сливы. Я ни  разу  в  жизни  не  видел
храбрых солдат. Да и с какой стати им быть храбрыми?
     - Ну, - улыбнулся Андрей, - если бы впереди нас ожидали всего-навсего
танки противника...
     - Танки! - сказал  полковник.  -  Танки  -  другое  дело.  Но  вот  я
прекрасно помню случай, когда  рота  парашютистов  отказалась  вступить  в
деревню, где жил известный на всю округу колдун.
     Андрей засмеялся и протянул полковнику руку.
     - До встречи, - сказал он.
     - Минуточку, - остановил его полковник. - Даган!
     В комнате возник Даган с  флягой,  оплетенной  серебряной  сеткой,  в
руке. На столе появился серебряный подносик, а на подносике  -  серебряные
же стопочки.
     - Прошу вас, - сказал полковник.
     Они выпили и обменялись рукопожатием.
     - До встречи, - повторил Андрей.
     Он спустился по вонючей лестнице в вестибюль, холодно кивнул  Кехаде,
который прямо на полу возился с каким-то прибором вроде теодолита, и вышел
на пышущую жаром улицу. Короткая тень его легла на пыльные  потрескавшиеся
плиты тротуара, и сейчас же рядом появилась вторая тень,  и  тогда  Андрей
вспомнил про Немого. Он оглянулся.  Немой  стоял  в  своей  обычной  позе,
засунув ладони за широкий пояс, с которого свисал устрашающего вида тесак.
Густые черные волосы его стояли дыбом,  босые  ноги  были  расставлены,  а
коричневая кожа лоснилась, словно смазанная жиром.
     - Может, автомат возьмешь все-таки? - спросил Андрей.
     "Нет".
     - Ну, как хочешь...
     Андрей огляделся. Изя и Пак  сидели  в  тени  волокуши  и,  развернув
карту, рассматривали схему города. Двое солдат, вытянув  шеи,  заглядывали
им через головы. Один из них поймал взгляд Андрея, поспешно отвел глаза  и
толкнул другого в бок. Оба сейчас же отошли и скрылись за волокушей.
     У второго  трактора  копошились  водители  во  главе  с  Эллизауэром.
Водители были кто в чем, а  на  маленьком  черепе  Эллизауэра  красовалась
гигантская широкополая шляпа. Тут же торчали еще два  солдата  -  подавали
советы, часто сплевывая в сторону.
     Андрей посмотрел вверх  -  вдоль  улицы.  Пусто.  Раскаленный  воздух
дрожит над булыжником. Марево. За сто метров уже ничего не разобрать - как
в воде.
     - Изя! - позвал он.
     Изя и Пак оглянулись и встали. Кореец подобрал с мостовой и взял  под
мышку свой маленький самодельный автомат.
     - Что, уже? - бодро спросил Изя.
     Андрей кивнул и пошел вперед.
     Все смотрели на него: прищурившийся от солнца  Пермяк,  придурковатый
Унгерн,  испуганно  округливший  свой  вечно  полураскрытый  рот,  угрюмый
Горилла-Джексон, медленно вытиравший руки куском пакли... Эллизауэр, очень
похожий на грязный, ободранный грибок с  детской  площадки,  приложил  два
пальца к полям шляпы  с  самым  торжественным  и  сочувствующим  видом,  а
поплевывавшие  солдаты  перестали   поплевывать,   обменялись   неслышными
замечаниями  сквозь  зубы  и  дружно  запылили  прочь.   Трусите,   гниды,
мстительно подумал Андрей. Окликнуть вас сейчас для смеха - в  штаны  ведь
навалите...
     Они прошли мимо часового, который  поспешно  сделал  "на  караул",  и
зашагали по булыжнику - впереди Андрей с автоматом за  плечом,  следом  по
пятам - Немой с рюкзаком, в котором лежали четыре банки  консервов,  пачка
галет и две фляги воды, сзади, отстав шагов на  десять,  шлепал  разбитыми
башмаками Изя - за спиной у него был пустой рюкзак, в одной руке он держал
схему, а другой судорожно обхлопывал карманы, как  бы  ища,  не  забыл  ли
чего-нибудь. Последним, чуть вразвалочку, походкой человека, привыкшего  к
дальним переходам, легко шагал кореец Пак с короткоствольным автоматом под
мышкой.
     Улица была раскалена. Солнце свирепо жарило лопатки и плечи. От  стен
домов медленными волнами накатывал жар. Ветра сегодня не было совсем.
     Позади, в лагере,  завели  многострадальный  двигатель  -  Андрей  не
обернулся. Чувство освобождения вдруг овладело им.  На  несколько  славных
часов из его жизни исчезали вонючие солдаты с их простой  до  непонятности
психологией; исчезал интриган Кехада, который был виден весь насквозь и от
этого особенно осточертел; исчезали все эти омерзительные заботы  о  чужих
стертых ногах, о чужих скандалах и драках, о том, что кого-то  рвет  -  не
отравление ли? - а кого-то особенно интенсивно  и  с  кровью  несет  -  не
дезинтерия ли?.. Провалиться бы вам всем, твердил Андрей с  каким-то  даже
упоением. Век бы я вас не видел. До чего же без вас хорошо!..
     Правда, он тут же вспомнил о сомнительном корейце Паке, и на  секунду
ему показалось, что светлая радость освобождения замутится  сейчас  новыми
заботами и подозрениями, но он тут же легкомысленно махнул на  это  рукой.
Кореец как кореец. Спокойный человек,  никогда  ни  на  что  не  жалуется.
Дальневосточный вариант Иосифа Кацмана, вот и все...  Он  вдруг  вспомнил,
как брат рассказывал ему когда-то, что на Дальнем Востоке  все  народы,  а
особенно японцы, относятся к корейцам в точности так же, как в Европе  все
народы, а особенно русские и немцы, относятся к евреям. Это показалось ему
сейчас забавным, и почему-то вдруг  вспомнился  Канэко...  Да,  Канэко  бы
сюда, дядю Юру, Дональда... Э-хе-хе... Если бы удалось дядю Юру  уговорить
в эту экспедицию, сейчас бы все было по-другому...
     Он вспомнил, как за день до выхода, он специально  выкроил  несколько
часов, взял у Гейгера лимузин с пуленепробиваемыми стеклами и  смотался  к
дяде Юре. Как они пили в большой двухэтажной хате, где было чисто, светло,
вкусно пахло мятой, домашним дымком, свежепеченым  хлебом.  Пили  самогон,
закусывали заливным поросенком, хрустящими малосольными огурчиками,  каких
Андрей не едал бог знает сколько лет, обгладывали бараньи ребрышки, макали
куски мяса в  соус,  пропитанный  чесночными  запахами,  а  потом  дебелая
голландка Марта, супруга дяди Юры, беременная уже по третьему разу, внесла
свистящий самовар, за который дядя Юра в свое время отдал воз хлеба да воз
картошки, и они  долго,  основательно,  фундаментально  пили  чай,  заедая
каким-то невиданным вареньем - потели, отдувались,  обтирали  мокрые  лица
свежими полотенцами с вышивкой, а дядя Юра все  бубнил:  "Ничего,  ребята,
жить теперь вполне можно... Пригоняют мне каждый день пяток  тунеядцев  из
лагеря, воспитываю их трудом, сил, понимаешь,  не  жалею...  ежели  что  -
сразу по зубам, но зато жрут они у меня от пуза, что сам ем, то и им  даю,
я тебе не эксплуататор какой-нибудь..." А при прощании, когда  Андрей  уже
садился  в  машину,  дядя  Юра,  сжимая  его   ладонь   своими   лапищами,
превратившимися, казалось, в сплошную мозоль, проговорил, ища глазами  его
взгляд: "Ты меня простишь, Андрюха, я знаю... Все бы  бросил,  и  бабу  бы
свою бросил... Вот этих бросить не могу, не позволяю себе..." -  и  указал
большим   пальцем    через    плечо    в    сторону    двух    белоголовых
мальчуганов-погодков, которые тихо, чтобы не услышали, тузили  друг  друга
за крыльцом.
     Андрей обернулся. Лагеря видно  уже  не  было,  марево  закрыло  его.
Тарахтенье двигателя едва доносилось - как из ваты. Изя шел теперь рядом с
Паком, махал у него перед носом схемой и кричал что-то про  масштаб.  Пак,
собственно,  не  спорил.  Он  только  улыбался  и,  когда  Изя   порывался
остановиться, чтобы развернуть схему и показать  все  наглядно,  деликатно
брал его за локоть и увлекал вперед.  Серьезный  человек,  несомненно.  На
такого при  прочих  равных  условиях  вполне  можно  было  бы  положиться.
Интересно, чего они не поделили с Гейгером?.. Люди они совершенно  разные,
это ясно...
     Пак учился в Кэмбридже и имел звание доктора философии. Вернувшись  в
Южную Корею, он принял участие в каких-то студенческих беспорядках  против
режима, и Ли Сын Ман засадил его в кутузку. Из кутузки его  в  пятидесятом
году освободила северокорейская армия, о нем написали  в  газетах,  как  о
настоящем сыне корейского народа, который ненавидит клику Ли  Сын  Мана  и
американских империалистов, он  сделался  заместителем  ректора,  а  через
месяц его  снова  посадили  в  кутузку,  где  без  предъявления  обвинения
продержали до самого десанта в Чемульпо, когда кутузка  попала  под  огонь
частей   Первой   кавалерийской   дивизии,   стремительно   рвавшейся   на
северо-восток. В Сеуле стоял ад кромешный, Пак уже не рассчитывал остаться
в живых, и тут ему предложили участие в Эксперименте.
     В  Город   он   попал   задолго   до   Андрея,   переменил   двадцать
специальностей, сцепился, конечно, с господином мэром и вошел в подпольную
организацию интеллигентов, поддерживавшую тогда движение Гейгера. Что-то у
них там с Гейгером произошло. Так или иначе  большая  группа  подпольщиков
еще за два года до Поворота тайно покинула  Город  и  ушла  на  север.  Им
повезло: на трехсот пятидесятом километре они нашли в  развалинах  "снаряд
времени" -  здоровенную  металлическую  цистерну,  битком  набитую  самыми
разнообразными предметами культуры  и  образцами  технологии.  Место  было
хорошее - вода, плодородная почва у самой Стены, много уцелевших зданий, -
там они и осели.
     Они ничего не знали о том, что произошло в Городе, и когда  появились
обшитые броней трактора экспедиции, решили, что это - за ними. К  счастью,
в короткой яростной и нелепой схватке погиб всего один человек. Пак  узнал
Изю, своего старинного приятеля, и понял, что происходит ошибка... А потом
он попросился к Андрею. Он сказал, что им движет любопытство, что он давно
уже планировал поход на север, но у эмигрантов не  было  на  это  средств.
Андрей не очень ему поверил, но с собой  взял.  Ему  показалось,  что  Пак
будет полезен своими знаниями, и Пак действительно  оказался  полезен.  Он
делал для экспедиции все, что мог,  с  Андреем  всегда  был  дружелюбен  и
предупредителен, с Изей - том  более,  но  вызвать  его  на  откровенность
оказалось невозможно. Ни Андрей, ни даже Изя так и  не  узнали,  откуда  у
него столько  сведений  мифического  и  реального  характера  относительно
предстоящего пути, для чего он, все-таки, увязался с экспедицией и что  он
вообще думал - о Гейгере, о Городе,  об  Эксперименте...  Пак  никогда  не
поддерживал разговоров на отвлеченные темы.
     Андрей приостановился и, дождавшись своего арьергарда, спросил:
     - Ну, вы договорились, что именно вас интересует?
     - Что именно? - Изя наконец развернул свою схему. -  Смотри...  -  Он
стал показывать траурным ногтем. -  Мы  сейчас  вот  здесь.  Значит,  раз,
два... через шесть кварталов  должна  быть  площадь.  Вот  здесь  какое-то
большое здание, наверное, правительственное.  Сюда  нам  надо  обязательно
попасть. Ну, а если по дороге попадется что-нибудь интересное...  Да!  Вот
сюда бы еще интересно добраться. Далековато немного, но масштаб тут  ни  к
черту, так что неизвестно, может быть, это все рядом...  Видишь  написано:
"Пантеон". Я люблю пантеоны.
     - Ну что ж... - Андрей поправил автомат. - Можно и так, конечно...  А
воду, значит, мы сегодня искать не будем?
     - До воды далеко, - негромко сказал Пак.
     - Да, брат... - подхватил Изя. - До воды, брат... Видишь, у них здесь
указано - водонапорная башня... Это здесь? - спросил он Пака.
     Пак пожал плечами.
     - Я не знаю. Но если в этих кварталах вода вообще осталась, то только
здесь.
     - Да-а-а... - протянул Изя. -  Далековато.  Километров  тридцать,  за
день не обернуться... Правда, масштаб... Слушай, а зачем тебе воду  именно
сейчас? За водой пойдем завтра, как и договаривались... вернее, поедем.
     - Хорошо, - сказал Андрей. - Пошли.
     Теперь они пошли рядом, и некоторое время все молчали. Изя непрерывно
крутил головой и как бы  принюхивался,  но  ни  справа,  ни  слева  ничего
интересного  не  обнаруживалось.  Трех-  и  четырехэтажные  дома,   иногда
довольно   красивые.   Выбитые   стекла.   Некоторые    окна    заколочены
покоробившейся фанерой. На балконах - полуразвалившиеся  цветочные  ящики,
многие дома заплетены жестким пыльным плющом. Большой магазин -  огромные,
запыленные до непрозрачности  витрины,  почему-то  уцелевшие,  а  двери  -
выломаны... Изя сорвался, трусцой сбегал, заглянул, снова вернулся.
     - Пусто, - сообщил он. - Полный разгром.
     Какое-то общественное здание - не то театр, не то концертный зал,  не
то кино. Потом опять магазин - витрина  расколота,  -  и  еще  магазин  на
другой стороне... Изя вдруг остановился,  шумно  потянул  носом  и  поднял
грязноватый палец.
     - О! - сказал он. - Здесь где-то!
     - Что? - спросил Андрей, озираясь.
     - Бумага, - коротко отозвался Изя.
     Ни на кого не глядя,  он  уверенно  устремился  к  зданию  на  правой
стороне улицы. Здание это было как здание, ничем особенным от соседних  не
отличалось, разве что подъезд  был  пороскошнее  да  в  общем  облике  его
чувствовался некий готический акцент. Изя  исчез  в  подъезде,  и  они  не
успели еще пересечь улицы, как он снова высунулся и азартно позвал:
     - Давайте сюда, Пак! Библиотека!..
     Андрей только головой покрутил от восхищения. Ай да Изя!
     - Библиотека? - сказал Пак, ускоряя шаги. - Не может быть!..
     В вестибюле было прохладно и полутемно после полыхающей желтым  жаром
улицы. Высокие готические окна,  выходившие,  по-видимому,  во  внутренний
двор, были украшены цветными витражами. Пол, выложенный  узорной  плиткой.
Белого камня лестницы, уходящие вправо и влево...  По  левой  уже  взбегал
Изя. Пак легко нагнал его, и они, шагая через три ступеньки,  скрылись  из
виду.
     - А нам-то на кой черт туда тащиться? - сказал Андрей Немому.
     Тот  был  согласен.  Андрей  поискал,  где  присесть,  и  присел   на
прохладные белые ступени. Автомат он снял и положил рядом. Немой уже сидел
на корточках у стены, закрыв  глаза  и  охватив  колени  длинными  мощными
руками. Было тихо, только бубнили наверху неразборчивые голоса.
     Надоело, подумал Андрей с  раздражением.  Мертвые  кварталы  надоели.
Раскаленное это безмолвие. Загадки эти... Людей  бы  найти,  пожить  бы  с
ними, порасспросить их... и чтобы угостили чем-нибудь...  все  равно  чем,
только бы не овсянкой этой обрыдлой... и холодного  вина!  Много,  сколько
хочешь... или пива. В животе у него заурчало,  и  он  испуганно  напрягся,
прислушиваясь. Нет, ничего. Сегодня - тьфу-тьфу - ни разу не бегал,  и  на
том спасибо. И пятка вроде бы зажила...
     Наверху  что-то  повалилось  с  тяжелым  рассыпчатым  грохотом.   Изя
разборчиво проорал: "Ну куда  вы  лезете,  ей-богу!.."  Раздался  смех,  и
голоса забубнили снова.
     Копайтесь, копайтесь, подумал Андрей. Только на вас и надежда. Только
от вас и можно ждать хоть какого-нибудь толку... И останется от всей  этой
бездарной затеи мой отчет да двадцать четыре Изиных ящика с бумагами!..
     Он вытянул ноги к сам вытянулся на  ступеньках,  опираясь  на  локти.
Немой вдруг чихнул, звонко откликнулось эхо. Андрей откинул голову и  стал
глядеть в далекий сводчатый потолок. Хорошо строили, красиво, лучше, чем у
нас. И вообще жили, как видно, не худо. И все равно сгинули...  Очень  это
все Фрицу не  понравится  -  он  бы,  конечно,  потенциального  противника
предпочел.  А  то  что  такое  получается:   жили-жили,   строили-строили,
прославляли  какого-то  своего  Гейгера...  любимого  и  простого...  А  в
результате - пожалуйста: пустота. Как и не было никого. Одни кости,  да  и
тех  что-то  маловато  для  такого  поселения...  Вот   так-то,   господин
президент! Человек предполагает, а господь рябь какую-нибудь напустит и  -
конец всему...
     Он тоже чихнул и потянул носом. Прохладно здесь  как-то...  А  Кехаду
хорошо бы под суд отдать, когда вернемся... Мысли  его  легко  свернули  в
привычное русло: как загнать Кехаду в угол, чтобы он и  пикнуть  не  смел,
чтобы вся документация была как на ладони и чтобы Гейгеру все сразу  стало
ясно... Он отмахнулся от этих мыслей -  они  были  не  к  месту  и  не  ко
времени. Сейчас  надо  было  думать  только  о  завтрашнем  дне.  Да  и  о
сегодняшнем не помешало  бы.  Например,  куда  все-таки  девалась  статуя?
Пришел кто-то рогатый... стегозавр какой-то... взял ее под мышку и уволок.
Зачем? И потом в ней, между прочим, тонн  пятьдесят  весу.  Такая  зверюга
захочет - трактор под мышкой унесет... Уходить отсюда нам надо,  вот  что.
Если б не полковник, сегодня же ноги бы нашей здесь  не  было...  Он  стал
думать о полковнике и вдруг поймал себя на том, что прислушивается.
     Какой-то отдаленный неясный звук появился - не голоса, голоса наверху
бубнили по-прежнему, - нет, там,  на  улице,  за  высокими  приотворенными
дверями подъезда. Явственно зазвенели разноцветные  стекла  в  витраже,  и
явственно завибрировали каменные ступеньки под  локтями  и  задом,  словно
где-то неподалеку была железная дорога,  и  по  ней  шел  сейчас  поезд  -
тяжелый грузовой состав. Немой  вдруг  широко  раскрыл  глаза  и  повернул
голову, настороженно прислушиваясь.
     Андрей осторожно подтянул под себя ноги и  встал,  держа  автомат  за
ремень. Немой сейчас же тоже встал,  кося  на  него  одним  глазом  и  все
продолжая прислушиваться.
     Взявши автомат наизготовку, Андрей  бесшумно  перебежал  к  дверям  и
осторожно выглянул. Жаркий пыльный  воздух  обжег  ему  лицо.  Улица  была
желта, раскалена и пуста по-прежнему. Только ватной тишины больше не было.
Огромный далекий молот с унылой равномерностью бил в мостовую, и удары эти
заметно приближались - тяжелые, хрусткие удары, дробящие в щебень булыжник
мостовой.
     В  доме  напротив  со  звоном  осыпалась   расколотая   витрина.   От
неожиданности Андрей отпрянул, но тут же взял себя в руки и, закусив губу,
оттянул затвор автомата. Черт меня сюда понес, подумал он краем сознания.
     Молот все приближался, и совершенно непонятно было - откуда, но удары
были все тяжелее, все  звонче,  и  была  в  них  какая-то  несокрушимая  и
неотвратимая победительность. Шаги судьбы, мелькнуло в голове у Андрея. Он
растерянно оглянулся на Немого.
     Он  испытал  шок.  Немой  стоял,  прислонившись  плечом  к  стене,  и
сосредоточенно орудовал своим тесаком, обрезая  ноготь  на  мизинце  левой
руки. Вид у него при этом был совершенно равнодушный и даже скучающий.
     - Что?! - хрипло спросил Андрей. - Ты что это?..
     Немой посмотрел на него, кивнул и снова занялся своим  ногтем.  Бумм,
бумм, бумм, - раздавалось совсем близко, земля под ногами  содрогалась.  И
вдруг наступила тишина. Андрей сейчас же снова  выглянул.  Он  увидел:  на
ближнем перекрестке,  доставая  головой  до  третьего  этажа,  возвышается
темная фигура. Статуя. Старинная металлическая статуя. Тот самый  давешний
тип с жабьей мордой - только  теперь  он  стоял,  напряженно  вытянувшись,
задрав объемистый подбородок, одна рука заложена за спину, другая - то  ли
грозя, то ли указуя в небеса - поднята, и выставлен указательный палец...
     Андрей, обмирая, как в дурном сне, смотрел на это бредовое  чудовище.
Но он знал, что это не бред. Статуй был как статуй  -  дурацкое  бездарное
сооружение из металла, покрытое не  то  окалиной,  не  то  черной  окисью,
нелепо и не на месте установленное... В горячем воздухе, поднимавшемся  от
мостовой, очертания его дрожали и колебались точно так же,  как  очертания
домов вдоль улицы.
     Андрей почувствовал руку на своем плече и оглянулся - Немой  улыбался
и успокаивающе кивал ему. Бумм, бумм, бумм -  снова  раздалось  на  улице.
Немой все держал его за плечо -  трепал,  гладил,  мял  мускулы  ласковыми
пальцами. Андрей резко отстранился и снова выглянул наружу. Статуи не было
больше. И снова была тишина.
     Тогда Андрей оттолкнул Немого и на ватных ногах побежал  по  лестнице
наверх, где по-прежнему, как ни в чем не бывало, бубнили голоса.
     - Хватит! - рявкнул он, врываясь в библиотечный зал. - Пошли отсюда!
     Голос у него совсем сел, и они его  не  услышали,  а  может  быть,  и
услышали, но не обратили  вним