - Хива-Оа, второй по величине остров группы,  последний
перед Фату-Хивой. Брандер уверял, что уж  если  где  сходить  на  берег,  то
здесь, только здесь. Хоть будет связь  с  внешним  миром.  На  Хива-Оа  есть
маленькая  радиостанция,  нам   составят   компанию   французский   жандарм,
английский купец и таитянин-санитар. В долине на другом конце острова развел
кокосовую плантацию еще один европеец, из Норвегии. И на Хива-Оа провел свои
последние два года Поль Гоген, мы сможем осмотреть  его  уединенную  могилу.
Нет! Нам хотелось на остров, который мы обвели жирным кружком. На Фату-Хиву.
     Когда мы проснулись на другое утро, шхуна рассекала  гладкую  воду  под
прикрытием горной гряды. Фату-Хива напоминает очертаниями фасолину; с севера
на юг его делит на две части острый гребень, и с  подветренной  стороны  две
главные долины дугой спускаются на запад.
     - Ну, где вас высаживать? - пробурчал капитан Брандер, когда мы подошли
к кручам северного мыса.
     Он признался, что совсем не знает этот остров, а от его  морской  карты
нам, сухопутным крабам, было  мало  проку.  Никаких  подробностей  -  только
береговая линия и якорные  стоянки  у  двух  главных  заливов.  Решили  идти
возможно ближе к берегу, пока мы не присмотрим себе подходящее место.
     Матросы убрали паруса, заработал мотор, шхуна тихим ходом  приблизилась
к суше. Голые скалы висели чуть не над нашими головами,  обрываясь  прямо  в
прибой. Но затем словно кто-то отдернул каменный занавес, и одна  за  другой
пошли райские долины.  Извиваясь,  они  терялись  в  зеленой  чаще.  Сильнее
прежнего  мы  ощутили  запах  дождевого  леса.  Фату-Хива.  Оранжерея  между
каменными стенами.
     На этот раз Брандер и Теодор вместе  с  нами  стояли  у  поручней.  Они
совещались на полинезийском языке с одним из матросов,  уроженцем  Маркизов,
который вроде бы кое-что знал о  Фату-Хиве.  Важно  подобрать  такое  место,
чтобы мы могли прокормиться. Главное условие - питьевая вода.  В  это  время
нашему взгляду открылась широкая долина. Неправдоподобная  картина  -  будто
театральная сцена  с  оттеняющими  пальмовую  рощу  красными  кулисами.  Эти
сказочные кулисы казались вырезанными из фанеры искуснейшим  художником,  не
верилось,  что  на  самом  деле  перед  нами  источенный  зубом  времени   и
тропическими дождями рыхлый вулканический туф. Выше галечного  пляжа,  среди
пальм стояли бамбуковые постройки с лиственными крышами: сараи для лодок.
     - Ханававе, - кивком показал Брандер. - Сколько  угодно  воды  в  реке,
полная долина фруктов. Парень говорит, в здешней деревне  живет  с  полсотни
человек.
     Лив была в восторге, ей не терпелось сойти на берег, но Брандер покачал
головой.
     - Нездоровый климат. Слишком влажно, воздух насыщен испарениями. Жители
поражены разными хворями, того и гляди, вас  заразят.  Сильнее  всего  здесь
зверствует слоновая болезнь.
     С немым благоговением смотрели мы, как могучий занавес закрывает от нас
долину  Ханававе.  Никогда  впоследствии  не  довелось  нам   видеть   более
прекрасный пейзаж. Дальше пошли узкие теснины и ущелья, наполненные до краев
непроходимыми зарослями. Слишком узкие, чтобы  можно  было  рассчитывать  на
достаточное количество  диких  плодов.  Но  вот  опять  приветливый,  темный
песчаный пляж, за ним пальмы и плодовые деревья.
     - Аоэ те ваи, - объяснил наш полинезийский гид. Нет питьевой воды.
     Долинка за долинкой проплывали мимо,  разделенные  могучими  скалами  и
обрывами. То нет воды, то слишком темно и мрачно.
     И снова красивая долина, даже с водопадом. Но здесь, в Ханауи,  обитала
пожилая чета с ногами, как у бегемота. Мы не отважились сойти на берег, хотя
и знали,  что  микроскопический  возбудитель  слоновой  болезни  переносится
комарами, при прямом общении с больным не передается.
     Последняя перед южным мысом долина  -  Омоа.  Светлее  и  шире  других,
которые мы уже видели на Фату-Хиве, она широкой дугой уходила в самое сердце
острова. Песелая и живописная, хотя  и  не  такая  красивая,  как  Ханававе.
Сколько угодно диких плодов и питьевой воды. В  бинокль  было  видно  речку,
катившую свои воды через галечную полосу в залив. "Тереора"  замедлила  ход,
готовясь стать на якорь. Наш гид рассказал, что в  деревне  у  берега  живет
около сотни островитян. Дальше долина совсем безлюдная.
     - Здесь либо нигде, - заключил Брандер, когда якорь лег на  дно.  -  Вы
все посмотрели, выбирайте. Может, все-таки вернетесь со мной?
     - Мы видели только подветренную сторону, -  возразил  я,  показывая  на
зубья длинной горной гряды, которая выступала над островом  наподобие  спины
исполинского ящера. - А как восточное побережье?
     Брандер и Теодор вместе с гидом поспешили объяснить, что ни одна  шхуна
не подходила еще к восточному берегу.  Там  нет  якорных  стоянок,  даже  на
шлюпке не высадишься. Последняя попытка кончилась тем, что  шлюпку  разбило.
Могучий океанский накат всей мощью обрушивается на восточный  берег,  пройдя
на запад без помех шесть тысяч километров от Южной  Америки.  И  вообще  там
голо и безлюдно. Населявшие в прошлом ту сторону племена вымерли, и никто не
ходит туда через горы заготавливать копру.
     Я еще раз посмотрел на приветливую зеленую долину,  на  горы  над  ней.
Захочется на восточное побережье - сами потом как-нибудь переберемся...
     Ладно, высаживаемся в Омоа. Шлюпка спустилась на воду, мы простились  с
нашими попутчиками.  Брандер  в  последний  раз  попробовал  отговорить  нас
оставаться на Маркизах. И обещал забрать нас следующим рейсом,  может  быть,
через несколько месяцев, может быть, через  год.  Волны  покачивали  шлюпку,
вторгаясь в открытый залив  отголоском  грозного  прибоя,  который  с  ревом
разбивался о темные скалы южного мыса. Гребцы-крепыши навалились на весла, и
волны понесли нас прямо к влажной гальке. Четверо  полинезийцев  прыгнули  в
воду и ухватились за борта шлюпки, чтобы не дать откату увлечь ее за  собой;
еще четверо помогли нам выбраться вброд на берег  с  нашим  багажом.  Шлюпка
едва не опрокинулась, и не успели мы опомниться, как  восьмерка  провожающих
снова дружно взялась за весла, спеша вернуться на "Тереору".
     Так в несколько минут многолетняя  мечта  стала  реальностью.  Придя  в
себя, мы проводили глазами "Тереору", которая подняла паруса и вышла в море.
Маленькая двухмачтовая шхуна быстро превратилась в точку и затерялась  среди
венчающих океанские валы барашков.
     Стоим на гальке на незнакомом берегу, рядом лежат  наши  вещи.  В  двух
больших чемоданах - свадебное платье Лив, мой костюм и всякие наряды,  какие
полагается брать с  собой  пассажирам  первого  класса  в  долгое  свадебное
путешествие. Все это нам теперь ни к чему. В нескольких  ящиках  -  бутылки,
пробирки,  химикалии  для   консервации   зоологических   образцов.   Ничего
съедобного. Я посмотрел на обрамляющие пляж кокосовые пальмы. Орехи. На душе
стало легче. Голод нам не грозит. Я сделал глубокий вдох и перевел взгляд на
Лив. Мы улыбнулись и взялись за чемоданы. Не стоять же здесь вечно.
     Нас согревало солнце, подбодряло пение тропических птиц.  На  песке  за
галечным пляжем  пестрели  в  траве  благоухающие  цветы,  и  нами  овладело
ощущение  счастья  и  большой  романтики.  Вдруг  мы  заметили  людей  среди
деревьев. Много людей. Они смотрели на  нас.  Молча  и  неподвижно.  Одни  в
набедренных повязках, другие в изношенной  европейской  одежд