т, факелы какие-нибудь запалить? Может, они огня испугаются?
     - Черт! Какого дьявола у полицейских отобрали оружие? Пусть раздадут!
     - А не двинуть ли нам, ребята, по домам? Я как подумаю,  что  у  меня
жена там сейчас одна...
     - Это вы бросьте. У всех жены. Эти женщины - тоже чьи-то жены.
     - Так-то оно так...
     - Может, на крыши взобраться? С крыш их чем-нибудь... того...
     - Чем ты их достанешь, балда? Палкой своей, что ли?
     - У, гады! - заревел вдруг с ненавистью презрительный бас, разбежался
и с натугой метнул свой лом  в  многострадальный  ларек.  Фанерную  стенку
пробило насквозь, шайка чернохвостого глянула с  удивлением,  помедлила  и
снова принялась за  огурцы  и  картошку.  Женщины  в  окнах  издевательски
захохотали.
     - Ну, что ж, - сказал кто-то рассудительно. - Во  всяком  случае,  мы
своим присутствием задерживаем  их  здесь,  стесняем  их  действия.  И  то
хорошо. Пока мы здесь, они побоятся продвинуться дальше в глубину...
     Все  принялись  озираться  и   загомонили.   Рассудительного   быстро
заставили замолчать. Во первых, выяснилось, что павианы  продвигаются-таки
в глубину, несмотря на присутствие  здесь  рассудительного.  А  во-вторых,
если бы даже они и не  продвигались,  то  что  же  он,  рассудительный,  -
собрался ночевать здесь? Жить здесь? Какать и писать здесь?..
     Тут послышалось  неторопливое  цоканье  копыт,  тележный  скрип,  все
посмотрели  вверх  по  улице  и   замолчали.   По   мостовой   неторопливо
приближалась пароконная телега. На телеге  боком,  свесив  ноги  в  грубых
кирзовых сапогах, дремал крупный мужчина в выгоревшей гимнастерке русского
военного образца и  в  выгоревших  же  бриджах  хэ-бэ.  Склоненная  голова
мужчины была сплошь покрыта спутанным русым волосом, в огромных коричневых
руках он вяло держал вожжи. Лошади - одна гнедая, другая серая в яблоках -
переступали лениво и тоже, кажется, дремали на ходу.
     - На рынок едет, - сказал кто-то почтительно. - Фермер.
     - Да, ребята, фермерам горюшка мало - когда еще до  них  эта  сволочь
доберется...
     - Между прочим, как представлю я себе павианов на посевах!..
     Андрей с любопытством приглядывался. Фермера он видел впервые за  все
время своего пребывания в городе, хотя слыхал об этих людях немало -  были
они якобы угрюмы и диковаты, жили  далеко  на  севере,  вели  там  суровую
борьбу с болотами и джунглями, в город наезжали только для сбыта продуктов
своего хозяйства и, в отличие от горожан, не меняли профессии.
     Телега медленно приближалась, возница, вздрагивая опущенной  головой,
время от времени, не просыпаясь, чмокал губами, несильно дергая  вожжи,  и
вдруг  обезьяны,  настроенные  до  того  довольно  миролюбиво,  пришли   в
необычное злобное возбуждение. То  ли  их  раздражали  лошади,  то  ли  им
надоело, наконец, присутствие посторонних толп  на  улице,  но  они  вдруг
загомонили, заметались, засверкали клыками, а несколько самых  решительных
вскарабкались по водостокам на крышу и принялись ломать там черепицу.
     Один из первых обломков угодил вознице прямо  между  лопаток.  Фермер
вздрогнул, выпрямился  и  широко  раскрытыми  глазами  обвел  окрестности.
Первым, кого он заметил, был все  тот  же  очкастый  интеллигент,  который
устало возвращался из своей безрезультатной погони и одиноко маячил позади
телеги.  Не  говоря  ни  слова,  фермер   бросил   вожжи   (лошади   сразу
остановились), соскочил с телеги, и, разворачиваясь на ходу, ринулся  было
к обидчику, но тут другой кусок  черепицы  угодил  интеллигенту  точно  по
темечку. Интеллигент охнул, выронил шест и присел  на  корточки,  обхватив
руками голову. Фермер озадаченно остановился. Вокруг него  на  мостовую  с
треском падали куски черепицы, разлетаясь в оранжевую крошку.
     - Отряд, в укрытие! - браво скомандовал Фриц и устремился в ближайшую
подворотню. Все кинулись кто куда, врассыпную, Андрей прижался к  стене  в
мертвой зоне и с интересом следил за фермером, который в полном  обалдении
озирался  по  сторонам  и,  по  видимому,   ничегошеньки   не   соображал.
Затуманенный  взгляд  его  скользил  по  карнизам  и  водосточным  трубам,
облепленным беснующимися павианами, он  зажмурился  и  затряс  головой,  а
потом снова широко раскрыл глаза и громко произнес:
     - Ядрит твою налево!
     - В укрытие! - кричали ему со всех сторон. - Эй, борода! Сюда  давай!
По кумполу же получишь, обалдуй болотный!..
     - Что это такое? - громко вопросил фермер, обращаясь к  интеллигенту,
ползающему на карачках в поисках очков. - Это кто же такие  здесь,  вы  не
скажете?
     - Обезьяны, разумеется, - сердито ответствовал интеллигент. - Неужели
вы сами не видите, сударь?
     - Ну и порядочки тут у вас, -  ошеломленно  произнес  фермер,  только
теперь окончательно проснувшись. - И вечно вы тут что-нибудь выдумаете...
     Этот сын болот  был  настроен  теперь  философски  и  добродушно.  Он
убедился,  что  нанесенная  ему  обида  не  может,  собственно,  считаться
таковой, и теперь был просто несколько ошарашен  зрелищем  мохнатых  банд,
прыгающих по карнизам и фонарям. Он только укоризненно покачивал головой и
скреб в бороде. Но тут интеллигент нашел,  наконец,  свои  очки,  подобрал
шест и опрометью бросился  в  укрытие,  так  что  фермер  остался  посреди
мостовой  один-одинешенек  -  единственная  и  достаточно  соблазнительная
мишень для волосатых снайперов.  Крайняя  невыгодность  такой  позиции  не
замедлила себя обнаружить. Дюжина крупных осколков с треском лопнула у его
ног, а обломки помельче забарабанили по патлатой голове и по плечам.
     - Да что ж это такое! - взревел фермер. Новый осколок стукнул  его  в
лоб. Фермер замолчал и стремглав бросился к своей телеге.
     Это было как раз напротив  Андрея,  и  Андрей  подумал  сначала,  что
фермер упадет сейчас боком на телегу, махнет по всем по двум и  умчится  к
себе на болота, подальше от этого опасного места. Но бородач  и  не  думал
махать по  всем  по  двум.  Бормоча:  "З-заразы,  пр-роститутки..."  он  с
лихорадочной поспешностью и очень ловко расшпиливал свой  воз.  Андрею  за
его широкой спиной не было видно, что он там делает,  но  женщины  в  доме
напротив все видели  -  они  вдруг  разом  завизжали,  захлопнули  окна  и
скрылись. Андрей  глазом  моргнуть  не  успел.  Бородач  легко  присел  на
корточки,  и  над  его  головой  поднялся  к   крышам   толстый,   масляно
отсвечивающий ствол в дырчатом металлическом кожухе.
     - А-атставить! - заорал Фриц, и  Андрей  увидел,  как  он  громадными
прыжками несется откуда-то справа прямиком к телеге.
     - Ну, гады, ну,  заразы...  -  бормотал  бородач,  совершая  какие-то
замысловатые  и  очень  сноровистые  движения   руками,   сопровождавшиеся
скользящими металлическими щелчками и позвякиваниями. Андрей весь напрягся
в предчувствии грохота и огня, и обезьяны на крыше,  видимо,  тоже  что-то
почуяли. Они перестали швыряться, присели на хвосты  и,  беспокойно  вертя
собачьими  головами,  принялись  трескуче  обмениваться  какими-то  своими
соображениями.
     Но Фриц был уже рядом с телегой.  Он  схватил  бородача  за  плечо  и
повелительно повторил:
     - Отставить!
     - Подожди! - досадливо бормотал бородач, дергая плечом. - Да подожди,
дай я их срежу, сволочь хвостатую...
     - Я приказал отставить! - гаркнул Фриц.
     Тогда бородач поднял на него лицо и медленно поднялся сам.
     - Что такое? - спросил он, с неимоверным презрением растягивая слова.
Ростом он был с Фрица, но заметно шире его и в плечах, и пониже спины.
     - Откуда у вас оружие? - резко спросил Фриц. - Предъявите документы!
     - Ах ты сопляк! - с грозным удивлением сказал бородатый. -  Документы
ему! А вот этого не хочешь, вошь белобрысая?
     Фриц не обратил  внимания  на  неприличный  жест.  Продолжая  глядеть
бородачу прямо в глаза, он гаркнул на всю улицу:
     - Румер! Воронин! Фрижа! Ко мне!
     Услыхав свою фамилию, Андрей удивился, но тут же оттолкнулся от стены
и неторопливо пошел к телеге. С другой стороны мелкой трусцой  приближался
приземистый вислоплечий Румер, в  прошлом  -  профессиональный  боксер,  и
бежал со всех ног дружок Фрица, маленький, тощий  Отто  Фрижа,  золотушный
юноша с сильно оттопыренными ушами.
     - Давайте,  давайте...  -  недобро  усмехаясь,  приговаривал  фермер,
наблюдая все эти военные приготовления.
     - Я еще раз настоятельно прошу вас предъявить документы, - с  ледяной
вежливостью повторил Фриц.
     - А шел бы ты в ж... - лениво ответствовал бородач. Смотрел он теперь
главным образом на Румера, а руку как бы невзначай  положил  на  кнутовище
весьма внушительного кнута, искусно сплетенного из сыромятной кожи.
     - Ребята, ребята! - предостерегающе сказал Андрей. - Слушай,  солдат,
брось, не спорь, мы из мэрии...
     - Трах-тарарах я вашу мэрию, - ответствовал солдат, взглядом  измеряя
Румера с головы до пят.
     - Ну, в чем тут дело? - осведомился тот негромко и очень хрипло.
     - Вы отлично знаете, - сказал Фриц бородачу, -  что  оружие  в  черте
города запрещено. Тем более - пулемет. Если у вас есть  разрешение,  прошу
предъявить.
     - А кто вы такие -  разрешение  у  меня  спрашивать?  Что  вы  мне  -
полиция? Гестапо какое-нибудь?
     - Мы - добровольный отряд самообороны.
     Бородач ухмыльнулся.
     - Ну и обороняйтесь, если вы из обороны, кто вам мешает?
     Назревало  нормальное,  основательное,  вдумчивое  толковище.   Отряд
постепенно собрался вокруг телеги. Даже аборигены мужского пола вылезли из
подъездов - кто с каминными щипцами, кто с кочергой, а кто и с  ножной  от
стула. С любопытством разглядывали бородача, зловещий пулемет, стоявший на
брезенте торчком, что-то  округлое  и  стеклянное,  поблескивающее  из-под
брезента. Принюхивались  -  фермер  был  окружен  своеобразной  атмосферой
запахов: пот, чесночная колбаса, спиртное...
     Андрей же с каким-то умилением, удивлявшим  его  самого,  разглядывал
выцветшую,  пропотевшую  под  мышками  гимнастерочку  и  одинокой  (и   то
незастегнутой) бронзовой пуговичкой на вороте, знакомо сдвинутую на правую
бровь  пилотку   со   следом   пятиконечной   звезды,   могучие   кирзовые
сапоги-говнодавы - только бородища, пожалуй, казалась здесь неуместной, не
вписывалась в образ... И тут ему пришло в голову,  что  у  Фрица  все  это
должно вызывать совсем иные ассоциации и ощущения. Он посмотрел на  Фрица.
Тот стоял прямой, сжав губы в тонкую линию, собравши нос  в  презрительные
морщины, и старался заледенить бородача  взглядом  серо-стальных,  истинно
армейских глаз.
     - Нам разрешения не полагаются, - лениво говорил между  тем  бородач,
поигрывая кнутом. - Нам вообще ни хрена не полагается, только кормить вас,
дармоедов, нам полагается.
     - Ну, хорошо, - гундел в задних рядах бас. - А пулемет-то откуда?
     - А что - пулемет?  Смычка,  значит,  города  и  деревни.  Я  тебе  -
четверть первача, ты мне - пулемет, все честно-благородно...
     - Ну, нет, - гундел бас. - Пулемет все-таки - это вам не игрушка,  не
молотилка какая-нибудь там...
     - А мне вот кажется, - вмешался рассудительный, -  что  фермерам  как
раз оружие разрешено!
     - Оружие никому не разрешено! - пискнул Фрижа и сильно покраснел.
     - Ну и глупо! - откликнулся рассудительный.
     - Ясное дело, что глупо, - сказал бородач. - Посидел бы ты у  нас  на
болотах, да ночью, да еще когда гон идет...
     - У  кого  гон?  -  с  живейшим  интересом  осведомился  интеллигент,
протискавшийся со своими очками в первый ряд.
     - У кого надо, у того и гон, - ответил ему фермер пренебрежительно.
     - Нет-нет, позвольте... - заторопился интеллигент. - Ведь я биолог, и
мне до сих пор не удается...
     - Помолчите, - сказал ему Фриц. - А вам, - продолжал он, обращаясь  к
бородачу,  я  предлагаю  следовать  за  мной.  Во   избежание   напрасного
кровопролития предлагаю.
     Взгляды их скрестились. И ведь  надо  же,  почуял  как-то  прекрасный
бородач, по каким-то одному ему заметным черточкам понял, с кем приходится
иметь дело.  Борода  его  раскололась  ехидной  ухмылкой,  и  он  произнес
противным, оскорбительно тоненьким голосом:
     - Млеко-яйки? Гитлер капут?
     Ни черта не боялся он кровопролития - ни напрасного, ни какого.
     Фрица словно ударили в подбородок. Он откинул  голову,  бледное  лицо
сделалось пунцовым, на  скулах  выступили  желваки.  На  мгновение  Андрею
показалось, что он сейчас бросится на  бородача,  и  Андрей  даже  подался
вперед, чтобы встать между ними, но Фриц сдержался. Кровь снова отлила  от
его лица, и он сухо объявил:
     - Это к делу не относится. Извольте следовать за мной.
     - Да отстаньте вы от него, Гейгер! - сказал бас. - Ясно же,  что  это
фермер. Виданное ли это дело - к фермерам приставать!
     И все вокруг закивали и забормотали, что да, явный  фермер,  уедет  и
пулемет с собою заберет, не гангстер же он какой-нибудь, на самом-то деле.
     - Нам павианов отражать надо, а мы тут в полицию  играем,  -  добавил
рассудительный.
     Напряжение  сразу  вдруг  разрядилось.  Все  вспомнили  о   павианах.
Оказывается, павианы снова разгуливали, где хотели,  и  держались,  как  у
себя в джунглях. Выяснилось также, что местному  населению,  по  видимому,
надоело ждать  решительных  действий  отряда  самообороны.  Население,  по
видимому, решило, что толку  от  этого  отряда  не  будет  и  надо  как-то
устраиваться самим. И уже  женщины  с  кошелками,  деловито  поджав  губы,
спешили по своим утренним делам, причем многие держали в  руках  веники  и
палки от швабр, чтобы отмахиваться от самых настырных обезьян.  С  витрины
магазина снимали ставни, а ларечник  ходил  вокруг  своего  разгромленного
ларька, кряхтел, почесывал  спину  и  явно  что-то  такое  прикидывал.  На
автобусной остановке выросла очередь, а  вот  и  первый  автобус  появился
вдали. Нарушая постановление городского управления,  он  громко  сигналил,
разгоняя павианов, на знакомых с правилами уличного движения.
     - Да, господа мои, - сказал кто-то. - Видимо, придется нам и к  этому
приспособиться.  По  домам,  что  ли,  командир?  Фриц  угрюмо  исподлобья
оглядывал улицу.
     - Ну, что ж, - произнес он обыкновенным человеческим  голосом.  -  По
домам, так по домам.
     Он повернулся и, сунув руки в карманы, первым направился к грузовику.
Отряд потянулся за ним. Чиркали спички и  зажигалки,  кто-то  обеспокоенно
спрашивал,  как  же  быть  с  опозданием  на  службу,  хорошо  бы  справку
какую-нибудь получить... Рассудительный и  тут  нашелся:  сегодня  все  на
службу  опоздают,  какие  там  еще  справки.   Толковище   вокруг   телеги
рассосалось. Остались только Андрей да  очкастый  биолог,  который  твердо
положил себе выяснить, у кого же все-таки бывает на болотах гон.
     Бородач, разбирая и вновь упаковывая пулемет, снисходительно пояснял,
что гон на болотах бывает, брат, у краснух, а краснухи,  брат,  это  вроде
крокодилов. Видал крокодилов? Ну вот,  только  шерстью  обросшие.  Красной
такой шерстью, жесткой. И когда у них гон идет, тут  уж,  браток,  держись
подальше. Во-первых, они здоровые, что твои быки, а во-вторых,  ничего  во
время этого дела не замечают - дом не дом, сарай не сарай, все разносят  в
щепки...
     Глаза у интеллигента горели, он  жадно  слушал,  поминутно  поправляя
очки растопыренными пальцами. Фриц позвал из грузовика: "Эй, вы едете  или
нет? Андрей!"  Интеллигент  оглянулся  на  грузовик,  посмотрел  на  часы,
жалобно застонал и принялся бормотать извинения и благодарности. Потом  он
схватил бородача за руку, изо всех сил потряс и убежал. А Андрей остался.
     Он и сам не знал, почему остается.  У  него  случилось  что-то  вроде
приступа ностальгии. И не то, чтобы он соскучился по русской речи  -  ведь
все кругом говорили по-русски; и не то, чтобы  этот  бородач  казался  ему
воплощением родины, вовсе нет. Но было в нем что-то какое, по чему  Андрей
основательно истосковался, что-то такое, чего он не  мог  получить  ни  от
строгого язвительного Дональда, ни  от  веселого,  горячего,  но  все-таки
какого-то   чужого   Кэнси,   ни   от   Вана,   всегда   доброго,   всегда
благожелательного, но очень уж забитого. Ни тем  более  от  Фрица,  мужика
замечательного по своему, но как-никак  вчерашнего  смертельного  врага...
Андрей  и  не  подозревал,  что  так  истосковался  по  этому  загадочному
"чему-то".
     Бородач искоса взглянул на него и спросил:
     - Земляк, что ли?
     -  Ленинградец,  -  сказал  Андрей,  ощущая  неловкость,   и,   чтобы
затушевать эту неловкость, достал сигареты и предложил бородачу.
     - Вон как... - сказал тот, вытаскивая сигарету из пачки.  -  Земляки,
выходит.  А  я,  браток,  вологодский.  Череповец  -  слыхал?   Охцы-мохцы
Череповцы...
     -  А  как  же!  -  страшно  обрадовался  Андрей.  -  Там  же   сейчас
металлургический комбинат отгрохали, огромнейший заводище!
     - Ой ты? - сказал бородач довольно равнодушно. - И его, значит,  тоже
в оборот взяли... Ну ладно. А ты что здесь делаешь? Как зовут-то?
     Андрей назвался.
     -  А  я,  видишь  ты,  крестьянствую.  Фермер,  по   здешнему.   Юрий
Константинович Давыдов. Выпить хочешь?
     Андрей замялся.
     - Рановато как будто... - сказал он.
     - Ну, может, и рановато, - согласился Юрий Константинович. - Мне ведь
еще на рынок надо. Я,  понимаешь,  вчера  вечером  приехал  и  -  прямо  в
мастерские, мне там давно пулемет обещали. Ну, то-се, опробовали  машинку,
сгрузил  я  им,  значит,  окорока,  четверть  самогона,  гляжу  -   солнце
выключили... - рассказывая все это, Давыдов кончил упаковывать  свой  воз,
разобрал вожжи, сел боком в телегу и тронул лошадей. Андрей пошел рядом.
     - Да, - продолжал  Юрий  Константинович.  -  Выключили  тут,  значит,
солнце. А он мне и говорит: "Пойдем, говорит,  я  тут  одно  место  знаю".
Поехали мы туда, выпили, закусили. С водкой сам знаешь в городе как,  а  у
меня  самогон.  Ну,  бабы,  конечно...  -  Давыдов  пошевелил  бородой  от
воспоминаний, затем продолжал, понизив голос: - У нас, браток, на  болотах
с бабами очень туго. Есть, понимаешь, одна вдова, ну, ходим к ней.. у  ней
муж в запрошлом году утонул... Ну и знаешь же, как получается - сходить то
сходишь, деваться некуда, а потом -  то  ты  ей  молотилку  почини,  то  с
урожаем подсоби, то  культиватор...  А,  з-зараза!  -  Он  вытянул  кнутом
павиана, увязавшегося за телегой. - В общем, житуха  у  нас  там,  браток,
приближенная к боевым условиям. Без оружия никак нельзя. А кто этот тут  у
вас, белобрысый? Немец?
     - Немец, - сказал Андрей. -  Бывший  унтер-офицер,  под  Кенигсбергом
попал в плен, а из плена - сюда...
     - То-то я  смотрю  -  морда  противная,  -  сказал  Давыдов.  -  Они,
глистоперы, меня до самой Москвы гнали, в  госпиталь  загнали,  ползадницы
начисто снесли. Ну, а потом я им тоже дал. Танкист я, понял? - В последний
раз уже под Прагой горел... - Он опять покрутил бородой. -  Ну  ты  скажи,
какая судьба! Надо же, где встретились!
     - Да нет, он мужик ничего, деловой, -  сказал  Андрей.  -  И  смелый.
Выпендриваться,  правда,  любит,  но  работник  хороший,  энергичный.  Для
эксперимента он, по-моему, очень полезный человек. Организатор.
     Давыдов некоторое время молчал, почмокивая на лошадей.
     - Приезжает это к нам на болота один на прошлой неделе,  -  заговорил
он наконец. - Ну, собрались мы у Ковальского, - это  тоже  фермер,  поляк,
километрах в  десяти  от  меня,  дом  у  него  хороший,  большой.  Да-а...
Собрались, значит. Ну, и этот начинает нам баки вертеть:  есть  ли  у  нас
правильное  понимание  задач  Эксперимента.  А  сам  он   из   мэрии,   из
сельхозотдела. Ну, и мы видим, конечно, что ведет он к  тому,  что  ежели,
скажем, есть у нас правильное  понимание,  то  хорошо  бы,  значит,  налог
повысить... А ты женатый? - спросил он вдруг.
     - Нет,