ложил  взведенный   палец   на
спусковой крючок.
     Все вокруг заросло травой, которая с каждым шагом делалась
выше и  гуще. Следов я практически уже не различал, а брел там,
где стебли были примяты сапогами впереди  идущего.  И  вдруг...
проклюнулось...   воздух   пронзили  взбудораженные  пульсации,
словно заиграли бесконечные и  неслышные  струны.  И  пульсации
своими  неприятными  напряжениями посоветовали мне не двигаться
вперед или вправо.  Дальше  прогулка  стала  веселее.  Одна  из
пульсаций  растормошила  меня, словно я оказался под водопадом.
Даже  растрепала  и  разбросала.  Какая-то  моя   сознающая   и
наблюдающая  частица  взлетела, и я увидел всю местность сверху
--  нечетким  взглядом  насекомого.  Причем   размытый   пейзаж
украшали два багровых силуэта. Идущие за мной?
     Я  снова,  собравшись  воедино, занял прежнюю человеческую
позицию и задумался до скрипа в мозгах.  Неужели  надо  бросить
след  из-за  какого-то  помутнения  в  глазах? Все-таки я решил
послушаться своей экстрасенсорики -- она мне  дорогого  стоила,
если учесть страдания в Бореевской клетке. И, как-никак, только
первосортная шизия позволила мне недавно повторить подвиг Ноя и
преодолеть воды мини-потопа.
     Когда  я  резко  свернул  влево,  то  уловил сзади шелест.
Ветерок дунул? Или кто-то, опустив нос, держал  все  это  время
мой  след,  обозначенный  смятой  растительностью,  и  когда  я
отвалил в сторону, тоже припустил за мной, отчего  трава  стала
хлестать преследователя по ногам?
     Я   постарался  стать  незаметнее  и  дальше  припустил  в
полусогнутой неудобной позиции. Шелест сзади  стал  отчетливее.
Точно,  за мной кто-то бежит с полной резвостью. На мгновение я
остановился и, распрямившись,  глянул  назад.  Тут  же  ударили
очереди,  пули  пропели  совсем  рядом.  Стреляли двое, Маков и
Колесников, подгоняя свинцовые стежки  к  моей  фигуре.  Я  эти
личности   сразу  распознал.  Вот  так,  использовали  товарища
подполковника вместо живца и зашли мне в тыл. Не откажешь им  в
охотничьей  изобретательности.  Или  просто  Серега использовал
отработанный в Долгопрудном  приемчик?  Небось,  охотились  там
друг за другом на "продленке".
     Все  это я обмысливал на бегу, после того как выпустил три
или  четыре  пули  по   преследователям   --   такая   скудость
определялась  тем,  что  рожок-то  имелся  всего один. А бывшие
товарищи, почти не пригибаясь -- знали,  гады,  про  дефицит  у
меня патронов -- гнались следом чуть ли не с криком "ура". Один
частил  из пистолет-пулемета пулями сорок пятого калибра THV,--
я "Ингрэм" по темпу стрельбы опознал,-- второй  за  милую  душу
садил из "Калашникова". А я был фактически на ровной местности,
трава  иногда  прикрывала меня от пронзительных взглядов, но не
от свинца. Кроме того,  расстояние  между  мной  и  догоняющими
здоровяками  все  более  сокращалось.  Еще немного, и останется
последнее -- кинуться навстречу  врагам,  пытаясь  задушить  их
носками.
     Эта  крайняя  мера  не  понадобилась, потому что я заметил
кусты с двумя обломанными ветками.  Какой-то  местный  дорожный
знак?  Типа "снизить скорость до трех километров в час"? Только
не написано, послушаются ли его преследователи. А  может,  знак
указывает, что поблизости ресторан или танцплощадка?
     Проблема  выбора практически не стояла. Я мигом обернулся,
выпустил  короткую  очередь  в  сторону  Сереги,  а  когда  мои
охотники  ненадолго побеспокоились о своей безопасности, юркнул
в те самые помеченные кустики. Помню  только,  что  когда  стал
продираться через них, полетел какой-то пух. Особенно много его
оставалось  позади  меня, целое облако образовалось, но кое-что
залетело и в мою носоглотку. Отчего вначале стало горько,  а  а
затем  обидно,  потому что все поплыло перед глазами, принялось
растягиваться  или  расплываться.  Мои  ножки  показались   мне
коротенькими  и  тоненькими как две спички, здоровенные ботинки
-- кукольными тапочками, руки же, напротив, -- похожими на  два
бревна.  Я помню, что тянулся на брюхе, пытаясь не отключиться,
ноги стали смахивать на хвост  тюленя,  потом  на  волокушу,  а
автомат  --  на  пушку  "Большая  Берта".  Я видел самого себя,
ползущего как подстреленный крокодил, в  метре  впереди;  сзади
тоже   трепыхалась   моя  измученная  фигура.  Образовалась  из
двигающихся  по-пластунски  майоров  фроловых  целая   цепочка,
соединяющая прошлое и будущее.
     В  итоге,  тот  передовой  двойник,  который  находился  в
будущем, все-таки поднялся на ноги, и я с трудом последовал его
примеру.
     Я  все-таки  взгромоздился  на  такие  тоненькие  гнущиеся
ножки,  и  снова  побежал,  причем  почва  пыталась взлететь то
вверх, то вбок, то обогнуть меня со всех  сторон.  Сколько  это
продолжалось   --  неясно;  наконец  я  рухнул  окончательно  и
бесповоротно. Облака стали мазать меня какой-то манной кашей, а
земля выворачиваться и превращаться в огромный горшок, ноги  же
длинными зелеными корнями тянулись куда-то в его центр.
     Потом все застыло и медленно растаяло, меж прищуренных век
забрезжил  свет  нормального  дня,  где вещи занимали положеный
объем и  находились  на  своих  штатных  местах.  Я  глянул  на
циферблат. Прошло минимум два часа после того каверзного куста,
который  мгновенно  подействовал на меня, как ЛСД. Интересно, а
какое влияние он оказал на моих бывших товарищей? Стали они еще
вреднее?
     А вообще, все здесь  какое-то  особенное  --  и  флора,  и
фауна.   Мутация   на   мутации,   обстановка,   прямо  скажем,
агрессивная. Представить только какой-нибудь наш парк, заросший
вот таким  ЛСДэшным  кустарником,  или  тех  самых  сколопендр,
вылезающих  погреться  из  подвала  дома  на  вашу кухоньку. Да
водись такое "добро" по всей Земле, мы бы состояли до сих пор в
дикарях-троглодитах, из своих нор не  вылезали  бы  даже  нужду
справить.  А  то  бы  и  вымерли  от  наркомании. Но судьба нас
миловала.
     А здесь, на этом кусочке пространства, что же,  свернулась
колечком  другая  судьба?  Может,  это  заповедник, куда сунули
особо  активные  матрицы,  чтобы  они   баловались   мутациями,
уродствами  и всякой такой дичиной, но не лезли в обычный мир с
его рутиной и четкими правилами?
     Когда я снова поднялся на ноги, голову кружило, а туловище
шатало. Вообще было так паршиво, что казалось,  пристрели  меня
кто-нибудь  сейчас,  то  услышал  бы  в ответ только "спасибо".
Однако я проверил, все ли месте. Автомат был при мне,-- хорошо,
что зацепился за шею,-- и вещмешок, из которого я выудил  кусок
шоколада.  Вкуса его не почувствовал, но несколько полегчало от
перемещения еды вовнутрь меня и  вдоль  организма.  Я  собрался
было в путь, как вдруг послышалось.
     -- Эй, подожди, поговорить надо, да.
     Пальцы  мои  автоматически  потянулись  к ручке автомата и
спусковому крючку, но тут раздался недвусмысленный звук --  так
щелкает взводимый курок.
     -- Не надо резких движений, товарищ майор.
     Я  как  услышал эти слова "нэ нада рэзких двыжэни, таварыш
маиор", так сразу многое понял. Но все-таки чуть обернул голову
и скосил глаза. На  кривом  низкорослом  деревце  сидел  Хасан,
уставя  на  меня  пистолет  -- кажется, "Детоникс" сорок пятого
калибра.
     Вот так изъятие оружия. "Слона" у Абдаллы и не  приметили.
Впрочем,  если  Хася  непринужденно  таскал  "Ингрэм  М10"  под
плащом, то что уж говорить о короткоствольном пистолете?
     Хотя, что я думаю о какой-то  дребедени.  Кажется,  настал
конец  света  -- конкретно для меня. Хасан недурно разыграл всю
эту историю с моим побегом,  в  конце  которого  меня  встретил
черный глазок его пистолета, готовый посмотреть на мои мозги.
     --  Эй,  Хася,  ты  сюда пришел по объявлению, вывешенному
подполковником Остапенко? Дескать, пропал  майор  серого  вида,
грязного  цвета,  без усов. Хочешь вернуть меня владельцу? Или,
может, в знак подтверждения нерушимой советско-иракской  дружбы
достаточно принести только мои уши?
     --   Зачем   уши?  Я  бы  взял  голову,  у  меня  как  раз
полиэтиленовый пакет имеется. Повесь автомат на эту  ветку,  он
нам мешает.
     Когда  я выполнил указание, Хася спрятал свой "Детоникс" в
карман. Однако, ему дотянуться до оружия будет во всяком случае
проще, чем мне.
     -- Ну, о чем ты собрался пообщаться со мной, Хасан?
     -- О Гильгамеше и Энкиду.
     -- Ого, значит дальше  мы  станем  путешествовать  вместе.
Интересно, как распределятся роли. Кто будет царем города Урук,
а кто дикарем?
     Где-то вдалеке раздались звуки, похожие на выстрелы. Кто в
кого палит?  В  лучшем  случае,  кто-то  из моих прежних коллег
опять  стреляет   ящериц.   Впрочем,   эти   звуки   не   особо
заинтересовали моего собеседника.
     --  Вах, не торопись распределять роли. Пока что ты, майор
Глеб,  отправишься  один.   В   эту   ДВЕРЬ   каждый   проходит
самостоятельно.  Ты  будешь  первым -- Яхья отметил тебя. Учти,
все что происходит с тобой сейчас -- это еще цветочки. Ты  пока
в ПРЕДДВЕРЬИ.
     --  Что  должен  я,  вернее  я с тобой, там достать? Траву
бессмертия?
     -- Почти. Источник познания  и  жизни.  Манда-ди-Хайя.  Он
неподалеку, я уже улавливаю его благоухание...
     На  секунду Абдалла принял обалделый вид, как будто крепко
затянулся гашишным дымком. Я уже прикинул,  как  мне  взять  на
излом руку арабского товарища, сжимающую "Детоникс".
     Но Хасан быстро воспрял и, сверкнув глазом, произнес:
     -- А теперь посмотри вот на тот красивый куст.
     Когда  я  в  точности  исполнил приказание этого шизика, а
потом тихонько вернул зрачки на прежнее место,  то  понял,  что
Хасана  вместе  с  его  "Детониксом"  поблизости нет. А вот мой
автомат по-прежнему висит  на  ветке.  Так  что  я  забрал  его
обратно   с  большим  удовольствием.  И  вообще,  в  результате
чудесного избавления апатия  испарилась,  вернулись  радость  и
аппетит. Уже двинувшись в путь, я мигом уплел все, что лежало в
обертке  с  надписью  "шоколад". Чуть было не бросил скомканную
бумажку на траву-мураву, а потом  вспомнил  --  это  именно  та
небрежность,   которая   требуется   ищейкам.  Серега  и  Коля,
наверное, уже очухались, да  и  бравый  Илья  Петрович,  скорее
всего, не дремлет, а топорщит свои усы, хищно втягивая воздух.
     Я  миновал  островок и вновь зашлепал по воде -- так легче
было замести следы. Добросовестно удивился,  заметив,  что  тут
смело  произрастают  вполне  плакучие  российские  ивы. А потом
попал в заросли высоченного камыша, который,  как  и  многое  в
этих  краях,  прямо-таки  дребезжал  и  звенел  от насыщенности
жизненной силой. Воды было всего по щиколотку, однако то и дело
попадалась трава, похожая на нашу осоку, только более острая, с
каким-то синеватым  отливом,  словно  бы  металлизированная,  с
утолщенным   книзу   стеблем.   Я  старался  с  этой  паскудной
растительностью  дела  не  иметь.  Особенно   не   топтать   ее
башмаками.  А  когда  я  все  же  случайно давил ее в воде, она
выпускала стайки пузырьков. Газированная она, что  ли?  Кстати,
тут  и  там  гнили  тушки  погубленных  этой  сволочной  травой
насекомых, птичек и лягушек.
     По воздуху слабо раскатился звук "эрр". Странный,  не  наш
звук. Я несколько раз шагнул навстречу этому "эрр". В атмосфере
запорхали и другие звуки. Имеющие отношение к чужому языку. Еще
пяток шагов, и я стал раздвигать стебли, мешающие дальнобойному
взгляду.
     По  воде,  метрах  в  сорока  от меня, проплывала довольно
большая  надувная  лодка,  в  которой  сидело  трое  человек  и
переговаривалось  по-английски  с  американским  акцентом, я бы
даже сказал с  акцентом  Новой  Англии  --  Массачуссетса  или,
допустим,  Вермонта. Причем один голос явно принадлежал бабьему
рту. Бостонские врачи? То есть цэрэушники. Впрочем,  какое  мне
дело, ни сдаваться им в плен, ни дружить с ними я не намерен.
     Неожиданно  я  заметил, что рука измазана в крови. До чего
же осточертела такая ботаника! Трава запросто рассекла  кожаный
покров,  а  мне  хоть хны, как будто она заботливо подпустила в
ранки  анестизирующие  средства.  Причем  те  острые  стебли  с
зубчиками,  что  собственноручно меня раскромсали, из синеватых
стали красноватыми. И трава, оказывается, вампирить умеет. Я то
с праведным гневом посматривал на упырьские стебли, то на  свою
ладонь,  которая  не  желала  заживать  и  все сочилась кровью.
Поэтому не заметил, что плавсредство заложило  поворот,  и  моя
фигура стала видна тем, кто составлял экипаж.
     Мы  засекли  друг дружку практически одновременно. И сразу
один из людей, сидевших  на  корме,  стал  наставлять  на  меня
какой-то предмет. Судя по металлическому блеску, его можно было
смело  отнести  к  категории  "оружие".  Вернее, к подкатегории
"короткоствольные пистолет-пулеметы".
     -- Эй, вы чего там задумали, засранцы?-- мощно вылетело из
моей глотки,-- не надо мне ваших долларов... я вас не знаю,  вы
меня... да, катитесь вы... fuck you...
     Однако вид окровавленной руки в чем-то окончательно убедил
американцев,  и  над  моей  головой свистнуло несколько пуль. Я
выстрелил наудачу, -- но по-моему даже  попал  в  лодку,  --  и
бросился   наутек.   А  по  дороге  соображал,  что  чекисты  с
цэрэушниками уже, наверное, поцапались.  Не  зря  же  я  слышал
гавканье   стреляющих   стволов.   Напрасно   я   поднял  руку,
окропленную красным. Наверное, штатники решили, что именно меня
они подранили в недавней стычке.
     Вот так, меня теперь желают подстрелить как советская, так
и американская команда. Может, им вообще соревнование  устроить
с   моей  продырявленной  черепушкой  в  виде  главного  приза?
Предлагаю это дело культурно устроить  вместо  лос-анджелесской
олимпиады,   на   которой   атлетам   двух   стран  не  суждено
встретиться.
     Я  попытался  изгнать  обиду,  чтобы  смогли  родиться   и
как-нибудь помочь мне полезные мысли.
     Во-первых,  где  я  нахожусь? Доподлинно известно лишь то,
что,  едва  выбравшись  из  Василисы,  я  стал   двигаться   на
северо-запад. Остальное или неизвестно, или не доподлинно. Судя
по  тому,  где  встало  солнце  и  куда  оно  переместилось,  я
уклонился  к  северу.  Затем  я  долгое  время   метался,   как
броуновская частица. Сейчас солнце движется к земле, хоть оно и
в  дымке,  но  лоб жарит весьма прилично. Значит, где-то четыре
или пять вечера. Пора завести часы, которые отдыхают с  ночи...
Кажется,  я  теперь  напоминаю старика Авраама, у которого ноги
умнее, чем голова... Стоп, еще немного, и я начну сверять  свою
жизнь с тетрадкой Фимы, где про вышеупомянутый персонаж кое-что
чиркнуто... Ой, до чего некудышные мысли.
     Надо   сосредоточиться   и   определить,   где   находится
юго-запад. Должен же он где-то находится. И двигаться  туда,  в
сторону  озера  Эль-Хаммар.  Самым  идеальным было бы добраться
водой на какой-нибудь корытине до Басры. А там хоть и река,  но
уже  морской  порт,  можно договориться с капитанишкой попроще,
греком или пакистанцем, которому требуется матросик на говняную
работу, или попробовать сунуться в Кувейт. Тридцать долларов  у
меня  в  кармане, продам еще массивное обручальное кольцо, часы
"командирские"  и  автомат.  Все  эти  средства   помогут   мне
расплатиться с перевозчиками и договориться со служивыми людьми
--  полицейскими или таможениками. Надеюсь, конечно. Главное --
не попадаться иракским  органам  безопасности.  От  них  прямая
дорога  на  Лубянку.  И  при  первой  же возможности надо будет
напялить на себя местный прикид. Серые и просторные для гуляния
воздуха  портки,   длинную   рубаху-дишдашу,   на   голову   --
платок-яшмаг.   Еще  физиономию  слегка  грязью  подмазать  для
имитации смуглости. Арабский у меня,  конечно,  не  безупречен,
особенно  разговорный,  но можно назваться курдом или черкесом.
Среди них все-таки  голубоглазые  почаще  попадаются.  Ага,  не
забыть  еще,  что  я буду считаться суннитом, то есть ни в коем
случае не цитировать шиитский ахбар.
     А что касается погони, то, может быть, мои бывшие  коллеги
и  господа  цэрэушники  успешно перетрахают друг друга. Ребята,
разве вы не хотите  занять  свои  мужественные  силы  настоящей
дракой?
     Я  уже держал путь на запад, ноги научились почти бесшумно
ходить по  мелкой  воде,  глаз  стал  выделять  приметы  чужого
присутствия.  Где  возится среди тростника цапля, где пробрался
зверь покрупнее, вроде кабана, слегка примяв  стебли  и  вызвав
череду  пузырьков  на  воде.  Уши  теперь  различали  далекие и
близкие, всполошные или спокойные  крики  птиц,  определяли  по
жужжанию,  где  находится  облако  гнуса, а где тревожно или же
из-за радости общения расквакались лягушки. Все это происходило
в  автоматическом  режиме,  а  незанятые  лобные   доли   могли
предаваться  чему-нибудь  другому. Например, обмысливанию ранее
непримеченных подробностей..
     Тот  женский  голос   с   новоанглийским   акцентом,   что
послышался   с   надувной  лодки,  возможно,  принадлежал  Лизе
Розенштейн,  Лиз  Роузнстайн.  Хотя  начальство,--  то,  что  в
Лэнгли,--  могло  со  времен  прошлой поездки уже поменять одну
даму на другую. Надеюсь, во всяком случае, что я своей  пулькой
не  угостил  особу  женского  пола.  Наверное, это все-таки был
Лизин голосок -- кажется, я опознал сочный тембр. Да и вряд  ли
среди  коренных  американок  найдется много охотниц побродить в
компании пяти мужиков, да  еще  в  болотах  южной  Месопотамии.
Между  прочим,  сомнительно, что цэрэушное начальство направило
бы в составе своей оперативной группы даму. Из этого  вытекает,
что  Лиза,  скорее всего, просто доктор-доброволец, и таким вот
рискованным образом пытается устроить  себе  хоть  какую-нибудь
карьеру на новой родине.
     Вот я уже и засомневался в версии родного руководства, что
мы не  покладая  живота  своего боремся с командой цэрэушников.
Впрочем раньше  я  и  не  проверял  соображения  начальства  на
логическую крепость. Мне было совершенно все равно, против кого
мы    проводим    операцию    --   против   западных   шпионов,
врачей-добровольцев или,  например,  десанта  марсиан.  Главное
состояло  в  другом -- в СЛУЖБЕ большому делу, в ВЕРНОСТИ нашей
системе.
     Верность и преданность. Вот  что  на  самом  дело  держало
всегда  меня  вместо  ног.  Мне  было  плевать,  эффективно или
неэффективно, качественно или некачественно наша система  родит
буханки,  телевизоры,  ботинки и трусы. Главное в другом -- она
была мощна, величественна, по-своему красива, и могла взять то,
что не получалось сделать самой, она всегда прет  вперед  и  не
угомонится, пока на красном Марсе не появится планетный комитет
КПСС.  Рим  тоже  прославился не своими философами, торгашами и
работягами, но своими  солдатами,  своим  военным  мастерством,
своим напором и неукротимым духом.
     Но  сейчас  я  остался без системы, как самурай без своего
господина. Сюзерен отказался от меня, а я не смог устроить себе
маленькое  харакири  и  решил  жить  по  собственным  приказам.
Способен ли волк, оставшийся без стаи, охотиться в одиночку? Во
всяком  случае,  "сивильник"  не  врал,  новые насыщенные волей
стремления пробили для моей жизни новое русло.
     Внезапно моя недремлющая подкорка просигналила: напрягись,
тут недавно побывало  что-то  крупное,  вроде  медведя.  Однако
медведи,  насколько  мне известно, в этих краях не водятся. Так
может, тут прогулялось несколько медведеподобных  сограждан?  Я
взял  автомат  наизготовку, ладонь легла на скобу, указательный
палец  опустился  на  спусковой  крючок,  а  большой   поставил
переводчик  огня  на  одиночные  выстрелы.  Расходовать патроны
попусту мне противопоказано.
     Я шагнул вперед и внезапно упавшая завеса, раздробив меня,
разбросала брызгами по воде. После этого я  словно  расстелился
по   ее   поверхности,   стал  легким  течением,  рябью,  силой
поверхностного натяжения,  надводным  ветерком,  водорослями  и