собственном рту вынес
первого человека из моря на берег. Ромар выслушал  рассказ  внимательно  и
перечить не стал. Всякий род по-своему на  свет  появился,  каждый  своего
предка первым человеком считает. Хотя и любопытно - предок Большой  Лосось
этим людям или просто чудесный помощник? Во всяком случае, по  весне  дети
лосося без счета били идущую на нерест рыбу и тем кормились чуть  не  весь
год. Хлеба лесовики то ли не знали, то ли не родился  он  в  этих  суровых
местах, овец тоже не держали  -  в  лесу  стадо  заводить,  только  волков
кормить.  Обходились  охотой,  всяким  лесным  кореньев,  грибами.  Кислой
моховой ягоды брали столько, что до новой хватало. С начала осени до самых
холодов сидели на лесистых островах, потом перетаскивали мешки  со  сбором
на материк и по незамерзшим еще рекам сплавляли к селениям.
     Такое дело Ромара весьма заинтересовало.  Он  и  прежде  слыхал,  что
умеют западные люди по воде ходить, но как они это делают - не знал. Уже в
становище,  греясь   возле   очага,   выслушивал   Ромар   снисходительные
объяснения: что есть лодка, как  ее  построить  и  чем  она  против  плота
удобнее. Таши к этим разговорам не прислушивался, но и  Ромару  не  мешал;
старику виднее, о чем расспрашивать.
     В лагере Таши с Ромаром усадили в одном из балаганов возле  очага,  а
Унику унесли в маленькую  землянку.  Таши  сунулся  было  следом,  но  его
шуганули, и Ромар велел покориться.
     Знахарки у них тут хорошие, - сказал он, - выходят девчонку.
     Таши покачал головой, но поскольку  над  крышей  землянки  поднимался
густой дым, спорить не стал. Всяко дело, Уника в тепле. Главное, чтобы  не
замерзла, а там и сама оклемается.
     За  день  отогрелись  у  огня,  отъелись  кислой  ягодой  и   жирным,
приванивающим рыбой мясом. Ромару сказали, что это  мясо  морского  зверя,
который  называется  кит.  Таши  опять  покачал  головой,  но  есть  стал.
Невкусно, зато на морозе такое есть хорошо, от жирной пищи  в  теле  долго
тепло держится.
     К вечеру одна из старух привела Унику. Таши  ее  сразу  и  не  узнал:
красная, распаренная. Но на своих ногах пришла, здоровая. После этого Таши
и вовсе сердцем размяк.
     Только  не  бывает  так,  чтобы  мелкие  духи,  паршивцы   зловредные
чего-нибудь не подпакостили. Вечером, пора  спать  укладываться,  а  Уника
вытащила из-за ворота лестовку,  посчитала  узелки  на  кожаном  шнурке  и
напомнила разомлевшему Таши, что сегодня вдовья ночь.
     - Опять? - уныло спросил Таши. - Да куда ж я пойду?
     - Просись в соседний балаган, - Уника была непреклонна.
     Таши подавил вздох и вышел под вызвездевшее к морозу небо.
     Осенью темнеет  рано  и  поздно  рассветает,  поэтому  люди,  подобно
медведям, отсыпаются после летних трудов.  Лагерь  уже  затих,  на  холоде
никого не было. Таши присел возле костра, дотлевающего  перед  балаганами,
протянул руки к тусклым углям.  Днем  здесь  были  развешены  на  просушку
мешки, в которые  потом  пересыпали  смерзшуюся  клюкву.  Сейчас  ненужный
костер медленно догорал. Очевидно  дети  лосося  не  считали  обязательным
выставлять дозоры в родных местах. Значит, Таши  предстоит  одинокая  ночь
под  открытым  небом.   Таши   вздохнул,   проглатывая   обиду.   Вот   уж
действительно,  старый  обычай  в  новой  жизни,  что  детская  одежда  на
здоровенном парне, только жмет да мешает.  Хотя,  и  Унику  понять  можно:
нарушив закон в одном, во всем  прочем  она  старалась  следовать  заветам
предков. Видать, не легко дается ослушание, и молодая женщина  чувствовала
себя виноватой, хоть и стояла когда-то перед судом с непокорной головой...
     Но покуда расплачивается за все Таши.
     Старший из ягодников, заросший до самых глаз мужчина по  имени  Стом,
появился из темноты, присел рядом. Помолчал, сколько  прилично,  чтобы  не
показаться назойливым, потом начал говорить:
     - Безрукий старец рассказал нам кое-что о цели вашего путешествия. Мы
тоже знаем, что в глубинных мирах творится что-то неладное,  хотя  до  сих
пор священный лес хранит наш род, и ничего дурного с  нами  не  случилось.
Правда, на море все  лето  не  утихают  бури,  и  морской  зверь  ушел  из
привычных мест, но зато волны за  лето  выкинули  на  берег  трех  больших
китов, и мяса у нас теперь больше, чем можно съесть. Многие этим довольны,
но я согласен с вашим старцем, когда он говорит, что добыча на чужой  беде
- не добыча. Ведь у вас вначале охота  тоже  была  весьма  удачна.  У  вас
случилась засуха, а здесь все лето лили  дожди,  вы  и  сами  видите,  что
творится на болотах - сейчас тут может завязнуть даже опытный ходок. Пусть
лучше жирные киты плавают далеко в море, где их нельзя достать, но  и  все
остальное пусть идет, как заведено от века.
     - Правильно... - вздохнул Таши.
     - Я думаю, что мы должны помочь вам в вашем деле. Мы можем поделиться
кое-какими припасами и  дать  мокроступы,  чтобы  вам  легче  было  пройти
трясину. Все равно нам они больше не понадобятся: выпал снег и ягоду стало
нельзя брать.
     - Спасибо... - поблагодарил Таши.
     Помолчали.
     - Вам повезло, - произнес бородатый, что твоя  женщина  не  слегла  в
горячке. Это очень опасно - вымокнуть в такую погоду.
     - Да...
     Стом бросил на притухшие угли  несколько  забытых  веточек  и,  когда
желтый огонь озарил лица, повернулся к Таши и спросил:
     - Почему ты сидишь здесь, а не спишь с женой?
     - Сегодня вдовья ночь, - честно ответил Таши. - Мужчины не могут быть
сегодня в одной  постели  со  своими  женами,  они  должны  спать  с  теми
женщинами, чьи  мужья  умерли.  Так  заведено  от  века,  чтобы  вдовы  не
чувствовали себя одинокими, и чтобы род не оскудел от того, что у  молодых
вдов перестали рождаться дети.
     - Это правильный обычай, - согласился Стом. - Наш род невелик,  живем
мы в глуши и знаем, что это значит, когда кровь застаивается. Наши  соседи
- род медведя, на востоке и воины с косами,  живущие  на  юге,  не  больно
любят нас. Они могут отнимать наших женщин, но не хотят жить с ними здесь,
не желают оставлять нам свою кровь.
     - Это несправедливо.
     - Я рад, что ты понимаешь это, - произнес Стом. - Я хочу просить тебя
об одном одолжении. Ты все равно разлучен на эту ночь со своей  женой,  и,
если это не запрещает ваш закон, проведи ее с одной из наших женщин.
     Таши задумался. Закон говорил, что вдовью ночь  следует  проводить  с
женщинами из той же семьи, к  которой  принадлежит  спящая  в  одиночестве
супруга. Но ведь у Уники теперь вовсе нет семьи... И эти люди,  как  успел
понять Таши, тоже на семьи не  делятся.  Значит,  закон  не  нарушен.  Вот
только перед Уникой все равно неловко. Даже странно: она сама выгоняет его
из постели, а ему неловко идти к другой женщине.
     Таши взглянул на ждущее лицо Стома и ответил:
     - Я сам родился от прохожих людей. Я согласен.
     Стом благодарно улыбнулся и повел Таши к  землянке,  в  которой  пару
часов назад старухи выхаживали Унику. Стом приоткрыл плетеную из лозняка и
обитую шкурой дверь.
     - Моя дочь там, - тихо сказал он. - Она ждет тебя.
     Таши понимающе кивнул.  Конечно,  за  кого  еще  мог  просить  старый
охотник... Таши подождал, пока Стом отойдет, и проскользнул в  приоткрытую
дверь.
     Внутри было жарко натоплено и совершенно темно. Таши остановился,  не
зная куда идти и опасаясь налететь на что-нибудь в темноте.
     - Я здесь, - прозвучал во тьме тихий  голос.  Тонкая  рука  коснулась
Таши, потянула к себе.
     У дочери Стома были  пушистые  волосы,  вздернутый  нос  и  маленькая
плотная грудь, по какой легко отличить нерожавшую женщину. Сейчас Таши уже
не испытывал неловкости перед Уникой, боялся лишь одного, что не  признает
на свету свою случайную возлюбленную. В  отряде  пять  или  шесть  молодых
женщин и у всех вздернутые носы, лучистые зеленые глаза,  что  к  старости
обретают прозрачность ноябрьской  воды,  и  пушистые  волосы,  удивительно
светлые, не соломенные даже, а почти  белые.  Правда,  он  знает,  как  ее
зовут, но не спрашивать же с утра у  девушек:  а  которая  тут  среди  вас
Зуйка?
     - Хочу тебя видеть, - сказал Таши.
     Зуйка приподнялась, отыскала в очаге,  занимавшем  чуть  не  половину
землянки, тлеющие угли, подожгла конопляный фитиль, плавающий в  плошке  с
жидким салом морского зверя. Когда огонек осветил ее, она улыбнулась  Таши
и легла рядом, прижавшись к его плечу. Маленькая ладошка бродила у Таши по
груди.
     - Смешной ты, - сказала Зуйка. - Щеки гладкие как у девушки, а  грудь
волосатая.
     - Говорят, это к счастливой жизни, - ответил Таши.
     - И красивый ты... у нас в роду таких нет. А у вас, что, все такие?
     - Тоже не все.
     - Значит, мне совсем повезло. Жаль, что вы  скоро  уходите.  Я  очень
хочу, чтобы от этой ночи у меня  ребенок  остался.  Я  его  в  твою  честь
назову. Мальчика - Зубром, а девочку - Зубреной.
     - Хорошо, - сказал Таши и, немного помолчав, спросил: -  А  как  твой
муж погиб?
     Зуйка удивленно хмыкнула.
     - Я и не была замужем, - сказала она. - У нас, пока у  женщины  детей
нет, ее никто замуж не возьмет. А то окажется неплодной, что  тогда?  Зато
уж если сейчас все хорошо получится, у меня  потом  отбоя  от  женихов  не
будет. Каждому лестно такого ребенка в семье иметь.
     - Странно... - удивился Таши. - У нас все наоборот.
     - Ну и пусть, - прошептала Зуйка, - лишь бы зубренок был.
     Она крепче прижалась к Таши и вновь начала ласкаться.


     Таши проснулся непристойно поздно - на улице уже давно светлел  день.
Землянка была пуста,  когда  ушла  Зуйка,  Таши  не  заметил.  Попросту  -
проспал.
     Таши поспешно оделся, вышел на воздух. Стоял легкий  морозец,  низкие
облака стелились чуть не задевая вершины сосен. И хотя снега не было, но и
определиться со сторонами света  не  удавалось.  Обманывался  замкнутый  в
узком пространстве взгляд. Таши  недовольно  покачал  головой  и  пошел  к
большому балагану. У самого входа в дом он увидел Унику и  Зуйку.  Женщины
стояли рядом и... Таши вытаращил глаза, не  веря  себе  самому.  Более  не
женского занятия он не мог представить! Зуйка и Уника стреляли из луков!
     Шагах в двадцати стояла прислоненная к стволу  деревянная  плаха.  На
ней красным суриком была нарисована птица: не то лебедь,  не  то  гусь.  И
женщины по очереди били стрелами в изображение, стараясь попасть в  тонкую
шею. Самое смешное, что стрелы ложились довольно кучно, причем не только у
Зуйки, но и у Уники, которой, насколько знал Таши, до  этого  стрелять  не
приходилось.
     Таши еще вчера заметил, что женщины лосося ходят с луками, подивился,
но ничего не сказал. А теперь и Уника схватилась за мужское оружие!
     Таши подошел, молча взял лук, попробовал тетиву. Лук  был  маленький,
но довольно тугой, хотя, конечно, не по  его  руке.  И  стрелы  легкие,  с
костяным наконечником, на мелкую дичь. Хотя, в лесу другого  оружия  и  не
нужно. Таши вернул лук Зуйке, молча прошел  в  балаган,  вынес  свой  лук,
огляделся в поисках подходящей цели. Стрелять было некуда; не за  двадцать
же шагов в нарисованного гуся... Так и не найдя ничего достойного  стрелы,
Таши  прицелился  в  красную  гусиную  шею  и  спустил  тетиву.  Кремневый
наконечник с тупым звуком ударил в центр деревянной плахи  и  расколол  ее
пополам.
     - Вот так стрелять надо, - сказал Таши, забросив лук за спину.


     На следующий день подошло время расставания. Дети лосося возвращались
к себе на материк, а трое путешественников продолжали путь  через  болота.
Светящийся радушием  Стом  выделил  гостям  добрый  запас  копченой  кеты,
отсыпал ягод и выделил мокроступы, в которых можно безбоязненно пройти  по
самому хлипкому зыбуну. Больше всего  мокроступы  напоминали  плетеные  из
вербного куста корзинки. Их надевали на ноги, и  тогда  можно  было  идти,
медленно  переступая  и  переваливаясь  с  ноги  на  ногу.   Плоское   дно
распределяло вес ходока на большую площадь, и  слабые  болотные  травы  не
грозили прорваться под ногой идущего. Хождение в этакой обнове оказывалось
медленным, мучительным, но зато безопасным.
     Ромар, Таши и Уника уходили с острова первыми. На плече у Уники висел
подаренный Зуйкой лук. Сперва Таши это  дело  не  понравилось,  но  Уника,
демонстрируя оружие, сказала:
     - Ведь это не просто так. Раз они мне свой лук отдали, значит, в свою
семью приняли, теперь и у меня не только род, но и семья есть.
     Против  этого  Таши  ничего  возразить  не  мог.  Значит,  ничего  не
пропустила Зуйка из его рассказов, все сделала как надо. Теперь ни  людям,
ни предкам обиды нет - не на стороне Таши гулял, а проводил вдовью ночь  с
женщиной из той же семьи, что и своя жена.
     Таши Зуйка успела шепнуть:
     - Мне старухи гадали - сказали: все будет хорошо.
     Вот так вот. Прямо хоть не уходи никуда.
     Болото  зачавкало  под   ногами,   задышало   незамерзающей   глубью.
Приветливый остров быстро  уменьшался  за  спиной,  будто  проваливался  в
трясину. Впереди смутно  синел  дальний  лес,  за  которым  снова  ожидало
болото, и так все дальше, полого спускаясь в безграничную низину,  посреди
которой торчит РытАя гора, а за ней БуйнАя гора, а там и  Полуночные  горы
видать, где прячется обиталище северного мага, который один может  усыпить
восставшего Кюлькаса.



                                    8

     К ночи едва добрались  к  дальнему  лесу.  Как  и  обещал  Стом,  лес
оказался скверным, по сути то же болото, только земля потверже, такая, что
может выдержать серьезное дерево. С трудом Ромар отыскал место для костра,
а спать так и вовсе пришлось в сырости.
     На следующий день  приключилась  новая  напасть.  Таши,  как  всегда,
проснулся перед рассветом, и хотя глядел на небо старательно, но так и  не
смог определить, где восход. Воздух посерел, в бледном свете  обозначились
деревья, а солнце как и не всходило вовсе. К этому Таши уже  привык  и  не
особо беспокоился, ожидая,  что  Ромар,  как  обычно  бывало,  укажет  ему
направление. Ромар всегда безошибочно определял стороны света,  причем  не
только в степи, где все знакомо, но и в лесу, где только род медведя  умел
ходить, разбирая тайные приметы. А Ромару никакие приметы были  не  нужны.
Он и без того всегда знал, где восход, а где закат.
     Но сегодня в словах старика Таши расслышал неуверенность.
     - Кажется, туда, - сказал Ромар, указав кивком направление,  а  потом
остановился и признал: - Не пойму, что случилось. Никто не  водит,  чужого
колдовства и следа нет, а куда идти - не знаю. Не иначе, здесь само болото
голову мутит. Не хочет выпускать.
     - Выпустит, - заявил Таши. - Главное, никуда  не  сворачивать,  прямо
идти.
     - Прямо идти дело нехитрое, - признал Ромар. - Кругами  я  и  тут  не
пойду, не настолько еще одурел. А вот с верного пути можем сбиться. Ну  да
что делать? Решили туда идти, так пошли.
     Мокрый лес скоро кончился, вновь началась топь и пришлось  натягивать
мокроступы. Таши потерял всякое представление о сторонах света и был готов
поверить, что они вернулись назад и бредут  через  то  же  болото,  что  и
вчера. Но Ромар сказал, что это какое-то другое  место,  и  лес,  маячащий
вдали, будет посуше.
     Так и оказалось.  К  темноте,  измучившись  и  изломав  с  непривычки
мокроступы, выбрались на сухое. Невысокая скальная  гряда  торчала  здесь,
словно земная кость. Белые лишайники  пятнали  камень,  в  трещинах  росли
сосны. Кое-как набрали дров и устроились на ночлег. Перед сном, когда  все
дела были переделаны, как обычно заговорили о завтрашнем дне.
     - Не нравится мне это болото, - начал Ромар. - Я здесь себя  кутенком
слепым чувствую. Ползешь и не знаешь, то ли тебя сейчас молочком  угостят,
то ли утопят, чтобы под ногами не путался. Вот и думаю, может  нам  дальше
по пригорку пробираться?
     - А он нас в сторону не уведет? - засомневался Таши.
     - Так идем, али нет - не знаю, но уж всяко дело не к дому,  -  сказал
Ромар. - По-моему лучше по сухому крюка дать, чем бултыхаться, словно муха
в киселе. А гряда если и уводит вбок, то не сильно.
     Таши особо не возражал, ему равно не улыбалось давать крюка и чавкать
по болоту. Он пожал плечами и сказал:
     - Обождем до завтра. Может с утра солнце проглянет.
     На том и порешили. Пожевали вяленой  кеты,  запили  горячей  водой  с
клюквой и улеглись спать.
     Первую стражу, как обычно, взял на себя Ромар. С вечера ему обычно не
спалось, да и злыдни всякие в начале ночи чаще себя проявляют. А вот  Таши
умел засыпать сразу, не ворочаясь без сна и минуты. Зато и вскочить мог  в
любое мгновение так, словно и не спал. И на  этот  раз  выспаться  ему  не
удалось. Не прошло и часа, как Ромар осторожно толкнул  его.  Таши  тотчас
вскочил, ухватив удобно положенный топор.
     - Что?!.
     - Гляди, - тихо прошептал Ромар, кивая в сторону низины.
     Таши замер, уставившись в смутную даль болота.
     Не было там ни малейшего движения, и шума  даже  самого  слабого,  но
Таши мгновенно ощутил, что и впрямь  недаром  поднял  его  старик.  Что-то
творилось на темной равнине.
     Уника тоже проснулась и стояла рядом с ними, напряженно вглядываясь в
темноту.
     - Идет... - прошептала она.
     Таши сжимал лук, наложив на тетиву лучшую из заговоренных стрел.  Вот
только, куда здесь стрелять? Простор как в степи, и снег  кругом,  готовый
выдать любую черную тень, а видно еще хуже чем в лесу. Одни колючки  звезд
над головой отблескивают в снежной пелене.
     Таши  прищурился.  Перед  глазами  поплыли  цветные  круги:  голубые,
зеленые... Таши тряхнул головой и в следующий миг понял,  что  свет  и  на
самом деле брезжится там. Не могильные огоньки,  не  предгрозовое  опасное
свечение, а  не  пойми  что,  светлые  пятна  за  гранью  зрения.  Оно  не
шевелилось,  не  двигалось,  но  древний  ужас  сковал  мысли,   заставлял
съежиться, стараясь спрятаться от этого таинственного ничто.
     Таши заскрипел зубами, приводя себя в  чувство,  и  негромко  спросил
Ромара:
     - Куда его бить-то, ежели что?
     - Разглядел?.. - довольно спросил старик. - А никуда не надо бить. Мы
и так укроемся. А бить это бесполезно. У этого ни тела нет, ни головы,  ни
вообще ничего. Так что победы нам тут не найти. Давай прятаться.
     Таши метнулся было гасить костер,  но  Ромар,  ничуть  не  скрываясь,
крикнул:
     - Стой! Оно все равно не увидит. У него  ни  глаз,  ни  ушей.  Кремни
доставай, боло... что там еще у тебя есть? Камни отвязывай и клади наземь.
Сюда... вот сюда еще... Сюда бы тоже надо... жаль маловато камней,  ну  да
ладно, и так не переползет. Это только камнями и  остановишь,  боится  оно
камней. Ты знаешь хоть что это?
     - Слипь... - тихо ответила Уника, держась за живот. - Слипь поганая.
     - Правильно, догадалась, - строго проговорил Ромар. -  Но  ты  ее  не
бойся. Подумаешь, Слипь... Ты главное, помни, что с тобой все  в  порядке.
Мужикам нельзя на нерожденных гадать, а Йога мне шепнула перед  прощанием,
чтобы я ваше дите берег. Не простой  человек  будет,  ему  много  в  жизни
обещано.
     - Сын? - повернувшись к Ромару радостно вскрикнул Таши.
     - А вот этого не знаю. Не сказала старая.
     Тем  временем  голубоватое  свечение  залило  всю  моховую   равнину,
коснулось крутого острова и  медленно  поползло  вверх.  Уника  затравлено
озиралась, не находя себе места. Таши обнял ее за плечи.
     - Ничего, - сказал он, - у меня еще стрелы с кремневыми наконечниками
есть. Я их вторым рядом вокруг костра разложу.
     - Правильно, - согласился Ромар.
     Прошел час бессонной ночи.  Бестелесный  свет  поднялся  на  высотку,
окружил костер призрачным валком, словно  светящийся  студень  громоздился
вокруг. В промежутках между камнями Слипь пыталась  проползти  вперед,  но
выгнувшись, замерла, не достигнув второго защитного круга.
     - Может, все-таки стрельнуть в нее?