сок  стены  отвалился. Вода стала прибывать с меньшим шумом и
усилием. А  вскоре  уровни  жидкости  за  стеной  и  в  темнице
выровнялись  благодаря  закону  сообщающихся сосудов, принятому
незнамо каким верховным советом. И я полез в дыру. Воды за  ней
оказалось   по  грудь  --  очень  неприятная  жидкость.  Мокрая
холодрыга сводила мышцы и сводила с ума. Дыра  вскоре  осталась
позади    слабо    мерцающим    пятном,   посылающим   вдогонку
немногочисленные кванты света.  Я  двигался  почти  наугад.  Но
все-таки  в ту сторону, где приметил лужу с нефтяными разводами
--  правда,  та  встретилась  этажом   повыше.   Пару   раз   я
оскальзывался   и   падал   в   какие-то   ямки.  Ледяная  вода
обрушивалась на мою  голову  и  пыталась  ворваться  в  легкие.
Борьба с ней выкачивала много сил, подводя индикатор мощности к
нулю.
     Но  даже  на  ровной  поверхности  мои  ноги,  онемевшие и
превратившиеся  в  поленья,   двигались   еле-еле.   Я   сделал
прискорбный вывод, что если и захочу, то уже не смогу вернуться
назад. Даже шея задеревенела, и взгляд был тупо воткнут прямо в
кромешную  тьму  передо  мной.  Но все-таки какое-то притяжение
заставило меня, скрипя, провернуть голову вверх  на  совершенно
заледевшем  шейном  шарнире.  Опять  мерцание. Только сверху, с
потолка. Там добрые люди положили решетку люка. Но до нее  пара
метров пустоты. Именно столько, сколько отделяет нижний коридор
от  верхнего.  И  эти два метра еще предстоит осилить с помощью
рук и ног, почти начисто лишенных жизненного тепла.
     Три раза я сваливался со стены.  Четвертого  падения  мне,
наверное,   хватило   бы   для   полного   абзаца.  Но  нашелся
благожелательный кусок стены, представляющий небольшую нишу,  в
которой можно было закрепиться локтями и коленями.
     Решетку  пришлось  поднимать собственной головой. От этого
на ней остались долго незаживающие  вмятины.  А  оказался  я  в
генераторной.  За штабелем из бочек. Поскольку дизель-генератор
старательно тарахтел, то человек, который с ним  возился,  меня
не  услышал (даром, что подопытный, даже уши-шумопеленгаторы не
вырастил!) А иначе механик запросто повязал бы меня,  холодного
и слабого.
     Я  стал осторожно подниматься, опираясь на бочку. Механик,
наконец, что-то ущучил. С физиономией хищной птицы направился к
штабелю, потом вдоль него. Это его и погубило.  Я  как  следует
толкнул  нужный бочонок плечом, отчего тот в падении припечатал
механика. Энтузиаст -- все тут были такими -- выпал  в  твердый
осадок.  А  я,  воодушевившись,  кинулся  к  генератору.  Видно
поторопился. В этот момент дверь распахнулась, и вошел  товарищ
первого  механика,  видимо,  привлеченный  шумом.  Я едва успел
присесть и укрыть свое невыдающееся тело за движком.
     Когда второй механик  оказался  совсем  рядом,  я  взвился
из-за  укрытия,  как цирковая собака, которую поманили кусочком
сахара.
     В  одной  из  точек  своей  траектории  я-таки  приложился
высоким  лбом к увесистой челюсти второго механика, несмотря на
отдачу продолжил перелет через машину и шлепнулся на живот. Мой
соперник тоже рухнул, откинув каблуки, однако попытался тяпнуть
меня ногой. Хоть в голове гулял сплошной звон, я успел ладошкой
смахнуть в сторону вредоносный  башмак.  Затем  недоброжелатель
стал  подниматься.  Наверное,  зря. Я довольно быстро взялся за
ум, крутанулся на руках и, переместив ноги по часовой  стрелке,
сделал  механику подсечку. А потом еще удачно лягнул. В челюсть
или в  шею.  С  испуга,  наверное,  сильно  получилось.  Второй
механик отключился, составив компанию первому.
     Я  направился  к  бочкам,  нашел  более-менее  наполненную
керосинчиком, вытащил ее в коридор и избавив от пробки,  пустил
катиться  вдаль.  За  ней  оставался  широкий керосиновый след.
Другую  бочку  я  направил  в  противоположную  сторону.  Потом
пощелкал  зажигалкой.  Хотя  фитиль  отсырел,  искра до сих пор
появлялась исправно.
     Я   потыкал   взглядом   пространство    производственного
помещения,  затененное  синеватым туманом. Можно было заметить,
куда тянется дымок от дизеля. Я немного побродил и наткнулся на
вытяжку. Даже прикинул, куда она может направлять лишние газы и
вони.  Много  людей   обходили   территорию   "Пчелки"   и   ее
окрестностей,  но  нигде  не  видели пахучей трубы, торчащей из
земли.
     Однако дым можно выводить наружу и не прямо  через  трубу,
а,  например,  через  воду. Такое, например, проделывали хлопцы
Бандеры в своих схронах. Ручеек от этого лишь побольше булькать
станет. Я припомнил, где  имелся  на  поверхности  естественный
водосток. Ага, в лесу, уже за ограждением.
     И  тут  из  коридора  через  открытую дверь проникли то ли
грозные  шумы,  то  ли  недружелюбные  пульсации.  Я   поспешно
выглянул -- так и есть, мой беглый организм обнаружен и накрыт,
ко  мне  гурьбой  торопятся  всякие  мелкие  чудовища  местного
производства. Тролли, выплевывая свои едкие струйки и накидывая
арканчики-жгуты. Пузырьки-упырьки  --  со  скоростью  теннисных
мячиков.  Трубчатые  стрельцы  на своих кривых. Бывшие пациенты
тоже поспешают. В таких условиях мне ничего не оставалось,  как
подпалить  пролитый керосин. Не со зла. Просто сдрефил. Вся эта
кодла меня бы вмиг на атомы разнесла,  не  дожидаясь  судебного
процесса.
     Я  еле  от  иглы  увернулся, когда дверь прикрывал. Однако
керосиновых разводов хватало и в генераторной.  Поэтому  язычки
огня  запрыгали вокруг меня, пытаясь приобщиться к моему обмену
веществ. Рассыпая цветы мата, я бросился к вытяжному отверстию.
     Потом был долгий путь наверх. По узкой ребристой щели. Там
тоже торчали  на  посту  трубчатые  почки-стражи,  но  какие-то
вяловатые,  сонные. Очевидно, из-за постоянного копчения дымом.
Труба  была  поначалу  строго  вертикальной,  а   потом   стала
искривляться  в сторону горизонтали. Теперь можно было полежать
после утомительного карабкания, и тело было благодарно  мне  за
паузу.
     Далее  труба  однозначно брала уклон вниз. Более того, мои
загребущие руки с болезненно растопыренными пальцами неожиданно
зашлепали по воде.  Все  ясно  --  металлоконструкция,  выписав
загогулину, погрузилась в ручей.
     От такого поворота жуть обуяла, ощущения стали отчаянными,
нуждающимися  в  самом  мрачном музыкальном сопровождении. Надо
было нырять, причем в трубе, внутри узкой стискивающей со  всех
сторон  щели.  Она  была тесной и пускала пузыри в воду; я тоже
пускал пузыри. Первая  треть  моего  тела  уже  выпросталась  в
ручей,  а  две  остальных  никак  не  могли  пропихнуться через
выхлопную дыру. Все -- труба, в прямом и переносном смысле! Уже
лиловый туман стал растворять мои мозги, уже  взгляд  угодил  в
знаменитый   черный  тоннель...  но  последний  рывок  все-таки
избавил меня от объятий железяки -- так же, как от  пуговиц  на
рубахе и ширинке. Ура, чужая хренова судьба отпустила меня!
     А   наверху   меня  ждала  съемочная  группа.  Как  раз  в
нескольких метрах от того места, где я вынырнул, ловя тревожным
ртом кислород. Бореев, Сайко  и  многие  другие  с  камерами  и
микрофонами.  Даже сейчас они не помогли мне доплыть до берега,
но встречали, как космонавта. С бурными аплодисментами.
     -- Так вы  следили  за  мной  с  самого  начала?--  злобно
уточнил  я,  поднимаясь  на  дрожащие  ноги  и пытаясь удержать
ниспадающие штаны, после того как немного пропыхтелся.
     -- Не с самого  начала,  но  следили,--  отозвался  Сайко,
только   уже  не  пожухлый,  а  снова  бодрый  и  румяный,  как
свежеиспеченный  колобок.--  Еще  утром  мы  вскрыли  несколько
колодцев,  ведущих  в  законсервированный  командный пункт. Что
любопытно,  о  нем  забыли  уже  в  середине  пятидесятых.  Нам
пришлось  покопаться  в  архивах, чтобы найти хоть какую-нибудь
информашку, не говоря уж о  документации.  Ты  знаешь,  в  этом
бункере бывал сам Берия...
     На   моем   лице,  наверное,  не  отразился  краеведческий
интерес, поэтому дед-генерал спешно переключился.
     -- Ты не думай плохого, мы сразу стали искать  и  тебя,  и
Андрея  Пахомыча,  и  лейтенанта  Туманова,  но  поначалу у нас
возникли естественные трудности. Они всегда возникают... Раньше
вот во всем шпионы, враги  народа  были  виноваты...  Как  там,
кстати, Пахомыч и лейтенант поживают?
     -- Так себе. Они уже покойники.
     --  Ай-яй-яй.  Впрочем,  мы  об  этом  догадывались. Мы же
опустили  после  обеда   несколько   микрофонов,   потом   даже
видеокамеры. Все это здорово смотрится.
     -- Что здорово? Там, внизу, может, люди горят.
     --  Да  какие  это  люди, Глеб? Ты же сам их и подпалил, и
поделом... Да,  ладно,  ладно,  вытащат  их.  Если  там  что-то
останется...
     Сайко   еще   продолжал  трындеть,  но  я  уже  задумался,
вытираясь махровым полотенцем... А ведь Фима, похоже, помог мне
выбраться. Ведь не кинулись же за мной эти уроды, когда  я  еще
только-только  из  темницы  выбрался.  И  не  потому, что я так
хорошо накормил  почки-датчики  своей  кровью.  А  потому,  что
Гольденберг  сидел  в  подземной  пультовой.  Значит, Фима смог
сохранить свой человеческий фактор.
     Перед не слишком четким взором запорхала клякса Апсу.
     "Я заботился о тебе, только никак проявится не мог.  Иначе
эти  чудища ударили бы меня снаружи внутрь и изнутри наружу. Но
твоя судьба, хоть покореженная, при тебе осталась."
     "Спасибо за столь ненавязчивую опеку. Буду и  впредь  свою
судьбу беречь, как стекляный хрен."
     А  может, и светлобронированный друг-витязь пособил мне не
сбиться с курса в сторону Сцилл, Харибд и прочих наглых морд.
     -- Глеб Александрович, мы не только  следили,--  обратился
веселый  Бореев.--  Мы  анализировали  и  принимали  решения. И
товарищи наверху тоже в курсе наших происшествий.  Вначале,  не
скрою,  они  были  не  слишком  довольны. Но, когда мы получили
столь  интересные  результаты,  они  быстро  сменили  гнев   на
милость,  а  милость, возможно, сменится на важные решения. Так
что со дня на день надо ждать посланца.
     Значит,  продолжение  следует.   Дело,   конечно,   не   в
подопытных,  а  в  Борееве.  Похоже, настает пункт последний из
Фиминой  тетрадки.   Научный   руководитель   проставит   точку
"собирание  искр", и в наш мир протянется энергетический канал.
Кто к нему присосется? Покончено ли с притязаниями Отверженных?
Удастся ли отвязаться от Апсу?

     14.

     Из  подопытных  уцелело  пятнадцать  человек.  Не   только
уцелело,  но собиралось еще долго и счастливо жить. Их вытащили
с помощью мощного экскаватора,  обгоревших  и  буйных.  Вначале
угомонили,   переодев   в   смирительные   рубашки   и   нанеся
умиротворяющие уколы, потом стали лечить от ожогов. По счастью,
травматический шок избавил наших пациентов от мнения, будто они
представляют различные божества. А вся  сомнительная  продукция
подземной  колонии  --  многообразные почки и слизни -- сгорела
дотла.
     Осталось  же  внизу  только  двое   бегунков.   Холодилин,
которого   сгубил   еще   обрушившийся   земляной  тоннель,  да
Некудыкин-Саид. Впрочем, где сейчас подлинный  Саид-Бел,  можно
было  лишь  гадать.  Гадать,  как  гаруспики  по  внутренностям
барана, как авгуры по полету птиц, как шаманы под  воздействием
сока отборных мухоморов (то есть, "под мухой").
     Вскоре  выяснилось, что то самое стопроцентно управляемое,
подвластное, целесообразное во всех  частях  общество-организм,
которое   строил   внизу   Некудыкин-Саид,   теперь  собирается
создавать на поверхности земли вечно бодрый Бореев. Под  чутким
присмотром  товарищей с нашего советского Олимпа, или, может, с
нашей Вавилонской башни.
     Рискуя  стать  параноиком,  я  считал,  что   судьбоносная
нечистая сила прочно угнездились в мудреце Михаиле Анатольевиче
(если   учесть   его  зацикленность  и  неукротимость)  и  тоже
собирается чутко руководить процессом. Мне  казалось,  что  она
готовит   свой   следующий  ход,  и  это  отзывалось  тоской  в
подвздошной области. Ведь нечистая сила, пусть  и  отверженная,
но видит меня сверху маленьким забавным человечком, мельтешащим
на игровом поле. Она, благодаря высоте своего положения, знает,
как меня уконтрапупить и погнать в нужную ей степь.
     Напряжение  росло  и  в  окружающей  среде, потому что все
ожидали   появления   по-настоящему   важного    человека.    И
действительно,  из  правительственных  сфер  спустился помощник
генерального секретаря. Совещался он с  Бореевым  и  Сайко  без
моего участия. Затем остался додумывать на ночь.
     А  утром  следующего  дня  вся  эта  тройка вызвала меня в
резервную пультовую, как сказано было, "на чашку чаю".  Во  мне
сразу  все  физиологические  жидкости стали густеть и протекать
медленнее.  Я  даже  нутром,  позвоночником   там,   кишочками,
почувствовал,   что  угодил  в  следующий  предназначенный  мне
переплет.
     У  помощника  была  гладкая  физиономия   без   каких-либо
отличительных  черт.  Как  бы ни усов, ни бровей, ни ресниц, ни
глаз, ни носа.  Такие  и  в  ГБ,  и  в  партии  на  важных,  но
закулисных  постах.  Эдакая  кабинетная  тень  своего  хозяина.
"Закулисность" сказывалась и в том,  что  помощник  генсека  не
разу  не  обратился  ко мне напрямки, а только тихо и вкрадчиво
общался с  моими  непосредственными  начальниками.  Однако  все
время   олицетворял  незримое  присутствие  Державы  и  наличие
большого общего дела.
     -- Глеб Александрович, спешу вас  обрадовать...  --  начал
Бореев,  чья  щуплая  скромная  фигурка из-за обилия полномочий
казалось теперь высеченной из гранита.
     Да, не зря  все-таки  меня  поспешили  обрадовать  первым.
Наверное, моя пешка будет бита тоже первой. Я так напрягся, что
даже не расслышал несколько отпущенных профессором фраз.
     -- ...итак, товарищ майор, эксперимент станем проводить на
новом  и,  естественно,  более  высоком  уровне.  Как  вы могли
заметить еще на прежних этапах, образование крепкой  социальной
микросистемки  начиналось с выделения лидера. Лидер был центром
кристаллизации, если угодно источником резонанса.
     Ага, я уже кое-что улавливаю. Пора возмутиться.
     -- Какая социальная микросистемка? Ваши микросистемы  были
не  социальными,  а  биологическими.  Биологическими!  Я это на
собственной шкуре отчетливо почувствовал.
     -- Ну и прекрасно,-- весело отреагировал Бореев.--  Пускай
лидер  был  и  биологическим,  и  социальным. Пускай, он помимо
зажигательных речей источал еще привлекательные запахи. Нас эта
конкретика не шибко волнует.  Мы  просто  вызываем  необходимые
силы судьбы, а уж они устраивают все как нужно.
     За гранитным монументом Бореева сгустились какие-то тени.
     -- Итак, Глеб Александрович. Сейчас партия и правительство
поставили  перед  нами задачу -- провести генеральную репетицию
по формированию лидера. Если вернее, вождя, не  побоимся  этого
веского   слова.   Поскольку   вы   показали   себя  стойким  и
инициативным офицером, то предлагаю вам согласиться на  участие
в этой самой репетиции. Можно сказать, что родина выбрала вас.
     Вот  он,  подкравшийся  капец!  Тени,  игравшие  за спиной
профессора Бореева, приобрели  очертания  округлого  Нергала  с
алыми  губами  и  Энлиля  с резкими геометрическими плоскостями
лица. Они, кажется были довольны. Я даже привстал,  но  тут  же
вернулся  задницей обратно -- под осуждающим и дисциплинирующим
взглядом Сайко.
     В меня, в коммуниста, хотят бойко вселить бесов!  Впрочем,
леший  его  знает  --  может, коммунисты для этого дела годятся
больше всех остальных... Не стал  Бореев  тратить  драгоценного
времени  на  уговоры.  Даже  премии  не пообещал или опять-таки
правительственной награды, какой-нибудь медали  во  всю  грудь.
"Стойкий   и   инициативный  офицер."  Поскольку  инициативный,
значит, мне это мероприятие самому надобно, и я сам предпочитаю
садиться на острый кол вместо стула.
     --  Глеб  Александрович,  я  уверен,  что  все  закончится
благополучно,  с  песнями. Ваша воля предотвратит нежелательные
последствия. Вы ведь уже догадались, что  воля  --  это  костяк
судьбы.   После   удачного   эксперимента   кто-то  из  высшего
руководства  страны  получит   научным   образом   выработанное
лидерство,  иначе  говоря,  непререкаемую  харизму -- то, что у
китайцев  называлось  "дэ",  у  христиан  "благодатью".  Власть
станет, как говорится, сакральной...
     Ага,  сакральная  власть  на  базе  приятного  зловония  и
гипнотических пассов, исходящих от лидера.
     --  ...это  будет   толчком   к   глубоким   положительным
переменам, к резкому приближению Светлого Будущего.
     --  Но  ведь  у нас, Михаил Анатольевич, завались опытного
материала.  Гражданин  Некудыкин  уже   оснащался   лидерством,
которое было выделано самым разнаучным способом.
     Однако  Бореев  почти  дословно скопировал подземные слова
Саида.
     -- Некудыкин --  психически  больной  человек.  Он  совсем
"того".   Его   личность   не  сравнима  с  вашей  --  волевой,
содержательной и целостной. Она разрегулирована,  расщеплена  и
скудна  по  части  внутренней  энергии. Именно поэтому резонанс
приобрел нездоровый характер, привлек  совершенно  посторонние,
ненужные  матрицы. Из-за них на предыдущей фазе эксперимента мы
имели столько издержек откровенно мерзопакостного вида.
     Никакой надежды на  Бореева  не  оставалось,  я  для  него
представлял     всего-навсего    подходящий    "нерасщепленный"
(покамест) материал. Товарищ ученый, похоже,  заведен  лишь  на
то, чтоб услужать хозяевам с "той стороны".
     Энлиль   неуклюже,   но   ехидно   улыбался.   Нергал,  не
церемонясь, строил мне рожи. Демоны сообща с  учеными  выписали
мне   судьбу,   которая,  как  огромная  гадина,  уже  начинала
заглатывать меня, двигаясь от головы к сапогам.
     Я глянул мятущимся взором на Сайко. Тот покачал румяной  и
седой  головой,  похожей  сейчас  на тыкву, венчающую огородное
чучело.
     -- Глеб,  скажу  откровенно,  твою  кандидатуру  никто  не
выбирал.   Она  была  единственно  возможной.  Тебе  никуда  не
рыпнуться. Пойми, все запрограммировано.  Признай,  что  реестр
твоих  шалостей  выглядит  значительным.  Одного пункта из него
достаточно, чтобы размазать  тебя  по  стене...  Но  если  твою
"содержательную   личность",   несмотря   на   все   грешки   и
провинности, не положили  под  трибунал,  значит,  было  что-то
важнее грехов.
     -- И что же?
     --  Проект  генерального  эксперимента. Конечно, в течение
этих   последних   лет   мы    немало    налюбовались    твоими
импровизациями, но все ключевые моменты были не случайными, они
родились  в  наших  планах,  он значились в наших графиках. Мы,
можно сказать, сочиняли твою судьбу.
     Раз-два, и я оказался куклой на  ниточках  со  многолетним
стажем. Кто только не занимался моей судьбой -- все, кроме меня
самого.
     --  Между  прочим,  после обращения за врачебной помощью к
Пинесу, я кое о чем догадался, Виталий Афанасьевич. Но за  счет
своего фальшивого приволья так и не усек, что хожу на привязи.
     --  Вот  и славно, без комплексов тебе лучше работалось,--
порадовался за меня генерал.
     --  А  майор  Безуглов  в   ваших   планах-графиках   тоже
фигурировал?
     --  Безуглов  выполнял  наши указания, когда покрывал твой
мухлеж с секретной папкой и журналом. Гражданку  Розенштейн  мы
выпустили ради чистоты эксперимента, правильно сделали, она нам
пригодилась  на южном полигоне. Не бойся, в итоге она вернулась
в Бостон. Пинес плясал под нашу дудку, когда дарил тебе  нужные
таблеточки.  Ты, конечно, хочешь поинтересоваться о Затуллине и
Киянове. Они, конечно, не подозревали ни ухом ни рылом о  наших
задумках,  однако  попали  на  игровое  поле,  в  линию  пешек,
благодаря нам. Мы спровоцировали и твой побег в  Ираке.  Только
не  надо  жаловаться и слать письма в ООН, что мы-де без спросу
скормили  тебя   метантропным   матрицам.   Затуллин,   Киянов,
Остапенко