сь,  в тайге,  у
Анастасии есть древнейшая книга, написанная  неизвестными людям буквами. Она
знает эти буквы, научила сына слагать из них слова и  читать.  Она прочитала
мне из этой книги главы для  книги "Сотворение". Главы о  том, как  сотворил
Бог Землю и человека,  и я их записал. Так получалось, по словам сына. Но  я
никогда не видел, чтобы Анастасия брала в руки какую-то книгу. А сын сказал,
что она  перевела для меня буквы этой книги. Надо  попытаться  все  выяснить
через сына".
     И я спросил у него:
     -- Володя,  ты  знаешь о том, что в  мире существует  много языков?
Например, английский, немецкий, русский, французский и много других?
     -- Да, знаю.
     -- На каком языке написана эта книга, та, что мама может читать, ну
и ты?
     -- Она написана на своем языке, но говорить ее буквы могут на любом
языке. И на тот, которым ты папа разговариваешь, они  переводятся. Только не
все слова можно перевести, потому что букв в твоем языке совсем мало, папа.
     -- Ты можешь  принести  мне эту книгу с веселыми и разными буквами,
как ты говоришь?
     -- Принести  всю  книгу  я, папа,  тебе не  смогу.  Можно  принести
некоторые  маленькие буквы. Только зачем их  носить,  им же лучше  на  своем
месте оставаться.  Если ты,  папа, хочешь, я могу прочитать и  отсюда буквы.
Только я не могу читать так быстро, как мама.
     -- Прочитай, как можешь.
     Володя встал и, тыча пальчиком в  пространство, начал читать  фразы  из
глав книги "Сотворение".
     "Вселенная собой являет мысль. Из мысли родилась мечта. Частично видима
материей она. Мой сын, ты бесконечен, вечен ты, в тебе твои творящие мечты".
     Он читал  по  слогам. Я следил  за  выражением  его  лица.  Оно  слегка
менялось при каждом слоге:  было то удивленным, то внимательным, то веселым.
Но, всматриваясь  туда, куда  он показывал своим пальчиком, никаких букв,  а
тем более слогов в пространстве я не видел, потому и прервал странное чтение
сына:
     --  Подожди, Володя. Ты,  значит,  видишь  в  пространстве какие-то
буквы? Но почему я их не вижу?
     Он   удивленно  посмотрел  на  меня.  Некоторое  время  подумал,  потом
неуверенно произнес
     -- Разве ты, папа, не видишь вон ту березку, сосну, кедр, рябину?
     -- Их я вижу, но буквы где?
     -- Так это же и есть буквы, которыми пишет Создатель наш!
     Он  стал  читать  дальше  по  слогам,  показывая  пальчиком  на  разные
растения. И я  понял невероятное. Вся тайга вокруг озера, на берегу которого
мы сидели с сыном и не раз с Анастасией, была наполнена растениями. Название
каждого растения  начиналось  с  определенной  буквы, а некоторые  имели  по
нескольку названий.  Название  к  названию,  буква к  букве -- получался
слог,  дальше слово, фраза. Уже потом я  узнал, что  все пространство  тайги
вокруг полянки Анастасии окружено не  просто  хаотично растущими  деревьями,
кустиками и травами. Огромное пространство вокруг полянки Анастасии исписано
действительно живыми буквами-растениями.  Невероятную книгу, казалось, можно
читать  до бесконечности. Получалось  так,  что из одних и  тех же  названий
растений, если  читать с севера на  юг,  складывались одни слова и фразы.  С
запада на восток -- другие. Строго по окружности -- третьи. И еще из
названий  растений  складывались  слова,  фразы,   образы  по  ходу  солнца.
Получалось,  лучи солнца,  словно указкой водили по буквам.  Я понял, почему
Володя называл  эти  буквы  веселыми.  В  обычных книгах все печатные  буквы
строго похожи друг  на друга. Но в данном случае буквы-растения, даже одни и
те же  растения, всегда были разными.  Освещаемые солнцем под  разным углом,
шевеля листвой, они приветствовали человека. На них действительно можно было
смотреть бесконечно.
     Но кто, когда, сколько столетий писал эту удивительную книгу? Поколения
предков  Анастасии? Или?.. Впоследствии  от  Анастасии я услышал короткий  и
лаконичный ответ: "Поколения моих предков тысячелетиями сохраняли буквы этой
книги в первоначальной последовательности".
     Я смотрел на сына и лихорадочно искал тему  разговора, обсуждая которую
можно было бы достичь полного взаимопонимания.


     Один плюс один получится три

     Арифметика! Математика! Конечно же, такая точная наука не может вызвать
никаких  разногласий.  Если Анастасия  научила сына считать, то разговор  на
такую  тему  не будет таить  в себе  никаких  противоречий или превосходств.
Дважды  два  --  всегда  четыре,  на  любом  языке  и  во  все  времена.
Обрадованный своей находкой, я с надеждой спросил:
     -- Володя, а считать, прибавлять, умножать тебя мама учила?
     -- Да, папа.
     -- Это хорошо. Там, где я живу, есть такая наука -- математика.
Она имеет очень большое значение. Многое основано на подсчетах и расчетах. А
чтобы  легче было складывать, вычитать  и умножать, люди множество  приборов
изобрели, без которых  сейчас трудно обойтись. Я тебе привез один из них, он
называется калькулятор.
     Я  достал  маленький  карманный  японский  калькулятор   на   солнечной
батарейке, включил его и показал сыну.
     -- Видишь, Володя, этот маленький приборчик может очень многое. Вот
ты, например, знаешь, какое число получится, если два умножить на два?
     -- Ты, папа, хочешь, чтобы я сказал "четыре"?
     -- Правильно, четыре. Но дело не в том, что я этого хочу. Так оно и
есть.  Всегда дважды два будет четыре. И этот маленький приборчик тоже может
считать.  Смотри  на  экранчик. Вот  я  нажимаю  кнопочку "два",  на  экране
загорается цифирка  "два".  Теперь нажимаю значок, обозначающий умножение, и
снова цифирку "два". Далее  нажимаем на кнопочку со знаком  равенства, чтобы
узнать, сколько получится  в результате. И вот, пожалуйста, -- на экране
высвечивается  цифирка  "четыре".  Но   это  очень  простое   арифметическое
действие. Этот  приборчик может считать так,  как  человеку невозможно, Вот,
например:  сто тридцать шесть  умножить на одну  тысячу сто  тридцать шесть.
Сейчас нажму на кнопочку со знаком "равно" и мы узнаем, сколько получится.
     --  Сто  пятьдесят четыре тысячи четыреста  девяносто шесть, --
произнес Володя, опередив калькулятор.
     Далее я стал умножать и делить  четырех-, пяти-, шестизначные цифры, но
сын  всякий  раз  опережал  калькулятор.  Он  называл  результат сразу и без
напряжения. Соревнование с калькулятором походило на игру, но сына она никак
не увлекала. Он просто называл цифры, думая о чем-то о своем.
     -- Как ты это  делаешь, Володя? -- спросил  я удивленно. --
Кто тебя научил так быстро считать в уме?
     -- Я не считаю, папа.
     --  Как  это, не  считаешь?  Ты же называешь  цифры,  отвечаешь  на
вопросы.
     --  Я просто называю цифры,  потому  что  они  всегда  неизменны  в
мертвом измерении.
     -- Может, ты хотел сказать -- в точном измерении? -- Может,
в точном,  но это одно и то  же. Цифры  всегда неизменными  получаются, если
представить замеревшими пространство и время.  Но они всегда в  движении, их
движение меняет цифры, и тогда считать интереснее.
     Далее   Володя   стал   называть  какие-то   невероятные   формулы  или
арифметические  действия, которые  оказалось невозможно  понять. Запомнилось
только то,  что формула была очень длинной, она вообще не  заканчивалась. Он
оживленно  называл результаты арифметических действий, но  они  всегда  были
промежуточными.  Всякий   раз,  назвав  цифру,  Володя  оживленно  добавлял:
"Взаимодействуя со временем, это число производит...".
     -- Подожди,  Володя, --  прервал я сына,  -- твое измерение
непонятно. Один плюс один всегда будет два. Вот смотри, я беру одну палочку.
     Я взял из травы меленькую веточку и положил ее перед сыном. Потом нашел
вторую веточку, положил ее рядом с первой и спросил:
     -- Сколько получилось веточек?
     -- Две, -- ответил Володя.
     --  Вот  именно  --  две, и  иначе быть  не  может  ни в  каком
измерении.
     -- Но в живом измерении совсем другой счет, папа. Я видел его.
     -- Как это -- видел? Ты  мне на  пальцах можешь  показать  счет
другого измерения?
     -- Да, папа.
     Он  поднял  передо мной  свою  маленькую  ручку  со  сжатыми в  кулачок
пальчиками и стал  показывать.  Сначала он разжал  один пальчик и  произнес:
"Мама". Разжал второй пальчик: "Прибавить -- папа, получился --  я",
--  и разжал третий пальчик. -- "Вот  получилось три пальчика, чтобы
осталось только два, один убрать нужно. Но мне не хочется убирать никакой из
этих  пальчиков. Мне  хочется,  чтобы их больше было, в живом измерении  это
возможно".
     И мне тоже не захотелось, чтобы был убран один из трех пальчиков. Пусть
уж  лучше существует это  другое  -- живое измерение, как он говорит.  И
пусть увеличивает  счет. Ну это  надо  же! Один плюс один  получается --
три. Необычно как-то.  И все же самой непонятной для меня оставалась таежная
книга с живыми буквами.


     Сделаю счастливой девочку-вселенную

     Я  смотрел  на своего маленького сына,  умеющего  читать  необычную  и,
наверное, самую  живую  книгу в  мире, открывшего  ее мне.  Я понимал, чтобы
прочитать ее всю, нужно очень много времени. К тому же  нужно знать названия
всех растений. Но почему-то было приятно на душе уже  оттого, что существует
она -- эта книга, с веселыми и разными буквами,  по выражению сына. И он
будет ее  читать.  А  что  потом? Когда вырастет?  Он сказал: "Буду как  ты,
папа". Значит, пойдет  в наш мир. В мир, где  войны, наркотики,  бандитизм и
отравленная  вода.  Для чего  ему идти туда? А он ведь собрался. Он собрался
пойти в наш мир, когда вырастет, и сделать  что-то хорошее. Интересно что? Я
спросил:
     --  Володя,  ты, когда вырастешь, какое  дело или занятие  для себя
будешь считать главным?
     --  Мама  Анастасия  говорила   мне.  Самым  первым  важным,  когда
вырасту... Мне необходимо сделать счастливой одну девочку-вселенную.
     -- Кого? Какую это Вселенную или девочку?
     -- Каждая девочка, живущая  на Земле, -- это подобие Вселенной.
Я сначала этого не понимал. Потом читал, читал книгу и понял. Каждая девочка
похожа  на  Вселенную.  В  каждой  девочке  есть   все  энергии  вселенские.
Девочки-вселенные  должны  быть  счастливыми.   И  я  одну  из   них  должен
обязательно сделать счастливой.
     --  И каким образом ты  собираешься осуществить свой замысел, когда
подрастешь?
     -- Я пойду туда, где живет много людей, и найду ее.
     -- Кого?
     -- Девочку.
     -- Она будет, конечно же, необыкновенно  красивой? -- Наверное.
А  может быть, она будет  немножко грустной, и не все  люди будут считать ее
красивой.  Может быть, она  будет болеть.  Там,  где  ты живешь, папа, много
людей болеют от нежизненных условий.
     -- Зачем тебе не самая красивая и не совсем здоровая девочка?
     -- Так  я  же, папа, и  должен  сделать  самой красивой, здоровой и
счастливой свою девочку-вселенную.
     --  Но как?  Хотя  к тому времени,  когда ты подрастешь,  наверное,
научишься делать счастливым другого человека -- свою девочку.  Но ты  не
все  еще знаешь, Володя, о том мире, в  котором я живу.  Может... ведь и так
получиться,   что  выбранная  тобою   девочка  вообще  не  захочет  с  тобой
разговаривать. Ты знаешь, на кого обращают внимание  современные девочки? Не
знаешь. А я тебе скажу. Красивые и не очень,  больные и  здоровые -- они
обращают внимание прежде всего на тех,  у кого много  денег, машина, на тех,
кто  хорошо  одевается  и имеет положение  в  обществе. Не все, конечно,  но
большинство из них такие. А где ты возьмешь много денег?
     -- Много -- это сколько, папа?
     --  Ну  к примеру, скажем, хотя бы миллион. И лучше  в долларах. Ты
знаешь денежные единицы?
     --  О  бумажках разных  и монетках,  которые  люди  любят, мне мама
Анастасия  рассказывала. Она говорила,  что за них люди одежду, еду и разные
вещи отдают.
     -- Отдают. А где их берут, знаешь? Чтобы получить эти монетки, надо
работать  где-то.  Нет,  просто  работать  недостаточно, чтобы много... Надо
бизнесом заниматься  или изобрести  что-то. Вот ты, например, Володя, можешь
изобрести что-то нужное людям, ну то, чего им очень не хватает?
     -- А какого изобретения людям больше всего не хватает, папа?
     -- Какого? Да  многих.  Кризис энергетический,  например, во многих
регионах  наступает.  Электроэнергии   не  хватает.  Атомные  электростанции
строить  не хотят: опасные они, потому что взрываются. И без них обойтись не
могут.
     -- Атомные? От которых радиация людей и растения убивает?
     -- Ты знаешь о радиации?
     -- Да, она же повсюду. Это энергия. Она хорошая.  Нужная. Только ее
нельзя  собирать  в  большом количестве  в одном месте.  Дедушка научил меня
управлять радиацией. Только  об  этом  рассказывать  нельзя, некоторые  люди
хорошую радиацию в оружие превращают, чтобы других людей убивать.
     -- Да.  Лучше  не рассказывать.  Похоже,  ты  действительно сможешь
что-нибудь изобрести и заработать для своей девочки много денег.
     -- Наверное, смогу. Но деньги счастливым человека не делают.
     -- Что же, по-твоему, делает человека счастливым?
     -- Пространство, которое он сам создает.
     Я  представил,  как  мой  маленький сын  станет юношей.  Наивный, пусть
знающий множество необычных вещей, разных явлений. Умеющий обращаться даже с
радиацией, но все равно наивный  по отношению к хитросплетениям нашей жизни,
пойдет искать свою девочку, чтобы сделать ее счастливой. Он  будет стараться
внешне  не выделяться среди остальных  людей.  Так всегда  делала Анастасия,
когда выходила  к  людям  из  тайги. Он будет стараться не  отличаться и все
равно не  сможет быть до  конца таким,  как все. Он готовится, он вбирает  в
себя  колоссальные знания,  старается стать  здоровым  физически  и все ради
какой-то одной  девочки. Я  считал, что  Анастасия  готовит  сына к  большим
свершениям  и для  этого  передает  ему  свои  знания,  способности.  А  тут
получается, что  главное дело жизни мужчины -- сделать счастливой  всего
одну  женщину.  Сын  убежден,  что каждая  женщина  является  подобием целой
Вселенной.  Неужели это действительно так? Необычная философия, но как бы то
ни было, мой сын убежден в этом, и он будет считать одним  из главных дел  в
своей жизни сделать счастливой всего  одну девушку, которую он и не знает, к
тому  же. Может, она еще и не родилась. Может, уже  ползает  или едва делает
первые  шажки. А может, никакая девушка и не захочет или, вернее,  не сможет
полюбить его?
     Сначала, когда он исполнит ее желание и принесет ей деньги, она, может,
и  сделает вид, что любит.  О, сколько их,  таких  женщин, в нашем мире!  За
старика даже  готовы  выскочить  замуж ради денег.  Они-то научились  любовь
изображать.
     Мой  сын  подрастет,  встретит такую,  будет выполнять ее желания,  она
будет  говорить, что  любит  его, но  что произойдет с ним,  когда он начнет
говорить  о  необходимости  создавать  пространство   Любви,  сажать  сад...
Посмеется? Посчитает ненормальным или поймет? Может, поймет Но может... Нет,
лучше предупредить его о худшем:
     -- Понимаешь, Володя, когда  ты найдешь эту девочку и  тебе удастся
сделать ее здоровой и очень красивой, самой красивой, как ты говоришь, может
произойти то, чего ты совсем не знаешь. Самые красивые  девушки в нашем мире
стремятся  стать манекенщицами, актрисами, в  шоу-бизнес уйти. Им  нравится,
когда все  мужчины вокруг им комплименты  говорят. Ну представь, она захочет
на публике королевой блистать, а ты ей начнешь предлагать пространство Любви
создавать. Она,  может, и выслушает  тебя, да и только. Уйдет от тебя  туда,
где много  огней, комплиментов  и  аплодисментов, а тебе еще, чего  доброго,
ребенка оставит, что станешь делать ты тогда?
     Володя, не задумываясь, ответил:
     -- Тогда я буду строить пространство один.  Сначала один,  потом  с
ребеночком, которого  она  оставит, мы будем  сохранять в  этом пространстве
Любовь.
     -- Для кого сохранять?
     -- Для себя, папа, и для девочки, которая, как ты говоришь, уйдет к
искусственным огням.
     --  Так  зачем  же тебе  для  нее  именно  готовить  или  сохранять
пространство Любви?  Вот видишь, как ты в этих вопросах наивен.  Нужно будет
другую искать. И быть осторожнее в следующий раз.
     --  Если другую, тогда  кто же сделает счастливой девочку,  которая
ушла?
     -- Да пусть кто хочет,  тот  и  делает,  тебе-то зачем о  ней  себе
голову ломать? Ушла она, и все тут.
     -- Она вернется.  И увидит  прекрасный  лес, сад. Я сделаю так, что
все  звери будут подчиняться  и  служить ей. Все и все в  этом  пространстве
будут  искренне  любить ее. Она, наверное, уставшая вернется. Умоется чистой
водой,  отдохнет. Станет  еще красивее  и  не  захочет больше покидать  свое
пространство Любви.  Наше  пространство. Она станет счастливой. И звезды над
ней будут ярче и счастливее. Но если бы  ты,  папа, не задумал,  не произвел
мыслью своей такой ситуации, что она должна уйти, она не ушла бы.
     -- Я? Я произвел?
     -- Да, папа. Ведь  это же ты так сказал. Твоя мысль. Человек творит
своею мыслью разные ситуации, и ты вот сотворил.
     --  Но ты,  твоя  мысль,  разве  она  не может  изменить  ситуацию?
Перебороть мою. Ты же говорил, она быстрая, как у Анастасии почти.
     -- Может перебороть. -- Так перебори.
     --  Я не хочу, чтобы  моя  мысль с твоей боролась, папа. Буду выход
другой искать.


     Как преодолеть барьер?

     Я больше не мог говорить со своим сыном. Все мои слова он автоматически
проверяет  своим  представлением,  которое с  легкостью определяет  правду и
ложь. Даже выводы  историков,  изложенные в  учебнике,  опроверг.  Никак  не
получалось превосходства  отца  над сыном, разговор не придавал мне большего
авторитета,  а, наверное,  разрушал  тот  авторитет, который  был, благодаря
Анастасии. И еще, его  странная уверенность в  силе мысли пугала и  отдаляла
меня от  него. Мы  разные.  Контакта с  ребенком, как у  отца  с  сыном,  не
получалось.  Я не  чувствовал в нем  родного сына. Он  для  меня вообще иным
существом казался. Мы молчали.  И тут я вспомнил слова  Анастасии: "С детьми
нужно  быть обязательно  искренним и  правдивым". Меня даже злость  взяла от
безвыходности положения:  "Значит, искренним? Правдивым?". Я старался, а что
получилось? Да если быть до конца искренним и правдивым...  Вообще, в данной
ситуации и не такое можно сказать. И я сказал, выпалил на одном дыхании:
     --  Володя,  если  искренне все  говорить,  то  у  нас с  тобой  не
получается  разговора,  как у отца с сыном. Мы  разные. Понятия, информация,
знания  у нас разные.  Я не чувствую тебя своим сыном.  Я даже боюсь к  тебе
прикоснуться. В нашем мире своего  ребенка можно  и приласкать просто так, и
даже наказать,  побить можно  за  провинность.  А я и  помыслить  такого  по
отношению к тебе не могу. Между нами барьер непреодолимый.
     Я замолчал. Сижу, молчу,  не  знаю, что  и как говорить дальше.  Сижу и
смотрю на задумавшегося своего маленького, со странноватым мышлением, сына.
     Повернув ко мне  свою  кудрявую головку,  он  снова  заговорил  со мной
первым, но в этот раз я почувствовал нотки грусти в его голосе:
     --  Между  мной  и   тобой,  папа,  какой-то  барьер?  Тебе  тяжело
воспринимать меня  своим сыном родным? Ты долго  бываешь там, в другом мире,
где все немножко не так,  как  здесь. Я знаю, папа, там бьют иногда родители
своих детей... Там все немножко по-другому. Я подумал, папа... я сейчас...
     Он быстро встал, побежал, затем вернулся,  неся в руках  ветку с сухими
иголками, и протянул ее мне:
     -- Возьми, папа, эту  веточку и побей меня ею. Как бьют детей своих
родители в том, другом мире, в котором ты так долго бываешь.
     -- Побить? Тебя? Зачем? Это ты что же еще  выдумал?  -- Я знаю,
папа, там, в том  мире, где тебе  приходится так долго бывать, бьют родители
только родных  своих детей. Я твой  сын родной,