Иногда по утрам возникало желание  выйти из пьяного забытья. И  тогда я
шел  в ванну,  чтобы  сбрить  отросшую за  несколько дней щетину.  Вспоминал
Анастасию, пытался думать  не  о  плохом,  а о  том хорошем, что  она смогла
сделать.  Я пытался убеждать сам себя,  что  она  делала  хорошее,  но жизнь
продолжала подкидывать  все новые и новые  сокрушительные аргументы. Вот и в
то  утро,  при  очередной попытке  выйти  из  пьяного  забытья,  мой хороший
знакомый позвонил в дверь квартиры, которую  я  снимал.  Было раннее утро, я
даже побриться еще не успел, с намыленным лицом открыл дверь.
     Владислав был  несколько  возбужден  и, поздоровавшись,  заявил:  "Надо
поговорить серьезно. Ты заканчивай свой туалет, а я начну говорить".
     Пока я брился, он рассказывал, что наконец-то  прочитал книгу.  Она его
взволновала,  и  он во  многом  согласен  с  Анастасией.  Считает  ее логику
железной, но больше взволновало Владислава другое:
     —  Так  значит,  тебе  из-за встречи  пришлось  порвать с  семьей,
потерять бизнес, а продолжать бизнесом заниматься ты не хочешь, так?
     -- Да.
     — И  пытался  организовать  сообщество  предпринимателей  с  более
чистыми помыслами, как она выразилась? Книгу следующую пишешь?
     — Сейчас пока не пишу. Разобраться кое с чем пытаюсь.
     — Вот именно  тут разобраться надо. И  чего достиг  ты за пять лет
после знакомства с этой отшельницей, чего добился?
     —  Ну,  как чего?  Например,  здесь  на  Кавказе  уже есть  первые
проблески в  изменении отношения людей к дольменам.  Представляешь,  сколько
научных  трудов  о них  написано  было,  а  людей они  никак  не  волновали.
Разграбляли   их,   растаскивали.   То,   что   Анастасия   сказала,   сразу
подействовало.  Только  в одном  санатории "Дружба" книгу мою  прочитали,  и
сразу его работники собрались, поехали к дольмену цветы положили. И в других
местах люди изменяют свое отношение к предкам, задумываются над...
     — Стоп. Я полностью согласен с тобой. Воздействие слов ее есть.  И
тот факт, что ты  назвал, свидетельствует об этом. Как и о другом. Она  тебя
зазомбировала, и вообще ты уже не ты.
     — Почему так считаешь?
     —  Очень просто. Ты — предприниматель, который  мог даже  без
начального капитала воплощать масштабные коммерческие проекты еще  в  начале
перестройки. Ты — президент Ассоциации предпринимателей Сибири. И вдруг
враз  прекращаешь заниматься бизнесом, сам себе стираешь и готовишь, значит,
это уже не ты прежний.
     —  Я  такие  доводы уже  слышал,  Владислав. Но  меня  взволновало
сказанное Анастасией. Мечта у  нее красивая: "Перенести  людей через отрезок
времени темных  сил".  Она  в  нее верит. Меня  попросила  книгу написать. Я
пообещал. Она ведь одна совсем ждет, мечтает. Наверное, книгу она  как-то со
своей мечтой связывает. Ты же сам говоришь,  что сила воздействия сказанного
Анастасией в книге велика.
     — В  том-то и дело, что это  тоже еще раз наглядно подтверждает ее
вмешательство. Ты  сам  посуди. Никому не  известный автор, предприниматель,
вдруг пишет книгу.
     И  о   чем.  Об  истории  человечества.  Космосе.  Разуме.   Вселенной.
Воспитании  детей.  Она  начинает  воздействовать на  людей  в  практической
реальной жизни, влияет на их поступки.
     — Но ведь она же положительно влияет.
     — Возможно. Но дело не в этом. Ты  не задумывался,  с  чего  вдруг
книги писать способным оказался?
     -- Анастасия и научила.
     — Каким способом она это сделала?
     — Прутик взяла  на земле начертила буквы. Весь алфавит. И говорит:
"Вот  буквы, которые вы знаете.  Из  букв этих все  книжки  ваши составлены,
хорошие и  плохие. Все зависит от того,  как  и в  какой  последовательности
будут расставлены эти 33 буквы. Есть два способа расставить их.
     —  Значит, просто  все?  Только надо  33  буквочки  в определенной
последовательности расставить? Ты их расставляешь, а люди потом идут  в горы
целыми  группами,  чтобы  цветы  к  дольмену возложить? Это  невероятно.  Не
укладывается в нормальное сознание. Это присутствие какой-то неведомой силы.
Она или зазомбировала тебя, или перепрограммировала, или  загипнотизировала,
не знаю. Но что-то сделала.
     — Сама  Анастасия, когда  я  называл ее ведьмой или говорил  такие
слова,  как  "мистика",  "фантастика",  "невероятно",  расстраивалась очень,
начинала  доказывать, что  она обычный человек,  женщина обычная,  и  только
информации в ней много. Но  это по нашим меркам много. Она говорит, что люди
первоистоков такими способностями могли обладать... И потом... Она ведь сына
мне родила.
     — И где же твой сын сейчас?
     —  В тайге  с Анастасией.  Она  говорит,  что  в  условиях  нашего
технократического  мира труднее  ребенка воспитать и  настоящего человека из
него сделать. Потому что предметы искусственные малышу не понятны. От истины
его уводят. Их можно показывать только, когда он осознает уже эту истину.
     —  А  ты,  почему  не  в  тайге?  Не  с  ней?  Не  помогаешь  сына
воспитывать?
     —  Жить там нормальному  человеку  невозможно. Огонь  она не хочет
разводить. Питается  своеобразно.  К тому  же, говорит... Нельзя  мне пока с
ребенком общаться.
     — Значит, здесь в  наших нормальных условиях она жить не хочет. Ты
там жить не можешь. Так что же дальше? Ты думал?  Один, без семьи...  А если
заболеешь?
     — Пока не болею, вот уже второй год ничем. Она подлечила меня.
     — Так что же ты теперь и не заболеешь никогда?
     —  Заболею,  наверное. Анастасия  сказала, что  все болячки  снова
попытаются  вернуться,  так как много темного и пагубного  в человеке, и  во
мне,  естественно, как  и  во всех. Курю, вот. Выпивать стал. Но главное  не
это.  Она  говорит  мыслей  светлых  мало,  помыслов.  А они  в  основном  и
противостоят болячкам.
     — Таким  образом, будущего, как у  всех нормальных людей,  в твоей
жизни  не  предвидится.  Я  пришел к тебе  с  деловым  предложением. Я  тебя
раззомбирую, разгипнотизирую, а  ты,  когда в нормальное состояние  придешь,
подскажешь мне... Поможешь  дела  в фирме моей поправить.  Ведь у тебя опыт,
талант предпринимателя был. Связи есть.
     —  Не смогу я  помочь  тебе, Владислав. О бизнесе сейчас не думаю.
Мысли другим заняты.
     —  Ясное  дело,  сейчас не  думаешь.  Надо  сначала  в  нормальное
состояние  прийти.  Ты  только  поверь  мне.  Как друга прошу.  Еще  спасибо
скажешь. В конце концов, произошедшее  с собой сам оценить сможешь, находясь
в нормальном состоянии.
     — Каким образом определить можно наиболее нормальное состояние?
     —  Да очень просто. Поживешь нормальной естественной  человеческой
жизнью  хоть  несколько дней.  Развлечешься  с  девчонками.  А  потом  ты  и
посмотришь  на последние годы своей жизни. Если они  тебя устроят, продолжай
заниматься и жить как сейчас. Если увидишь в нормальном  состоянии, что  был
загипнотизирован, займемся снова бизнесом. И тебе хорошо, и мне поможешь.
     — Не смогу я с проститутками...
     — Зачем с проститутками, мы возьмем таких, что сами хотят. Устроим
вечеринку, музыка, компания. В ресторан можем сходить или на  природу. Я все
сам организую, твое дело только не отказываться.
     — Я сам в себе разобраться хочу. Подумать мне надо.
     — Да брось ты думать. Расцени мое предложение как эксперимент. Как
друга прошу — дай мне неделю, а потом думай.
     — Ладно — давай попробуем...
     На  следующий день мы поехали на  машине в  соседний городок, в котором
жили хорошие, как выразился Владислав, девчонки, давние его знакомые.

     Наша действительность

     Она, открывшая нам дверь женщина,  манящей и завлекающей собой была. На
вид лет  тридцать с  небольшим, по-женски мягкая, слегка  смущающаяся пышка.
Нет, она  не  толстая. Ее  тело  сохраняло  и даже  выделяло  формы,  всегда
возбуждающие мужчин.  Тонкий халатик не  скрывал их.  Ее, похожий на детский
голос, приветливая улыбка, сразу расположили к себе.
     — Здравствуйте, путники. Проходите, проходите,  пожалуйста.  Мне о
Вас  Светлана рассказала. Она сказала,  что вы город  хотите  посмотреть,  в
ресторане хорошем поужинать.
     — Хотим. Мы все  хотим  и с  Вами  непременно,  красавицы,  —
затараторил Владислав, — Как там Светланка моя, не загуляла?
     —  Да  когда  и с  кем нам гулять?  Видно ждать  всю  жизнь  нам и
осталось...
     —  А чего  ждать?  Я  здесь  и друга  с собой  привез. Сибиряк он,
предприниматель на все сто. Познакомься.
     Она поправила тугую  темную косу, поднялись опущенные смущенно ресницы,
открывая, блеснувшие, как будто страстью и желанием,  глаза,  протянула  мне
руку:
     — Я Лена. Здравствуйте.
     — Владимир, — пожимая пухленькую руку, представился ей и я.
     Пока  на  кухне  Лена  готовила  всем  кофе, мы  умылись в  ванной и ее
двухкомнатную квартиру осмотрели. Квартира мне очень понравилась. Планировка
обычная, как у большинства,  а вот ухоженность, чистота и уют необычные. Все
на своих  местах расставлено, ничего  лишнего.  В спальне  бирюзовые  обои с
цветами, занавески на окне под цвет  обоям с рюшечками, ковер и покрывало на
широкой постели в  тон.  И  этот цвет, и  аккуратность  как-то  успокаивали,
словно прилечь звала постель. Мы сели в кресла в комнате побольше, Владислав
включил, похоже дорогой, магнитофон хозяйки, спросил меня:
     — Ну, как тебе хозяйка?
     — Хороша. Да только почему она не замужем?
     — А почему  не замужем миллионы  других  женщин? Ты что не слышал,
что нас, мужиков, на всех не хватает?
     — Слышал,  но она  не все. Собой хороша и в гнездышко  уютное свою
квартиру превратить смогла.
     -- Да, смогла. Зарабатывает неплохо. Парикмахер она классный.  Даже  не
просто парикмахер,  она  модельер.  В  конкурсах  принимает участие,  к  ней
дамочки, кто побогаче, в очередь записываются и платят хорошо.
     — Может она гулящая.
     — И  негулящая. Мне  Светка  рассказывала, еще  когда они в  школе
учились, Ленка с одним двоечником из старшего класса дружила,  потом,  после
школы  бросила  его,  а он долго  за ней ухлестывал, дрался  с  каждым,  кто
провожать  ее пытался. На  глазах у  Ленки парней со своими дружками жестоко
избивал. Даже привлекался за хулиганство. Она его жалела, никогда свидетелем
против  него  не выступала. Всегда говорила,  что в полуобморочном состоянии
была и ничего не помнит. Потому  его  только один  раз  и смогли привлечь за
увечья одного сынка высокопоставленного папаши.
     — Ну, тогда фригидная она, мужики ей не нужны.
     —  Ничего себе,  фригидная. Ты что, не  заметил, как она  на  тебя
сразу  своими глазищами зыркнула. Как удав на  кролика. Хоть сразу в кровать
готова.
     — Не преувеличивай.
     — А ты изъянов не ищи, лучше наслаждайся, пользуйся моментом. Мы ж
договорились расслабиться, вот и давай расслабляться.
     Лена внесла чашки с кофе на красивом подносе. Она переоделась в красиво
облегающий тело сарафан и слегка подкрасилась. Выглядела еще лучше прежнего,
спросила:
     — Если Вы поесть хотите, я могу быстренько приготовить.
     — Нет,  —  ответил Владислав,  — в ресторане поедим.  Ты
позвони, где тут у вас получше, закажи столик на четверых.
     Пока  мы  пили  кофе,  Лена позвонила в ресторан, заказала столик через
какого-то своего, видно знакомого, администратора, потому  что  она на  ты с
ним говорила  и  напутствовала:  "Ты  уж  постарайся в  хорошем месте,  я  с
кавалерами очень приятными буду".
     В ресторан мы прибыли вечером после  того, как покатались на  машине по
городу и окрестностям, осматривая местные достопримечательности.
     Дверь в ресторан перед нами широким жестом распахнул услужливый швейцар
в богатой униформе. Метрдотель  проводил нас к столику на противоположной от
входа  стороне  зала.   Место  действительно  было  хорошим,   на  небольшом
возвышении, и весь ресторан  хорошо виден, и эстрада. Зал  с красивой лепкой
на стенах и потолке дорогого, по-видимому, ресторана был уже почти заполнен.
По всей вероятности, позволить себе здесь отдохнуть могли только материально
состоятельные  люди. Решили  и  мы  ни в чем  себе  не  отказывать, заказали
дорогие закуски, хорошего вина, а я себе — бутылку водки. Когда оркестр
заиграл танцевальную музыку, какое-то танго,  Владислав  сразу  же предложил
всем идти танцевать,  и мы пошли. Мягко покачивалось под моими руками уютное
и  дородное тело Лены. Уже слегка опьяневшего, меня еще больше пьянили запах
ее духов и глаза.
     Опущенные ресницы  время от  времени  поднимались, и  ее глаза  ласково
смотрели в упор, и казалось,  что  горят  они or нем предстоящей страсти. И,
словно устыдившись страсти этого взгляда, ресницы снова опускались.
     Когда мы  вернулись к  столику, я  уже  позабыл все  свои  мытарства  и
искания. Было по-хмельному хорошо, и я был благодарен и  Владиславу, и Лене,
и вообще  всему. Значить, жить  можно хорошо,  если не копаться  в жизни,  а
пользоваться ее благами.
     Я налил  всем вина,  себе водки, только хотел всем  выпить предложить и
тост сказать, да Владислав помешал. Он вообще после танца со своей Светланой
каким-то  нервозным  вернулся.  Сразу закурил, пеплом  от  сигареты  в салат
попал,  никого не дожидаясь  вина  отхлебнул  и молчит, на  стуле ерзает.  Я
только за рюмку хотел взяться, тост произнести, а он затараторил:
     —  Подожди-ка,  тут дело  одно...  Дело получается.  Давай выйдем.
Поговорить надо, — не дожидаясь моего ответа, он резко встал. — Вы
тут, девчонки, посплетничайте пока. Мы на минутку.
     Мы вышли в просторный  холл ресторана. Владислав  увлек меня  в дальний
угол за фонтан и со злостью приглушенным голосом выпалил:
     — Вот же стерва! Не зря ты... Ух и стерва.
     —  Да кто стерва? Если ты со своей Светкой поругался, так не порти
вечер другим.
     — Не Светка...  Ленка нас подставила, вернее тебя,  ну и я за одно
получу. Тебя не брошу.
     —  Ты  толком можешь  объяснить,  как  она меня или нас подставить
могла? Кому, зачем?
     — В танце  Светка мне рассказала. Я ведь говорил ей о тебе. Вот ей
жалко тебя стало... Как увидела тебя... А в танце мне все рассказала.
     — Что рассказала?
     —  Ленка,  стерва.  Похоже  мазохистка  больная.  Извращенная.  Ты
представляешь, мужики к ней липнут, она с ними кокетничает, потом в ресторан
идет. Столик непременно  сама  заказывает,  через  знакомого  своего, а  тот
шестерка, тут же этому мафиози сообщает.
     — Какому мафиози?
     — Ну,  этот, второгодник,  с которым она еще в  школе  дружила.  Я
говорил тебе, он женихов ее еще в молодости с дружками избивал.  А теперь он
вроде мафиози местного стал или рэкетом занимается. Ну, в  общем, она знает,
что как только  столик  через  своего  знакомого заказывает,  он  непременно
сообщит  этому мафиози.  И он прямо  в ресторане,  а чаще  после, в укромном
месте  со своими бандитами подстерегают, и  до полусмерти избивают Ленкиного
ухажера. Вся эта экзекуция непременно  на глазах у Ленки происходить должна.
Кайф она  от этого  большой получает, а может, и кончает. Светка  говорит, в
болезнь у  нее  это  превратилось. Она  однажды призналась Светке,  что даже
иногда оргазм от этих сцен испытывает.
     — А он, этот второгодник бывший, для чего это делает?
     — Да кто его знает, для чего. Может, любит ее по-прежнему,  может,
ему тоже какое-то извращенное удовольствие доставляет. Светка говорит: Ленка
прикидывается  невменяемой,  он  ее после  этой экзекуции  домой  провожает,
остается у нее на ночь. А что они там делают у нее неизвестно.
     — Так что ж он не женится на ней?
     — Тебе-то какая разница — чего не  женится? Говорю  же, вроде
болезни это у Ленки.  Вроде как юность  продолжается. А жениться — один
быт останется. А тут кайф она испытывает, а в быту какой кайф? Больная  она,
Светка  говорит. Да  нам какая разница, о себе надо думать, как  выкрутиться
теперь.
     — Давай уйдем  из  этого ресторана,  раз ты говоришь, что сообщить
этому бывшему второгоднику могут.
     — Поздно. Здесь он уже со  своими подручными. За нами наблюдают...
Светка говорит, он сначала подойдет к нашему столику, очень вежливо попросит
разрешение
     потанцевать  с  Ленкой,  потанцует,  если  не  откажут,  если  откажут,
спокойно  отойдет.  Но  конец всегда один,  подстерегут  и  будут  бить  до,
полусмерти,  вещи,  если есть ценные,  потом  его прихлебатели  поснимают. Я
часы, "ролекс" свой  уже  отдал Светке. Если  есть у тебя чего такого, давай
тоже передам.
     — Нет у меня ничего ценного. Слушай, а как они милиции не боятся?
     —  Говорю же, так  все обставляют... адвокат  у него... Мало того,
еще могут так все выставить, что, якобы, они женщину от насильника защищали.
     -- А Лена, значит, молчит, как свидетель?
     — Молчит, стерва, прикидывается,  будто не  помнит ничего, будто в
шоке была или обмороке. Виноват я перед  тобой. Вляпались мы, но я, кажется,
придумал... Я придумал. Давай, вытворим чего-нибудь,  подеремся, поскандалим
между собой, чтоб в  милицию забрали нас.  Лучше  отсидим в медвытрезвителе,
штраф заплатим, зато не увечными останемся.
     — Ну, уж  нет. Не буду  я им  в угоду наказывать сам  себя.  Давай
уйдем вдвоем через черный ход какой-нибудь,  потом позвонишь  Светке  своей,
такси ей вызовешь.
     — Не уйти  нам, они уже сидят. Уйдем — вернут. Два раза таким
образом получим. Еще и выставят, будто хотели сбежать не расплатившись.
     — Если  выхода нет,  тогда  давай  гулять весело. Хоть на нервах у
этих гадов поиграем. Жалко такой вечер испортился, мне хорошо было.
     — Да как гулять теперь, как?
     — Пойдем вмажем хорошенько, чтоб плевать на все было, расслабимся,
пока есть время. Ты только виду не показывай, не нервничай заранее.
     — Да я что, за себя нервничаю? Я за тебя боюсь.
     — Пойдем.
     Мы  пошли  к   нашему  столику.  Роскошный  большой  ресторан   блистал
великолепием изысканных нарядов дам, их, похоже  неподдельными  украшениями.
Много   совсем  юных   красавиц  среди   вальяжных  мужчин,  тоже   блистали
драгоценностями.  Гуляли  те,  кого называют  "новые  русские". Но они  тоже
Россия. Значит, гуляла Россия, как только она может это делать. С размахом и
удалью.  И размах  еще  непременно  покажет  себя, а пока все было  с чинным
великолепием  и роскошью. Когда  мы сели за наш столик, я сразу наполнил  до
краев бокалы и сказал: "Предлагаю выпить за удовлетворение. Пусть  каждый из
нас  здесь   сидящих   принесет  хоть   миг   удовлетворения   другому.   За
удовлетворение". Мы с  Владиславом  выпили до дна, женщины  по  половине.  Я
пододвинул свой стул  вплотную  к  Лениному стулу, быстро обнял  ее, положив
руку на полуобнаженную в декольте грудь, и заговорил тихонько ей на ухо.
     —  Ты красивая  и  уютная,  Лена, могла бы быть  хорошей  женой  и
матерью.
     Она, сначала как бы смутившись от моего объятия и лежавшей на ее  груди
руки,  попыталась  отстраниться,  но не настойчиво и  тут же наоборот слегка
преклонила  ко мне  голову. Так началась игра  по  их  или ее правилам. И  я
подыгрывал в  ней, как  мог, сам еще не осознавая, зачем  это делаю,  словно
специально  в  угоду  кому-то,  каким-то  темным  силам  приближая печальную
развязку. И она наступила.
     От столика, стоящего рядом с эстрадой, поднялся здоровый мужик с бычьей
шеей.  Он  некоторое  время,  не  отрываясь, смотрел в  нашу  сторону, а как
заиграла  танцевальная  музыка,  застегнул  пиджак  и уверенно направился  к
столику, за которым  сидела  на