и  испуганно
выкрикнула:
     — Костя...  Костя,  что  с тобой?  Восьмилетний  сын повернулся  к
матери, удивленный ее испугом и ответил:
     — Со  мной  все  в порядке,  мамочка, я хотел бы выполнить просьбу
папы, но не могу.
     —  Почему?  Ты не можешь  пошевелиться?  Не можешь  войти  в  свою
комнату?
     —  Могу двигаться, — Костя  в доказательство помахал руками и
потопал  ногами  на месте, — но в комнату идти незачем, она же здесь  и
она сильнее.
     — Кто здесь? Кто сильнее? —  Все больше начинала беспокоиться
мать.
     — Даша, — ответил Костя, — и показал на сидящую в кресле
с  закрытыми  глазами и  улыбающуюся младшую сестру. — Это  она стрелки
переводит. Я  пытался вернуть их на прежнее место, но  у меня не получается,
когда она...
     — Что ты говоришь, Костенька? И ты, и Дашенька здесь перед нами, я
вижу вас, как же вы можете быть здесь и  в то же время двигать стрелки часов
в другой комнате?
     — Ну да, здесь, — ответил Костя,  — а  мысль — там,
где часы. Только ее мысль  сильнее.  Вот они и кукуют, пока ее мысль стрелки
ускоряет. Она в последнее время так часто играет. Я говорил, чтобы не делала
так. Я знал, что вы можете забеспокоиться, а Даша все равно, как задумается,
так начинает что-нибудь вытворять...
     —  О  чем  задумывается  Даша?  —  вступил  в  разговор  Иван
Никифорович. — И почему ты раньше нам об этом ничего не говорил, Костя?
     —  Так  вы же  сами и  так видите, как  она  задумывается. Стрелки
— это  несущественно,  так  она просто  развлекается. Я  тоже так могу,
стрелками подвигать, когда никто не мешает. Только задумываться не могу, как
Даша. Когда она в задумчивости, ее мысли невозможно воспрепятствовать.
     — О чем она задумывается? Ты, Костя, знаешь, о чем?
     —  Не  знаю.  Так  вы  сами  спросите   ее.  Я  сейчас  прерву  ее
задумчивость, чтоб еще чего не вытворила.
     Костя  подошел  к  креслу, в котором сидела его младшая сестра, и  чуть
громче обычного раздельно произнес:
     — Даша, прекрати думать. Если не перестанешь, я с тобой целый день
разговаривать не буду. И вообще, ты маму испугала.
     Ресницы  маленькой  девочки  дрогнули,  она   обвела  присутствующих  в
кабинете  оценивающим взглядом  и,  словно очнувшись, вскочила с кресла,  и,
извиняясь, потупилась. Кукование прекратилось, и некоторое время в кабинете
     стояла  полная  тишина,   которую  нарушил   тихий  извиняющийся  голос
маленькой  Даши.  Она подняла головку,  посмотрела на маму и отца блестящими
ласковыми глазами и произнесла:
     —  Мамочка,  папочка,  простите,  если  я  напугала  вас.  Но  мне
обязательно, мне очень,  очень обязательно нужно ее додумать. Теперь я ее не
могу не додумать. Я и завтра буду ее додумывать, когда отдохну. — Губки
девочки задрожали, казалось вот-вот она заплачет, но она  продолжала: —
Ты, Костя, со мной разговаривать не будешь, а я все равно задумываться буду,
пока не додумаю ее.
     — Иди ко мне, доченька, — произнес, стараясь быть сдержанным,
Иван Никифорович и протянул дочери руки, раскрыв их словно для объятий.
     Даша бросилась к отцу.  Она подпрыгнула и обхватила  ручонками отца  за
шею, прижалась  ненадолго к  его щеке, потом  соскользнула  с  колен, встала
рядом, прильнув к нему головкой.
     Иван Никифорович, почему-то с трудом скрывая свое волнение, заговорил с
дочерью:
     — Ты  не  волнуйся, Дашенька, мама больше  не испугается, когда ты
задумаешься. Ты просто расскажи, о чем ты думаешь. Что тебе нужно непременно
додумать и почему стрелки быстро двигаются на ходиках, когда ты думаешь?
     —  Я,  папочка, хочу все приятное  большим  по времени сделать,  а
неприятное  маленьким  и  незаметным,  или  вообще, так хочу додумать, чтобы
проскакивали стрелки неприятное, и не было его.
     — Но ведь все приятное и неприятное не от часовых стрелок зависит,
Дашенька.
     — Не от стрелок, папочка. Я поняла, не от стрелок. Но я их попутно
двигаю,  чтобы  время  ощущать. Кукушечка  отсчитывает  скорость думки моей,
потому что мне нужно успеть... Вот я и двигаю стрелки.
     — Как ты это делаешь, Дашенька?
     —  Просто.  Представляю  краешком  мысли  стрелки  ходиков,  потом
подумаю,  что надо, чтобы  они двигались быстрее, —  они  передвигаются
быстрее, когда я думать быстро начинаю.
     — Чего ты хочешь достичь,  доченька, передвигая время? Чем тебе не
нравится данное?
     —  Оно мне нравится. Я поняла недавно, не время виновато. Это люди
сами  портят свое  время. Ты, папочка,  часто сидишь у  своего компьютера, а
потом уезжаешь надолго. Ты, папочка, портишь время, когда уезжаешь.
     — Я? Порчу? Каким образом?
     -- Хорошее время,  когда  мы  вместе.  Когда  мы вместе,  бывают  очень
хорошие минутки  и часы, и даже дни.  Тогда все  вокруг  радуется.  Помнишь,
папочка, когда яблонька только совсем чуть-чуть расцветать начинала... Вы  с
мамой увидели первые цветочки,  и ты маму на  ручки подхватил и кружил ее. А
мамочка смеялась так звонко, что радовалось  все вокруг, и листики, и птички
радовались. И я совсем не обиделась. Что ты не меня, а мамочку мою на ручках
своих кружил,  потому что я очень люблю нашу мамочку. Я радовалась вместе со
всеми  такому времени. Но потом наступило другое время. Я теперь поняла, это
ты папочка сделал  его другим. Ты  уехал от нас очень  надолго. На  яблоньке
даже  маленькие яблочки  появляться  стали.  Тебя  все  не было.  А  мамочка
подходила к этой яблоньке и стояла там одна. Но никто ее не кружил, и она не
смеялась звонко,  и нечему  было  радоваться всему вокруг.  И совсем  другая
улыбка у мамочки, когда нет тебя. Грустная улыбка. И это плохое время.
     Даша говорила быстро и взволнованно. Вдруг она  словно поперхнулась  от
чего-то внутри и выпалила:
     -- Ты не должен ухудшать, когда оно хорошее... Время... Папочка!
     —  Даша... Ты в чем-то  права...  Конечно... Но ты не все знаешь о
времени, в котором мы  все... Мы живем в котором..., — говорил сбивчиво
Иван Никифорович. Он
     волновался.  Ему  как-то  нужно   было  объяснить  необходимость  своих
отъездов. Понятно  объяснить  своей  маленькой  дочери.  И не  найдя  ничего
лучшего, он стал рассказывать ей  о  своей  работе, показывая  на компьютере
схемы, модели ракет.
     — Вот ты пойми,  Дашенька. Нам, конечно, хорошо здесь. И тем,  кто
по соседству с нами живет,  тоже хорошо. Но в мире есть другие места, другие
страны. И  там есть много разного оружия...  Чтобы  защитить наш  прекрасный
сад,  сады  и  дома твоих  подружек, папы иногда уходят.  Наша страна должна
иметь тоже  много  современного оружия,  чтобы  защититься...  А  недавно...
Дашенька...  Понимаешь,  недавно  в другой стране, не нашей, придумали новое
оружие... Оно пока сильнее нашего... Вот посмотри на экран, Дашенька, —
Иван Никифорович щелкнул по  клавиатуре,  и  на экране появилось изображение
необычной формы ракеты.
     —  Вот,  Дашенька, смотри. Это большая  ракета,  а  на ее  корпусе
пятьдесят шесть маленьких ракет. Большая ракета взлетает по команде человека
и направляется  в  указанную  им точку, чтобы  уничтожить  в этой  точке все
живое.  Еще  эту ракету  очень  трудно  сбить. При приближении к  ней любого
объекта  срабатывает  бортовой  компьютер,  отделяется  от  корпуса одна  из
маленьких ракет и уничтожает объект.
     Скорость маленькой ракеты больше, чем у большой, так как она использует
в начале  старта  инерционную  скорость большой.  Чтобы сбить  только одного
такого  монстра,  навстречу  ему  нужно  направить пятьдесят семь  ракет.  В
стране, изготовившей кассетную  ракету, имеется пока только три образца. Они
тщательно спрятаны в разных  местах,  в  шахтах, глубоко  под землей,  но по
команде, переданной  с  помощью  радиоволн,  они могут  взлететь.  Небольшая
группа   террористов   уже  шантажирует  ряд  стран,   угрожая  им  большими
разрушениями.  Я  должен разгадать программу бортового компьютера  кассетной
ракеты, Дашенька.
     Иван  Никифорович  встал и заходил  по  комнате.  Он  продолжал  быстро
говорить, все больше углубляясь в свои мысли  о программе, словно  позабыв о
своей  стоящей  у компьютера  дочери.  Иван  Никифорович  быстро  подошел  к
монитору, на котором был изображен внешний вид ракеты, щелкнул  по клавишам,
и на  экране  монитора появилась  схема  топливопровода ракетного комплекса,
потом схема локаторных  установок, снова общий вид. Меняя  изображение, Иван
Никифорович уже  не обращал внимания на маленькую свою дочурку. Он рассуждал
вслух:
     — Они явно  снабдили локационным оборудованием каждый сегмент. Да,
конечно, каждый. Но программа не может быть разной. Программа одинакова...
     Вдруг  тревожный звук издал  соседний  компьютер, словно требуя к  себе
незамедлительного внимания. Иван Никифорович повернулся к  монитору стоящего
рядом   компьютера  и  замер.  На  мониторе  мигало,  повторяясь,  текстовое
сообщение следующего содержания:  "Тревога X", "Тревога X". Иван Никифорович
быстро щелкнул по клавиатуре,  и на экране  появилось изображение человека в
военной форме:
     — Что произошло? — спросил у него Иван Никифорович.
     —  Зафиксировано  три  необычных взрыва, —  ответил  человек.
— Дана  команда привести  в готовность  номер один весь  оборонительный
комплекс. Продолжаются  взрывы  меньшей  мощности. В  Африке  землетрясение.
Никаких  пояснений никто не дает. По данным информ-обмена  все военные блоки
планеты приведены в готовность номер один. Нападающая сторона не определена.
Взрывы продолжаются, мы пытаемся прояснить ситуацию. Всем сотрудникам нашего
отдела приказано приступить к анализу ситуации, —  быстро и по-военному
четко,  говорил  человек  с  экрана  монитора  и  в  конце  добавил  уже  не
бесстрастно, а с некоторым восклицанием.
     — Взрывы  продолжаются,  Иван  Никифорович, взрывы продолжаются, я
отключаюсь...
     Изображение человека в военной форме исчезло с экрана  монитора. А Иван
Никифорович  продолжал  смотреть  на  погасший  экран  и  напряженно  думал.
Медленно  в задумчивости повернулся к своему креслу, у  которого по-прежнему
стояла маленькая Даша,  и вздрогнул от  невероятной догадки. Он увидел,  как
его маленькая  дочь,  прищурившись,  не мигая, смотрит на  экран монитора  с
изображением современной ракеты. Вдруг ее тельце вздрогнуло, Дата облегченно
вздохнула, нажала клавишу "энтер", когда появилось изображение новой ракеты,
она снова прищурилась и стала напряженно в него вглядываться.
     Иван  Никифорович стоял, словно парализованный, не  в силах двинуться с
места, и только в мыслях лихорадочно повторял один и тот же вопрос: "Неужели
она их взрывает? Взрывает своею  мыслью, потому что  они ей не нравятся. Она
их взрывает?  Неужели? Как же?".  Он хотел остановить дочь и позвал ее. Но и
слова он громко не  смог произнести, лишь шептал: "Даша, Дашенька,  дочурка,
остановись!". Наблюдавший  всю эту сцену Костик вдруг быстро встал со своего
места, подбежал к  младшей  сестре,  слегка шлепнул ее  по  мягкому месту  и
быстро произнес:
     — Так ты, Дашка, еще и папу теперь напугала. Да я теперь два дня с
тобой  разговаривать не буду. Один день за маму, другой за папу. Ты слышишь?
Слышишь, папу, говорю, напугала.
     Медленно выходя из своего  сосредоточенного состояния, Даша повернулась
к  брату и уже не прищуренным взором, а просяще  и  извиняюще стала смотреть
ему в глаза. Костя увидел заполняющиеся слезами глаза Даши,  положил руку ей
на плечико и менее  строго, чем  раньше произнес: "Ладно  уж,  с разговорами
погорячился,  но  банты  свои теперь  по  утрам  сама завязывать  будешь. Не
маленькая". И  со  словами: "Только  не вздумай  заплакать", —  ласково
обнял  Дашу.  Девочка  уткнулась   личиком  в  Костину   грудь,  плечики  ее
вздрагивали,  она  с горечью повторяла: "Опять напугала. Несносная я. Хотела
как  лучше,  а  напугала". Галина подошла  к детям, присела  на  корточки  и
погладила  Дашу по головке.  Девочка сразу бросилась на шею к матери  и тихо
заплакала.
     — Как она это делает, Костя? Как? — спросил у сына приходящий
в себя Иван Никифорович.
     — Так же, как со стрелками на часах, папа, — ответил Костя.
     —  Но  часы  ведь  рядом,  а ракеты далеко,  и их  местонахождение
содержится в строжайшем секрете.
     — Папа, Даше  все равно, где  они находятся. Ей достаточно увидеть
внешнюю форму предмета.
     — Но взрывы... Чтобы  их взорвать, необходимо замкнуть контакты...
И не один контакт. Там ведь защита, коды...
     —  Так Даша, папа,  перемыкает  все  контакты, пока не  происходит
замыкание.  Раньше  она это  делала  очень  долго,  минут  пятнадцать,  а  в
последнее время минуты полторы.
     — Раньше?!
     —  Да,  пана, но только  не с ракетами.  Мы так играли. Когда  она
стала передвигать стрелки часов, я показал  ей свой старый электромобиль, на
котором,  еще  когда маленький был,  кататься любил.  Я, папа, открыл крышку
капота и попросил ее подсоединить проводки к фарам,  потому что самому к ним
добраться было  тяжело. Она  подсоединила. А когда  прокатиться попросила, я
сказал, что она еще маленькая  и не сможет, как нужно включать и  тормозить,
потом согласился, потому что она настаивала. Я объяснил, как нужно включать,
но Даша все сделала по-своему. Даша, папа, села, взялась  за руль и поехала,
ничего не  включая. Она  думала, что включает, но  я видел,  она  ничего  не
делала руками. Вернее, она включала,
     но  делала это мысленно.  А еще,  папа, она дружит  с микробами. Они ее
слушаются.
     — С микробами?! Какими микробами?
     — С  теми, которых много, которые живут везде, вокруг нас и в нас.
Их  не видно, но  они есть. Помнишь, папа, на краю участка нашего поместья в
лесу из  земли  торчали металлические опоры  от  старой высоковольтной линии
электропередач?
     — Торчали, и что же?
     — Они были ржавые, на бетонном основании. Когда  мы с Дашей ходили
за грибами,  она  увидела  эти остатки, сказала, как плохо, что  они не дают
расти  ягодкам и  грибкам.  Потом  она сказала:  "Вы  должны  их быстренько,
быстренько скушать".
     — И что же?
     — Через  два дня  этих ржавых остатков и  бетонного  основания  не
было. Лишь голая земля, пока без травы... Микробы съели металл и бетон.
     —  Но почему?  Почему, Костя, ты раньше не говорил мне  обо  всем,
происходящем с Дашей?
     -- Я боялся, папа.
     -- Чего?
     --  Я  читал  по  истории...  В  недавнем  прошлом  людей с  необычными
способностями старались изолировать. Я хотел тебе и маме все рассказать,  но
не знал, какие слова найти, чтобы поняли, поверили...
     --  Костя,  но   мы   всегда  тебе  верим,  к   тому   же  ты  бы   мог
продемонстрировать...  Вернее, попросил бы  Дашу  продемонстрировать нам  ее
способности на чем-нибудь безобидном.
     -- Я,  папа,  не  этого боялся...  Она  могла бы  продемонстрировать...
—  Костя  замолчал,  а  когда заговорил его  речь была взволнованной  и
пылкой.  — Папа, я люблю вас с мамой... С Дашенькой я  строг иногда, но
ее  тоже  очень люблю. Она  добрая.  Даша  ко всему  вокруг добрая. Она даже
букашку не обидит. И они ее. К улью с  пчелами подошла, села прямо у летка и
смотрит. Как они летают. Пчелки...  Много пчелок лазили по ее ручкам, ножкам
и по щеке, но  не жалили.  Дашенька ладошку подставляла прилетающим пчелкам,
они  садились на  нее  и что-то оставляли. Она  лизнула потом свою ладошку и
засмеялась. Она добрая, папа...
     —  Ты  успокойся.  Костя.  Не   волнуйся.  Давай  спокойно  оценим
ситуацию.  Да, надо спокойно все обдумать...  Даша еще ребенок. Она взорвала
несколько  современных  ракетных  комплексов.  Могла начаться мировая война.
Страшная  война.  Но  и  без  войны...  Если  бы  она пролистала картинки  с
изображением  не  только  ракет  противника, но  и  наших.  Если  бы  начали
взрываться все существующие ракеты, во всех странах, мир мог бы оказаться на
грани  всеобщей катастрофы. Могли бы  погибнуть сотни миллионов человеческих
жизней.   Я   тоже   люблю   нашу  маленькую  Дашу.   Но   миллионы...  Надо
посоветоваться.  Надо  найти выход. Но пока. Не знаю...  Дашеньку необходимо
как-то изолировать.  Как-то... Да.  Возможно,  ее нужно  на некоторое  время
усыпить. Возможно... А какой выход? Какой еще можно найти выход?
     — Папа, папа... подожди. Но, может быть,  можно убрать с земли все
смертоносные ракеты, которые ей не нравятся?
     —  Убрать? Но...  Для  этого необходимо согласие  всех стран. Всех
военных  блоков.  Да...  Но этого  невозможно  достичь  быстро.  Если вообще
возможно. А пока...
     Иван Никифорович  вдруг  встрепенулся, быстро подошел к  компьютеру, на
мониторе еще светилось изображение ракеты, которую Даше помешали уничтожить.
     Он  выключил  монитор  с  изображением  ракеты,  пересел за  клавиатуру
компьютера  связи  и  стал  передавать  текст:  "В  штаб.  Данное  сообщение
необходимо  срочно  распространить  по всем военным  блокам  и международным
средствам  массовой информации.  Причина серии  взрывов ракетных  комплексов
— бактерии,  способные  замыкать контакты. Они  управляемы.  Необходимо
уничтожить  все  изображения  боеприпасов, способных  взрываться.  Все!!! От
самой  маленькой   пули   до   самого   современного   ракетного  комплекса.
Управляющему    бактериями    нет    необходимости   знать    местоположение
взрывоопасного объекта, ему достаточно увидеть его форму на изображении!".
     Иван  Никифорович  посмотрел  на   уже   улыбающуюся   Дашу,  оживленно
беседующую с мамой,  и добавил  к сообщению следующий текст: "Местоположение
установки  управления  взрывами неизвестно".  Далее Иван Никифорович  послал
шифрованное  сообщение  в  штаб. Утром следующего  дня состоялось экстренное
заседание  Военного  совета  России. Вокруг поселка,  в  котором  находилось
поместье Ивана Никифоровича, была организована охрана. Охраняющие  старались
быть незамеченными, военных переодели в униформу дорожных рабочих.
     В  пяти километрах  от  поселка, на его окраине, якобы, начали  строить
кольцевую дорогу, "строили"  одновременно на каждом метре,  днем  и ночью. В
поместье Ивана Никифоровича были установлены телекамеры, которые отслеживали
каждую  минуту  жизни  маленькой  Даши.  Изображение  передавалось  в центр,
похожий  на центр  управления космическими  полетами.  Десятки специалистов,
психологов,  военных,  готовых  дать  необходимые   распоряжения   в  случае
экстренной  ситуации, посменно дежурили у мониторов. Специалисты-психологи с
помощью специальной связи постоянно давали рекомендации  родителям маленькой
Даши  о том, как увлечь ее  чем-нибудь, лишь  бы не дать  ей снова впасть  в
задумчивость.
     Российское  правительство   сделало  международное   заявление,  многим
показавшееся  странным,  в  котором сообщило, что  в  России  имеются  силы,
способные  взрывать  любые виды боеприпасов, где  бы они не  находились. Эти
силы не полностью подконтрольны Российскому правительству, но с ними ведутся
переговоры. Невероятность  данного  заявления  требовала  подтверждения.  На
международном совете было  решено изготовить серию снарядов необычной формы.
Их  изготовили  с  квадратными гильзами.  Каждая  из  стран —  участниц
эксперимента взяла по двадцать таких снарядов и спрятала  их в разных местах
на своей территории.
     — А для чего снаряды сделали с квадратными гильзами, почему нельзя
было обычные взять?
     — Боялись, что  могут взорваться не только все существующие в мире
снаряды, но и патроны в обоймах пистолетов полиции и военных, всех, кто имел
при себе оружие с боеприпасами.