дцы.  Однако  материя  пули оказывается чрезмерно
питательной, то есть разрушительной.
     Впрочем, все  эти  умности  забрезжили  в  голове,  когда,
наконец,  наступила  тишина,  в  которой  стучала  лишь  кровь,
протекающая через виски.  Зуд  от  незримых  укусов  постепенно
пропадал.  Мы  переглянулись  со  шакалом-драконом  -- кажется,
неплохо  я  сработался  с  господином  Апсу.  Пожалуй,  откроем
совместное  предприятие  и  все  доходы  от бурной деятельности
пополам.
     Стоп! Лоб увлажнился -- вдруг пантофаги  посягнули  на  ту
материю,  из  которой  состоят мои валютные запасы? Я судорожно
засунул руку в карман... худшего  избежать  удалось,  баксы  не
подверглись вероломному нападению.
     А  спустя  несколько  минут  опять  двадцать пять. Впритык
возникла фигура шумерского  военачальника,  которая  проскочила
сквозь  мое  незащищенное тело, оставив зуд и жжение в сосудах,
несмотря  на  предостерегающий  вопль:  "Товарищ  командир,  не
трогайте меня".
     Я,  прочитавший немалое число популярных книжек по физике,
понимал лишь, что мое электромагнитное  взаимодействие  с  этой
вредной  фигурой не было существенным, пока она не совместилась
со мной. То есть она не  сделана  из  привычных  нам  атомов  и
молекул.  Во-вторых,  электромагнитное  взаимодействие все-таки
случилось, иначе бы я не чувствовал зуда, жжения и потери  сил.
В-третьих,   шумера   я  разорвал  метким  выстрелом  в  спину.
Получается, возник он субтильной тенью как  бы  из  ничего,  но
некоторую    плотность   приобрел   за   счет   меня.   Значит,
взаимодействие было еще и вампирическим. Хороша себе гармония.
     К  моему  сожалению,  подвиг  своего  командира  повторили
другие    древнешумерские   воины.   "Видимо,   такая   у   них
программа,"-- засветилась безутешная мысль  у  меня  в  голове.
Даже  разрушая  слабую  текущую  вещественность  шумеров,  я не
трогаю то, что было заложено в них при  жизни  и  при  заклании
программистом Нергалом.
     Кому  хорошо  жить  на  том  свете?  Уверен, что пришельцы
"оттуда" работают на  этого  якобы  изолированного  паразита  и
хищника.  Они  воруют  для  него энергию и заодно меняют судьбы
живущих наиболее экономичным образом, что  вполне  годится  для
обнищавшего  демона.  (Получается,  что вампиризм -- это способ
господства для слабаков.) Увы, но покойникам-шумерам не сменить
работодателя   и   хозяина,   им   мало    что    известно    о
самостоятельности души.
     Цербер   поддержал   меня   скулящим  воплем,  позвоночное
веретено отчаянно дернуло пространство на себя, завесы лопнули,
разрушив  гравитационные  ячейки.  На  месте  холма  неожиданно
появилась   бездонная  яма,  в  которую  я  упал  с  ускорением
свободного  падения.  Причем,  вся  моя  сознательная  сущность
раскрошилась, прежде чем попасть в состояние невесомости.
     Спустя  пять  минут,  а  может и пять тысяч лет, отчаянное
падение сменилось каким-то орбитальным движением.  Цербер  стал
летучей  собакой  и  моим поводырем. Труха, бывшая недавно моей
персоной, скачками  переходила  с  орбиты  на  орбиту,  излучая
лишнюю  энергию. Наконец, все угодило в некий центр притяжения,
и спустя мгновение я стал кое-что  соображать.  Но  перед  этим
красномордая клякса шепнула: "Дальше ты сам, туда я не летун."
     Ого,  я  опять  собрался воедино. Опять жив -- этот эпизод
зафиксируйте  у  себя  в  книжечке,  доктор  Муди.  Мудизм   --
непобедим, потому что он верен. Вот и слух заработал.
     "Нергал, витязь Энлиля, великий воин, питающийся победами,
поразивший  змея Апсу у корней мирового дерева, жаждет овладеть
вашими душами и вашей плотью. Он вдохнет жар из ваших ноздрей и
разум из ваших ушей. Он тот, который живет  во  всех  членах  и
жилах  вашего  тела,  который  таится  в глубине ваших мыслей и
помыслов. Придите к нему, черноголовые,  чтобы  он  не  обратил
свой гнев против ваших домов и ваших семей..."
     Значит,  Нергал -- действительно тот Кощей, из-за которого
всех шандарахнули и сунули сушиться в гробницу.
     Наконец, я  увидел  картинку.  Да,  декорации  изменились.
Причем разом и кардинально.
     Дорога,  что тянется меж двух стен, украшенных лазуритовой
плиткой и мозаикой, которая умело изображает драконов. В  конце
дороги   трехступенчатая  пирамида  --  башня-зиккурат,  на  ее
вершине красный храм с  серебряными  рогами  "всех  насажу"  по
углам и золоченым идолом посередке. Опять Нергал. Осточертел он
уже  мне.  Черные гипнотические окошки глаз, раскрашенное яркой
киноварью лицо, алые властные губы,  ожерелье  из  человеческих
ушей.  Таков  прикид  и  макияж,--  в  общем, заявка на большую
круть. В храме трое жрецов творят молитвы. Их голоса  доносятся
до меня, и я понимаю значение слов.
     "Энлиль  отдает витязю своему Нергалу свое владение в теле
твоем -- голову. Лик твой не увидит больше полдня,  его  скроет
тьма.  Ураш  -- дух твой хранитель -- направляет тебя сегодня к
стопам Нергала. Небесные боги больше не властны над  тобой.  Их
образы  больше  не  живут в твоем теле. Шею твою отдает Нергалу
Нинлиль. Лугальэдинна вручает ему  твою  грудь,  а  Латарак  --
колени.  Мухра  отказывается  двигать твоими ногами. Отныне они
принадлежат Нергалу..."
     Да,  здесь  творится  во  славу   большого   дела   что-то
малоприятное для индивидуя. И что ты с этим попишешь, если даже
ухитрился влезть, так сказать, в старинную программу, в древний
алгоритм?   Хозяин   Храма   Нергал   собирает  урожай.  Хорошо
управляемый коллектив людей  послушно  предает  закланию  своих
членов.  По процессионной дороге -- вдоль линии общей судьбы --
вполне самостоятельно движутся живые  граждане  древнешумерской
национальности,   которым   вскоре   предстоит   стать  трупным
веществом. И не потому, что лучше нету того  света,  а  оттого,
что так надо.
     Принципиально  идут  воины  с  копьями  и щитами. Тащатся,
изнемогая от страха и звеня браслетами,  певицы  и  танцовщицы.
Ступают  волы,  жалобно  помукивая в память о зеленых лужайках.
Впереди протащили гроб-носилки нергаловского главного эконома и
генерального секретаря, его жизнь  сама  захотела  к  божеству.
Умащенное  благовониями тело уже проносят по коридору-дромосу в
погребальную камеру.
     У  подножия  пирамиды  стоит  алтарь,  окруженный  смрадно
дымящими  огнями.  На  черном  отполированном  камне  одни люди
сноровисто и ответственно режут других людей -- никаких  лишних
движений.  С  жертвуемых  воинов падают шлемы вместе с мозгами.
Работники  мрачной  сцены  протаскивают  откупоренные  тела  по
дромосу,  усыпанному  цветами  и  зернами.  Мясники  ухватывают
грязными руками остывающие от мыслей головы за уши, волосы  или
рты,  чтобы  кинуть  в  большую корзину. Лично я для этих целей
использовал бы  щипцы  и  резиновые  перчатки.  Совсем  немного
внимания  уделяется певичкам и танцовщицам, правая рука мясника
хватает даму за пучок волос, левая  гладит  лезвием  по  горлу.
Свалив  по три-четыре штуки на носилки, уносят культработниц по
коридору смерти. Волов закалывают длинными копьями  и,  зацепив
крючьями, буксируют в подземелье.
     Все,  кто движутся в похоронном строе, знают, что правдивы
слова жреца, что их души и тела заберет себе Нергал, ничего  не
давая  взамен, ничего не обещая, потому что Сильный -- имя ему.
И питается Он жизнью. А если не дать ему того, что Он  требует,
гнев  Могучего  обрушится на страну, поразит ее гладом и мором,
зальет гнилой водой поля,  натравит  орды  иступленных  врагов,
иссушит  посевы, изведет скотину. Тогда ярость всех богов падет
на город и сотрет с лица земли матери-Нинхурсаг. Поэтому  город
жертвует малой своей частью ради спасения большей.
     Ага, я уловил самое неприятное. Я ведь тоже движусь в этом
строе,  скоро  настанет  и  мой  черед угодить под топор. Такая
перспектива мне вовсе не улыбается, хотя  половина  моей  души,
которой  руководит  светлоумный Энки, нашептывает, что не стоит
переть против  мудрого  порядка  вещей.  Ведь  сколько  мировой
пользы приносит Нергал. Он, как квалифицированный сангигиенист,
разрушает  и  уничтожает  все  отжившее  и бесполезное; он, как
хороший бухгалтер, скупо отмеривает жизненный срок и заставляет
людей в напряжении строить великую  шумерскую  цивилизацию,  от
которой многое на свете начнет быть...
     Вот   впереди   зашатался  от  страха  какой-то  парнишка,
которому и шлем-то  велик,  съезжает  на  ухо.  Но  его  быстро
обкурили   кадильницами,   и   солдатенок   двинулся  вперед  с
песней-стоном.
     Еще два шага и меня встретит  плечистый  жрец  с  топором.
Мудрый   порядок  вещей  не  будет  нарушен,  большое  дело  не
пострадает, город и семья останутся довольны, а  поганый  Кощей
сделает еще одно вложение в свое черное пузо.
     Это с одной стороны. С другой... С чего это он предъявляет
права  на  мои  жизненные соки? Наверняка меня сотворили другие
боги и во мне отпечатаны их образы.
     Размышления размышлениями, а бойня бойней. Хищные  матрицы
на  месте,  программа  фурычит,  кладется треба свирепому богу,
вкушает он жертвы под моления о  милости.  С  большим  подъемом
работают  жрецы.  У  главжреца  энтузиазм уже перешел в экстаз,
божественная сила, как пожар, пылает в его крестце, поднимается
вверх, наполняя сладкой испариной хребет,  заволакивая  красным
туманом мозг и чуть ли не отрывая тело от площадки храма.
     По  краям  дороги  стоят  стражники,  они  умело обрамляют
картину  заклания.  У  них  бронзовые  топоры  и  мечи-кинжалы,
туловища  защищены  металлическими  нагрудниками, предплечья --
налокотниками.
     Вот,   обгоняя   свалившийся   шлем,   покатилась   голова
струсившего   парнишки,  пару  раз  дернулись  ноги  в  кожаных
сандалиях и пролилась струйка мочи. А мне остался один  шаг  до
ката-жреца.  Сделаю  ли  я его? Всепонимающий Энки уверяет: да.
Другой, имени которого я не знаю, шепчет: нет, нет.
     Я уже протестующе бормочу: "Разве можно так убивать людей,
топор-то неточенный, плаха грязная, вся в надписях."
     И вдруг импульс, толчок, превращение потенциальной энергии
в кинетическую.
     Я ору: "Вы мне тут не устроите тридцать седьмой год!"
     Заодно угощаю пяткой по пузу жреца-крепыша  --  того,  что
весь  вечер с топором на мрачной арене. Потом двое стражников с
мечами бросаются на меня с обоих боков. Я  падаю  на  колено  и
делаю  подсечку  одному  из  них,  заодно  выдергивая  его щит.
Второму нападающему колоть неудобно,  и  он  рубит  сверху,  но
лезвие  соскальзывает по плоскости щита. Когда я приподнимаюсь,
оборонительное средство плашмя обрушивается на морду стражника.
     Что-то  хряснуло  и   первый   раунд   завершился.   Можно
оглянуться.   Сзади,   на   дороге,   вершители  церемонии  уже
образовали двойную  цепь.  В  одиночку  там  не  прорваться.  Я
оглядываюсь     на    остальных    --    сограждан-сомучеников,
предназначенных к  закланию.  Однако  ни  тени  понимания  моих
планов,  только  ужас  из-за  совершенного  мной  святотатства.
Какая-то  певичка  дрожащими  губами  проклинает  меня.   Тогда
остается  только  путь  наверх,  на  вершину  пирамиды, к храму
Кощея.  Подхватив  обороненный  обмякшим  стражником   меч,   я
тороплюсь по лесенке. Куда, зачем? К самому божеству.
     Там  меня  встречает  зверским  хрипением  главжрец в алой
мантии: "Святотатец, Владыка Красной Планеты раздерет твою душу
на части, но еще раньше я сниму  с  тебя  кожу!"  Сейчас  такая
угроза  уже  не пройдет. Коротким движением я втыкаю лезвие под
пятое ребро злыдня. С красными пузырями на губах номенклатурный
работник катится вниз по лестнице. Обгоняя его тело,  торопятся
прочь от безумца -- то есть меня -- два других жреца.
     Все,  конец  пути.  Сейчас  стражники  поднимутся  снизу и
прирежут  меня  --  в  том  случае,   если   я   буду   здорово
сопротивляться. В противном случае с меня заживо сдернут кожицу
-- умело, как кожуру со спелого банана.
     Неожиданно  я  вижу  как  воинов Нергала сменяют солдаты в
мощных  панцирях  и  появляется  человек  в  пурпурной  мантии.
Похоже, правитель, мэр города или царь-государь.
     --  Как слуга святой владычицы Иштар, создавшей этот город
и свой храм в нем, я спрашиваю,  что  толкнуло  тебя  на  столь
безумный поступок?
     Он  обращается ко мне! По крайней мере, показывает пальцем
на меня. Что же  ответить  умного?  Что  я  здесь  оказался  по
недоразумению? Что я майор КГБ, явившийся из светлого будущего?
С   неба,   то   есть.   И  готов  предложить  свои  услуги  по
совершенствованию системы госбезопасности? Но я  нахожу  совсем
другие слова.
     --   Так  ведь...  святая  владычица  Иштар  спустилась  в
преисподнюю, во  владения  злобной  старушатины  Эрешкигаль,  и
вернулась  оттуда,  не  отдав  жара  своего  сердца. Сохранил и
Утнапишти живую душу, когда переплыл великий  потоп,  насланный
владыкой Энлилем. Кто искал другую судьбу, тот нашел ее.
     По-моему,  правильные  слова  подобрал.  Верные для данной
публики.
     Правитель взял  паузу  словно  бы  на  обдумывание,  затем
поднял  царский  жезл,  напоминающий  змею,  которая, казалось,
вздремнула на древе. И весомо обратился ко внимательным  жрецам
в алых мантиях.
     --  Я  убедился, что безумие внушено ему владычицей Иштар.
Не может человек одними своими слабыми силами противиться  воле
Нергала. Святым именем нашей повелительницы призываю отдать мне
этого безумца, я должен показать его очам богини. Это говорю я,
правитель   города   Урук   Гиль  Га-Меш...  А  вы  продолжайте
церемонию, закон будет соблюден...
     Я не опустился вниз; я видел глаза людей,  которых  сейчас
должны   были   благопристойно  зарезать,  они  уже  надеялись,
замышляли, планировали,-- но моя личность  уходила  в  отрыв  и
делала  им ручкой. Я взлетал, вначале плавно, потом скачками, и
наконец рванулся, отчего весь ум-разум  был  расплющен,  словно
плохо   надутый   мячик.  Красномордая  клякса  встречала  меня
наверху, как  орбитальная  ракета  с  запасами  топлива,  потом
начался крутой подъем на пятой космической скорости.

     Я   очнулся  от  собственного  кашля,  кто-то  не  слишком
аккуратно лил на меня воду -- прямо в дыхательные пути.
     Хасан.  "Игрэм",  вернувшись  к   своему   первоначальному
владельцу,  болтался  у  него  шее, но зато "Детоникса" не было
заметно. Впрочем, как и Цербера. Хорошо, что я  смог  сорваться
из  опостылевшего  Древнего  Шумера,  как  в свое время Авраам.
Елки, опять-таки пункт  из  Фиминой  тетрадки  --  "Авраам-Ур",
точка,   образующая   энергетический  канал.  Ладно,  не  будем
зацикливаться на тетрадке, это вредно для мозгов.
     -- Хася, ты тут шакала не видел?
     -- Шакала -- нет. Только его тут  не  хватает.  Зато  вижу
много гильз. По кому стрелял, майор? Джинны навещали, да?
     --  Что-то  в  этом  роде.  Во  всяком  случае, они мне не
вручали визитных карточек. А может, с  недосыпа  привиделось...
Ну что, будем на пару искать Источник Познания и Жизни?
     Я поднялся, и Хасан швырнул мне ФМГ, в знак доверия. Вроде
бы, иракский  коллега  был  настоящим человеком, а не зомби или
заколдованным  зверем,  но  все  равно  ощущал  я,  что   рядом
присутствует известный мне смутьян Апсу. Знакомые дружественные
пульсации.  Может,  он  теперь  воспользовался  матрицей  моего
иракского приятеля? А вот костяки и черепа лежат  себе  смирно,
упыри замазались и не возникают, как будто изменилась программа
их  поведения.  Показалось  даже,  что  я  вижу  сквозь  завесу
тоннель,   по    которому    шумерские    души,    поверив    в
самостоятельность  и  бессмертие,  торопятся  к  ослепительному
свету.
     --  Нам   пора,   Хасанище,   здесь   слишком   долго   не
проветривали... Или погоди, опять какой-то артефакт.
     При свете Хасановского факела я заметил у стены скрюченное
тело,  похоже,  что  довольно  свежий труп. По крайней мере, на
многотысячелетнюю давность он не претендовал.
     -- Хася, этот тощий  с  тобой  пришел?  Ты,  что  ль,  его
кокнул?
     --  Он сам пришел,-- коротко отозвался Абдалла.-- Это один
из американцев.
     Я приблизился и произвел опознание. Джоди  Коновер,  можно
идентифицировать  по  куртке из Левиса-Страуса, рыжей волосне и
кое-каким чертам физиономии. Мистера-твистера будто лишили всей
жидкости. Не просто выкачали кровь  мотопомпой.  Он  высох  как
после  многодневного  выпаривания,  стал  твердым и коричневым,
словно колбаса сервелат.

     9.

     И таки да. Подземный ход провел на другую  сторону  озера.
Которая  встретила  нас влажным субтропическим лесом. Там и сям
росли тамариски, магнолии, деревца, похожие на дикие  мандарины
и  лимоны.  Имелись  тут  здоровенные  растения, имени-отчества
которых я не знал  вовсе.  Хасан  упоминал  арабские  названия,
которые  мне  мало  что  говорили,  тем более, что и сам иракец
раньше встречал этих древесных здоровяков лишь гораздо южнее, в
районе Басры.  Несмотря  на  весеннюю  пору,  здесь  уже  вовсю
порхали  увесистые  бабочки  размером с птицу и какие-то мелкие
пернатые не больше бабочки. Плюс кругом все цвело и пахло --  и
деревья,  и  кусты,  и  травы. Вдобавок пейзаж пестрел желтыми,
алыми, фиолетовыми и голубыми мазками. Из-за обилия влаги  было
полным полно лиан -- тоже, кстати, украшенных цветочками.
     Тут  южный  регион  изумлял натурой. Чисто киношное место.
Снимай без лишних трат фильмы про Адама и Еву, Тарзана и  Читу,
Герасима  и  Муму,  Ромео и Джульбарса. Такой кусочек земли был
особенно в кайф после предшествующей болотно-кикиморной жизни.
     Мелькали тут и представители фауны, например, лани, однако
ни одной из них я бы не обидел и не лишил бы жизни,  памятуя  о
своем  по  прежнему  тяжком  вещмешке  и  недавно  приснившемся
жертвоприношении.
     И еще, на земле  после  нас  оставались  цепочки  отменных
следов,  причем  от двух пар ног. Неплохая наводка для тех, кто
рыщет по  мою  душу  --  озверевшего  Остапенко  и  охреневшего
Макова. Уверен, что они преодолели полосу подземных препятствий
после того, как я отвадил упырей. Это мешало расслабиться. Да и
сам  Хасан  не  внушал  доверия.  Понял  я,  что придется нынче
дрыхнуть, поглядывая сквозь сон одним глазом на спутника. Между
прочим, солнце-Ярило-Шамаш заканчивало сегодняшний земной путь,
опускаясь   в   подземную   купель   на   помывку,   и   небеса
прибарахлились в ультрамарин с зеленоватыми и алыми полосками.
     Для  ночлега  мы  нашли небольшой овражек, в котором можно
было беспрепятственно развести огонек  и  добавочно  подкоптить
пострадавшую  лань,  которой  я,  в  основном, старался угощать
напарника -- не хватало мне еще такого внутреннего  врага,  как
понос.  Сам  же в полный рот налегал на безопасные американские
продукты. Умяв баночку с форелью, откинулся на  охапку  веточек
посуше  и  стал  пускать  дымок  "Уинстона"  в  небо. В ту ночь
звездное оно было,  глазастое.  Вот  Луна,--  у  вавилонян  она
мужского  рода,  и  этот  серьезный  мужчина  зовется  Син. Тот
красный глазок -- Марс, родная планета душегуба-ежовца Нергала.
Вон там Энлиль, который имеет космическое  имя  Юпитер.  А  эта
пухлая  звездочка  -- Венера, небесное тело сексапильной Иштар.
Судя по словам Бореева, каждая из ближних  планет  излучает  на
какой-то  длинной радиоволне и тем самым капает нам на мозги. А
по  самым  современным  представлениям  --  это  все  матричные
сверхорганизмы,   способные  брать  под  контроль  поведение  и
формировать потоки событий.
     Чу... как принято было  говорить  в  прошлом  веке.  Вроде
покрикивает   кто-то.   Я   сел.  Тут  же  проснулся  и  Хасан,
схватившись вначале за свои яйца, а потом уже за "Ингрэм".
     -- Спокойнее, Хася. Нашей жизни ничто пока не угрожает. Но
где-то вдалеке кого-то не то кушают, не то насилуют.
     -- Девушку, да?-- оживился Абдалла.
     -- Кто уж попадется под елдак. Если серьезно, то  я  схожу
на разведку.
     -- Я с тобой,-- твердо произнес под