ь наплывающую сонливость.  Глаза  не  открывались,  тогда  Таши  из
последних сил ударил себя ладонью по щеке. Раз, потом еще, безжалостно,  в
кровь разбивая губы, хлестко, чтобы слезы выступали из непослушных  спящих
глаз.  Поднялся,  неловко  переступая   чужими   ногами,   пошел   вперед.
Спохватившись, поднял лук, натянул тетиву, вновь  изготовившись  стрелять.
Теперь, когда руки были  заняты,  он  не  мог  взбадривать  себя  звонкими
пощечинами, поэтому Таши нелепо гримасничал, чтобы  работа  лица  отгоняла
липкий сон.
     - Ничего! - он специально  говорил  вслух.  -  Я  Ромарову  зелью  не
поддался, так неужто тебе уступлю? Не убаюкаешь! Я еще  погляжу  вплотную,
что тут за баюн выискался.
     Теперь, когда он знал, с чем надо бороться, сопротивляться  сну  было
уже  не  так  сложно.  Главное  не   потерять   осторожности,   продолжать
высматривать всякую мелочь, в которой, возможно скрывается новая напасть.
     Таши пересек ельник с высоким мохом, на котором он едва не  уснул,  и
перед ним открылась широкая поляна, серая от полегшей прошлогодней  травы,
в которой крошечными солнышками сияли цветки мать-и-мачехи.
     Наваждение отступало, все реже  окатывая  душной  волной  сонливости.
Таши вновь ступал неслышной походкой охотника,  смотрел  зло  и  зорко,  с
прищуром,  словно  уже  наводил  оперенную  смерть  на   противника,   зря
надеявшегося остановить его.
     Бурая тень шевельнулась в кустах на том  конце  прогалины.  Невысокая
фигура, не то зверь, поднявшийся на дыбки,  не  то  человек,  укутанный  в
вывороченную мехом наружу шубу.
     - Чужинец! - хищно оскалившись, Таши потянул тетиву. И  вдруг  замер,
остановленный громким и отчетливым голосом, прозвучавшим у  него  прямо  в
голове:
     - Ты так долго искал меня только для того, чтобы застрелить?
     Чужинец  стоял  в  каких-то  двадцати  шагах.  На  таком   расстоянии
невозможно  ни  обознаться,  приняв  чужака  за  настоящего  человека,  ни
промахнуться, спустив стрелу с  тетивы.  Но  почему-то  Таши  не  стрелял,
вглядываясь в круглое лицо человечка.
     Тот был невысок ростом и, судя  по  всему,  доводился  родней  ночным
убийцам. Шерсть, не такая обильная как у большеглазых, но  погуще,  чем  у
диатритов, отливала в скользящих лучах солнца сверкающей  зеленью,  словно
надкрылья жука. Человечек улыбался, неприятно щеря  мелкие  острые  зубки.
Круглая физиономия, торчащие шалашиком уши, большие глаза  с  вертикальным
зрачком делали его похожим на чудовищного кота, вздумавшего разгуливать на
задних лапах. Таши был уверен, что сзади у этого существа волочится хвост.
     Нет для человека зрелища гаже. И слепому ясно, что это исконный враг,
еще одна разновидность проклятого семени карликов. Увидев  такого,  всякий
нормальный человек сначала стреляет и лишь потом  подходит  к  корчащемуся
уродцу, чтобы добить и рассмотреть внимательнее.
     А Таши не стрелял, пораженный вопросом, который ему,  кажется,  никто
не задавал. Неужто это и есть великий северный  маг,  о  котором  твердила
Йога?
     - Да, это я, - четко прозвучало под черепом.
     Больше сомневаться не приходилось. Это был конец трудам  и  надеждам.
Все оказалось зря, абсолютно все. Непреложный закон гласит: случилась беда
- требуй помощи у родичей. Не сумели помочь  родные  -  кланяйся  соседям,
моли о спасении  врага,  но  только  настоящего  человека.  А  с  чужинцем
разговор может быть лишь  оружием.  Одно  непонятно,  где  Ромар  научился
разбирать хрипы согнутых? Но все-таки, согнутые, хоть и  чужие,  но  люди:
пусть невнятно, но говорят, пусть иначе, но  колдуют,  пусть  не  так,  но
имеют семьи. А если перед тобой стоит и не человек даже? Тогда -  стреляй,
не раздумывая!
     Но если он говорит с тобой твоими же словами?
     Тогда, тем более стреляй, поскольку этот враг  не  просто  опасен,  а
страшен сугубо и трегубо. Он ужасней мангаса, ибо тот, во  всяком  случае,
один, а за этим стоит его  народ,  жаждущий  твоей  крови,  твоих  земель,
твоего скота, твоих ловов и, главное, жизни твоих близких. И раз он  сумел
похитить твой язык, то сумеет и отнять у тебя все остальное,  если  ты  не
выстрелишь немедленно.
     А если жизни твоих близких, друзей и врагов,  родичей  и  незнакомцев
уже зависят от доброй помощи чужинца, что скажет закон тогда?
     Закон говорит: "Все равно - стреляй!"
     Боевой лук - наследство  нерассуждающего  богатыря  Туны,  заскрипел,
согнутый до отказа, так что правая рука ушла далеко за ухо. Такой  выстрел
прошивает противника насквозь, кремневый наконечник выйдет со спины, и его
не придется вырезать. Чужинец приветливо скалился, не глядя на стрелу,  а,
быть может, просто не понимая, что это такое. Плавно, как на  состязаниях,
Таши  спустил  тетиву.  Воловья  жила  звонко  щелкнула,  лук   пружинисто
разогнулся, метнув стрелу к цели. И больше ничего не произошло: чужинец не
согнулся и не  упал,  он  даже  не  вздрогнул,  и  в  его  позе  ничто  не
изменилось. Таши умудрился промазать, стреляя в  упор,  и  теперь  лучшая,
надежно заговоренная стрела валялась где-то во мху или торчала, вонзившись
в еловый ствол.
     - Ты храбрый мальчик, - прежним колдовским способом произнес чужинец.
- Ты честно заслужил свою гибель. Жаль, что я не люблю убивать.  Уходи.  А
если тем, кто пришел с тобой, есть что сказать мне, то пусть они ждут меня
завтра на этом месте.
     - Им не пройти сюда, - угрюмо сказал Таши.
     - Завтра они пройдут. Я пропущу.
     - Я передам твои слова, - согласился Таши.
     Он опустил лук и пошел вперед, прямо на чужинца. Должно быть, тот  не
ожидал такого: на кошачьей морде впервые обозначилось замешательство. Таши
остановился и объяснил, не глядя на чужинца:
     - Сначала я должен найти стрелу. У меня осталось мало хороших стрел.


     Костерок уютно похрустывал ломкими сосновыми ветками. Иных  звуков  в
этот вечерний час не было. Как и прежде,  заколдованный  лес  непроницаемо
молчал, словно весна не трубила над  миром  в  миллион  лебединых  кликов.
Молчали и собравшиеся вокруг огня, сидели, как сидят давно знакомые и  обо
всем переговорившие люди.
     Таши встревожено переводил ищущий взгляд с  одного  лица  на  другое.
Ромар, Уника и... такое и во сне не привидится  -  сидящий  с  ними  рядом
чужинец. Не соврал котяра, пропустил  путников  к  своей  ухоронке,  вышел
навстречу, дозволил костер распалить, а теперь сидит и  третий  час  кряду
помешивает угли медленно сгорающей палочкой, словно и прежде знавал  огонь
и дело это ему в привычку. И Ромар с Уникой сидят, как ни в чем не бывало,
будто каждый день неведомые чужинцы греются у людских костров.
     Огонь сполохами гуляет по сосредоточенному лицу учителя, отблескивает
в опасных глазах чужака. Как бы снова проклятущий не околдовал  доверчивых
людей... А может, они так беседуют? С ним-то чужинец вчера молча  говорил.
Вот  и  Уника  напряженно   выпрямилась,   внимательно   прислушиваясь   к
недоступному разговору.
     - Я тоже хочу слышать, - вслух произнес Таши.
     Тут же вспыхнуло что-то во лбу над глазами, как бывает, если  выйдешь
резко из полутьмы землянки, забыв, что снаружи солнечный полдень. И вместе
с тем Таши услыхал знакомый размеренный голос:
     - ...они тоже с места не от хорошей жизни снялись. Засуха выгнала.  В
их солончаках сейчас ни змея, ни тарантул, ни чешуйчатый варан - никто  не
выживет. Кюлькас никого не выделил, всех за глотку схватил.
     -  Что  же  делать?  -  спросил  второй  голос,  такой  же  глухой  и
невыразительный, что и первый. Голоса  были  столь  похожи,  что  казалось
будто один человек нелепо развлекается, беседуя сам с собой.
     Таши завертел головой, ища поблизости второго чужинца, и  лишь  потом
сообразил, что вопрос задал Ромар. Значит, он  не  только  слушает,  но  и
научился уже говорить на тайный колдовской манер. Так что пусть карлик  не
особо задается - люди тоже кой-что могут.
     - Вы пришли просить помощи у меня, - звучал бесстрастный голос. -  Но
выходит так, что я  должен  просить  помощи  у  вас.  Я  не  могу  усыпить
предвечного великана. Вернее, я смог бы сделать это, если бы мне никто  не
мешал, но сколько я ни пытался, в мои чары вмешивается чья-то злая воля  и
разрушает все, что я сделал. Я не знаю, кто оказался  настолько  беспечен,
чтобы будить магию мертвой стихии. Я не знаю даже к какому  из  враждующих
народов относится этот маг, но пока он не прекратит тревожить предвечного,
Кюлькас не успокоится и будет носиться по миру, сея разрушение. И  никому,
будь он хоть во сто крат сильнее меня, не удастся успокоить стихию. Ломать
всегда проще, не надо быть мудрецом, чтобы открыть эту истину.  Поэтому  я
прошу вас найти того, кто нарушил покой колдовского  мира  и  убедить  его
оставить опасные дела, в чем бы они ни заключались.
     - И что будет тогда? - прозвучал вопрос.
     - Тогда мне постепенно удастся успокоить разгневанную стихию, и через
два или три года Кюлькас вновь уснет.
     - А что будет с миром за эти два или три года?
     Чужинец очень человеческим жестом  развел  поросшими  бурой  шерсткой
руками.
     - Я тоже не всесилен. Я делаю что могу и не могу делать больше.
     - Положим, -  произнес  Ромар  вслух,  -  что  мы  отыщем  достаточно
убедительные доводы, чтобы уговорить преступного мага оставить свои  дела.
Но прежде нам надо найти этого красавца. Безумец, обратившийся к стихийной
магии должен вершить чудовищные и  безумные  дела,  иначе  просто  незачем
черпать из этого источника. А я пока  не  видел,  чтобы  в  мире  бушевала
великая сила, кроме самого Кюлькаса,  конечно.  Поэтому  я  не  знаю,  как
искать разбудившего зло.
     - Здесь я помогу, - без всякого выражения ответил мысленный голос.  -
Есть способ  найти  любого,  кто  нарушает  запреты.  Вот  этот  юноша,  -
когтистый пальчик указал на Таши, - глубоко чтит  законы  рода  и  поэтому
сможет найти того, кто растоптал всякий закон.
     Перед  мысленным  взором  Таши  мгновенным   хороводом   промелькнули
бесчисленные  его  преступления  и  прегрешения,  нарушенные   правила   и
растоптанные обычаи. Предки-хранители, да большего непослушника в роду  не
бывало!
     - Он глубоко чтит закон, - возразил чужинец так, словно  услышал  всю
горькую Ташину исповедь, - и всегда старается следовать ему. Но  еще  выше
он чтит священный закон жизни. Я  уверен,  что  он  будет  идти  по  следу
преступника, как охотничий пес за подранком.
     С этим Таши был согласен, и согласие его услышали все.
     - А если, - подала вдруг голос Уника,  -  когда  мы  отыщем  этого...
который будит Кюлькаса, он вдруг откажется слушать нас?
     - Мы его уговорим, - мрачно пообещал Таши. - Найдем способ уговорить.
     Словно  дождавшись  главного  и  услышав  все,  что  хотел,   чужинец
неожиданно и плавно поднялся и как-то  вдруг  очутился  уже  в  нескольких
шагах от костра.
     - Ночуйте здесь, - неживой голос по-прежнему звучал совсем  рядом.  -
Завтра я приду снова.
     Он растворился в блеклых сумерках весенней ночи быстрее, чем это  мог
заметить глаз, и лишь потом Таши вспомнил, что хотел взглянуть, есть ли  у
него хвост.
     У костра довольно долго царило сосредоточенное молчание. Каждый думал
и своем, но теперь мысли не были слышны.
     - Все-таки, кто это такой? - нарушил молчание Таши.
     - Он сказал, что ты назвал его Баюном, - ответила Уника.
     - А на самом деле?
     - Не знаю. Ты же слышал, он  не  произнес  по-человечески  ни  одного
звука. Возможно, он попросту немой, и у него нет имени.
     - Свои его должны как-то звать, - коснулся Таши запретной темы.
     - У него нет своих. Он остался один, когда еще Ромар не родился. Весь
его народ погиб.
     Таши с сомнением покачал головой, но перечить не стал. Если кто здесь
и врет, то не Уника. Она всего-лишь пересказывает услышанное.
     - А что еще этот Баюн баял?
     - Да ничего особенно. Ромар просил помощи против предвечного, а  Баюн
велел найти того, кто Кюлькаса будит. А до этого рассказывал, что  в  мире
происходит. Только это мы  и  без  него  знаем,  как-никак  видели,  а  об
остальном догадаться не трудно.
     - А все-таки силен наш хозяин, - подал голос Ромар. -  Сила  из  него
так и брызжет. Верно и впрямь последний в роду.  Хотя,  кто  их  знает,  у
чужинцев пути извилистые. А вот магию он понимает и свою, и нашу, и  много
кой-чего еще... - Ромар склонил голову к коленям и вновь надолго  затих  в
этой неудобной позе.
     - И все-таки, я ему не верю, -  сказал  Таши.  -  Чужой  он  и  хочет
недоброго.
     - Он жить хочет, - возразила Уника, - а Кюлькас ему не дает. Всем  на
свете сейчас плохо живется, и все из-за одного негодяя.
     - Ну с этим я знаю как поступать,  -  Таши  погладил  лук,  ласкающим
движением проверяя, добротно ли натянута тетива. - Я его так уговорю,  что
навеки колдовать разучится.
     - Что ж, - Ромар поднял голову и одним резким  движением  поднялся  с
земли. - Искали доброго колдуна, станем искать злого. Одно беда - люди  не
смогут ждать два года, покуда Кюлькас успокоится и уйдет на морское дно. И
без того род уже наполовину погиб. Об этом тоже помните.


     На утро чужинец Баюн вновь появился у стоянки.  Где  он  сам  ночевал
осталось неизвестным; Таши хотел среди ночи побродить по округе, но  Ромар
запретил накрепко. Если уж имеешь дело с  чужинцем,  то  по  меньшей  мере
старайся не делать опрометчивых шагов.
     Как Баюн подошел, не заметил никто. Он  просто  возник  в  нескольких
шагах и, как бы продолжая давно начатый разговор,  произнес,  обращаясь  к
Таши:
     - Сейчас ты пройдешь  по  своим  следам  на  старое  место  и  будешь
охотиться там, пока не подстрелишь четыре белки. А еще лучше - пять.
     - Кто же бьет белку весной? -  недоверчиво  спросил  Таши.  -  У  нее
сейчас не шкурка, а одно позорище.
     - Ты хочешь ждать до зимы? - вопросом на вопрос ответил Баюн, и  Таши
покорно склонил голову.
     Баюн тем временем достал откуда-то, как из воздуха  взял,  маленький,
совершенно детский лук и связку  стрел,  какими  Таши  и  во  младенчестве
побрезговал бы.
     - Вот тебе оружие для охоты. Ты ведь любишь стрелять из лука?
     Таши вспыхнул, но  сжал  зубы  и  молча  взял  игрушку.  Коли  взялся
покорствовать врагу, так иди этой тропой до конца. А дашь  волю  гордости,
так всего и сможешь, что умереть гордо, и ничего больше не выторгуешь.
     - Можно взглянуть? - спросил Ромар.
     - Погляди, - согласился чужинец. -  У  тебя  глаз  легкий,  вреда  не
будет.
     Старик подошел, склонился над лучком, на мгновение  прижался  к  нему
щекой и тут же отодвинулся. Глаза старика влажно блеснули.
     - Великий Лар, какая вещь! - произнес он. - Как бы  я  хотел  сделать
такую!
     Выходит не просто обидную безделку подсунул ему котяра, -  успокоился
Таши. Даже Ромар завидует такой безделке. Конечно, будь у Ромара руки,  он
бы сделал еще лучше,  но  что  зря  жалеть  о  прошлогоднем  снеге:  будем
стрелять из того, что есть. Тем более, не так и сложна задача - промыслить
пяток бельчат. Зверька этого в округе полно, а векша существо любопытное и
доверчивое. Без особой нужды в него и стрелять-то неловко.  За  час  можно
управиться.
     - К обеду ждите, - сказал Таши, направляясь к краю поляны.
     - Не хвались, - прозвучал в голове ровный голос. - В моем лесу  звери
пуганные.
     Когда Таши исчез за деревьями, Баюн покачал круглой головой и  сказал
так, чтобы слышал только Ромар:
     - Хороший юноша. Но еще очень молодой.
     - Но зато хороший, - ответил старик.
     - Думаю, что к вечеру он вернется, - прозвучал Баюн, - а пока я хотел
показать тебе свой дом.
     - Ей можно видеть? - молчаливо  спросил  колдун,  указав  глазами  на
Унику.
     - Ей можно, хотя она тоже еще очень молода. Ее слишком многое тянет к
внешнему. Будет ли толк?
     - Молодость имеет обыкновение проходить. Пусть посмотрит.
     Идти пришлось недалеко, и с первого взгляда  ничего  особого  они  не
увидели. Тот же лес, такие же сопки, что и повсюду в этих местах.  Но  под
навесом одной из скал обнаружился узкий лаз в пещеру. Ромар и Уника прежде
видывали пещеры вырытые водой в меловых откосах вдоль стариц  и  у  самого
русла Великой. Но о таких норах им не доводилось и  слышать.  Рассказывали
правда,  что  горные  великаны  тоже  селятся  в  огромнейших  залах,  что
встречаются нередко в западных горах.  Но  одно  дело  слышать,  и  совсем
другое увидать самим.
     Путники проползли в узкое отверстие,  довольно  долго  спускались  по
тесным ходам, так что сама память о дневном свете осталась наверху.  Уника
с тревогой думала,  что  Таши  может  вернуться  прежде  времени  и  будет
тревожиться, нигде не найдя ее.
     Куда ведет ход, видно не было, но снизу ощутимо тянуло свежим ветром,
а это значит, что впереди, во  всяком  случае,  не  тупик.  Но  того,  что
ожидало их за очередным поворотом, ни  Ромар,  ни  Уника  предполагать  не
могли. В  глаза  блеснул  тусклый  свет,  и  путешественники  очутились  в
обширном зале, таком высоком, что потолок терялся  в  полутьме.  Воздух  в
пещере  переливался  голубым  сиянием,  позволявшим  кое-как  видеть,  что
происходит вокруг.  Небольшой  ручей  стекал  по  ближней  стене,  образуя
подземное озерцо и исчезая в разломе стены. А на мелком песке  возле  воды
или в  укромных  углах,  где  можно  спрятаться  от  света  и  посторонних
взглядов, сидели и лежали люди. Вернее, настоящих людей здесь  было  всего
двое   или   трое,   а   остальные   являли   удивительное    разнообразие
человекоподобных фигур.  По  мелкой  воде  бродили  согнутые  и  трупоеды,
неподалеку скорчились двое большеглазых карликов, забился  в  угол  робкий
горный великан. Копошились еще какие-то существа, которых  Ромар  не  умел
определить. И все они  были  чрезвычайно,  безнадежно  стары.  Морщинистые
лица, трясущиеся руки, бессмысленно жующие рты,  погасшие  глаза.  Кое-кто
поднял равнодушный взгляд, кто-то испугался, увидав  гостей,  но  ни  один
ничем не  показал,  что  понимает  происходящее.  Страшная  галерея  живых
мертвецов продолжала свое бесцельное шевеление.
     Ромар молча обошел пространство пещеры. Останавливался то у одной, то
у другой фигуры, пытливо заглядывал в глаза, словно спрашивая о  чем-то  и
не находя ответа. Уника просто ничего  не  понимала,  ей  было  всего-лишь
страшно. Заманил их чужинец  и  теперь  уже  не  выпустит.  И  Таши  будет
напрасно метаться по окрестностям, разыскивая их след. Они  теперь  навеки
похоронены под  землей,  среди  живых  мертвецов.  Уж  лучше  быть  убитым
по-простому, как всякий живущий погибает.
     - Сколько же им лет? - спросил наконец Ромар.
     - Кому сколько, - ответил Баюн. - Но много. Я до столька  считать  не
умею.
     - Зачем они тут? - было видно, что Ромар задает  этот  вопрос  вместо
того, который тревожил его на  самом  деле,  но  который  безрукий  колдун
задать не осмеливался.
     - Это маги прежних времен. Великие колдуны, познавшие тайны мира. Они
были так могучи, что теперь не могут умереть, но стали так стары,  что  не
могут жить. Я собрал их здесь, потому что тут им не так плохо.
     - Страшно... - невольно вырвалось у Ромара.
     - Страшно, - согласился Баюн. - Они уже толком ничего не понимают,  а
мне страшно. Прокормить их нетрудно, в конце концов, они и  при  жизни  не
были привередливы. Куда хлопотнее бывает,  если  кто-то  из  них  начинает
колдовать. Сил у них немного, но их искусство велико.
     - Тот колдун, что Кюлькаса тревожит, - спросил Ромар, - случаем здесь
не сидит? Кто из ума не выжил, тот на такое не вдруг решится.
     - Здесь его нет, - сказал Баюн. - Я бы знал.
     Уника подошла к  одному  из  людей,  заглянула  в  сморщенное  словно
прошлогоднее яблоко лицо. Остатки белых волос курчавились на голом черепе,
кожа, когда-то черная казалась теперь грязно-серой.
     - Кто ты? - спросила девушка.
     Негр молчал.