лент,  которым  каждый  мой  шаг добавлял упругости.
Проскочившие  через  завесу  демоны,  слуги   богини,   обретая
электромагнитную  природу,  летели  на меня, разогревали в моей
истрепанной плоти дополнительный жар и раздували  боль  в  едва
заживших дырах. А ведь всего один разок -- и свободен!
     Был  момент,  когда упругая сила и гадкие ощущения чуть не
швырнули меня обратно. Владычица Иштар уже встала на моем  пути
золотым  идолом.  Вся  энергия, что имелась во мне, скопилась в
нижней части живота и играла сугубо  отрицательную  сексуальную
роль.   Я   попробовал   почувствовать   пульс  земли.  Он  был
характерным, выражающим долготерпение. Но передать ему ненужные
секс-мощности не удалось. Матрицы  или  демоны,  олицетворяющие
землю, завернули их назад. Точно так же получилось с воздухом и
небом.
     Что  еще способно выручить меня? Как вырваться из владений
Отверженных, если они кругом? От них удрать  столь  же  сложно,
как,  например,  из Иркутска попасть в Париж. Я дернулся, может
быть,  в  последний  раз.  Зацепился  за  корень  и,   взмахнув
по-птичьи руками, влетел лбом в какой-то крепкий ствол.
     Тогда  немного  отрешился  и  заметил  нетвердым  взглядом
дорожку. Она вела за  экран,  и  по  ней  сейчас  следовал  мой
светящийся  контур.  Он  направлялся в ту сверхсильную пустоту,
которая прикрывалась  землей,  воздухом,  небом  как  одежками.
Следом   рванулся  мой  психический  электрон  и,  наконец,  по
проторенной дорожке  вся  ненужная  энергия  излучилось  в  эту
бездну.  Я  видел,  как  золотой  идол улетает в никуда, словно
проколотый шарик.
     От этого  зрелища  меня  самого  замутило  и  закачало.  В
пустоте  мой  электрон  охватила  такая  дурнота,  что  он  еле
вернулся. А мне пришлось уронить набрякшую физиономию  в  сырую
траву  и  полежать  --  в  нагрузку  к  излишней сексуальной, я
выпустил   изрядную    дозу    лично    необходимой    энергии.
Стабилизировавшись минут через двадцать, я побрел к стоянке.
     Кажется,  все  в  ажуре.  Отпустила  нечистая  сила.  Лиза
дремала у костерка, нисколько не секс-бомба, а бабец не хуже  и
не  лучше  других.  Когда  я  немного подкрепился американскими
крекерами, то уловил источаемые ею спокойные кроткие  вибрации.
Никакая  она  не  Лилит, что и необходимо в данный момент. Даже
показалось странным, что я испытывал  к  ней  столь  сильные  и
разнообразные  чувства.  Растянувшись  на своей охапке веток, я
мирно почивал до утра. Утра, когда мы вышли из  леса  шумерской
бабы-яги -- владычицы Иштар.

     10.

     К  полудню  мы  с  Лизой  добрались  до  селения,  которое
прозывалось Эль-Халиль. Уже на окраине,  среди  рисовых  полей,
нам  встретилась  повозка  с  ездоком довольно приличного вида.
Рубаха  и  плащ  у  него  были  чистыми,  а   выпуклое   брюшко
внушительным.  Тем он заметно отличался от крестьян, чьи впалые
тела были покрыты грязным  шмотьем  и  расчесами.  Сразу  стало
ясно, что ездок -- большой человек в районном масштабе.
     --   Салам.   Не   заплутали,   странники?--  спросил  он,
высунувшись из коляски.
     -- Аллаху принадлежат и восток и  запад.  Он  ведет,  кого
хочет к прямому пути,-- резонно ответил я.
     --  О, чужестранцы знают Коран,-- располагающая физиономия
господина украсилась доброжелательной улыбкой.
     --  Мы  не  чужестранцы,   господин,--   мой   голос   был
максимально  тверд.--  Мы  так  же  верны  Истине,  как  и  вы,
господин, только вот родом с севера, из Киркука. Но моим уделом
стала тяжкая работа в порту Басры, где я совсем надорвал  живот
и не смог больше поднимать мешки и большие ящики. Начальник дал
мне немного денег и отправил домой. Теперь вот добираюсь вместе
с  женой в родные края,-- торопливо объяснял я, но понимал, что
время пошло уже не в нашу пользу.
     Конечно же, едва мы выбрались из мерзопакостного леса, мне
надо было срочно бросить Лизу.  Не  привязывать  к  дереву,  не
топить  в  луже, но просто расстаться. Однако мне показалось не
совсем приличным оставлять ее в одиночестве. Ведь через  десять
минут она угодила бы кому-нибудь в трудовое и половое рабство и
больше  никогда не увидела ни своей Америки, ни "совенка". Само
собой, у первого встречного-поперечного крестьянина  мы  купили
за дорого местную дряную одежку и упорно стирали ее в канаве, а
затем  долго сушили на солнце и выжаривали гнид над костром. Но
Лиза все же отказалась снять до лучших  времен  свои  джинсы  и
вымазать  лицо  грязью. Так что на полукочевников, даже курдов,
мы походили как крашеные яйца на помидоры. Кроме  того,  миссис
Роузнстайн   хотя   кое-что   понимала,  но  не  могла  связать
по-арабски двух слов, что для жительницы города Басры  было  бы
странным.
     --  Я  рад,-- плутовато сказал встреченный господин,-- что
вы происходите из хорошей семьи. Вы, видимо, покинули свои горы
из-за разногласий с родней.
     -- Да, вы правы, я ослушался отца,  достопочтенного  раиса
Мухамеда  Базаргани, я преступил его запрет, когда бросил учебу
и женился на этой вот женщине. Дело в том, что она много старше
меня и уже знала многих мужей,-- я поперхнулся, потому что Лиза
пронзила локтем мой бок, со стороны, где находилась  рана.  То,
что я наплел важному человеку, она более-менее уловила.
     --  Наверное,  достопочтенный  раис был прав, хотя красота
вашей женщины сравнима с той, что пленила Фир'ауна.
     -- И, подобно Ибрахиму, я готов назвать ее своей  сестрой,
чтобы мне было хорошо.
     Господин  оценил мою эрудицию, а мне стало страшно за свой
бок, все-таки я несколько подставил Лизу. Она метнула  на  меня
свирепый  взгляд,  сообразив, что речь идет об Аврааме, который
сдал свою жену Сарру в гарем фараона. А я сразу вспомнил  пункт
из Фиминой тетрадки под названием "Авраам-Фараон". Опять точка,
формирующая энергетический канал.
     --  Я желал бы оказать вам услугу и пригласить отдохнуть в
мой дом, где вы  могли  бы  поведать  мне  о  нравах  севера,--
медовым голосом произнес уважаемый человек.
     Что  ж, надо или немедленно прирезать штык-ножом этого бая
вместе  с  возницей,  или  соглашаться  в  цветистых  восточных
выражениях. Помедлив, я отозвался:
     --  Любезность господина превосходит всякие границы. Аллах
любит странноприимцев.  Почту  за  великую  честь  быть  гостем
вашего дома.

     Так  мы  оказались у местного начальника, что называл себя
Саидом. Вначале повозка нас доставила  на  коротенькую  улочку.
Вдоль  нее  располагалась глухая глинобитная стена всего одного
дома. Дома Саида. За  унылой  стеной,  как  выяснилось  уже  за
воротами, был разбит веселый сад, где преобладали мандарины, но
имелись   также   инжир  и  хурма,  и  виноград,  и  персики  с
абрикосами. За  садом  была  протянута  двухэтажная  галерея  и
устроен  дворик  с  беседкой, внутри которой находился прудик с
разными  пестрыми  рыбками.  По  дворику  с   восточной   негой
прохаживались  пушистые  персидские  коты,  а  также  слонялись
какие-то птицы --  похоже,  павлины.  И  в  саду,  и  во  дворе
трудились  неумытые  мужчины,  по  галерее  сновали  женщины  в
чадрах, с кувшинами или подносами на головах. За короткое время
я насчитал  человек  двадцать  обслуживающего  персонала.  Двор
заканчивался самим домом, двухэтажным и длинным, как колбаса.
     Мы  с Лизой передохнули в отведенной нам комнате и умылись
той благовонной водой,  что  притащила  в  кувшинах  молчаливая
расторопная  служанка.  Затем  слуга  провел нас наверх. Второй
этаж дома был оснащен  открытой  верандой,  сплошь  застеленной
коврами  и  закиданной подушками. Подушки располагались и возле
столика на коротеньких ножках, заставленного явствами,  которые
и  во  сне  не  приснятся  среднему  советскому  гражданину.  В
частности, там был  представлен  плов,  состоящий  из  молодого
барашка  "тающего  в  рот"  и нежного-нежного риса с зеленью. А
также сыр, маслины, очищенные орехи с мятой,  цветная  капуста,
измельченная   козлятина,   завернутая  в  молодые  виноградные
листья, копченая верблюжатина со специями, простокваша с тертым
чесноком. Я  уж  не  говорю  о  наваленных  горой  фруктах,  от
гранатов до тутовых ягод.
     Когда  наши  губы  стали  достаточно жирными, слуга принес
поднос с горячим  песком  и  чашечками  кофе,  который  дымился
пряным горьковатым запахом. Притащил служивый человек и кальян.
Когда  я  заметил,  что чашечек три, появился хозяин в парчовом
халате. Он-то и стал, разложившись на подушках, потягивать кофе
и прикладываться к кальяну. Видок у Саида  еще  более  солидным
стал.  Просто настоящий шейх. Даже красные щеки не портили его,
а придавали значительности.
     Едва хозяин вышел на веранду, я, естественно, сделал  знак
Лизе,  чтобы  она  прикрыла  личико и отсела в сторону. Но Саид
предупредительно произнес:
     --  Уважаемый  Реза   (так   я   себя   назвал,   кажется,
благозвучно), разрешите вашей луноликой супруге остаться здесь.
Таинственный блеск ее глаз будет освещать нашу ученую беседу.
     --  Да  пожалуйста...  Благодарю  за  столь  изысканную  и
обильную трапезу, Саид-бай. От нее не  отказался  бы  и  халиф.
Кушанья так радуют наши животы.
     -- Пустяки, я всегда так трапезничаю, даже если гостей нет
в моем   доме.  А  халифы  были,  кстати,  поголовно  умственно
отсталыми, включая Харуна... Видите ли, мне скучно здесь.  Еда,
женщины,  мальчики,  все  это  пресытило  меня много лет назад.
Власть. Я могу сделать, что  угодно  и  с  кем  угодно  в  этом
селении,-- даже зажарить и съесть,-- но только здесь.
     "Ну ты и фрукт, жирный Саидка,-- мысленно прокомментировал
я.-- Только  не  на  того нарвался. Со мной ты не сделаешь, что
тебе заблагорассудится, даже в этом  городке.  Раз,  и  потроха
вывалятся на ковер."
     Саид,  вероятно,  почувствовал  некое  напряжение  с  моей
стороны, хотя,  конечно,  не  знал,  что  под  рубахой  у  меня
содержатся  "логарифмическая  линейка"  ФМГ и штык-нож, любящий
человечьи внутренности.
     -- Не  тревожьтесь,  уважаемый  Реза,  я  не  причиню  вам
никакого  ущерба.  Вы уйдете отсюда довольным, потому что вы --
мой гость. Предав вас, я предал бы себя.  Единственное,  что  я
мог бы предложить,-- это сделка, удовлетворяющая вас и меня.
     --  Достопочтенный Саид-бай, не вполне понимаю, как сделка
со мной может удовлетворить  вас.  Я,  конечно,  могу  сплясать
народный   курдский   танец   или   изобразить   что-нибудь  из
"Аль-Муаллакат", особенно Имру-уль-Кайса или  Зухайра,  но  это
вряд ли требуется вашему изысканному вкусу. Ведь вам достаточно
щелкнуть  пальцами,  чтобы  прибежал поэт и пропел любую касыду
или газель. Да и танцев, я думаю, у вас хватает.
     --  От  дикаря  Имру-уль-Кайса  у  меня  всегда   портился
аппетит,  я предпочитаю Аль-Маарри и Ибн-Зайдуна. А танцы людей
мне неприятны, потому что я слышу скрип сухожилий  и  бульканье
полупереваренной  массы  в  желудках.  Меня больше радуют танцы
пчел и  мух...  Но  наша  сделка  будет  касаться  другого.  По
обстоятельствам,  от меня не зависящим, я пребываю в уединении,
никогда не покидаю Эль-Халиля и  его  окрестностей.  Поэтому  я
хочу, чтобы вы сделали кое-что за меня в том мире.
     Хозяин ткнул пухлым пальцем в даль, что была залита щедрым
дневным  солнцем, которое пробивалось на веранду сквозь спеющую
виноградную лозу. "Тот мир" звучало  в  его  устах  почти,  как
"потусторонний".   Да,   ясно,  что  так  просто  от  Саида  не
отделаться. Приставучий клещ. Он отлично  понимает,  что  я  не
тот,  за  кого  себя  выдаю.  Хотя,  конечно, упоминание об Ибн
Зайдуне является всего лишь случайным -- ну  нет  же,  в  конце
концов,   у   этого  жирняги  доступа  к  моему  личному  делу,
хранящемуся в ПГУ.
     -- Под "тем миром", достопочтенный Саид, вы подразумеваете
Багдад или, может быть, Киркук?
     Хозяин ответил не сразу. Эта пауза была кое-чем заполнена.
     Лично для  меня  пейзаж  вдруг  заплыл  туманом,  а  когда
немного  прояснилось,  то  сад  стал  в  сотни раз просторнее и
цветистее. Теперь он занимал десятки террас. Кроны деревьев  --
магнолий,  кипарисов,  дубов  --  скрывали  и затеняли беседки,
бассейны,  портики,  галереи,  искусственные  гроты  и   прочие
достопримечательности.  У  подножия  террас была мощная стена с
квадратными башнями, а дальше расстилался  город.  Приземистый,
огромный, похожий на пчелиные соты. Вавилон, что ли?
     Вместо   ответа  туман  рассеялся,  и  передо  мной  снова
оказался дворик с небольшой беседкой, за  ним  имелся  скромных
размеров  сад,  а  за  стеной  лежало обычное пшеничное поле. Я
лопал плов под бренчание домбры, доносившееся из кустов, а Саид
вещал:
     -- Я не говорю о конкретном городе и  о  конкретном  деле.
Если  вы  пожелаете,  уважаемый Реза, я помогу вам добраться до
Курдистана, или, пожалуйста, до Кувейта, или  же  Иордании.  Но
ничего конкретного. Я только попрошу забрать с собой мой знак.
     Хозяин   вытащил   из-за   пазухи   печать,  состоящую  из
драгоценного камня,  кажется,  сапфира,  и  странного  рельефа,
свитого   из   золотой   проволоки.   Он   несколько  напоминал
астрологический символ планеты Юпитер. Эх, сейчас бы пригодился
Хасан, ведь его родное племя поклоняется звездам.
     -- Нагрев эту печать, я приложу ее к верхней части  вашего
лба,  так  что  отпечаток  будет  сокрыт  головным  платком или
волосами. После этого вы получите  любую  сумму,--  в  разумных
пределах,  конечно,-- и мой человек отвезет вас на машине, куда
пожелаете. Завтра вы можете прогуливаться уже в Эль-Кувейте или
Абу-Даби.  Смею  уверить,  вы  почти  не  заметите  пересечения
границы.
     Итак,  мне  нужно  исполнить  маленькую  прихоть  --  дать
заклеймить себя, как скота,-- и после этого вместе с  Лизой  мы
окажемся  в  Эль-Кувейте или Абу-Даби, а послезавтра в Гонконге
или  Макао  --  прекрасных  городах,  где  достаточно  выложить
несколько сотен баксов и никто уже не спросит, откуда ты взялся
и  чем  собираешься заниматься. Поселимся мы с Лизкой на берегу
океана в маленьком домике -- если, конечно,  она  пообещает  не
блядовать  и  откажется от попыток сделать карьеру в Бостоне. А
не пообещает и не откажется, тогда под зад ей  коленкой.  Стану
сожительствовать  с  китаяночкой,  нет  -- с двумя хорошенькими
китаяночками, похожими на фарфоровые статуэтки. А еще лучше,  с
Лизкой  и  двумя китаяночками. Мы будем жить долго, счастливо и
умрем в один день, подавившись за обедом устрицами.
     Ну, а дело мира и социального прогресса? Ладно, стану  раз
в  месяц  посылать  чек  с  умеренным  количеством нулей в фонд
местной коммунистической партии. Плюс обязуюсь печь  пирожки  в
форме  бороды  Карла  Маркса  и раздавать нуждающимся неграм. А
дело мира, социального прогресса и научный коммунизм,  надеюсь,
победят уже после моей достаточно отдаленной кончины. Клеймо же
мы быстро сведем с помощью дерьмотолога-косметолога.
     Я  глянул  на  Лизу.  Она,  хотя  скромно клевала зернышки
граната, все-таки напряженно вслушивалась  в  наш  разговор,  и
подмигнув, дала понять, что одобряет сделку.
     --  Чуть не забыл,-- вклинился в мои рассуждения хозяин,--
я дам вам такую  мазь,  что  через  пару  недель  знак  напрочь
исчезнет. Ну, ответ положительный?
     Я по-одесски ответил вопросом на вопрос.
     --  Вы уверены, что это сделка добровольна с обеих сторон?
Вы, достопочтенный, забыли сказать,  что  со  мной  произойдет,
если    мой    ответ    окажется   более   отрицательным,   чем
положительным..
     -- Эта сделка разумна, а, значит, вы согласитесь.
     -- Можно мне подумать до завтрашнего утра?
     Саид дозволительно тряхнул щеками.
     -- Ваш ответ я услышу за завтраком. А стихи Ибн-Зайдуна за
ужином.
     Бай  хлопнул  в  ладоши,  тут   же   подскочил   слуга   с
занавешенным лицом, который помог ему встать и удалиться.
     --  Так  о  чем все-таки толковища, Глеб?-- спросила Лиза,
выждав, пока мы на веранде остались одни.
     -- О сущей безделице.  Он  хочет  испортить  кусочек  моей
шкуры, но за это сулит райскую жизнь.
     -- Соглашайся, Глеб, о чем речь.
     -- Легко тебе склонять меня, ведь речь идет о моей шкуре..
Конечно,  я соглашусь, иначе он просто сдаст нас в местный КГБ.
Ну, а пока давай вдумчиво питаться. Извлечем максимум полезного
из весьма сомнительной ситуации.

     До вечера ничего особенного не произошло.  За  исключением
того,  что  все время кто-то приятно играл и пел в мавританском
стиле из кустов во дворе. А ваза  с  фруктами  никак  не  могла
опустеть,   невзирая  на  нарастающее  "разрывное"  давление  в
животе. Кстати, несмотря на  сельские  условия,  в  доме  Саида
имелся  вполне городской ватерклозет и даже комната-библиотека.
Там  на  гору  арабской  литературы,   включающей   манускрипты
занюханных   веков,   приходилась  пара  шкафов  с  книгами  на
европейских языках. В основном, на немецком,  в  котором  я  ни
бельмеса.  Было  и  кое-что  на  английском  -- в частности, по
древним шумерам и вавилонянам. Про храмы, в которых  официально
работали  боги,  а  на самом деле вкалывали люди, играющие роль
каких-то киборгов.
     Я сразу вспомнил подколы  Данишевского  насчет  того,  что
храмовое   шумерское   хозяйство   напоминает   ему   советскую
социалистическую экономику. Как у нас, в Союзе, так и у них,  в
Шумерии,  большинство  трудится  на  систему  за  паек -- мы за
бутылку водки и палку колбасы, они за горшочек риса и кувшинчик
пива. И у нас, и  у  них  есть  жрецы,  которые  выражают  волю
незримых  богов.  Незримые  --  это  советские законы природы и
общества, это шумерский пандемониум. Причем, как советские, так
и шумерские жрецы, всем руководя, ни за что не  отвечают.  Если
что    не    так    вышло,   значит,   боги   или   же   законы
марксизма-ленинизма разгневались  за  несоблюдение  их  воли  и
правил. Тогда надобно поскорее кого-нибудь принести в жертву из
числа "козлов отпущения".
     Темень   пришла  резко,  словно  упал  занавес.  Появилась
служанка, которая,  как  обычно  быстро  и  сноровисто,  зажгла
масляные  лампы.  Девушку  украшали  браслеты на ногах, а также
тяжелая грудь, но портила занавеска, именуемая  чадрой  --  все
сообразно  местным  канонам.  Лиза  как раз вышла прогуляться в
сад, а мне показалось, что иракская красавица стрельнула в  мою
сторону   глазами-маслинами.  Я  выскочил  за  ней  в  коридор,
естественно, не из-за плотских надобностей,  а  чтобы  побольше
выведать  о  хозяине.  Само  собой, опять же с помощью любовной
магии. Чем крепче женщину мы держим, тем меньше  с  ней  у  нас
проблем.  Одна  моя  ладонь ухватила девицу за тонкое запястье,
другая легла на круглый животик и стала продвигаться вверх.
     Конечно же, мои уста в это время не  молчали,  они  сладко
вещали:
     --  О,  несравненная  Лейла.  Твой стан подобен... подобен
плодоносящей  финиковой  пальме,  а   глаза   --   маслинам   в
собственном  соку.  Не  падаешь ли ты в обморок при виде такого
красавца, как я?
     -- Меня зовут Зухра,-- скупо откликнулась девушка.
     -- Тем более. О, несравненная Зухра, стань  моей,  ведь  в
твоих  глазах написано "хочу". Моя жена стара и скоро ее уделом
будут лишь базар и кухня, ты же займешь  ее  место.  Скажи  мне
"да"   и  я  подарю  тебе  как  невесте  двадцать  долларов,  а
впоследствии осыплю лепестками роз.
     "Невеста"  ответно  взяла  меня   за   запястье,   которое
неожиданно  сжала  словно  тисками.  Я  губу прокусил, чтобы не
зарычать. А потом Зухра легко для себя и внушительно  для  меня
отбросила мою руку в сторону. Я сразу глянул на свою конечность
--  от  "тисков" остались синеватые следы, да и пальчики теперь
еле-еле шевелились.  Но  я  же  имел  дело  с  девушкой,  а  не
медведем! Я только что держал ее за грудь, та была объемистой и
теплой...  А  вдруг  это мужик, на которого повешены бурдуюки с
подогретой водой, заменяющие бюст?
     Моя здоровая рука потянулась для проверки к чадре.  И  ту