ицы  в этом году запели. Раньше  не так  весело щебетали. Чему они
радуются? Может, тому, что трава без химии на полях  теперь. До революции на
этих  лугах деревни были, бабка о них рассказывала. Теперь  вот и  следа  от
деревень  не  осталось. Вот  оно, смотрите, там, справа от колеи,  -  бывшее
барское поместье
     Вдалеке, на площади примерно в один гектар густо росли высокие деревья.
Просто зеленым, случайно образовавшимся лесным островком казалось  это место
среди  полей и  лугов.  Когда подъехали ближе, я увидел среди густо растущих
двухсотлетних дубов и кустарников вход внутрь лесного оазиса. Мы вошли через
этот вход и...
     - Внутри...  Понимаете,  внутри старые  с  заскорузлыми стволами яблони
простирали  в пространство свои  ветви...  Ветви,  необычно густо  усыпанные
плодами. Не  окопанные  вокруг,  растущие  среди  травы,  не опрысканные  от
вредителей,  старые  яблони  плодоносили, и  плоды  их  не  были  червивыми.
Некоторые яблони совсем старыми были, ломались их ветки под тяжестью плодов.
Совсем старые - они, наверное, последний год плодоносили.
     Скоро  они  отомрут,  но рядом  с  каждой  слишком  старой  яблоней уже
пробивались из земли ростки нового дерева. "Наверное, не  умрут деревья эти,
- подумалось мне,  -  не умрут,  пока не увидят свежие  и окрепшие ростки от
семени своего".
     Я  ходил  по саду,  пробовал его плоды,  бродил  среди  дубов, растущих
вокруг, и будто  видел мысли человека,  создавшего прекрасный  оазис.  Будто
слышал,  как думал он:  "Вот тут нужно вокруг сада лес посадить дубовый.  От
мороза  он сад сбережет и  от зноя в засушливый год. Птицы гнезда  совьют на
деревьях высоких,  не дадут они  гусеницам хозяйничать. Здесь аллею тенистую
высажу из  дубов  на берегу  пруда.  Кроны свои вверху  сомкнут дубки, когда
вырастут, а внизу просторной аллея будет и тенистой".
     И вдруг какая-то  еще  неясная мысль  словно  кровь  по жилкам  быстрее
пульсировать  заставила. Чего  она хочет  от  меня  эта мысль?  И...  словно
вспышка...  Конечно,  Анастасия!  Конечно,  права  ты,  говоря: "Бога  можно
почувствовать, соприкасаясь с творениями  Его и  продолжая творения Его". Не
через  ужимки, прыжки и  ритуалы  новомодные,  а непосредственно обращаясь к
Нему,  к  Его   мыслям,   можно,   наверное,   понять  Его  желания  и  свое
предназначение. Вот я стою сейчас на берегу рукотворного пруда под дубами  и
словно читаю мысли человека,  создавшего живое творение. А он, этот человек,
этот  россиянин,  живший здесь  двести  лет  назад, наверное, больше  других
чувствовал мысли Создателя, потому и удалось ему сотворить райское творение.
Свой сад, свое родовое гнездо.
     Он умер, этот россиянин, а оно осталось и приносит свои плоды, и кормит
детвору из соседних деревень, приезжающих сюда осенью  полакомиться плодами,
а кто-то собирает их и продает. А ты, россиянин, наверное, хотел, чтобы жили
здесь твои внуки и правнуки. Конечно, хотел! Потому что сотворил не какой-то
бренный коттедж, а вечное. Только  где же они теперь, твои внуки и правнуки?
Пустует твое родовое  поместье,  травой зарастаем  пруд  пересыхает, а аллея
почему-то  не поросла бурьяном, только травка на  ней,  как ковер. Наверное,
еще  ждет  твоих  внуков  сотворенный  тобой  райский  уголок  твое  родовое
поместье. Десятилетия проходят, столетия а оно ждет. Так где же они? Кто они
сейчас? Кому служат, чему поклоняются? Кто их выгнал отсюда?
     Революция у нас была, может, она во всем виновата? Конечно, она. Только
революцию люди  делают, когда  у  большинства  в сознании что-то качественно
меняется. Что  же произошло в  умах твоих одногодок, россиянин, что опустело
твое родовое поместье?
     Местные старожилы рассказывают, как предотвратил кровавую бойню в своем
поместье старый русский барин.
     Когда  собрались  из двух окрестных деревень революционно  настроенные,
подогретые  брагой  люди,  и  пошли  толпой,  чтобы  разграбить  его родовое
поместье,  вышел  к ним  навстречу старый барин с  корзиной яблок и погиб от
выстрела  из двустволки. Еще накануне он знал, что собираются разграбить его
дом, но уговорил своего  внука,  русского офицера, покинуть поместье.  Уехал
внук, фронтовик, Георгиевский кавалер, уехал вместе со своими однополчанами,
за плечами которых были фронтовые трехлинейки, а в повозке — испытанный
в боях  пулемет. Наверное,  он  стал  эмигрантом,  и теперь  у  него  самого
подрастают внуки.
     Подрастают,  твои внуки, россиянин, в другой стране, а в России в твоем
родовом  поместье  колышутся  на  ветерке  листочки   садовых  деревьев,   и
плодоносят  каждый  год старые  яблони,  поражая  окрестных  жителей  буйным
урожаем. Даже следа не осталось от твоего дома, от надворных построек —
все растащили,  а сад  живет наперекор всему, наверное, живет  надеждой, что
вернутся твои внуки, попробуют лучшие в мире яблоки. А внуки все не  едут  и
не едут.
     Почему  так  происходит  и   кто  заставляет  нас  искать   собственное
благополучие  в  ущерб  себе  подобным?  Кто заставляет  нас вдыхать воздух,
насыщенный  вредоносными  газами  и   пылью,  а   не  цветочной  пыльцой   и
благотворными эфирами? Кто  заставляет  нас  пить умерщвленную  газами воду?
Кто? Кто  мы  сейчас? Почему  не возвращаются внуки твои, россиянин, в  свое
родовое гнездо?
     * * *
     А  яблоки во втором  поместье были  еще вкуснее,  чем  в первом. Вокруг
этого  сада были высажены  сибирские красавцы-кедры.  "Раньше больше  кедров
было,  теперь  осталось  только двадцать три,  —  рассказывали  местные
жители.  —  После революции, когда  еще трудодни были, за работу давали
людям орехи  кедровые. Теперь орехи  собирают все,  кто  хочет. Только  бьют
иногда сильно по кедрам бревном-колотушкой, чтоб шишки падали".
     Посаженные двести лет назад человеческой рукой стояли в ряд, как воины,
заслоняя собой от морозных ветров  и вредителей прекрасный сад, двадцать три
сибирских кедра. Их было больше, но один за другим погибали они, потому, что
в Сибири вокруг  кедрача всегда  растут  высокие сосны. Один  кедр  не может
выстоять под порывами ветра, его корневая  система не велика.  Кедр кормится
не только через корни,  он кроной своей впитывает  окружающее  пространство.
Потому  и охраняют его сосны или  подрастающие  кедры. А  тут они  стояли  в
линеечку.  Первые  сто пятьдесят  лет они держались,  потом, когда их  кроны
разрослись, кедры стали падать, один за другим.
     Никто за пятьдесят лет не догадался  посадить рядом  сосну или березку,
вот и противостояли сибирские кедры  всего одним  своим  рядом злым  ветрам,
оберегая сад. Один из них, наверное,  в  прошлом году стал падать, но оперся
на крону  соседа. Я  смотрел на  сильно  накренившийся ствол  дерева,  крона
которого переплелась с  рядом  стоящим. Они сплелись  кронами,  и  не  погиб
падающий. Оба дерева были  зелеными и приносили плоды. Их  осталось двадцать
три. Они еще стоят, поддерживая друг друга, приносят плоды и охраняют сад.
     Продержитесь, пожалуйста, еще немного, сибиряки. Я напишу...
     Эх, Анастасия, Анастасия, ты научила меня писать книги, но что же ты не
научила  меня  таким словам, чтобы понятным получалось написанное  сразу для
многих  людей? Для  очень многих!  Почему  не получается писать  понятно для
многих? Почему путается мысль? Почему падают кедры, а люди только смотрят на
них и ничего не делают?
     Неподалеку  от  бывших  поместий,  сохранивших  и  до наших  дней  свои
прекрасные сады и тенистые  аллеи,  есть  деревни. Вид этих  деревень портит
весь   окружающий  ландшафт.  Если   смотреть  на  них  издалека,  создается
впечатление,  будто червь завелся какой-то и все  испоганил, изрыл  цветущие
луга. Трущобы серых деревенских домов, приусадебные постройки, слепленные из
разных гниющих  материалов, грязь разбитых колесами машин  и тракторов дорог
создают такое  впечатление. Я спрашивал  у местных жителей: "Бывали ли  вы в
садах,  расположенных  среди  кедров и дубов?".  Многие там  были, пробовали
яблоки,  молодежь ездила туда на пикники. "Там красиво...", — говорят и
те, кто  помоложе, и старики. На вопрос:  "Так почему же никто не  обустроил
свою усадьбу по такому же образу и подобию?" — следовал примерно один и
тот же ответ:  "У нас  денег нет  таких, как были  у  господ, создавших  эту
красоту".  Старики  рассказывают, что  саженцы кедра барин  из  самой Сибири
привез.  А на вопрос: "Сколько  же нужно денег, чтобы взять кедровый орешек,
из  тех, которые  приносят  эти  кедры,  и посадить  его  в  землю?"  —
молчание.
     Это безмолвие  и  наводит  на следующую  мысль.  Не  отсутствие внешней
возможности, средств,  а  наши  же  внутренние какие-то кодировки повинны  в
наших неурядицах. Сейчас много коттеджей понастроили имеющие деньги. Рядом с
этими домами  изрыта или  закатана  в асфальт земля. Через двадцать-тридцать
лет коттедж ремонта потребует, его вид уже  не будет блистать новизной. И не
нужна будет детям эта старая рухлядь. Не нужно будет такое родовое поместье,
такая Родина, потому и разъедутся  они искать новую. Но увезут в себе все ту
же  загадочную  кодировку,  доставшуюся  от   родителей,  и  повторят  жизнь
временщиков на земле,  а не созидателей вечного. Кто и как сможет  снять ее,
эту загадочную кодировку на безысходность?
     Может  быть,  хоть  как-то  этому  поможет  рассказанное  и  показанное
Анастасией будущее России. А чтобы раз веять сомнения скептиков, я  поместил
на  внутренней  стороне обложки  фотографии удивительных  российских  садов,
простирающих свои ветви, усыпанные плодами, будущую Россию.

     Россия Анастасии

     Когда Анастасия рассказывала о будущих поселениях, состоящих из родовых
поместий, я попросил ее:
     — Анастасия, покажи мне, пожалуйста, будущую Россию. Ты  же можешь
это сделать.
     — Могу. Какое место в будущей России ты хочешь
     видеть, Владимир?
     — Ну, Москву, например.
     — Ты один хочешь побывать в будущем, Владимир'
     ли со мной вместе?
     — С тобой лучше, пояснишь, если что-то не понятное увижу.
     Теплое прикосновение ладони Анастасии стало  сразу погружать  в сон,  и
— я увидел...
     Анастасия  показала будущее России тем  же способом, с помощью которого
показывала  жизнь на другой планете.  Когда-нибудь ученые, наверное, поймут,
как  она  это делает,  но  в  данном  случае  сам  способ не имеет абсолютно
никакого значения. На мой взгляд, самой главной является информация о том, с
помощью каких конкретных действий можно войти в это прекрасное будущее.
     Москва грядущего  была совсем  не  такой, как я  предполагал. Город  не
увеличился  по  площади. Не  было ожидаемых небоскребов. Стены старых  домов
были  раскрашенными  в  веселые  цвета,  на многих  были  нарисованы картины
пейзажи, цветы. Как потом  выяснилось, занимались этим иностранные  рабочие.
Они  сначала  покрывали   стены  каким-то  укрепляющим  раствором,  а  потом
художники,  тоже  иностранные,   разрисовывали  их.  С  крыш   многих  домов
спускались  вдоль стен стебли вьющихся растений лепестки шевелились на ветру
и, казалось, приветствовали прохожих.
     Почти все улицы и  проспекты столицы были засажены деревьями и цветами.
Прямо  по  середине  проезжей  части  Калининского проспекта, что  на  Новом
Арбате, тянулась  зеленая полоса. Ее  ширина  — метра четыре.  Бетонный
бордюр возвышался над асфальтом примерно на  полметра и был засыпан  землей,
из которой росли  травы и  полевые цветы. На  небольшом  расстоянии  друг от
друга чередовались  деревья:  рябины с красными  гроздьями, березки, тополя,
кусты смородины и малины и множеств,  других  растений, какие  встречаются в
естественном лесу
     Такие же зеленые полосы разделяли многие московские проспекты и широкие
улицы. На  уменьшенной  проезжей  части  улиц  и  проспектов  почти  не было
легковых машин. В основном — автобусы, в которых сидели ж внешнему виду
не  похожие  на  россиян,  люди.  И по  тротуарам ходило много нерусских  по
внешнему виду  людей.  У меня  даже мысль мелькнула — не  захватили  ли
Москву более развитые в техническом отношении страны. Но Анастасия успокоила
меня, сказав, что я вижу сейчас не захватчиков, а иностранных туристов.
     — И что же их так привлекает в Москве?
     —  Атмосфера  сотворения  великого,  живительные  воздух  и  вода.
Смотри, сколько людей вдоль  берега Москвы реки стоят и воду черпают, сосуды
на веревочках с высокой набережной опустив к воде, и воду с радостью великой
пьют речную.
     — Но как же можно прямо из реки некипяченую воду пить?
     -- Ты посмотри, Владимир, как чиста,  прозрачна вод в Москве-реке. Вода
живая в ней, не умерщвленная  газом, как  в  бутылках, что  во всем  мире  в
магазинах продают.
     — Фантастика, поверить в такое невозможно!
     — Фантастика? Но также в годы юности  своей ты, и  твои сверстники
вымыслом  могли  бы посчитать, услышав от  кого-то,  что  вскоре воду  будут
продавать.
     — Ну да, в такое  в  годы юности моей едва ли кто-то мог поверить.
Но как  в таком большом городе,  как  Москва, можно было  чистой воду в реке
сделать.
     —  Не  засорять,  не  сбрасывать  отходы  вредные, не  мусорить на
берегах реки.
     — Так просто все?
     — Вот именно,  не  фантастично,  просто  все на самом деле. Сейчас
Москва-река  даже от  стоков по асфальту вод  сбегающих ограждена, и грязным
всем  судам по ней ходить запрещено. Считалась Ганг-река, что в Индии течет,
священной,  теперь весь мир  преклонился пред Москвой-рекой, перед ее водой,
перед людьми, вернувшими воде живительность и первозданность. И едут люди из
разных  стран,  чтобы на  чудо  дивное  взглянуть,  на  вкус  попробовать  и
исцелиться.
     — А где  же сами  москвичи, почему машин легковых на улицах совсем
мало?
     — В  столице сейчас постоянно проживает примерно  полтора миллиона
москвичей и более десяти миллионов туристов  приезжают из разных стран мира,
—  ответила  Анастасия и добавила: - Машин мало потому, что  оставшиеся
москвичи более рационально строят свой день, у них уменьшилась необходимость
передвижения. Работа, как правило, рядом, пешком можно дойти до нее. Туристы
передвигаются только на метро и автобусах.
     — А куда остальные москвичи подевались?
     — Они живут и работают в своих прекрасных родовых поместьях.
     —  Так  кто  же  на  заводах,  фабриках   работает,  туристов  кто
обслуживает?
     И   Анастасия   рассказала   следующее.   —   Когда   заканчивался
двухтысячный год,  в  принятом на  земле календарном исчислении, руководство
России  все  еще определялись выбором пути  развития  страны.  Большую часть
россиян   не   вдохновлял   путь,  по   которому   развивались   считавшиеся
благополучными западные страны.
     Россияне уже  попробовали продукты питания из этих  стран, и они им  не
понравились.  Стало   ясно,  что  наряду  с   развитием,  так   называемого,
научно-технического прогресса в этих странах появляются разные болезни плоти
и  души.  Растут преступность и наркомания,  женщин  все  меньше  испытывают
желание рожать детей.
     Условия, в  которых жили люди  считающихся  развитыми  западных  стран,
россиян не  привлекали, к старому  социальному обустройству возвращаться они
тоже  хотели, нового пути еще не  видели. В стране  усиливалось депрессивное
состояние, оно охватывало  все большую  часть людского сообщества. Население
России старело, умирало.
     В  начале  нового  тысячелетия  по  инициативе  Президента  России  был
утвержден  Указ  о безвозмездном  выделении каждой желающей российской семье
одного гектара земли для обустройства на нем родового поместья. В этом Указе
говорилось о  том, что земля  выделяется в пожизненное пользование  с правом
передачи  по  наследству.  Произведенная  в  родовом поместье  продукция  не
облагалась никакими налогами.
     Законодатели  поддержали инициативу  Президента,  в Конституцию  страны
была  внесена  соответствующая  поправка.  Основной целью Указа,  как считал
Президент и законодатели, было  уменьшение безработицы в стране  обеспечение
прожиточным минимумом малоимущих семей,  решение проблем с беженцами. Но то,
что произошло в последствии, никто из них до конца не мог даже предположить.
     Когда  был  выделен  первый  надел   земли  для  организации  поселения
численностью  более  200  семей,  участков  под обустройство в нем  родового
поместья стали брать не  только  малоимущие, оставшиеся  без  работы люди  и
попавшие в беду переселенцы. В первую очередь их  разобрали семьи со средним
достатком   и  состоятельные   предприниматели  из  числа  твоих  читателей,
Владимир. Они готовились к этому событию. И не просто ждали, многие из них в
своих квартирах уже взращивали из семян,  посаженных  в  глиняные  горшочки,
родовые деревья, давали  свои еще маленькие росточки будущие могучие кедры и
дубы.
     Именно  по  инициативе  предпринимателей и на  их  средства  был создан
проект  поселения с  инфраструктурой, присущей удобному  существованию,  как
написал  ты  в  книге "Сотворение". В проекте  были  предусмотрены  магазин,
медпункт, школа, клуб, дороги и многое другое.
     От общего  количества  людей, изъявивших желание обустраивать свой быт,
свою  жизнь  в  первом  новом  поселении,  предприниматели  составили  около
половины...
     У  каждого  из   них  был  свой  бизнес,   свой  источник  дохода.  Для
осуществления  строительства и обустройства  участков им требовалась рабочая
сила.  Идеальным оказалось привлечение на строительство и благоустройство  в
качестве  рабочих  соседей из числа  малоимущих. Таким образом,  часть семей
сразу получила работу и, следовательно, источник финансирования собственного
строительства. Предприниматели понимали, что старательнее и качественнее чем
те, кто сами будут жить  в поселке,  никто работу не выполнит,  и  потому со
стороны приглашали  только  специалистов, если таковых не оказывалось  среди
будущих жителей нового строящегося поселка.
     Лишь закладку  будущего  сада,  леса,  посадку родовых  деревьев, живой
изгороди каждый стремился осуществить самостоятельно.
     У большинства еще  не было достаточного опыта и знаний о том, как лучше
обустроить свой  участок, и потому  особым  уважением среди  будущих жителей
пользовались пожилые люди, сохранившие эти знания.
     Не   бренным  строениям,   не  только   домам,  а  именно  ландшафтному
обустройству  уделялось  особое внимание. Само здание,  в котором собирались
жить люди, было лишь небольшой частью большого живого Божественного дома.
     Через пять лет на  всех  участках дома для постоянного  жительства были
построены.  Разными  они  были  по величине  и  архитектуре,  но вскоре люди
увидели, что величина дома совсем не  является главным достоянием. Главное в
другом,  и оно стало вырисовываться прекрасными  чертами  ландшафта  каждого
участка в отдельности и всего поселения в целом.
     Еще были  небольшими дубки и кедры,  посаженные на  каждом участке. Еще
подрастала  живая  изгородь поместий. Но  с каждой новой весной  старательно
расцветали еще небольшие  яблоньки  и  вишенки  в молодых  садах,  цветы  на
клумбах  и трава  стремились походить па  прекрасный  живой ковер.  Весенний
воздух заполнялся благотворными ароматами и цветочной  пыльцой.  Живительным
стал воздух. И  каждой женщине,  живущей  в новом поселении, хотелось рожать
детей.  Такое желание возникало не только у молодых семей,  но и считавшиеся
пожилыми люди вдруг стали  обзаводиться детьми.  Люди хотели,  чтобы если не
они, так их дети увидели в будущем прекрасный, сотворенный их руками кусочек
Родины,   увидели,  к  радости  своей,   и  продолжили   начатое  родителями
сотворение.
     В начале нового тысячелетия  первыми  ростками прекрасного, счастливого
будущего всей  Земли являлся лю