еня полный финансовый напряг, я начинаю питаться в "Трех  поросятах".  Но
сейчас надо просто дождаться подельщика.
     Иду прямо к стойке бара, за которой стоит плотный молодой мужчина, на
ходу стягивая наушники.
     - Здравствуй, Андрей.
     Иногда хозяин ресторана сам обслуживает виртуальных клиентов.  Однако
сегодня явно не  тот  случай.  Глаза  бармена  оживляются,  но  это  чисто
механическая любезность:
     - Здравствуй! Что будешь пить?
     - Джин-тоник, со льдом, обычный.
     Смотрю, как бармен смешивает напиток. Тоник - настоящий "швепс", джин
-  приличный  "бифитер".  Компании,   производящие   спиртное,   позволяют
использовать в виртуальности образы их продукции  за  самую  символическую
плату. Реклама...
     "Пепси-кола" вообще бесплатна  -  это  был  их  рекламный  ход.  Зато
"Кока-кола" стоит ровно столько же, как и в реальности.
     И ее покупают.
     Беру  стакан,  присаживаюсь  за   свободный   столик.   Наблюдаю   за
посетителями. Это всегда интересно.
     Мужчин и женщин приблизительно поровну. Женщины, все как  на  подбор,
красавицы. Самые разные, от блондинок скандинавского типа и до  негритянок
с антрацитовой кожей. Мужики, в основном, уроды. Нет, на самом деле это не
так. Просто мое подсознание подмечает все глупости в  виртуальных  личинах
мужчин - и диспропорцию излишне мускулистых фигур,  и  слишком  узнаваемые
физиономии киноактеров, налепленные на тела культуристов.
     Для женщин милостиво делается исключение. Они все прекрасны.
     Делаю глоток джина, расслабленно опираюсь на стойку. Хорошо.
     Ни один настоящий бар или ресторан не сравнится с виртуальным.  Здесь
всегда вкусно готовят. Здесь не приходится ожидать  официантов.  Лошадиная
доза спиртного не вызовет похмелья.
     А вот опьянеть можно вполне. Как-никак опыт в  этом  деле  есть...  и
подсознание радостно ныряет в алкогольный дурман. Может быть, в это  время
организм начинает вырабатывать  естественные  наркотики  -  эндорфины,  не
знаю. Во всяком случае, после выхода  из  глубины  опьянение  проходит  не
сразу.
     - Можно? - ко мне подсаживается девушка. Светлые волосы, чистая, чуть
бледная, матовая кожа, простой  белый  костюм.  На  груди  медальончик  на
золотой цепочке - наверняка, какая-то программка.  Симпатичная,  и,  слава
Богу, неузнаваемая. Или сама конструировала лицо, или опиралась на  редкую
картину, или нашла в каком-то фильме симпатичную,  но  не  примелькавшуюся
мордашку.
     - Конечно, - разворачиваюсь к ней. Бармен уже  подает  девушке  бокал
белого вина. Чилийское, "Император". У девочки хороший вкус.
     - Я часто вас здесь вижу, - сообщает девушка.
     Дзинь-дзинь! - тревожный звоночек в мозгу.
     - Удивительно, - замечаю я. - Не так уж часто я тут появляюсь.
     - Зато я - постоянно, - говорит девушка.
     Ложь.
     Я могу выйти из виртуальности, и проверить те два десятка контрольных
фотографий, что хранятся на компьютере. Посетители бара за  последние  два
месяца, всегда полезно запомнить новые лица.
     Но зачем, я и так помню, что никогда не встречал этого лица...
     - Я носила другие лица, - девушка словно угадывает мои мысли. - А  вы
всегда ходите в одном.
     - Это дорогое удовольствие, менять образ, - начинаю  самоуничижаться.
- Лепить себя из Шварцнеггера и Сталлоне - глупо. А  нанимать  специалиста
мне не по карману.
     - Глубина сама по себе - дорогая штука.
     Девушка называет виртуальность глубиной, и мне это нравится.
     В отличие от всего остального поведения.
     Пожимаю плечами. Странный разговор.
     - Простите, вы ведь - русский? - спрашивает девушка.
     Киваю. В виртуальности очень много русских - нигде в мире контроль за
машинным временем не поставлен так плохо, как у нас.
     - Простите... - девушка покусывает губки, она явно  волнуется.  -  Я,
наверное, крайне бестактна, но... как вас зовут?
     Я понимаю.
     - Не Дмитрий Дибенко. Вас ведь именно это интересует?
     Девушка испытующе смотрит мне в лицо, потом кивает.  Залпом  допивает
вино.
     - Я не лгу, - мягко говорю я. - Честное слово.
     - Верю, - девушка кивает бармену, потом протягивает мне руку. - Надя.
     Пожимаю ладонь, представляюсь:
     - Леонид.
     Вот и познакомились, теперь  можно  на  "ты".  Глубина  демократична.
Излишне вежливый тон здесь - оскорбление.
     Девушка  откидывает  волосы  назад,  жест  естественный  и  красивый.
Протягивает бармену бокал,  тот  шустро  наполняет  его  вновь.  Окидывает
взглядом зал.
     - Как ты думаешь, а он действительно посещает виртуальность?
     - Не знаю. Наверное. Ты журналист, Надя?
     - Да, - она секунду колеблется  потом  достает  из  сумочки  визитку,
протягивает мне: - Вот...
     Визитка полная - не  только  интернетовский  адрес,  но  и  голосовой
телефон, имя и фамилия.  Надежда  Мещерская.  Журнал  "Деньги".  Репортер.
"Виндоус-Хоум" молчит - значит, визитка чистая, это и впрямь только адрес,
без всяких сюрпризов. Прячу визитку в карман, киваю:
     - Спасибо.
     Ответной любезности, увы, не будет. Но Надя на нее и не рассчитывает.
     - Странная вещь, эта глубина, - бросает она, отпивая вино.  -  Вот  я
сейчас в Москве, ты - где-нибудь в Самаре, тот мальчик - в Пензе...
     "Мальчик", похожий на смазливого мексиканца из телесериала,  замечает
ее взгляд и гордо выпячивает подбородок. Да, в  наблюдательности  Наде  не
откажешь, он и впрямь русский...
     - Вон толпа америкосов,  -  без  малейшей  почтительности  продолжает
Надя, -  вон  тот  чудик  -  явный  японец...  видите,  какие  глаза  себе
нарисовал? У каждой нации свои комплексы...  И  вот  мы  валяем  дурака  в
несуществующем  ресторане,  за  бокалом  воображаемого  спиртного,   сотни
компьютеров жгут энергию, процессоры греются от натуги,  телефонные  линии
перегоняют мегабайты бессмысленной информации...
     - Информация не бывает бессмысленной.
     - Да, пожалуй, - Надя бросает на меня быстрый взгляд. - Скажем так  -
неактуальной информации. И все это - новая эра мировой технологии?
     -  А  чего  ты  ожидала?  Обмена  файлами  и  разговоров  о   частоте
процессоров? Мы ведь люди.
     Надя морщится.
     - Мы люди  новой  эпохи.  Виртуальность  может  изменить  мир,  а  мы
предпочитаем гримировать ее под старые догмы. Нанотехнология, используемая
для имитации выпивки - это хуже, чем микроскоп для забивания гвоздей...
     - Ты - "александровка", - догадываюсь я.
     - Да! - с легким вызовом отвечает Надя.
     Александровцы - последователи одного писателя-фантаста из Питера. Они
не то выступают за сращивание человека с компьютером,  не  то  ожидают  от
виртуальности каких-то немыслимых благ.
     - Так что же ты делаешь в этом бессмысленном заведении?  -  спрашиваю
я.
     - Ищу Дибенко. Мне очень  хочется  спросить  его...  так  ли  он  все
представлял? Правильно ли происходящее, с его точки зрения.
     - Понятно. Но неужели тебе не нравится это место?
     Надя пожимает плечами.
     Я протягиваю руку, касаюсь ее лица.
     - Тепло руки, терпкость  вина,  прохлада  вечернего  бриза  и  аромат
цветов, плеск теплых волн, луна в  небе  и  колкий  песок  под  ногами,  -
неужели тебе не нравится все это?
     - Для этого существует реальность, - она смотрит мне в глаза.
     - А часто ли все это совпадает в реальности? Здесь достаточно открыть
дверь, - я киваю на неприметную дверку в "японской" части ресторана,  -  и
все окажется на месте. А тебе никогда не хотелось холодным  осенним  утром
стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячий  глинтвейн
из пузатого бокала... и вокруг никого...
     - Хозяин этого ресторана - романтик, - говорит Надя.
     - Конечно.
     - Леонид, все, что ты назвал - правильно.  Но  этим  удовольствиям  -
место в реальности.
     - Реальность не столь доступна.
     - Как и глубина, Леня.  Я  не  знаю,  откуда  ты  берешь  деньги  для
постоянных визитов сюда, да и не мое это дело. Но миллиарды людей  никогда
не были в глубине.
     - Миллионы людей никогда не видели телевизора.
     - Виртуальность  не  должна  быть  эрзацем  реальности,  -  убежденно
говорит Надя.
     - Да, конечно. Превратим нищих  и  убогих  в  накопители  информации,
станем импульсами в электронной сети...
     - Леонид, ты знаком  с  учением  александровцев  лишь  понаслышке,  -
убежденно говорит Надя. - Посети как-нибудь нашу церковь.
     Пожимаю плечами. Может быть и побываю. Но в глубине много  интересных
мест. На все не хватит жизни.
     - Я пойду, - Надя встает. Бросает на стойку бара монетку.  -  У  меня
еще полчаса сегодня... надо посетить пару мест.
     - В поисках Дибенко? - киваю я.  -  А  может  быть  -  теплый  песок,
гавайский пляж и красное чилийское?
     Надя улыбается.
     - Леня, это уже не будет работой. Вечерний пляж и  вино...  захочется
продолжения. А виртуальный секс забавен, но только  если  сидишь  дома,  в
запертой комнате. Я вошла с  работы.  Шесть  компьютеров  в  комнате,  все
заняты. Представляешь, какое зрелище я буду представлять для коллег?
     Она предельно откровенна и умна. Хорошая девочка. Дай бог, чтобы и  в
реальности Надя была такой же смышленой и открытой.
     - Тогда - удачи, - киваю я.
     - Спасибо, таинственный незнакомец, - Надя наклоняется и чмокает меня
в щеку.
     - Леня, маркер! - шепчут булавки на моих плечах.
     Достаю платок-вирусофаг и стираю помаду со щеки. Грожу Наде пальцем:
     - Я предпочитаю оставаться таинственным, девочка.
     Кажется, она растерялась. Однако ей хватило выдержки, чтобы  развести
руками и неторопливо удалиться.
     Блин. Испортила песню, дура!
     Так хорошо поговорили...
     Залпом осушаю бокал и щелкаю пальцами подзывая бармена.
     - Джин-тоник, один к одному!
     Бармен морщится, но  смешивает  требуемое.  Блин.  Заказать  что  ли,
текилы с томатным соком - какую рожу он скорчит?
     - Леня?
     Оглядываюсь.
     Мой друг-оборотень стоит рядом.  Белый  костюм,  лакированные  туфли,
чуть старомодный галстук. Лицо чуть напряженное.
     - Привет, Ромка. Садись.
     - Что за девица?
     - Ничего интересного.
     Мы, дайверы, всегда немножко параноики. Что поделать.
     Слишком много желающих узнать наши реальные имена.
     Оборотень шумно втягивает воздух, хмурится:
     - Она пыталась тебя пометить!
     - Я знаю. Не беспокойся, это просто журналистка.
     Ромка садится, кивает бармену. Тот корчит жуткую рожу - но подает ему
граненый стакан, наполненный "Абсолютом-пеппер". Мне даже смотреть тяжело,
как Роман пьет. А он, слегка морщась, вытирает рот и возвращает стакан.
     Может быть, он в реальности - алкоголик?
     Не знаю.
     Мы таимся друг от друга точно так  же,  как  от  врагов.  Мы  слишком
ценный товар.  Глубоководные  рыбы,  мерцающие  колдовским  светом  уроды,
которых мечтает попробовать каждая акула.
     - Ты донес яблочко? - спрашивает Роман.
     - Все в порядке, - откидываю полу пиджака, хлопаю по карману рубашки,
где лежит дискета. - Товар на месте.
     Оборотень чуть расслабляется.
     - А покупатель?
     Смотрю на часы.
     - Через десять минут. Рядышком, у реки.
     - Пошли? - Роман берет стакан.
     Я подхватываю свой, и мы выходим в ту дверь ресторана, что прорублена
в каменной стене. В маленьком тамбуре я тихо говорю:
     - Индивидуальное пространство для нас  обоих.  Допуск  для  человека,
назвавшего код "серый-серый-черный".
     - Принято, - слышится из потолка. Теперь, сколько бы  посетителей  не
захотело погулять в виртуальном пространстве  "Трех  поросят",  их  мы  не
увидим. Только покупателя, которому я загодя сообщил код.
     За второй дверью - лес.  Дремучий,  первобытный,  северный.  Холодный
ветер пронизывает до костей, я ежусь.  Мой  спутник  к  холоду  совершенно
равнодушен. Может быть, у него более простой шлем - без кондиционера?
     Бог знает...
     Зарабатывает он не меньше моего, но,  может  быть,  у  него  огромная
семья. Или Роман и  впрямь  алкоголик,  проматывающий  тысячи  зеленых  за
считанные недели?
     За нашей  спиной  -  маленький  каменный  домик,  так  выглядят  "Три
поросенка" с этой стороны. Идем  по  тропинке,  помаленьку  отхлебывая  из
бокалов.
     - Тебе нравится перцовка? - мимоходом спрашиваю у оборотня.
     - Да.
     Сухо и без малейших комментариев. Хотел бы я знать, Роман, кто ты  на
самом деле.
     Но это невозможно. Виртуальность жестока к неосторожным.
     Выходим к реке. Крутой  обрыв,  схваченный  цепким  покровом  низкого
кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами.  Река  не
то чтобы горная, но порожистая  и  быстрая.  Вдали  вьется  стая  каких-то
крупных птиц - не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко. Над
обрывом - столик, на нем стоят бутылки джина, тоника и  "Абсолют-пеппера".
Еще никелированный термос, в нем, я знаю, глинтвейн. Вкусный,  с  корицей,
ванилью, мускатным орехом, перцем, кориандром. Рядом три  плетеных  стула.
Садимся рядом, смотрим на реку.
     Красиво.
     Белая пена на камнях, холодный ветер,  полный  бокал  в  руке,  сизые
тучи,  клубящиеся  над  головой.  Завтра  наверняка  пойдет  снег.  Но   в
виртуальности не бывает "завтра".
     - Хотел бы я знать, - делаю глоток, - откуда взята эта река.
     - Места красивее не  видал  я  в  своей  жизни...  -  странным  тоном
произносит оборотень.
     Вот так всегда. У каждого свои ассоциации  и  аналогии.  Для  Романа,
явно, этот пейзаж что-то означает. Для меня - просто красивое место.
     - Ты здесь бывал?
     - В какой-то мере.
     Интересно.
     - Что это за птицы, Роман?
     - Гарпии, - не глядя отвечает он. Хлоп - и его стакан пуст.
     Но он все равно не пьянеет.
     Как я ненавижу тайну, которая окружает нас. Мы боимся друг друга.  Мы
боимся всего.
     - А погода приятная, - бросаю наугад.
     - Снежное нынче лето... - говорит оборотень.  И  смотрит  на  меня  с
иронией. Он узнает эту местность. Она отзывается чем-то в его душе.
     Мне не дано узнать, чем именно.
     Наливаю себе глинтвейна в тяжелую керамическую чашу.  Вдыхаю  аромат.
Снежное лето? Пускай. Нет ничего лучше плохой погоды.
     - Леня, ты куришь травку? - Роман протягивает мне портсигар.
     - Нет.
     Наверное, он и впрямь алкоголик и наркоман...
     - Говорят, куда безвреднее алкоголя и табака.
     - Говорят, что в Москве кур доят.
     Роман колеблется, но закуривает.
     Блин. Надины доводы начинают казаться мне не такими уж безумными.
     Я  пью  глинтвейн,  Роман  курит  анашу.  Минуты  через  две  щелчком
отправляет недокуренную сигарету вниз и говорит:
     - Детская забава. Плесни мне вина.
     - Это глинтвейн.
     - Какая, фиг, разница...
     Теперь мы оба потягиваем горячее вино с пряностями. Роман кивает:
     - Рулез!
     Я согласно киваю.  "Рулез"  -  это  что-то  хорошее.  Холодное  пиво,
компьютер  седьмого  поколения,  юная  красавица,   удачно   обезвреженный
вирус... глинтвейн.
     Сидим над обрывом и нам хорошо.
     - Что было в том яблочке?
     - Новое лекарство от простуды. Очень эффективное.
     Роман хмурится.
     - Это стоит шесть тысяч?
     - Это стоит сто.
     - А... - Роман меняется в лице.
     - Давай дождемся покупателя.
     Оборотень кивает:
     - Твоя операция, тебе решать.
     Покупатель  появляется  минут  через  десять,  когда  я  уже  начинаю
беспокоиться. Я знал его лишь под  кличкой  "Тертый",  а  он  меня  -  под
прозвищем "Стрелок". Покупатель  опрятен  и  неприметен,  простой  костюм,
незапоминающееся лицо. Молодой парень с дипломатом в руке.
     - Добрый вечер, Стрелок! - говорит он  мне.  Голос  излишне  ровен  -
Тертый общается через программу-переводчик.
     - Доброе утро, - поглядывая на часы отвечаю  я.  Это  взаимная  игра.
Выяснить индивидуальное время дайвера, определить, в каком  часовом  поясе
тот проживает - уже немало.
     -  Как  я  ценю  ваш  юмор...  -  Тертый  садится  на  третий   стул,
вопросительно смотрит на меня: - Урожай созрел?
     - Тяжелые вышли яблочки, - я достаю дискету, кладу на стол. -  Честно
говоря, я ожидал большей благодарности за подобный труд..
     - Мы ведь условились? Шесть тысяч долларов.
     Развожу руками.
     - По вашим словам, большего оно и не стоило.
     - Вы считаете иначе?
     - Понимаете, господин Шеллербах...
     "Тертый" вздрагивает.
     - Вы ошиблись  как  минимум,  на  порядок.  Простуда  -  это  мелочь,
конечно... но кому нравится валяться в постели с температурой  и  сопливым
носом?
     - Мне - не нравится, - Шеллербах-Тертый меняется в лице.  Теперь  это
пожилой мужчина с волевой, но нервной физиономией. - Однако я полагал, что
слово дайвера - свято.
     - Не отрицаю. Я отдаю вам файл, -  щелчком  отправляю  дискету  через
стол. - Но в следующий раз ни один дайвер не пошевелит ради  вас  пальцем.
Вы нарушаете нашу этику, господин Шеллербах. Труд оплачивается в меру  его
сложности.
     Шеллербах берет дискету и замирает. Я пью глинтвейн, наблюдая за ним.
Оборотень молчит. Это моя операция.
     Наконец   Шеллербах   скачал   файл,   и   взгляд   его   приобретает
осмысленность.
     - Итак? - спрашиваю я.
     - Пятьдесят, - говорит Тертый.
     - Каждому?
     Он молчит - очень, очень  долго.  Это  деньги.  Живые,  полнокровные,
необлагаемые налогами, пришедшие ниоткуда и ушедшие никуда.
     - Ваш счет.
     Я протягиваю ему бумажку, на ней - номер счета в Швейцарии.
     - Отрицательные проценты... вы очень осторожны, господин дайвер...
     - Иного выхода нет, Петер...
     Он сдается. Я знаю его настоящее имя, он мое - нет.  Банк  не  выдаст
меня никогда. Даже если международный трибунал  заявит,  что  я  людоед  и
виновен в геноциде.
     За это и платятся отрицательные проценты со счета.
     За полную безопасность.
     - Пятьдесят каждому. Я делаю жест доброй воли, господин дайвер!
     - Прекрасно.
     Несколько секунд - и на мой счет перетекают сто тысяч  долларов.  Это
много. Это очень много.
     Годы спокойной жизни в виртуальности.
     - Вы согласитесь на дальнейшее сотрудничество?
     Достаю свою чековую книжку, с удовольствием разглядываю цифру.  Потом
выписываю чек на пятьдесят тысяч и отдаю оборотню.
     - Вполне возможно.
     - А на постоянный контракт?
     - Нет.
     - Чего вы так боитесь, дайвер? - во взгляде Шеллербаха любопытство.
     Чего я боюсь?
     - Имени, Питер. Настоящая свобода - это всегда тайна.
     - Я понимаю, - соглашается Шеллербах. Косится на Романа:  -  Вы  тоже
дайвер? Или просто ходячий набор вирусов?
     - Дайвер, - говорит Роман.
     - Что  ж...  удачи  вам,  господа...  -  Шеллербах  отходит  на  шаг.
Останавливается: - Скажите... как это - быть дайвером?
     - Очень просто, - отвечает Роман. - Надо  знать,  что  все  вокруг  -
игра. Фантазия.
     Шеллербах кивает, разводит руками.
     - Не получается, увы...
     Он уходит по тропинке, мы смотрим ему вслед. Потом  я  наполняю  наши
бокалы.
     - За удачу!
     Роман явно еще не оценил масштабов  случившегося.  Молчит,  крутит  в
руках бокал:
     - Леня, скажи, ты счастлив?
     - Конечно.
     - Большие деньги... - он разглядывает чек, потом решительно поднимает
бокал: - За удачу!
     - За нее, - соглашаюсь я.
     - Ты не исчезнешь из глубины?
     - Нет.
     Роман кивает, с явным облегчением. Отпивает вина, говорит:
     - Знаешь, с тобой интересно работать. Ты... необычный.
     На миг мне кажется, что мы подходим  к  той  небывалой  грани,  когда
дайверы открываются друг другу.
     - Аналогично, Рома.
     Оборотень встает. Резко, порывисто.
     - Мне пора... ко мне пришли...
     Он растворяется в воздухе, бокал падает  на  пол,  катится,  звеня  и
подпрыгивая.
     - Удачи тебе, Роман, - говорю я в пустоту.
     Одиночество - изнанка свободы.
     У меня не может быть друга.
     - Счет! - зло говорю я в пустоту. - Счет, ж