машины.
     Они вбежали в здание и сразу же потеряли друг друга  в  непроворотной
толпе людей в штатском, людей в полицейской форме и людей в нижнем  белье.
Стоял многоголосый гомон, от табачного дыма ело глаза.
     - Поймите! Не могу же я вот так - в одних подштанниках!
     - ...Немедленно открыть арсенал и раздать оружие... Черт вас  побери,
ну хоть бы полицейским раздать оружие!..
     - Где шеф полиции? Только что здесь крутился...
     - У меня жена там осталась, вы можете это понять? И теща-старуха!
     - Слушайте, да ничего страшного. Обезьяны - они и есть обезьяны...
     - Представляешь, просыпаюсь я, а на подоконнике кто-то сидит...
     - А шеф полиции где? Дрыхнет, толстая задница?
     - Был у нас в переулке один фонарь. Повалили.
     - Ковалевский! В двенадцатую комнату, быстро!
     - Однако согласитесь, в одних подштанниках...
     - Кто умеет водить машину? Шофера! Все на площадь! К рекламной тумбе!
     - Да где же, черт побери, шеф полиции? Сбежал, что ли, подлец?
     - Значит так. Бери ребят - и  в  литейные  мастерские.  Там  возьмешь
эти... ну штыри такие, для парковой  ограды...  Все  бери,  все!  И  сразу
сюда...
     - Как я гвозданул по  этой  волосатой  морде,  даже  руку  отшиб,  ей
богу...
     - А духовые ружья годятся?
     - В семьдесят второй квартал - три машины! В семьдесят третий квартал
- пять машин...
     - Извольте распорядиться,  чтобы  им  выдали  обмундирование  второго
срока. Только под расписку, чтобы потом вернули!
     - Слушайте, у них хвосты есть? Или мне показалось?
     Андрея толкали, тискали, прижимали к стенам коридора,  оттоптали  все
ноги, и он  сам  толкался,  протискивался,  отпихивал.  Сначала  он  искал
Дональда, чтобы в качестве свидетеля защиты присутствовать при покаянии  и
сдаче оружия, потом до него дошло, что нашествие павианов - дело,  видимо,
очень серьезное, раз поднялась такая кутерьма, и  он  немедленно  пожалел,
что грузовики  водить  не  умеет,  где  находятся  литейные  мастерские  с
таинственными штырями - не знает, обеспечить  кого-нибудь  обмундированием
второго срока - не может, и получается, что он тут  как  бы  никому  и  не
нужен. Он попытался, по крайней мере, сообщить о  том,  что  видел  своими
глазами, может быть, эти сведения  окажутся  полезными,  но  одни  его  не
слушали вообще, а другие, стоило  ему  начать,  перебивали  и  принимались
рассказывать сами.
     С горечью он убедился, что знакомых лиц в этом круговороте мундиров и
подштанников не было, мелькнул только черный Сильва с головой,  обмотанной
кровавой  тряпкой,  да  тут  же  и  исчез,  -  а  между  тем  что-то  явно
предпринималось, кто-то кого-то организовывал и  куда-то  посылал,  голоса
становились  все  громче,  все  увереннее,  подштанники  стали   понемногу
исчезать,  а  мундиров  стало,  наоборот,  заметно  больше,  на   какое-то
мгновение Андрею даже почудился мерный грохот сапог и строевая  песня,  но
оказалось, что  это  просто  уронили  переносимый  сейф,  и  он  скатился,
грохоча, по ступенькам и застрял в дверях продовольственного отдела...
     Тут Андрей увидел знакомое лицо - чиновника,  бывшего  сослуживца  по
бухгалтерии Палаты Мер и Весов. Андрей, распихивая встречных, догнал  его,
прижал к стене и единым духом выложил,  что  вот  он,  Андрей  Воронин,  -
помните, мы вместе работали? - нынче грузчик-ассенизатор, никого найти  не
могу, направьте меня куда-нибудь в дело, ведь наверняка же  нужны  люди...
Чиновник  некоторое  время  слушал,  очумело   моргая   и   делая   слабые
конвульсивные попытки вырваться, а потом вдруг оттолкнул  Андрея,  заорал:
"Куда я вас направлю? Вы что, не видите - я бумаги  несу  на  подпись!"  и
почти убежал по коридору.
     Андрей сделал еще несколько попыток принять участие в  организованных
действиях, но  все  от  него  отказывались  и  отмахивались,  все  страшно
спешили, не было буквально ни одного  человека,  который  просто  спокойно
стоял бы на месте и,  скажем,  составлял  бы  списки  добровольцев.  Тогда
Андрей ожесточился и принялся распахивать все двери подряд, надеясь  найти
хоть какое-нибудь ответственное лицо, которое не бегает, не  кричит  и  не
размахивает руками, - из самых общих соображений было ясно, что должен  же
где-то здесь быть некий  штаб,  откуда  и  направляется  вся  эта  кипучая
деятельность.
     Первая  комната  оказалась  пуста.  Во  второй  -  один   человек   в
подштанниках громко кричал в  телефонную  трубку,  а  второй,  чертыхаясь,
натягивал на себя узкий  канцелярский  халат.  Из-под  халата  выглядывали
полицейские бриджи и  чиненые-перечиненные  полицейские  же  штиблеты  без
шнурков. Заглянув в  третий  кабинет,  Андрей  получил  по  глазам  чем-то
розовым с пуговицами и тотчас же отпрянул, успев  заметить  только  весьма
дородные  и  явно  женские  телеса.  Зато  в  четвертой  комнате  оказался
Наставник.
     Он сидел на подоконнике с ногами, обхватив руками колени, и смотрел в
черноту за стеклом, озаряемую летящим светом фар. Когда Андрей  вошел,  он
повернул к нему доброе, румяное лицо, как всегда немного вздернул брови  и
улыбнулся. И увидев эту улыбку, Андрей  сразу  успокоился.  Злость  его  и
ожесточение прошли, и стало ясно,  что  в  конце  концов  все  обязательно
образуется, станет не свои места и вообще окончится благополучно.
     - Вот, - сказал он, разводя руки  и  улыбаясь  в  ответ.  -  Оказался
никому не нужен. Машину водить не  умею,  где  находится  гимназиум  -  не
знаю... Суматоха, ничего не понять...
     - Да, - сочувственно согласился Наставник. - Ужасная суматоха.  -  Он
спустил ноги с подоконника, засунув под себя ладони и поболтал ногами, как
ребенок. - Даже  неприлично.  Стыдно  даже.  Серьезные  взрослые  люди,  в
большинстве  своем  опытные...  Значит,   не   хватает   организованности!
Правильно, Андрей? Значит, какие-то  важные  вопросы  пущены  на  самотек.
Неподготовленность... Недостаток дисциплины... Ну и бюрократизм, конечно.
     - Да, - сказал Андрей. - Конечно! Я, знаете, что  решил?  Не  буду  я
больше никого искать, и не буду я ничего выяснять, а  возьму  какую-нибудь
палку и пойду. Присоединюсь к какому-нибудь отряду. А  если  не  примут  -
сам. Там ведь женщины остались... и дети...
     На каждое его слово Наставник коротко кивал, он больше  не  улыбался,
лицо у него теперь было серьезное и сочувственное.
     - Вот только одно... - сказал Андрей, сморщившись. - Как с Дональдом?
     - С Дональдом? - переспросил  Наставник,  поднимая  брови.  -  Ах,  с
Дональдом Купером? - Он засмеялся. -  Вы,  конечно,  решили,  что  Дональд
Купер уже арестован и покаялся в своих преступлениях... Ничего  подобного.
Дональд Купер как раз сейчас организует отряд добровольцев  для  отражения
этого бесстыдного нашествия, и, конечно, никакой он не гангстер, и никаких
преступлений не совершал, а пистолет выменял на черном рынке за  старинные
часы с репетиром. Что делать? Он всю жизнь проходил с оружием в кармане  -
привык!
     - Ну конечно! - сказал Андрей, чувствуя огромное облегчение.  -  Ясно
же! Я ведь и сам не верил, просто я считал, что... Ладно! - Он повернулся,
чтобы идти, но  остановился.  -  Скажите...  если  не  секрет,  конечно...
Скажите, зачем все это? Обезьяны! Откуда они? Что они должны доказать?
     Наставник вздохнул и слез с подоконника.
     - Вы опять задаете мне вопросы, Андрей, на которые...
     - Нет! Я все понимаю! - проникновенно сказал Андрей, прижимая руки  к
груди. - Я только...
     - Подождите. Вы опять задаете мне вопросы, на  которые  я  просто  не
умею ответить. Поймите вы это, наконец: не умею. Эрозия построек, помните?
Превращение воды в желчь... Впрочем, это было еще до вас... Теперь  вот  -
павианы. Помните, вы  у  меня  допытывались,  как  это  так:  люди  разных
национальностей, а говорят все на одном языке и даже не подозревают этого.
Помните, как это вас поражало, как  вы  недоумевали,  пугались  даже,  как
доказывали Кэнси, что он говорит по-русски, а Кэнси доказывал вам, что это
вы сами говорите по-японски, помните? А вот теперь вы привыкли, теперь эти
вопросы вам  и  в  голову  не  приходят.  Одно  из  условий  Эксперимента.
Эксперимент есть Эксперимент, что здесь еще можно сказать? - Он улыбнулся.
- Ну идите, идите, Андрей. Ваше место - там. Действие прежде всего. Каждый
на своем месте, и каждый - все, что может!
     И Андрей вышел, и даже не вышел, а выскочил  в  коридор,  теперь  уже
совсем опустевший, и скатился по парадной лестнице на площадь, и сразу  же
увидел деловитую, несуетливую толпу вокруг  грузовика  под  фонарем  и  не
колеблясь вмешался в толпу, протолкался вперед, ему сунули в руки  тяжелое
металлическое копье, и он почувствовал себя вооруженным, сильным и готовым
к решительному бою.
     Неподалеку  кто-то  -  очень  знакомый  голос!  -  зычно  скомандовал
строиться в колонну по три, и Андрей, держа копье на плече, побежал туда и
нашел себе место между грузным латиноамериканцем в подтяжках поверх ночной
сорочки и тощим белобрысым интеллигентом, который страшно нервничал - то и
дело снимал свои очки, дышал на стекла, протирал носовым платочком и снова
водружал на нос, поправляя двумя пальцами.
     Отряд был невелик, всего человек тридцать. А командовал, оказывается,
Фриц Гейгер, что было, с одной стороны, достаточно обидно,  но,  с  другой
стороны, нельзя было не признать, что в данной ситуации Фриц Гейгер,  хотя
и являлся бывшим фашистским недобитком, но оказался  как-никак  на  своем,
так сказать, месте.
     Как и полагается бывшему унтер-офицеру вермахта, в выражениях  он  не
стеснялся и слушать его было довольно противно. "Падр-равняйсь! - орал  он
на всю площадь, словно командовал полком на строевых  учениях.  -  Эй  вы,
там, в шлепанцах! Да, вы! Подберите брюхо!.. А вы что  там  раскорячились,
как корова после случки? Вас не касается? Пики - к ноге!.. Не на плечо,  а
к ноге, я сказал, - вы, баба в подтяжках!  Смир-ррна!  За  мной,  шагом...
Атставить! Шагом... арш!" Кое-как двинулись.  Андрею  сразу  же  наступили
сзади на ногу, он споткнулся, толкнул плечом интеллигента, и тот, конечно,
выронил в очередной раз протираемые очки. "Кар-р-рова!"  -  сказал  ему  в
Андрей,  не  сдержавшись.  "Осторожнее!"  -  завопил  интеллигент  высоким
голосом. - Ради бога!.." Андрей помог ему найти очки, а когда Фриц налетел
на них, захлебываясь от ярости, Андрей послал его к чертовой матери.
     Вдвоем с интеллигентом, не перестававшим благодарить  и  спотыкаться,
они догнали колонну, прошли еще метров  двадцать  и  получили  приказ  "по
машинам". Машина, впрочем, была  всего  одна  -  мощный  спецгрузовик  для
перевозки цементного раствора.  Когда  погрузились,  выяснилось,  что  под
ногами чавкает и хлюпает. Человек в шлепанцах грузно полез  обратно  через
борт и объявил высоким голосом, что на этой  машине  лично  он  никуда  не
поедет. Фриц приказал ему вернуться в кузов.  Человек  еще  более  высоким
голосом возразил, что он в шлепанцах и у него промокли ноги. Фриц  помянул
супоросую свинью. Человек в промокших шлепанцах, нисколько не испугавшись,
возразил, что он  -  то  как  раз  не  свинья,  что  свинья,  возможно,  и
согласилась бы ехать в этом свинарнике, но... Тут из  кузова  вылез  вдруг
латиноамериканец, презрительно сплюнул Фрицу под  ноги  и,  сунув  большие
пальцы под подтяжки, неторопливо зашагал прочь.
     Наблюдая все это, Андрей испытывал определенное  злорадство.  Не  то,
чтобы он одобрял поведение человека  в  шлепанцах  и  тем  более  поступок
мексиканца, - несомненно, оба они поступили  не  по-товарищески  и  вообще
вели себя как обыватели, - но было крайне любопытно посмотреть, что теперь
будет делать наш битый унтер и как он выберется из создавшейся ситуации.
     Андрей был вынужден признать, что битый унтер выбрался из ситуации  с
честью. Не говоря  ни  слова,  Фриц  повернулся  на  каблуке,  вскочил  на
подножку рядом с шофером и скомандовал: "Поехали!" Грузовик тронулся, и  в
ту же минуту включили солнце.
     С трудом удерживаясь на ногах, поминутно хватаясь за соседей, Андрей,
вывернув шею, наблюдал, как на своем обычном  месте  медленно  разгорается
малиновый диск. Сначала диск дрожал, словно пульсируя, становясь все  ярче
и ярче, наливался оранжевым, желтым, белым, потом он на мгновение погас  и
сейчас вспыхнул во всю силу так, что смотреть на него стало невозможно.
     Начался новый день. Непроглядно  черное  беззвездное  небо  сделалось
мутно-голубым, знойным, пахнуло жарким, как из пустыни,  ветром,  и  город
возник  вокруг  как  бы  из  ничего,  -  яркий,  пестрый,   исполосованный
синеватыми тенями, огромный, широкий... Этажи  громоздились  над  этажами,
здания громоздились над зданиями, и ни  одно  здание  не  было  похоже  на
другое, и стала видна раскаленная желтая Стена, уходящая в небо справа,  а
слева, в просветах над крышами, возникла голубая пустота,  как  будто  там
было море, и сразу же захотелось пить. Многие по  привычке  посмотрели  на
часы. Было ровно восемь.
     Ехали недолго. Видимо, обезьяньи полчища  еще  не  добрались  сюда  -
улицы были тихи и пустынны, как всегда в этот ранний час. Кое-где в  домах
распахивались  окна,  заспанные  люди   сонно   потягивались,   равнодушно
поглядывая на грузовик.  Женщины  в  чепчиках  вывешивали  на  подоконники
матрасы, на одном из балконов усердно занимался зарядкой жилистый старик с
развевающейся бородой и в полосатых трусах. Сюда паника еще не докатилась,
но  ближе  к  Шестнадцатому  кварталу  стали  попадаться  первые  беженцы,
встрепанные, не столько испуганные, сколько злые, некоторые  с  узлами  за
спиной. Эти люди, увидев грузовик, останавливались, махали руками, кричали
что-то. Грузовик с  ревом  повернул  на  Четвертую  левую,  чуть  не  сбив
престарелую пару, катившую перед собой двухколесную тележку с  чемоданами,
и остановился. Все сразу увидели павианов.
     Павианы держались на Четвертой левой как у себя дома,  -  в  джунглях
или где они там  живут.  Загнув  крючками  хвосты,  они  ленивыми  толпами
бродили с тротуара на тротуар, весело прыгали по  карнизам,  раскачивались
на фонарях, сосредоточенно искались, забравшись на рекламные тумбы,  зычно
перекликались, гримасничали, дрались и непринужденно  занимались  любовью.
Шайка серебристых  громил  разносила  продуктовый  ларек,  двое  хвостатых
хулиганов приставали к побелевшей от ужаса женщине, обмершей в подъезде, а
какая-то  мохнатая  красотка,  расположившись   в   будке   регулировщика,
кокетливо показывала Андрею язык. Теплый ветер нес вдоль улицы клубы пыли,
перья из перин, листки бумаги, клочья  шерсти  и  уже  устоявшиеся  запахи
зверинца.
     Андрей растерянно посмотрел на Фрица. Гейгер,  сощурившись,  с  видом
завзятого полководца озирал  поле  предстоящих  действий.  Шофер  выключил
двигатель,  и  наступившая  тишина  наполнилась  дикими,   совершенно   не
городскими  звуками  -  ревом  и  мявом,  низким  бархатным   курлыканием,
рыганьем, чавканьем, хрюканьем... Тут осажденная женщина  вдруг  завизжала
изо всех сил, и Фриц приступил к делу.
     - Выходи! - скомандовал он. - Живо, живо! Развернуться  в  цепь...  В
цепь, я сказал, а не в кучу! Вперед! Бейте их, гоните! Чтоб ни одной твари
здесь не осталось! Бить по головам и по хребту! Не колоть, а бить! Вперед,
живо! Не останавливаться, эй, вы, там!..
     Андрей выскочил одним из первых. В цепь он разворачиваться не стал, а
перехватив свою железную  дрыну  поудобнее,  устремился  прямо  на  помощь
женщине. Хвостатые хулиганы, завидев его, залились  дьявольским  смехом  и
вприпрыжку умчались вверх по  улице,  издевательски  виляя  омерзительными
ягодицами. Женщина продолжала визжать, изо всех сил  зажмурившись  и  сжав
кулаки, но теперь ей ничего не грозило, и Андрей, оставив ее, направился к
бандитам, которые грабили ларек.
     Это  были  могучие,  видавшие  виды  экземпляры,  особенно  один,   с
угольно-черным хвостом, который сидел на бочке, запускал в  нее  по  плечо
длиннющую мохнатую лапу, извлекал соленые  огурцы  и  смачно  хрупал  ими,
время от времени поплевывая на своих дружков,  отдиравших  фанерную  стену
ларька. Заметив приближающегося Андрея,  чернохвостый  перестал  жевать  и
плотоядно ухмыльнулся.  Андрею  эта  ухмылка  крайне  не  понравилась,  но
отступать было невозможно. Он взмахнул железным шестом, заорал: "Пшел!"  и
бросился вперед.
     Чернохвостый оскалился еще пуще - клыки у него были, как у  кашалота,
- лениво соскочил с бочки, отошел на несколько шагов в сторону и  принялся
выкусывать под мышкой. "Пшел, зараза!" - заорал  Андрей  еще  громче  и  с
размаху ударил железом по бочке. Тогда чернохвостый метнулся в  сторону  и
одним прыжком оказался на  карнизе  второго  этажа.  Ободренный  трусостью
противника Андрей подскочил к ларьку и  грохнул  своим  ломом  по  стенке.
Стенка дала трещину, приятели чернохвостого  прыснули  в  разные  стороны.
Поле боя очистилось, Андрей огляделся.
     Боевые  порядки  Фрица  распались.  Бойцы   растерянно   бродили   по
опустевшей улице, заглядывали  в  подворотни,  останавливались  и,  задрав
головы, смотрели на павианов, усеявших карнизы домов. Вдалеке, вращая  над
головой палкой, пылил по мостовой давешний интеллигент, преследую какую-то
хромую обезьяну, неторопливо трусившую в двух  шагах  перед  ним.  Воевать
было не с кем, даже Фриц растерялся. Он стоял возле грузовика, хмурился  и
кусал палец.
     Притихшие было павианы, ощутив себя в безопасности,  снова  принялись
обмениваться репликами, чесаться и  заниматься  любовью.  Наиболее  наглые
спускались пониже и гримасничали с  явной  руганью.  Андрей  снова  увидел
чернохвостого: тот был уже на другой стороне  улицы,  сидел  на  фонаре  и
заливался  смехом.  К  фонарю  с  угрожающим  видом  направился  маленький
чернявый человек, похожий  на  грека.  Он  размахнулся  и  изо  всей  силы
запустил  железным  штырем  в  чернохвостого.  Раздался  звон  и  дребезг,
посыпалось стекло, чернохвостый от неожиданности подскочил на  метр,  чуть
не сорвался, но ловко ухватился хвостом,  принял  прежнюю  позу  и  вдруг,
выгнув спину, обдал грека струей  жидкого  кала.  У  Андрей  подступило  к
горлу, и он отвернулся. Поражение было полным, придумать что бы то ни было
не представлялось возможным.  Тогда  Андрей  подошел  к  Фрицу  и  спросил
негромко:
     - Ну, что будем делать?
     - Хрен его знает, - злобно сказал Фриц. - Огнемет бы сюда...
     - Может, кирпичей привезти? - спросил,  подойдя,  прыщавый  парень  в
комбинезоне. - Я с кирпичного. Машина есть, в полчаса обернемся...
     - Нет, - авторитетно сказал Фриц.  Кирпичи  не  годятся.  Все  стекла
перебьем, а потом они же нас  этими  же  кирпичами...  Нет.  Тут  надо  бы
какую-нибудь пиротехнику... Ракеты,  петарды...  Эх,  фосгену  бы  десяток
баллонов!
     - Откуда в городе петарды? - произнес  презрительный  бас.  -  А  что
касается фосгена, то, по моему, уж лучше павианы...
     Вокруг начальства начала собираться толпа. Один чернявый грек остался
в стороне - изрыгая нечеловеческие проклятья, он отмывался у водоразборной
колонки.
     Краем  уха  Андрей  наблюдал,  как  чернохвостый   и   его   приятели
бочком-бочком снова подбираются к ларьку. Тут и там в  окнах  домов  стали
появляться бледные от пережитых страхов  и  красные  от  раздражения  лица
аборигенов, в основном женские. "Ну, чего вы там стали? - сердито  кричали
из окон. - Прогоните же  их,  вы,  мужчины!..  Смотрите,  ларек  грабят!..
Мужчины, чего же вы стоите? Эй, ты, белобрысый! Командуй, что ли?.. Что вы
стоите, как столбы?.. Мужчины, называется! Обезьян испугались!.."  Мужчины
угрюмо и пристыженно огрызались. Настроение было подавленное.
     - Пожарников! Пожарников надо вызывать! - твердил презрительный  бас.
- С лестницами, с брандспойтами...
     - Да бросьте вы, откуда у нас столько пожарников...
     - Пожарники - на Главной.
     - Може