если бы не бросился ему в  глаза  сплюснутый  плосколобый
череп с полусаженными челюстями, усаженными густым рядом конических зубов.
Кто хоть раз живого рузарха видал, тот и череп  его  без  труда  признает.
Таши с сомнением покачал головой: знатный трофей был  совсем  недавним  и,
судя по зубам, зверь был в силе, а  не  подох  сам  собой  от  старости  и
недокорма.
     - Вот и отыскалась, пропащая душа, - довольно сказал Ромар. - Ну, что
стали? Зовите хозяйку.
     Таши концом лука звонко постучал по страшному черепу. В  доме  что-то
громыхнуло опрокинувшись, тяжелая, крепко просмоленная  кожа  висящая  при
входе колыхнулась и на высокой  приступке,  ведущей  в  дверям  показалась
женщина. Не  так  и  стара  она  была,  но  истерта  жизнью  до  последней
крайности. Горб, набитый неподъемной работой, руки, изуроченные неженскими
тяжестями, лицо, обожженное солнцем и ошпаренное зимними морозами. Красные
глаза, изъеденные дымом вечерних костров,  слезились,  растрепанные  пегие
волосы поредели настолько, что для женщины уже казалось неприличным. Видно
никакое чародейство не может облегчить  одинокую  жизнь  вдали  от  родных
людей.
     Таши сразу понял, кто  перед  ним.  Уж  слишком  густо  увешана  была
отшельница оберегами, амулетами, всякими фигурками, в  которых  без  труда
угадывались лики предков, недобрых богов и странных существ, с которыми  и
до сего дня знающие старухи ведут разговоры. Уника тоже живо  смекнула,  с
кем дело имеет. Ее ажно затрясло при виде навешанных на старухе сокровищ.
     А сама хозяйка и бровью в сторону молодых людей не повела. Взгляд  ее
был прикован к Ромару.
     - Ну, ясно, - произнесла она глухо. -  Кто  еще  мог  сюда  пролезть?
Здравствуй, Ромар. Видно правду болтают про тебя, будто ты вместе с руками
смерть свою под дубом закопал.
     - Здравствуй и ты, Нешанка, - произнес Ромар. - Давно не виделись.
     - Какая я тебе Нешанка! - старуха выпрямилась, замахнулась на Ромара,
только что не ударила. - Нет никакой Нешанки! В лесу  померла,  одна,  под
елкой подохла всеми брошенная, родовичами отринутая, самой себе ненужная!
     - Как же нам звать тебя, бабушка? - спросила Уника.
     Хозяйка повернулась так резко, что все  колдовские  помощники  на  ее
платье разом взбрякнули, только  треск  пошел.  Казалось,  старуха  готова
прыгнуть на Унику, Таши даже  шагнул  вперед,  собираясь  в  случае  чего,
отшвырнуть ее прочь, не  дав  прикоснуться  к  Унике.  Но  ведьма  замерла
неподвижно, впившись взглядом в лицо гостьи.
     - Ишь, - произнесла она  наконец,  -  додумался,  девчонку  приволок.
Похвастаться хочешь, что не пропали без нас?  И  без  того  знаю,  что  не
пропали. Славная девочка, я когда-то не хуже была. Это она из чьих?
     - Моткина внучка, - сказал Ромар.
     - А... Могла бы и сама догадаться. Девка чернявая, в  пришлую  родню.
Что смотришь, красавица? Знаешь, кто я такая?
     - Знаю. Ты мудрая йога. Только как звать тебя я теперь не знаю. Ромар
говорит - Нешанка, ты твердишь другое.
     Правильно сказала, милушка. Йога я, последняя в роду. Потому и  имени
у меня нет. Так и зови Йогой, не ошибешься. Ну что стоите истуканами?  Раз
уж пришли - заходите в дом.
     Внутри изба Йоги оказалась еще удивительней, чем снаружи. Кажется,  в
простоте там не было ни единого предмета, все  заговоренное,  нашептанное,
чудесное. Все, что за многие годы накопило женское  ведовство,  сошлось  в
лесной избушке.
     Старуха  кивком  указала  на   угол,   где   на   полу   громоздилась
расхристанная постель. Путники уселись, ожидая, пока хозяйка  управится  с
делами и начнет разговор. Постель у Йоги была мягкая,  Таши  прежде  таких
видывать не доводилось. Шкуры пушного зверя  лежали  здесь  в  двунадесять
слоев. И какие были звери! Медведь,  седой  волк,  росомаха,  лютый  зверь
леопард. В  головах  ворохом  брошены  зимние  шкурки  лисы-огневки  и  ее
чернобурой сестрицы. Немыслимые богатства свалены в  углу,  чтобы  хозяйке
было теплее спать. Прежде Таши и видеть не приходилось  такого  количества
мехов разом. Хотя, если вдуматься, то ничего удивительного нет. Старуха  -
последняя из мудрых йог,  все  богатства,  накопленные  предшественницами,
достались ей. В сказках и сейчас поется, что  коли  пришел  ворожить,  так
кланяйся мехами. Куницу - на девицу, бобра - для  добра,  волк  -  чтоб  в
речах был толк, а белку - на всякую безделку. Интересно, за какую  ворожбу
кланялись росомахой? В ближних краях она не водится, страшно и подумать, в
какую даль надо переться, чтобы заполучить такого зверя!
     Таши распушил пальцами мех и с удивлением обнаружил, что шкура совсем
свежая. Хорошие меха хранятся десятками лет, но знающий человек  на  ощупь
определит, как давно зверь отдал свою шкуру добытчику. Этой коже не было и
двух лет. А Ромар говорил, что последний раз дети зубра  видели  обиженных
ими йог чуть не  двадцать  лет  назад.  Кто  же  тогда  преподнес  старухе
редкостную шкуру?
     Старуха тем временем в полминуты  развела  огонь,  споро,  по-мужски,
выбив искру  из  кремня,  придвинула  к  огню  ладно  вылепленный  горшок,
хранящий на обожженном боку отпечатки ладоней  мастера.  Таши  внимательно
следил, как хозяйничает Йога. Все как у обычных женщин, вот  только  живет
бабка не по-сиротски, пространно живет. В горшок отправилась целая  оленья
лопатка и не копченая, а свежатина, это Таши с полувзгляда определил, да и
запах от супа говорил сам за себя. Густой  суп,  с  кореньями  и  травами.
Никак и мучицей похлебка сдобрена?..  Таши  потянул  носом,  принюхиваясь.
Нет, это не мука, что-то лесное, может  лещина  тертая...  Но  все  равно,
густая похлебка, такой только в праздник лакомиться.
     Покуда варево томилось  на  очаге,  Йога  выставила  перед  хозяевами
деревянные кругляши - дискосы, разложила по ним  всякие  заедки:  копченые
гусиные грудки, квашенную рыбу, черемшу, закисшую в своем же  соку;  рядом
встала дежка с пареной брусникой и горшочек бортного меда. По  мере  того,
как перед сидящими появлялись новые и новые яства,  Таши  приходил  все  в
большее изумление, а  когда  перед  ним  была  поставлена  корчага  полная
пенистого, недавно сваренного пива, так и  вовсе  вытаращил  глаза.  Пиво,
правда, оказалось не ячменное, а из мучнистого солодкового корня,  но  все
же это было настоящее пиво, какого  и  дома  не  всякий  день  попробуешь.
Откуда у дряхлой старухи такое изобилие? Неужто  добыла  своими  руками  и
ворожбой?  Тогда  предки  поступили  неумно,  оставив   род   без   этаких
помощников. А Таши-то, увидав бабульку, еще подумал, что придется делиться
с ней небогатым дорожным запасом.
     Покуда  гости  насыщались,  Йога   вежливо   молчала,   лишь   иногда
спрашивала, все ли в достатке, не принести ли  чего  еще...  Потом,  когда
гости отвалились от еды, и Уника  вытерла  Ромару  жирные  губы,  началась
неспешная беседа о погоде, о том, какая ожидается зима и успешно ли прошло
путешествие. Таши изнылся, слушая кружные  речи  и  проклиная  обычай,  не
позволяющий сразу перейти к делу. Что значит: "Удобно ли добрались?"  Сама
же в глухомани схоронилась, закрылась хитрыми заклинаниями,  все  сделала,
чтобы неудобно было добираться. А мы, вот, добрались.
     Потом последовали расспросы о здоровье, о судьбе  общих  знакомых,  и
тут плавное течение беседы было нарушено.
     - Да никого, почитай, и не осталось из тех, кто тебя может помнить, -
сказал Ромар. - Крага была, так померла недавно. Трех  недель  не  прошло.
Она в роду старшей из матерей была, так  на  ее  место  покуда  никого  не
выбрали.
     - Крага? - переспросила старуха. -  Как  же,  помню.  Она  ведь  меня
постарше года на три, что ли. Гонористая девка была. Мнила о себе много, к
старухам льнула. Очень ей хотелось йогой стать. А в самой - силы чуток,  с
воробьиный нос. То-то, думаю, злилась она, когда ведуньи прочь отошли. Ее,
красавицу да умелицу бросили, а меня -  девчоночку  несмышленую,  с  собой
взяли.
     Таши  выпятил  губу,  пытаясь  представить  Крагу  красавицей.  Никак
подобное в голову не входило. Да и нынешняя хозяйка тоже - ведьма-ведьмой;
не бывают такие девчонками. Однако, Ромар слушал, кивая головой.
     - А из парней кто жив? - спросила Йога. - Роско, помню, красивый  был
парень.
     - Роско уж сколько лет, как умер, - склонив голову ответил  Ромар.  -
Набег  тогда  был.  Знаешь,  западные  племена,  у  них  воины  еще   косы
заплетают... Отбились мы от них, а Роско не уцелел.
     Йога  вздохнула.  Таши  с  Уникой  тоже  поникли  головами,   поминая
неведомого им Роско. Хороший человек  был,  честно  умер,  защищая  родное
селение.
     - Из стариков Лат дольше всех продержался, - продолжил рассказ Ромар.
- Старейшиной был в семье зубрихи Асны, -  Ромар  кивнул  было  в  сторону
Таши, хотел сказать, что вот, мол, парень из той семьи,  да  вовремя  язык
прикусил. Про Унику-то уже сказано, что она Моткина внучка, и, значит,  из
Асниной семьи, все остальное и слепой  поймет...  Йоги  -  народ  строгий,
зачем лишнего недруга наживать? И Ромар поспешил вернуться  к  рассказу  о
Лате: - Он в старейшинах пять лет ходил,  до  сегодняшнего  дня  не  дожил
совсем немного, на день раньше Краги погиб.
     - Лат? - удивилась старуха.  -  Что-то  запамятовала...  Это  длинный
такой, нескладеха, волосы светлые?.. -  Йога  вдруг  замолчала,  а  потом,
подавшись вперед, переспросила: - Постой...  Что  ты  сказал?  Погиб?..  И
Крага тоже?.. Да кто посмел  на  стариков  руку  поднять?!  Куда  родовичи
смотрели? Где люди были?!
     - Беда у нас, Нешанка, - отбросив все приличия, тихо сказал Ромар.
     Йога молча слушала неторопливый рассказ колдуна, лицо  ее  застыло  и
казалось одним из тех черепов, что охраняли избушку.
     - Вот, значит, как, - сказала она наконец. - Я-то гадаю, что  в  мире
творится, откуда неустройство  пошло,  а  это,  оказывается,  слепое  лихо
зашевелилось. Доигрались, мужики... Ну, зачем было предвечного трогать?
     - Не  греши!  -  строго  возразил  Ромар.  -  Никто  из  людей  зубра
предвечного не касался.
     - Да?.. - Йога ощетинилась. - Не касался, говоришь? А  как  бы  иначе
Сварг твой любезный с мудрыми матерями справился?
     - Оставь... - поморщился Ромар, - не повторяй старые враки.  Не  было
этого. К тому же, в ту пору не только ты, но и я еще  не  родился.  Чем  о
былом свариться, давай лучше думать, как нынешнюю беду размыкать.  Женское
колдовство в этом деле хитрее моего.
     - По-онятно!.. - гортанно протянула Йога. - Как припекло,  так  мигом
прибежал. А кабы я уже померла тут одна-то?
     - Род вас не выгонял, - хмуро произнес Ромар, - сами ушли. А тебя я и
в прежние годы искал. Не должно ваше искусство  пропадать,  от  того  роду
убыточно.
     - Сама знаю, что искал, - смягчилась старуха. - А девчонку,  что  ли,
на выучку привел?
     - Это уж как она сама захочет, - ответил Ромар.
     - Да уж вижу, что не  захочет...  При  таком-то  парне...  -  ведунья
ревниво оглядела Таши и, вздохнув, добавила: -  А  девочка-то  славная.  И
умница. Я такой же была в молодках. Ну,  что  с  вами  делать  -  попробую
помочь, чем смогу. Уж не обессудьте на  невежливом  слове,  но  вам  двоим
сегодня в лесу ночевать, не годится вам видеть, что мы делать  станем,  не
мужское это дело. Пойдем, что ли, доча...
     Ведьма кивком отозвала Унику в дальний угол,  а  Ромар,  к  удивлению
Таши, покорно встал и вышел из колдовского жилища. Таши с великой неохотой
побрел следом. Йога проводила их  до  дверей  и  закрыла  избу  не  просто
висящей в проеме кожей, а заперлась изнутри,  заложив  вход  рубленной  из
кленовой древесины плахой, висящей на скрипучих журавелях.
     - Ничего она там с Уникой не сотворит? - спросил Таши, очутившись  за
костяной оградой.
     - Нет, - спокойно ответил Ромар. - С тобой еще могла бы чего учудить,
а ее не тронет. И закон рода не велит, и свой  закон  тоже.  У  йог  закон
строгий, куда суровей против нынешнего. К тому же, сам  видишь,  Уника  ей
приглянулась. Смену себе старуха ищет.
     - Это она зря! - всполошился Таши. - Она моя жена, нечего ее  с  пути
сбивать!
     - Не собьет, - успокоил парня Ромар. -  За  одну-то  ночь...  А  нам,
может, что полезное выпадет. Давай, покуда, на ночевку устраиваться.
     Всю ночь лесная изба гудела, изнутри слышался звон и гул,  каких  так
просто в лесу не услышишь. Иногда в рокоте можно  было  различить  вскрики
Йоги,  а  то  и  голос  Уники,  вторящий  ей.  Таши  не   спал,   тревожно
прислушиваясь к тому, что происходило в избе. Ромар лежал, приникнув  ухом
к земле, глаза его были закрыты, но Таши видел, что старик тоже не спит.
     Когда под утро шум начал стихать, Ромар поднял голову и спросил  чуть
слышно:
     - Ну что, понял что-нибудь в женском колдовстве?
     - Нет, - признался Таши. - Орали много, а что - не понять.
     - Это точно, - усмехнулся Ромар. - Бабы без орежа  не  могут,  у  них
ворожба громкая.
     Под утро заимка затихла, хотя можно было  догадаться,  что  там  тоже
никто не  спит.  На  дворе  давно  рассвело,  когда  отворилась  скрипучая
дверина, выпустив Йогу. Старуха была еще более встрепана  и  страшна,  чем
вчера. Красные глаза, казалось, сочились кровью. Йога спустилась с высокой
приступки, подсела к костерку, который гнетил во дворе Таши.
     Мужчины молчали, ожидая, что скажет хозяйка.
     - Умаялась девка, - произнесла Йога. - Пусть поспит.
     Ромар и  Таши  промолчали,  соглашаясь.  Верно,  пусть  поспит,  коли
умаялась. Йога потерла черной ладонью лицо и призналась:
     - Все сделала, что могла, а проку  нет.  Не  по  мне  дерево.  То  ли
ослабела, то ли кто-то  под  руку  толкает.  Нет  хода  моей  ворожбе,  не
примирить мне лихо, не успокоить, - старуха еще помолчала и добавила: - Не
знаю, что вам и посоветовать... Разве что к полуночному колдуну послать...
     - Эк ты сказанула... - потянул Ромар. - Где его искать, того колдуна?
И есть ли он вообще? Сказкам о северном колдуне  столько  же  лет,  что  и
прародителю Лару. Если там где-то народ обитает колдовской - то иное дело,
а одинокого колдуна быть не может.
     - Может, - строго прервала Йога. - Я вот, живу одна - и  сам  видишь,
можется покуда. Так и он.
     - Рассказывай, что о колдуне знаешь? - напрямую потребовал Ромар.
     - А то же, что и все! - огрызнулась Йога. - Есть,  мол  в  полуночных
странах, за горами да за долами, неведомый волхв. Сидит он в пещере  и  на
весь мир оттуда зрит. А дорога к пещере  заговоренная,  человеческой  ноге
туда пути нет. Но уж коли  кто  пройдет  заговоренной  тропой  и  в  глаза
колдуну посмотрит, тот может что угодно просить, отказа не будет.  Это  ты
хотел услышать, мудрый Ромар?
     - Хочу услышать, зачем ты эту сказку помянула, - тихо произнес Ромар.
     - А затем, что не сказка это, а  правда.  Есть  кто-то  в  полуночных
горах. Зим тому пятнадцать матери ходили на север, искали,  да  ни  с  чем
вернулись. Но колдовство там есть, это они за верное говорили.  Усыпил  их
вражина при подходе, не пустил к своей пещере.
     - Зачем ходили-то? - спросил Ромар.
     - Помощи хотели спросить против вашей мужичьей  власти.  Затем  и  от
рода ушли. Так и не нашли пещерника, но  главное  уяснили:  не  будет  нам
оттуда подмоги. Кто там сидит: зверь, человек али чудо подземное,  но  это
не женщина. Женскую руку даже среди странных существ признать можно.  Дело
нехитрое, - Йога тряхнула пегими патлами и с вызовом спросила: -  Ну,  что
теперь скажешь?
     - Ничего, - Ромар вздернул обрубками рук. - Дорогу выспрашивать буду.
А то дело старое, что о нем талдычить.
     - Ишь, вьюн  скользкий!  -  старуха  вдруг  улыбнулась,  ощерив  пару
уцелевших черных зубов. - Дорогу ему... Ладно, расскажу дорогу.  Только  я
сама там не бывала, так что не обессудь, ежели совру в чем. Отсюда пойдешь
на полуночь. Дорога холмами идет, удобная, лес чистый. Только не шуми там,
ну да сам знаешь, что в лесу с шумливыми бывает.  Споро  будешь  идти,  на
третий день выйдешь к Болотищам. Место гиблое. Прежде текли реки, а  потом
туда пришла Слипь. Старается, бедняга, хочет земле прежний облик  вернуть.
Там я уже не бывала, но и с холма на Болотища глядеть - жуть забирает.  Да
ты меня слушаешь ли?
     - Ты говори, - успокоил Ромар, - мне дважды повторять не нужно.
     - Болотища - хоть место мокрое, а стоит высоко; я  ж  говорю,  прежде
реки там были, а может - озера, теперь уж не  понять.  Потом  опять  малая
толика холмов будет, камень там из земли выпирает, а за ним - великий дол.
Лес в нем нехоженый, местами, говорят, деревья так сплелись, что  и  ласка
не проползет. А может - врут, матери-то прошли.  Дорога  там  прямая:  как
выйдешь к долу, поднимись на крайний холм. Оттуда увидишь  гору,  в  ясную
погоду ее хорошо видать. Называется РытАя гора. Пещер в  ней  много,  а  в
пещерах кости. Чьи кости - неведомо, среди живущих таких нет, ни людей, ни
зверей, ни чудищ. На той горе матери  долго  быть  не  велели;  только  на
вершину подняться. Оттуда видать другую гору. Имя у  нее  -  БуйнАя  гора.
Пещер там нет, а нечисти хватает. Сумеешь  уцелеть  -  с  вершины  увидишь
Полуночные горы. Туда тебе и дорога. А уж как там  искать  -  сам  смекай;
матери дальше не прошли. Но ворожба там  могучая.  Сам  посуди:  бессонных
матерей усыпить. Ведь еле ушли оттуда. Там я тебе ничем не помогу -  своим
умом доходи. И найдешь ли помощи, тоже не знаю. Но если не там, то  больше
негде.
     - Спасибо тебе, - поклонился Ромар. - Постараемся справить  дело  как
должно.
     - Понял дорогу-то? - переспросила Йога.
     - По-онял... - протянул Ромар. - Чего не понять... Вот пройти по этой
дорожке - иное дело, а на словах понять не сложно.
     Йога в задумчивости почесала бородавку под  глазом,  а  потом,  видно
решившись, произнесла:
     - Ну да ладно... попробую вам еще пособить. Провожатого  дам,  -  она
зыркнула по лицам мгновенным взглядом и добавила: - Сына пошлю.
     - Сына?.. - не сдержал удивления Ромар.
     - Да, - подтвердила ведунья. - Все равно он вас уже соследил, захочет
догнать, так не уйдете. Он где-то рядышком болтается, сейчас позову.
     Йога по-особому засвистала сквозь зубы, скорее даже  засипела  что-то
явно волшебное, потому что простым ухом этот звук и за полсотни шагов было
бы не различить. Ответа тоже не последовало, но Йога зорко оглядела  кусты
и сказала:
     - Идет, горюшко мое. Так и есть, вас высматривал, далеко  не  уходил.
А, да вот и он!
     Раздвинув смородинные кусты, к избушке вышел парень.  Был  он  молод,
разве немногим постарше Таши, так что  и  волос  на  щеках  еще  не  начал
пробиваться. Ростом сын Йоги тоже не вышел, а тело было даже не  тощим,  а
восково-прозрачным, словно не осень на дворе, а разгар  весенних  голодов.
Парень был бос, да и вся остальная  одежка  была  у  него  не  по  погоде:
подбитая ветром безрукавочка, распахнутая  на  впалой  груди  и  потертые,
мехом наружу, кожаные штаны. Голова не покрыта,  руки  пусты.  Не  то  что
оружия какого, но и легкой тростинки не было у него. Парень шел  небрежной
походочкой, приволакивая ноги  и  чуть  ли  не  извиваясь  при  ходьбе  по
змеиному. Этаким шагом выходит в  круг  знатный  на  все  селение  танцор,
лениво потягиваясь и изгибаясь,  оглядывая  собравшихся  сонным  взглядом,
чтобы в следующее мгновение взорваться бешеной пляской.
     Таши идущий не понравился с первого взгляда. И поза, и  внешность,  а
всего более то,  что  он  умудрился  не  замеченным  подойти  едва  ли  не
вплотную.
     - Ну, иди живей! - позвала Йога. - Вот ведь  обормот,  то  ему  людей
подай, а как люди сами пришли, так он схоронился и глаз не кажет. Ох, горе
мне с тобой!
     Заморыш никак не отреагировал на ворчание матери, видно, давно привык
и уже не обращал внимания. Он  неспешно  приблизился,  улыбнулся,  блеснув
крепкими зубами, потом медленно поднял безоружную руку. И хотя  рука  была
тонкой, чуть