о
взвешивать надо, как отмеряем драгоценную киноварь  -  как  должно  теперь
поступить. Не знают ответа предки, что  являлись  на  мой  зов.  Не  знают
ответа духи. Нам с вами ответ искать. Скажу лишь - такое за один вечер  не
сделаешь. Долго  надо  мне  говорить  с  духами  и  предками,  долго  надо
старейшинам думать - что для блага рода превыше?.. А чтобы  Мать-Земля  не
разгневалась на нас, Унику... следует приговорить к смерти.
     Ромар вскочил на ноги.
     - Опомнись, Матхи! Невинную на смерть посылаешь!..
     - Погоди, Ромар, - против ожидания, Матхи  ответил  тихо.  -  Погоди,
колдун. Ты недослушал. Я сказал, родовичи - приговорить к  смерти.  Но  не
сказал, что нужно немедля исполнить приговор!
     Шаман немного помедлил. Все ждали его  слова,  затаив  дыхание.  Даже
Таши, в своем отдалении, понял, что вот, пришло время, сородичи решают.  И
- словно дыхание пресеклось. Что-то приговорят?..
     - Унику приговорить к смерти. По имени ее не звать, живого дела с нею
не иметь. Пусть ждет решения. А старейшины, вождь, Ромар, мастер Стакн и я
- мы думать станем. Предков спрашивать. До той поры, пока не  решим  -  не
быть Унике ни среди живых, ни  среди  мертвых.  А  сидеть  ей  в  Отшибной
землянке. Я на вход и выход Слово наложу. Что приговорите, родовичи?
     Многолюдство одобрительно зашумело. Верно! Эк, и  ловко  же  придумал
шаман! К смерти приговорили - значит,  Мать-Земля  не  прогневается.  Ведь
приговорили же! Среди живых более  не  числим!  Имя  отняли!  Погребальный
обряд справим честь честью!
     Таши слышал этот гул. На сердце полегчало. Едва ли смертный  приговор
встретили бы так. Неужто - оправдали?.. Да нет,  и  на  такое  не  похоже.
Оправдай народ Унику, Крага сейчас бы визжала, что поросая свинья. Чему же
они так радуются?
     Юноша змеей выскользнул из зарослей, и крадучись двинулся к поселку.


     Всю ночь Матхи, Бойша и мрачный, как туча, Ромар провели под открытым
небом, верша мрачное смертное колдовство, словно мор пришел в поселок,  от
которого одна Мать-Земля избавить может. Старухи, запершись в  доме  Латы,
справляли все потребное над Уникой. Этого Таши не  видел.  Да  и,  сказать
по-правде, видеть не хотел. Живой  хоронят!  Погребальные  песни  поют!  В
одежду смертную одевают! Разве что не закапывают...
     Наутро после суда Ромар одному ему ведомым способом отыскал Таши,  по
звериному кружившего вокруг деревни. О приговоре Таши уже знал  -  хватило
подслушанных обрывков разговоров.
     - Хуже дело обернулось, чем я думал,  но  не  так  плохо,  как  могло
оказаться, - ободряюще сказал  безрукий  колдун.  -  Матхи  шаман  мудрый,
понимает, что невинной кровью только беду накличешь. Но и против  древнего
закона пойти он не может. Нет у  него  на  это  власти.  Однако,  рассудил
толково, казнь отсрочить сумел. И уж теперь все от нас зависит...
     - Прокрадусь ночью и уведу! - глухо вырвалось у Таши.
     - Уведешь? Куда?  -  озлился  Ромар.  -  Глуп  ты  еще,  видать,  как
годовалый телок. - Вход в землянку Матхи наговором запечатал! Ты,  я,  кто
угодно - через порог как ни в чем не бывало шагнет,  а  Унике  там  дороги
нет, понимаешь?
     - Значит, подкоп сделаю! - не сдавался Таши.
     - Быстро соображаешь... молодец, - усмехнулся Ромар. - Да только  все
равно - куда вы подадитесь? Человек без  рода,  уже  не  человек,  а  сыть
звериная.
     Это Таши отлично знал и сам.
     - Ну, а ты-то что скажешь? Сколько они Унику в порубе продержат?
     - Сколько продержат? Я надеюсь, пока дите  не  родится.  Увидят  люди
нормального мальчишку...  или  там  девчонку,  кого  уж  отец-Лар  пошлет,
увидят, что не проросла Мать-Земля камнями, что огонь с небес не упал... и
сами потом будут удивляться, что думали дурно.
     - А река как же? Ведь эту беду на Унику как раз и хотели  свалить!  Я
далеко был, и то слышал.
     - Что слышал? Как Муха орал?.. Так у Мухи от горя голова  помутилась.
Ему Великая дороже жены и детей.
     - А ты сам как думаешь?.. - с некоторым трепетом спросил Таши.
     - Все бывает, - Ромар пожал плечами. - Много непонятного за последнее
время случилось... темные дела в мире творятся. Но все-таки, повторю,  что
все бывает. Не из-за Уники обмелела Великая. Я бы знал. Успокойся.
     И видно, что и самому Ромару горько, а слово утешения сказал, и вроде
как полегчало... Жаль нельзя такое же слово Унике передать, на разговоры с
ней Матхи наложил строгий  запрет.  С  умершими  может  беседовать  только
шаман, да и то, если они сами того захотят.
     Народ в поселке  от  Таши  шарахался.  Выкрикнуть  вслед  обидное  не
решался ни один мальчишка. Да и сверстники поспешно сворачивали с  дороги.
Однако возле самого Дома Молодых Вождей Таши поджидал Тейко.  В  глазах  у
него была такая ненависть, что только смертью может насытиться.
     - Жду у Старого Ручья, -  сквозь  зубы  процедил  Тейко.  И  добавил,
плюнув Таши под ноги: - Мангас!
     Таши даже не сразу понял, что сказал ему Тейко.  А  поняв,  мимоходом
подивился, что разумник Тейко на такое решился.  Кровавые  поединки  между
родичами строго запрещены. Нельзя, неможно такого допустить, чтобы в  роду
свои начали кровью считаться. Кто первым оружие  обнажил,  кто  ответил  -
неважно; обоих ждет изгнание. А коли один из поединщиков смертью умрет, то
и второй за ним не замедлит. Это уже закон Лара: окапывать убийцу в  землю
и, рук не марая, ждать, пока сам умрет.
     Таши ничего не ответил. Молча отодвинул плечом  соперника,  прошел  в
дом. Положил на место лук, копье. Даже  нож,  с  которым  не  расставался,
вынул из-за обмотки, спрятал в мешок. Хотя, ему страшиться  нечего,  он  и
без того в глазах родичей законопреступник.
     Ромар о брошенном вызове догадался сразу, издалека заметив, как Тейко
и Таши поодиночке уходят из селения. Все ясно. Ума  Тейко  лишился;  да  и
Таши не лучше! Нельзя с бесноватым связываться...  Только  как  их  теперь
остановить? Куда они умотали,  жеребцы  быстроногие?  Придется  спрашивать
амулеты, а тем временем два молодых олуха вполне  успеют  переломать  друг
дружке кости.
     Окончив гадание, Ромар вышел из ворот, огляделся.  Невдалеке  пастухи
лениво гнали отару. Вокруг, как обычно, крутилась  целая  стая  приблудных
собак. Ромар уже совсем было собрался поворачивать к Старому Ручью,  когда
его не по-стариковски острые глаза заметили вдали какое-то движение.
     Двое бегут...
     А вот что это там, за ним?!
     Ромар внезапно ощутил разливающийся внутри  холод.  Оцепенев,  старый
колдун смотрел, как, теряя последние силы, мчатся ушедшие час назад парни,
а за ними, быстро сокращая разрыв...
     Страшным усилием Ромар преодолел оцепенение, призвав  все  силы,  что
жили в его увечном теле.
     - Тревога!!! - гаркнул он так, что слышно  было,  наверное,  во  всем
селении. Голос колдуна каким-то чудом проникал сквозь  глинобитные  стены;
люди бросали обыденные дела, хватали оружие. Никогда еще на памяти живущих
не кричал так колдун Ромар, и никогда не слышался в его голосе такой ужас.


     Таши поспел на место поединка раньше противника.  Присел  на  корягу,
когда-то лежавшую на дне высохшего ручья. Как о чем-то неважном подумал, а
что он будет делать, если Тейко сейчас появится с копьем  в  руках?  Закон
сурово карает проливающих родную кровь; и потому, по  негласному  уговору,
оружия на такие сшибки не брали. Голые руки - и все. Но тоже немало,  если
учесть, что этими руками далеко не  самый  сильный  охотник  мог  задушить
волка.
     Как ни странно, но злости на Тейко у Таши не было.
     C холма, возле которого еще недавно журчал Старый Ручей, хорошо видно
Великую. Таши сидел на побелевшей, сухой до звона коряге, с  тоской  глядя
на иссохшее русло когда-то полноводной реки. За последние сутки  вода  еще
спала и теперь по дну едва-едва струился хилый ручеечек, тут и там  стояли
лужи, мокрый ил, ближе к берегу высохший и пошедший  глубокими  трещинами,
бессильно распластавшиеся речные травы...  Лишь  самые  глубокие  омуты  и
донные ямы - последнее убежище водяных и омутинников - еще  не  пересохли.
Но, если дело пойдет так дальше, не удержатся и они.
     Таши смотрел на реку, на время забыв  даже  о  Тейко  и  его  нелепом
вызове. Правильно Муха сказал - погибает Великая. Даже если  отобьемся  от
диатритов - чем живы будем?..
     Шаги Тейко он заслышал издали. Таши не прятался, нарочно сел на самом
виду  -  не  того  Тейко  норова,  чтобы  стрелу  из-за  кустов   пускать.
Незадачливый Уников жених понял насмешку - и, в  отместку,  решил  уязвить
хотя бы  тем,  чтоб  подобраться  незаметно.  Да  только  куда  там!..  От
неведомого отца Таши унаследовал не только силу, но и острый, зверю впору,
слух. Ага! - ветка-таки хрустнула. Снеосторожничал ты, Тейко, уж больно  в
себе уверен. Ан нет, смотреть надо, куда ступаешь, и на  сучок,  каким  бы
крепким он тебе ни казался, вставать не след.
     Таши выждал, когда Тейко оказался возле самого обреза зарослей, резко
повернулся к тому.
     - Зачем крадешься, словно согнутый?
     Это было тяжким оскорблением. Тейко мгновенно налился кровью; но вида
не показал, как бы и не слышал. Вразвалку, небрежно, словно  и  не  таился
вовсе,  вышел  на  полянку.  Идет-то  вразвалочку,  а  лицо  побелело   от
бешенства.  Еле  сдерживается.  Сразу  видать,  что  если  ему  сейчас  не
подраться, зло на ком попадя не выместить  -  совсем  плохо  будет.  Ромар
говаривал - от такого, случалось, даже помирали.
     - Как хочу, так и хожу... у мангасов не спрашиваю! -  Тейко  вздернул
подбородок.
     Как и Таши, он тоже пришел к месту поединка без оружия. Ростом  Тейко
хорошо удался, но Таши шире  в  плечах,  коренастее  и,  всем  известно  -
сильнее. Зато Тейко постарше на два года, поопытней, а это в  битве  много
значит. К тому же, если один из поединщиков до того взъярится, что себя  в
схватке забудет - то и сущие замухрышки, случалось,  одолевали  признанных
силачей. В Тейко  сейчас  эта  ненависть  была.  Ненавидел  он  яро,  всем
сердцем, не умея - да и не желая - признаться себе, что  проиграл  он  уже
этот спор, что никогда не бывать ему с Уникой, никогда не сжимать ее плеч,
не ласкать жестких волос, таких черных,  что  цветом  с  вороновым  крылом
поспорят; и детей ему с ней тоже не  заводить.  Оттого-то  и  кривит  губы
Тейко, пытаясь обмануть себя напускным презрением к "мангаске". Жаль,  что
как ни хитри, от себя все равно не уйдешь. Знает  Тейко  -  даже  убей  он
сейчас Таши - Унике его женой уже не быть. Даже если  не  разгневается  на
нее Мать-Земля, даже если  вступятся  предки,  даже  если  вернут  ей  имя
сородичи... Потому что скорее бросится она с речного раската, чем  в  его,
Тейко, дом войдет. Вот и ярит Тейко сердце, надеясь в  унижении  соперника
хоть как-то утешиться. Глупый. Ненависть помогает только тем, у кого вовсе
головы на плечах нет.
     - Ну, так зачем звал? - Таши не вставал с колоды. Сидел себе,  уронив
руки на колени.
     Тейко облизнул пересохшие губы. И ему не просто против уложений  рода
идти.
     - Биться станем, - хрипло произнес он.
     - А потом? - поинтересовался Таши.
     - Тот, кто одолеет... в роду останется. Кого одолеют, - он  напрягся,
- сам из рода уйти должен будет!
     - Ого! Ну и придумки ж у тебя! - Таши не выдержал - удивился. -  Куда
идти-то?
     - На закат. К горам. К Белоструйной. Тамошние у нас почти не  бывают.
Считай, отрезанный ломоть.
     Таши пожал плечами. Ему было все равно. Здесь, не здесь... у Великой,
у Белоструйной... лишь бы с Уникой ничего не случалось. И с дитем его.
     - Согласен...
     - Тогда вставай! - потребовал Тейко, пританцовывая от напряжения.
     Таши мягко поднялся.  Солнце  отмеряло  еще  только  первую  четверть
своего всегдашнего  дневного  пути,  озаряло  пересохшее,  парящее  русло,
пожухлые прибрежные заросли, отблескивало на чешуе снулых  рыбин,  которых
за последнюю неделю много появилось  в  иле...  Тейко  не  рискнул  встать
спиной к солнцу - и, значит, к обрыву, -  повернулся  боком.  Мол,  равный
бой.
     Да, равный бой. Кулаки против кулаков. Сердце  против  сердца,  обида
против  обиды.  Таши  замер,  выставив  вперед  левую  ногу,  правая  рука
обманчиво-мягко  опущена,  кулак  прикрывает  причинное  место.  Левая   -
напротив, согнута, поднята, ею он защитит лицо.
     Тейко медленно подходил. Лицо его  постепенно  становилось  багровым.
Накручивает себя парень. И зря.
     Всю накопившуюся ненависть вложил, наверное, Тейко в первый удар.  Ни
его, ни Таши предки не обидели силушкой; кулак, быть может, оглушил  бы  и
быка. Отстраниться Таши не успел, подставил руку,  и  ее  тотчас  пронзила
острая боль. Кость в кость пришлась.
     Тейко тоже скривился - но ничего, не  отступил.  Шагнул-таки  вправо,
заходя спиной к обрыву; невольно Таши обернулся лицом к реке - и внезапным
прыжком бросился в сторону, ничком повалившись в заросли.
     - Падай, дурак! - рыкнул он на изумленного Тейко.
     Тот обернулся - и беззвучно рухнул рядом с Таши.
     На восходный  берег  реки  выходили  диатриты.  Много.  Очень  много.
Здоровенные птицы, на спине у каждой - карлик с копьецом. При  виде  почти
полностью пересохшей Великой орда разразилась радостными  воплями.  Оно  и
понятно - струившийся по  дну  русла  хилый  ручеек  легко  перешел  бы  и
ребенок. Наскоро перестроившись, карлики двинули первые ряды птиц вниз  по
склону. Диатримы недовольно заверещали. Воды они  терпеть  не  могли  -  и
заставить их перейти даже почти сухое русло было не так-то просто.  Первые
птицы кое-как, нехотя, понукаемые наездниками, шагнули в  еще  непросохшую
грязь, тотчас провалившись по щиколотку в ил. Недовольное курлыканье стало
почти оглушительным. Начался  полный  разброд.  Вырвавшаяся  вперед  птица
неосторожно ступила в  лужу  и  заорала  благим  матом,  лапа  ее  увязла,
диатрима задергалась, судорожно пытаясь освободиться; хозяин не  удержался
у нее на спине, и шлепнулся в  позеленевшую  воду,  подняв  фонтан  брызг.
Другие карлики сами пососкакивали прямиком в ил,  ухватив  своих  птиц  за
длинные  шейные  перья  что  было  мочи  потащили  их   вперед.   Страшное
неукротимой силой войско разом превратилось в нестройную толпу, почти  что
беззащитную.
     Таши и Тейко покосились друг на друга. Общая мысль пришла им в голову
- эх, был бы сейчас рядом отряд охотников, да Бойша со священным  нефритом
- ни один карлик вообще не  ступил  бы  на  правый  берег  Великой.  Какой
момент!  Засыпать  карликов  стрелами,  птиц  -   если   какой   угораздит
перебраться - встретить копьями на крутизне... Умылись бы кровушкой  гости
низкорослые!
     Диатриты шли через Великую. Ор стоял  такой,  что,  казалось,  сейчас
сюда сбегутся все лесные и водные духи. Птицы рвались  из  рук  поводырей,
мотали  головами,  увенчанными  страшными  клювами;  несколько   карликов,
похоже, чуть не заклевали. И все-же  мало-помалу  клекочущий,  курлыкающий
поток полз и  полз  вперед;  оставшийся  посреди  сухого  русла  крошечный
ручеек, правда, едва не заставил диатрим повернуть назад - но карлики, что
было сил колотя птиц короткими копьецами, все-же  заставили  тех  войти  в
воду.
     - Ну, чего вылупился? - яростно  прошипел  Таши  в  ухо  Тейко.  -  В
селение бежать надо, вождю сказать, людей предупредить!
     Вырвавшийся вперед всех карлик внезапно замер. Его птица уже  одолела
ручей и, довольно курлыкая, направлялась к высокому левому берегу Великой,
смешно и брезгливо, точно цапля, задирая измазанные  илом  лапы;  наездник
вперился в заросли на левом берегу - как раз  там,  где  скрылись  Таши  и
Тейко. А мгновение спустя замахал копьецом над головой,  заверещал  что-то
неразборчивое  -  и  его  птица,   точно   безумная,   рванулась   вперед,
разбрызгивая полужидкий ил.
     Верно, был то колдун, либо шаман диатритов. И острым своим  нюхом  он
учуял притаившегося в кустах врага. Учуял и отдал команду.
     - Бежим! - Таши вскочил на ноги. Сейчас их, безоружных, могло  спасти
только умение бегать. Промедлили, протянули; и вот теперь придется  играть
со смертью в догонялки.
     Тейко не  заставил  просить  себя  дважды.  Сорвался  с  места  точно
вспугнутый заяц, лишь пятки засверкали. Таши ринулся  следом.  О  поединке
оба если и не забыли, то молча согласились, что покуда  счеты  сводить  не
время.
     Они ринулись по узкой тропинке прочь от  берега.  Ветер  засвистел  в
ушах; однако даже сквозь его свист  из-за  спин  доносилось  торжествующее
курлыканье боевых  птиц.  На  бегу  Таши  оглянулся  -  и  внутри  у  него
похолодело. Карлики с удивительным проворством одолели и оставшуюся  часть
речного русла и крутой  береговой  откос.  Заметив  улепетывающую  во  все
лопатки добычу, диатримы рванулись вперед так, словно сам Дзар спустился с
небес подпаливать им куцые хвосты.
     Одна, две, три... шесть... десять... Таши сбился  со  счета.  Десятка
полтора тварей мчались за ним  -  и  расстояние  сокращалось  так  быстро,
словно Таши с Тейко, сидя поджидали преследователей.
     С отстраненным удивлением Таши заметил, что Тейко, лучший бегун рода,
начал отставать. Лицо заливал пот,  он,  как  выхваченная  из  воды  рыба,
хватал ртом воздух. Плохо дело. Спекся  Тейко.  Так  бывает,  когда  очень
сильно чего-то испугаешься. Порой от испуга крылья на пятках вырастают,  а
порой ноги отнимаются и  кажется  -  больше  ни  одного  шага  шагнуть  не
сможешь. Слаба оказалась душа в Тейко, и  Таши  с  сожалением  вспомнил  о
прерванном поединке; не появись чужинцы, быть бы Тейко битым - когда  силы
равны, побеждает тот, у кого характер тверже.
     Курлыкая, мчались диатримы.
     Выбиваясь из сил, бежали Таши и Тейко; видя, что соперник все  больше
и больше замедляет ход,  Таши  на  бегу  протянул  ему  руку;  лицо  Тейко
исказилось, он, наверное, последним усилием воли протянутую руку оттолкнул
и словно вспомнив, кто он таков, рванул вперед  так,  что  мигом  оказался
впереди Таши на добрый десяток шагов.
     - Правее держи! - крикнул вслед  Таши.  -  На  узкую  тропу!  Кустами
уходить надо!
     Это Тейко понимал и сам. Большеногой птице неловко бегать по зарослям
терновника, и спасение там найти  нетрудно.  Жаль,  что  у  поселка  вновь
начинается открытое место: поля, пастбища. Там вновь  придется  бегать  со
смертью наперегонки. И не идти туда нельзя, людей надо предупредить,  даже
если потом заклюют тебя возле самых родных ворот.
     К зарослям успели в последнюю  секунду.  Пожадничавшая  птица,  желая
достать  Таши  с  разгону  проломила  в  кустах   изрядную   просеку,   но
запутавшись, свалилась на  землю,  уронив  в  колючки  хозяина.  Остальные
диатриты сбавили ход, загарцевали на месте, выискивая удобные пути. На это
ушла, может быть, минута, никто ж не прячет троп у самого-то селения.  Вот
за эту минуту несостоявшимся поединщикам надо было успеть  если  не  самим
спастись, то спасти других.


     Крик Ромара был слышен во всем селении.  И  еще  не  успели  угаснуть
отзвуки, как  наспех  похватавшие  оружие  охотники  ринулись  к  воротам.
Впереди бежал Бойша - и как только успел вождь?
     А  Ромар  уже  кричал   что   было   мочи   остолбеневшим   пастухам,
обихаживавшим невдалеке большую отару:
     - Бросай, все бросай, дураки! Беги! Диатриты!
     Карлики верхом на  чудовищных  птицах-диатримах.  Узкая  тропа  давно
кончилась и, рассыпаясь веером вслед за бегущими Таши и Тейко  мчалось  не
меньше двух дюжин кровожадных птиц. Диатримы на бегу злобно и хищно орали,
мирное курлыканье превратилось в кровожадный клич.
     Расстояние между преследователями и Таши с Тейко быстро сокращалось.
     Первым, как и положено вождю, опомнился Бойша.
     - Которые с луками - вперед! Стреляй! Ворота - закрыть!
     - Там же люди остались!.. - выкрикнул кто-то,  но  Бойша  только  зло
сверкнул глазами.
     - В щель проскочат. Не могу я из-за двоих всем родом рисковать!